Черный крест - Алексей Тарасенко 6 стр.

- Тем временем иду в ратушу и пытаюсь разговорить "отца святого". Но он ни в какую не хочет говорить ничего о черном кресте. Он рассказывает охотно о здешних мадам и мсье; оказывается, здесь есть врач, который лечит всех сейчас, после отмены нашими властями франка, за бесплатно, есть булочник, он тоже для стариков печет серый хлеб бесплатно, ведь партизаны снабжают олдмобили (шутка такая) лишь армейскими консервами.... Еще, говорю, есть мадам, которая приносила к вам сегодня свою дохлую кошку...

Священник смеется.

Они же все старенькие. Они немного уже не в себе. Маразм, так сказать, что с ними по­делаешь?

30. Тем временем ребята совершенно не зря сидят в засаде в доме священника: буквально тем же вечером они поймали партизана. Пока я возвращался к храму, по дороге встретил этих наших солдат, ведущих парня, который был одет во все черное, а также у него был черный, залихватски набекрень, берет. Ребята его чуть не линчевали, но я не позволил. Так вот, оказы­вается, кому принадлежали порнографические журналы! Красивый молодой человек с длин­ными светлыми волосами и ярко-голубыми гла­зами. Он так...печально смотрел по сторонам, время от времени запрокидывая несколько горделиво голову назад.

Что-то в нем мне не понравилось, и я при­казал ребятам засучить рукава черной руба­хи этого парня. Оказывается, я все интуитив­но чую: вены у него на руках были просто ис­полосованы, в нескольких местах, как мне показалось, намечались тромбы... вот такой сгусток крови, но не в вене на руке, а в моз­гу-и все!

4*

Вечером беру Михаила Лукина с собой, и мы идем навестить партизан. Мы все больше сдруживаемся с этим парнем и обмениваемся адресами. Только ему я доверяю и рассказы­ваю, что был, хоть недолго, в плену у партизан У партизан нас снова принимает знакомый уже командир. Спрашиваю его, не является ли чле­ном его отряда парнишка, которого мы сегодня поймали в доме священника.

- Нет, конечно, парень хоть и выглядит как партизан, да ему далеко до нас. Это просто сын этого святоши, закоренелый наркоман, леча­щийся, но безуспешно у местного доктора. Скорее всего, думаю так, дело безнадежное. Парень просто тает на глазах, и ничто ему не может уже помочь.

Напоследок командир местного партизан­ского отряда сопротивления нас предупредил, что, по его данным, как ему сообщают от его командования, на днях в городе Пойак русские войска боевыми пулями в упор расстреляли многотысячную демонстрацию протеста. То есть теперь партизанское движение Франции просто обязано чем-то ответить, отомстить. Скорее всего, на днях по вам будет нанесен сильнейший партизанский удар. Против вас выставят, наверное, до тысячи бойцов. Здесь

ваш отряд просто идеальнейшая жертва. Бла­годарю его за информацию, спрашиваю, не будет ли его отряд участвовать в "карательной акции".

- Нет- говорит- конечно, мы будем обя­заны поддержать, если что, своих всяческими припасами и при необходимости принять ра­неных, но конкретно наш отряд принимать уча­стие в нападение на вас не будет.

- ???

- Я все еще надеюсь на то, что вы сможете сделать то, для чего вы сюда прибыли.

- А я в этом уже начинаю сильно сомне­ваться! - Мы расстаемся и возвращаемся в 101 замок - нужно оповестить всех о том, что пора готовиться к бою.

Полная

Боевая

Готовность.

Часть IV

01. Тем временем в ратуше мы разместили священника и его сына в соседних камерах. Сын священника настолько плох, настолько запущена его наркомания, что он однажды, в одну из ночей, умирает. Как ни старался наш медик - все его усилия были тщетны. Да и что он мог поделать в приближенных к боевым ус­ловиях? Отец, услышав о смерти сына, рыдает днями напролет и обещает его "вытащить". Священник упрекает нас в том, что мы не по­звали лечащего доктора, но на самом деле док­тор просто исчез. Мы многократно посылали

людей к нему домой, если бы он был в городе, то точно уж мы его как-нибудь, да застали на месте.

Приказываю временно труп парня помес­тить в местном морге, постараться завести хо­лодильные установки, подключив их к нашему электрогенератору. В морге обнаруживаем несколько трупов, которые уже и не пахнут: с тех пор, как отключили электричество, они уже успели и протухнуть и отпахнуть... Кладем не­счастного парня в свободную ячейку. Блюю в сторонке, вдали от взглядов солдат, при вос­поминании вида этих развалившихся на со­ставные тел. Неожиданно обнаруживаю рядом рядового. У него то же самое, по той же самой причине.

02. При всем этом еще, вспоминая предуп­реждение командира французских партизан, стараемся максимально защитить замок от попытки проникновения партизан, пусть даже в ходе хоть самой наисмелой и дерзкой атаки. Когда наши ребята активно минируют север­ную сторону крепостной стены замка, конеч­но это нападение и происходит. А у нас прак­тически все командиры "в поле". Со мной ря­дом лишь Лукин. Завязался неравный бой, в противостоянии которого был перевес числен­ности на стороне наших врагов. Скажем так, один против тридцати. На момент нападения "в поле" находилось около сорока наших са­перов, которых мы могли поддержать с крепос­тной стены лишь сотней стволов. Им бы только пробиться к воротам, но, к сожалению, парни были взяты врагом в полукольцо.

Никогда не забуду, как со словами "Россия превыше всего" погибали наши лучшие сол­даты; Михаил Панков, несмотря на близко по­дошедших партизан, обстреливавших его мет­ров с восьмидесяти, под пулями как ни в чем не бывало продолжал минирование, он хотел закончить свою работу, потому что все и все­гда доводил до конца, так его учили. Нечаянно задев за собственноручно установленную мину, Михаил подорвался. Наверное, метров на пят­надцать вокруг лежали его синего цвета внут­ренности, пока он в конвульсиях еще несколь­ко минут умирал, с высоты крепостной бойни­цы я видел его глаза: он смотрел в нашу сторону и, перед самым концом улыбнувшись, пома­хал на прощание рукой. Александра Комисса­рова французский снайпер застрелил прямо в глаз - это у них, французских партизан, шутка такая над солдатами-очкариками. Поэтому в армии людей с плохим зрением снабжают лин­зами, но дальше надевать их или нет - дело свободного выбора самого солдата. Никогда не забуду, как четверо ребят несли Сашу на руках, его очки были перебиты пулей на две части, осталось лишь одно очко, которое без­надежным маятником болталось на душке на его окровавленном правом ухе. Пытавшемуся помочь еще живому Комиссарову медику Ар­тему Прокофьеву снайпер отстрелил правое ухо - Артем схватился за голову и упал, обли­ваясь кровью. Левон Аратюнян со снайперс­кой винтовкой, обнаружив раньше всех врага, успел залезть на дерево и, ведя меткий огонь, смог некоторое время сдерживать (один!) на­тиск врага с левого фланга. Положив около двадцати партизан ранеными и убитыми, Ле­вон погиб. Одичавшие от вида крови партиза­ны еще долго решетили из пулеметов его без­жизненное тело, застрявшее в ветвях.

Квасникову Ивану взрывом гранаты вышиб­ло глаза, тогда он, повернувшись лицом к не­приятелю, улыбнувшись, превозмогая боль, вынул из кобуры "Стечкина" и, вставив ствол себе в пустую глазницу, вышиб себе мозги. Так нас учили в училищах: даже если ты умираешь, когда все уже для тебя потеряно, производить действия по психологическому воздействию на противника.

Последним из всех наших ребят, кто мини­ровал подходы к северной стене замка, погиб Роман Ракитин, встав во весь роете гордо под­нятой головой, подняв пулемет и не переста­вая из него стрелять, он закричал:

- Россия! Россия! Россия!

Эти подлецы особеннно долго терзали тело нашего героя огнем из своих М16 \ЛЛ/.

Подвиг Ракитина, как и подвиг героической смерти всех остальных наших товарищей, во­одушевил нас - я перестал лить, как баба, слезы и жевать сопли... Подхватив голос Ромы, слабевший от пуль, пронзавших его тело, мы стали вопить:

- Россия! Россия! Россия! Россия! Рос­сия превыше всего!

В этот момент приказываю Лукину срочно бежать в ратушу и вызывать вертолеты. Чтобы он слушал и исполнял приказы, а не рассуж­дал по их поводу: "Я ребят не брошу! Я ребят не оставлю!" - бью его по лицу:

- Исполняяяяяять!

Тем временем, уничтожив сорок наших че­ловек в неравном бою в поле у крепостной сте­ны, французы пошли на приступ. Они достали деревянные лестницы и полезли наверх. Про­должаем отстреливаться как можем. Кидаем гранаты, а из самых близких к земле бойниц поливаем врага огнем из огнеметов. Вы еще запомните нас! Кто-то запел гимн нашей дер­жавы. Его тут же подхватили десятки других гло­ток:

Из пепла воскресши, меня не забудь. Рос­сия превыше всего!

Хрена лысого воевать, продвигаясь мед­ленно? Стремительная атака - залог наимень­ших потерь. Теперь-то я вспоминаю неотесан­ного Орлова совсем по-другому. Отец родной, да ведь хотел лишь, чтобы мы в переделке име­ли хоть на немного шансов побольше к тому, чтобы выжить. Какой же я был неблагодарной скотиной! Никогда себе не прощу.

Хоть мы и успели положить сотни три вра­гов, не меньше, но все равно их столько, что, кажется, устоять нам не придется. Возвраща­ется Михаил и докладывает, что сделал все как надо - сюда вскоре пришлют штурмовые вер­толеты, но даже раньше их прилетят штурмо­вые самолеты.

Скорее бы, скорее бы!

Раньше я думал, что все летчики - надмен­ные, горделивые щеголи, чрезмерно зациклив­шиеся на своей форме. Теперь же... Соколики родные! Ну, где же вы?

Наши потери несмотря на то, что мы ведем огонь с очень хороших позиций, сквозь узкие щели бойниц, все возрастают. Мне почему-то очень не хочется, чтобы Лукин погиб. Он моло­же меня года на три - самый младший из всех офицеров. Приказываю ему отпустить из-под ареста священника. После чего пойти на пост к черному кресту. Чуть не плача: "А как же ре­бята?" - он все же исполняет.

Потом мы начинаем скидывать на головы французов мины для минометов, бросать мот­ки колючей проволоки и сыпать противопехот­ные отжатые мины... Черный дым, марево и огонь. Все-таки они не могут взобраться пусть даже в самый нижний ряд бойниц. Наши ребя­та дерутся в рукопашную штыками: "Это вам от матушки России!" - но стоят до конца.

Когда все же в одну из бойниц проникают вра­ги, паренек, "державший" ее, видимо почувство­вав в этом свою вину, дергает кольцо гранаты, висящей у него на бронежилете,- за одной де­тонируют все остальные гранаты, и шестеро влез­ших французов пронзает сотнями осколков.

- Ребята! Держитесь! - неожиданно за­работала "местная" рация.- Не покидайте пределов "объекта 112" и по возможности най­дите себе укрытие.

Штурмовики сбрасывают первые бомбы.

03. Ткаченко не интересует, сколько мы се­годня потеряли парней.

- Хоть на сколько-нибудь, хоть на чуть-чуть вы смогли продвинуться? Ну, может быть, по­явилась хоть какая-нибудь зацепка?

- Боже! Что я наделал!

- Наоборот, сегодня я сдуру приказал от­пустить из-под стражи человека, который, судя по всему, об этом знает больше, чем осталь­ные.

- И что же?

- Он тут же исчез.

- Куда?

- Смеетесь? Откуда я знаю?

- Нет, Алексей, мне сейчас не до шуток, наверное вы не до конца понимаете, какая от­ветственность возложена сегодня на вас. Нам просто казалось, что вы можете взрывать так, как никто другой...

Ну, ладно, я объясню вам все. Скорее все­го, вам это все покажется странным и неве­роятным, но прошу вас, я не приказываю, про­шу вас, выслушайте меня внимательно. Этот

Пашкевич, старый пердун, изменил весь ход российской истории: вначале он с помощью креста воскресил вашего тезку - лидера мар­гинальной революции двадцатых годов - и ис­пользовал его как марионетку для захвата вла­сти в стране. Потом он, все время экспери­ментируя с крестом, научился "модулировать" газы направленного психического воздействия на человека. По профессии Пашкевич химик, и специализировался он на отравляющих веще­ствах, работал на секретных предприятиях обо­ронки. Крест дал ему возможность путем ди­ких экспериментов - а вы бы знали, сколько тел расстрелянных из тюрьмы в Москве на­правлялись не в крематорий, а к нему в Питер, чтобы в холодильниках осуществить в этом деле настоящий прорыв! Мертвые тела на кре­сте - несмотря на то, что они мертвые - му­тируют, что у трупов животных, что у трупов лю­дей появляются новые отделы мозга, но неко- . торые старые абсолютно отмирают. Получается новое существо с активным желанием удов­летворить свой голод, но предпочитающее по- чему-то лишь живых существ. И жрать они лю­бят, пока ты еще жив. Когда жизнь в тебе исся­кает, интерес пропадает тут же. Абсолютные монстры.

Итак, Пашкевич создал газы направленно­го воздействия на мозг человека: мозг меня­ется, мутирует , изменяется физически в че­репной коробке. Понимаете? Зато человек приобретает определенный набор нам необ­ходимых черт: невозмутимость, наивность, ве­селость. Мы пол-Европы опылили газами, ме­няющими - и, заметьте, моментально и на­всегда - человека. С фронтов возвращаются десятки тысяч наших ветеранов, лишенных на­прочь еоли к жизни. Людей, которыми можно лишь управлять и потакать. Огромное количе­ство людей, в мозгах которых сдохла и теперь гноится агрессивность и инстинкт самосохра- 111 нения. Зато заметны признаки появления но­вых отделов. А там что? Какие желания, кото­рые, может быть, люди со временем просто не смогут контролировать, они будут думать, что делают все так, как надо, но при этом будут совершать что-либо ужасное?

Люди просто нанюхались газов.

[азы Пашкевича весьма опасны. Вы помни­те об Иуде Искариотском? Когда он повесился на смоковнице, у него из живота вывалились внутренности. Я думаю, он жил, вися несколь­ко часов. Просто в таком состоянии наступает смертельное удушье. Но так как через смерть

его тело уже прошло, он стал "кем-то", навер­ное с новыми отделами головного мозга и с отмирающими старыми; смерть не смогла из­бавить его тело от боли, вызванной впиваю­щейся в шею веревкой, и удушья, потому как с точки зрения нормальных живых тело уже было мертво - но оно живо, вследствие многоча­совой, наверное, борьбы тела с веревкой в конце концов перенапряженные мышцы живо­та... а кто знает, на что способны наши мышцы после многочасового напряжения - никто еще не пробовал что-либо такое над кем-то проде­лать,- так вот, скорее всего, происходит раз­рыв нижней (наиболее мягкой) части живота Иуды. Первый, как мы говорим, вампир.

На сегодня же ситуация такова: американ­цы и англичане знают, что причиной быстрого продвижения наших войск на Запад является использование нами особенных газов. Они стараются, и небезуспешно, оградить свои войска от наших химических атак. Еще они ак­тивно сотрудничают с другими странами, с ко­торыми воюем мы. Такими темпами вскоре мы вынуждены будем воевать против многих стран, но без нашего мощного стенобитного ору­дия - газов. Они или применят что-то вроде нашего против нас, или научатся терпеть на себе наши газовые атаки, перенося их без осо­бого для себя вреда. То есть мы на пороге вой­ны без особых преимуществ для себя - и при этом со многими противниками сразу

Чтобы исправить ситуацию, Пашкевичу при­дется разрабатывать еще более сложные по сути и эффективные по воздействию газы.

Но все осложняется тем, что на сегодняш­ний день Пашкевич - это человек, мозг кото­рого очень хорошо работает. Лишь на науку. А от­личить нормальную политическую идею от глу­пости - увы, уже не способен. Недавно Пашкевич изъявил желание создать некую уни­версальную, применяемую в России идею еди­нения славянских народов, а так же... сиониз­ма! Для чего это, вы думаете, Пашкевич по­слал наших брать Иерусалим? Сам-то он кто, как думаете? Поэтому на сегодня в Генштабе имеет место идея прекратить полностью экс­перименты Пашкевича. Особо он подчеркива­ет слово "полностью".

- Тогда почему бы вам не забрать этот крест и не привезти его, скажем, в Москву и оттуда на Новую Землю, туда, где ядерный полигон, и там оставить в эпицентре?

- Нет, это исключено, как только крест ока­жется в Москве, люди Пашкевича обязательно сделают все, чтобы крест достался ему. Да и кто вам сказал, что он разрушится от ядерно­го взрыва? Авиационная пятисоткилограммо­вая бомба создает на небольшом участке давление многократно большее, чем атомная бомба.

- Алексей, поймите, Пашкевич долго ждал этого момента, сейчас он на пороге этого сво­его нового открытия - внушить миллионам людей какую-то сумасшедшую утопию не пу­тем пропаганды, убеждения или еще чего-то, а путем распыления газов. Но, по нашим сведе­ниям, для полного успеха ему необходим чер­ный крест. Насколько нам известно, Пашкевич собирается забрать его с помощью несколь­ких наших пехотных частей, находящихся сей­час в Испании: сегодня в вашем направлении уже выдвигается генерал Пустовалов - при­ятель и верный пес Пашкевича. Наверное, он скоро со своими войсками окажется в замке... то есть у вас на все осталось меньше пяти дней. Если еще есть.

04. А мы зализываем раны: потеряли около 70 человек, и их необходимо срочно кремиро­вать. Партизаны еще не очухались от налета нашей авиации, но ничего, пройдет время - и все будет в порядке. К моему счастью, медик Артем Прокофьев остался жив. Ему оторвало ухо полностью, он потерял много крови, но он жив. Я очень рад. Артем помог очень многим людям.

Снаружи замка сотни тухнущих на жаре тру­пов партизан. В самом замке начались непо­нятные пожары, вспыхивающие то тут, то там. Замок хорошо заблокирован, мы следим за воротами, всеми бойницами, за каждой ще­лью, но после я понимаю, что с семьюдесятью людьми личного состава защитить или даже охранять такую громадину эффективно вряд ли смогу.

Приказываю всем заняться закладывани­ем нижних бойниц крепостной стены. Когда все сделано - хоть и наспех,- все-таки какая-то защита у нас есть, мы покидаем ратушу и груп­пируемся вокруг храма. Занимаем сам храм, а также несколько прилегающих к нему домов. Все устали, но времени нет совсем. На нас напали утром, а ближе к вечеру на централь­ной площади замка, где и всегда, совершил посадку вертолет с авиационным офицером. Офицер долго меня расспрашивал: откуда могли прийти партизаны, где могли быть их скопления,- для того, чтобы нанести туда еще авиационные удары, силами штурмовиков и штурмовых вертолетов.

Я припомнил, что когда мы отбивали парти­занскую атаку, то заметил среди партизан лица, виденные мною в лагере, расположен­ном недалеко от замка,- значит, делаю я вы­вод, командир того отряда меня обманул, ска­зав мне, что его отряд в действиях против нас участвовать не будет. Его никто не тянул за язык, а командир должен быть хозяином сво­их слов. Мщу ему и его отряду, сообщая коор­динаты его "шакальего логова" в лесу. Да, они поймут, кто навел авиацию, да, они будут мстить. Да, у нас были некоторые договорен­ности о невмешательстве. Но не мы, а они их первыми нарушили. Месть на войне почти ни­когда не кончается.

Прошу офицера повременить с налетом на партизан, а выслать лучше санитарные верто­леты для наших двенадцати раненых. Офицер соглашается:

- Уже делаем! - и приказывает своему заму определить необходимое количество вер­толетов.

Смотря вокруг себя на этот уютненький го­родишко в окружении крепостных стен, он за­мечает, что:

- Вам не плохо бы подкрепленья бы!

Я лишь ухмыляюсь:

- Ничего, сами справимся.

- Ну, если что, сигнальте - прилетим.

- Да, знаем, спасибо, но только через час.