05. На следующее утро два больших медицинских вертолета в сопровождении четырех вертолетов-штурмовиков забрали наших раненых товарищей. Прощание с теми, кто был в сознании и мог прощаться, было недолгим, но сердечным.
- Держитесь, ребята,- кричали нам они, поднимаясь на вертолетах в чистое небо Франции. А мы им немного завидовали.
Перед отлетом я все пытался разговорить Артема Прокофьева, но парень все никак не приходил в себя, все бредил. Он все пытался спасти Комиссарова и, гладя мне в глаза, серьезно, как будто бы даже и не бредя, говорил: "Это еще ничего. Пулю я выну, потом анасте- зия, реанимируем Сашу, все будет хорошо..."
- Артем, Саша погиб!
- Что ты! Что ты! Он ранен. Я же говорю тебе, пу-лю я вы-ну... - и так без конца.
Потом мне сообщили, что Артем не долетел до госпиталя.
Затем понимаем, почему город постепенно захватывают пожары: из лесов, не очень серьезно, но так... время от времени, по нам ведут огонь из минометов партизаны. Мины с напалмом.
- Опять я в храме, у этого креста, будь он проклят, но развязки все не предвидится. Чуть ли не нечаянно обнаружили, что в храме кто-то побывал, когда нас не было. Пока мы воевали, на кресте появилась какая-то отвратительно пахнущая слизь. Но нам, как всегда, некогда, и я как бы не замечаю этого происшествия.
Нас осталось всего 58 человек, включая меня и Лукина, курсантов-практикантов, а по совместительству еще и командиров для еще более молодых ребят, чем мы. Тогда принимаю решение разбить наш отряд надвое для того, чтобы одной половиной руководил я, а другой -Дмитрий. Диме и его отряду поручаю еще раз осмотреть весь замок на предмет наличия в нем возможностей для партизан проникнуть к нам.
- Не успел я снова засесть за записи в компьютере священника, переводя их с помощью мощной армейской программы-переводчика, как в храм врывается опять та самая мадам, просившая нас помочь ей похоронить кошку, и, не глядя ни на кого - в руках у нее опять коробка,- направляется к алтарю. Когда же ребята ее нагоняют, чтоб выяснить, в чем дело, она делает очень театральный жест рукой и говорит:
- Смотрите! Сейчас произойдет чудо!
Когда она это сказала, все, кто был в тот момент с ней рядом, набросились на нее: черт знает эту старушку, что еще за чудо она нам приготовила, вдруг она на старости лет чудом считает связку гранат? А что настоящее для нее чудо - так она его, наверное, никогда не видела.
Подбегаю к коробке, упавшей на пол, открываю: боже мой! Мерзкая вонь: внутри кусок гнили, вони, шерсти и земли - бабушка снова нам принесла свою кошку. Из лесу она ее выкопала.
Я начинаю сердиться, и, иногда мне так кажется, еще немного и начну вести себя неправильно. По рации говорю Михаилу, чтобы он со своими ребятами после осмотра крепостной стены обыскал все дома в замке на предмет... местных жителей.
Ближайшие два дня здесь будет жарко. Несмотря на то, что небо снова заволакивает бледно-серыми, низкими и выглядящими теплым ватным одеялом тучами.
08. В который раз я размахиваю белым платком? А... не важно.
Ко мне к воротам замка приходит партизанский "товарищ представитель":
- ???
- Мы вынуждены временно выселить этих двадцать шесть стариков из их домов; вы сможете их пристроить?
- Уи... а вы не будете нас обстреливать, когда мы будем забирать тела наших товарищей из-под крепостной стены?
- Нет. Пожалуйста, забирайте.
- Как там поживает наша реликвия?
Не знаю, откуда, но во мне появляется уверенность, и я отвечаю:
- Скоро у вас здесь не будет никаких таких реликвий!
Вижу, что парень получил от таких моих слов какое-то облегчение.
Наверное, зря я так: мы передаем стариков в руки партизан, точно зная, что завтра лагерь, если найдут, сотрут с лица земли... Пытаюсь чем- то оправдать себя. Мы не можем больше их кормить, самим мало, а эта сумасшедшая, которая
со своей кошкой уже два раза пугала наших ребят так, что оба раза они ее чуть не пристрелили, да и найдут ли наши вертолетчики лагерь в лесу? Ну, и прочее...
Нет! Я бегу изо всех сил и догоняю партизан, уводящих под руки этих немощных мужчин и женщин, некогда отработавших свое и теперь ожидающих своей очереди в рай или ад:
- Скажите мне, только честно, почему ваш командир мне солгал, что вы не будете участвовать в атаке на нас, а вы участвовали?
Партизаны и старики обступили меня кольцом:
- Мсье, наш командир, тот, с которым вы 121 разговаривали перед самым боем, погиб, и на совещании командиров вместо него был уже Другой.
- Тогда... тогда... завтра утром ждите вертолеты.
- Вы хотите сказать, что завтра утром прилетят ваши вертолеты бомбить наш лагерь?
- Если хотите жить, уходите.
А тем временем у нас остается всего два дня.
09. Временно прекратились обстрелы из минометов, но пожары уже потушить невозможно.
Связывался Мирошниченко, он был угрюм, видимо разуверившись в нашей попытке.
- Вы ведь даже ничего не попробовали с крестом сделать - ничего!
Оправдываюсь, что обнаружил по кресту большую базу данных.
- Большую базу данных, старых, глупых сказок? - Он переходит на крик: - Да вы знаете, каких усилий мне стоило не позволить Пашкевичу перевезти крест в Россию? Я даже просил назначить меня командующим ГРУ Западного фронта, а не всей нашей разведки, для того чтобы быть поближе к этому проклятому кресту, а вы? А что сделали вы? - Сколько я это уже слышал.- Нет, вы определенно опять хотите в рас- стрельную тюрьму.
Рпв.
10. Кроме стариков, нами переданных под заботу партизан, во время рейда по домам было обнаружено еще два трупа. Труп номер один - местного доктора, лечившего всех здешних, то есть тутошних людей; а труп номер два - булочник, пекший бесплатный хлеб всем жителям замка.
Это ужасно, но они все также покусаны.
Пока мы сдерживали атаки партизан, кто- то успел воспользоваться крестом. Видимо, какая-нибудь старушенция над своей собачкой эксперименты ставила.
А я устал, и я хочу спать и даже не лгу.
Вместо этого я ношусь по горящему городу, все больше и больше отсылая солдат, находящихся вокруг меня, в храм отдыхать, баиньки, и тем самым все более усугубляя их чувство обеспокоенности. В конце концов всех собираем в храме, разбиваем с Михаилом снова на две части, но по принципу уже - кто спал, кто не спал, и принимаем решение, что ввиду огромной усталости всех солдат будем делать так: пока один отряд отдыхает, другой бодрствует. Отдых - это не обязательно сон и будет продолжаться он по полсуток.
Но перед тем, как дать команду "разойтись", выводим всех на площадь перед храмом и кремируем в огромном костре величественно, на специальных носилках сложенные в несколько рядов, как в Древнем Риме, тела наших павших товарищей.
Последний раз вижу их лица. Больше не увижу никогда. И мы, оставшиеся в живых, поем для наших мертвых товарищей похоронную армейскую песню:
- Мой товарищ, Душа
Не исчезнет в огне, Твое сердце теперь Будет
Биться во мне!
Многие не могут сдерживать слез, и, к ним поворачиваясь, товарищи пытаются их утешить. Я тоже прослезился, восхищаясь мужеством этих ребят. Они столько перенесли, столько перетерпели, но никто не ропщет, никто не говорит о том, что мне бы пора давно исполнить приказ, который мне дан начальством.
Наступает затишье, пока еще не такое тревожное, как перед бурей, но затишье, момент отдыха. Михаил, сам от усталости еле на ногах, уговаривает меня прилечь.
- Этот крест - вечный! Ему по барабану, когда ты его взорвешь - сегодня ли, или завтра с утречька. А вот ты - не вечный, а несвежий командир - кому нужен?
Я соглашаюсь, я чуть ли сейчас не безу- мею от желания спать. Ложусь на деревянную лавку, говорю Мише, чтобы, если что, он меня будил, и накрываюсь одеялом. Где-то рядом слышу, как ребята говорят друг другу:
- Тише! Командир спит!
Но я слышу, и кричу:
- Мужики! Говорите как можно громче, мне так лучше спится!
Благодать-то какая! Растянутся так - всем телом! Подумав "благодать", почему-то вспоминаю о Боге, как нас учили в школе молиться:
О, мой Бог, иду я спать Ложусь, усталый, на кровать, Если я умру во сне, Ты
Позаботься обо мне!
Iосподи? А Ты не мог бы мне показать, как мне разрушить этот крест? С младшей школы не обращался к Богу, но сейчас, думаю, можно, потому как я так устал, а тут такая благодать! Мне кажется, что я на небе...
11. Впервые за два года мне снился сон, в котором не было ее. Бурные события последних дней все стирали из моей памяти.
Раньше ночью мне или ничего не снилось, в основном, или очень редко снились сны, но там всегда была она.
Теперь этого нет. Я почувствовал себя во сне, как человек, неожиданно получивший исцеление после долгих лет. Можно выдохнуть.
Выпрямиться и ходить. Открыть очи - и смотреть.
Мне снится маленький ребенок (мальчик), куда-то идущий по дороге, ведущей его через поле. Вокруг мальчика - только поле, а сверху - небо. Где-то вдали и слева от мальчика и справа зеленеет (не чернеет!) лес. Вдруг я начинаю видеть этого мальчика как бы под лучами рентгена - со спины, мальчик продолжает идти. Вот, черным, контуры мальчика, а внутри, в груди мальчика, большой-пребольшой бриллиант. Некий ангел, не вредя мальчику - тот продолжает идти себе по дороге,- берет своими руками этот камень и осторожно начинает вынимать. Он вынимает камень - сердце мальчика, но мальчик жив, идет, то есть ясно, что с ним все в порядке, то есть и камень и мальчик только образ. В руках у ангела бриллиант начинает играть всеми своими гранями, переливаться, и раньше лишь слегка улыбавшийся ангел начинает просто сиять улыбкой! Потом звучал голос: "У Господа драгоценный камень - сердце человеческое, благодарное Ему!" В этот момент я проснулся и вскочил.
- Сколько я спал?
- Всего час, товарищ командир,- спите еще!
- Нет, я больше не хочу! Лукин, марш спать! И... приятных тебе сновидений!
Ору во всю глотку:
- Завтра припрется сюда Пустовалов, пригонит тыщи три самосвалов! - Ребята вскакивают, но потом, делая "понимающий вид", улыбаются: командир за один час выспался!
12. Кто-то встает, пытается идти за мной.
- Нет,- говорю,- я сказал "отдых", значит, отдых.
Захватив с собой колун, иду в дом священника. Если он еще не сгорел. Вот у нас, в России, я никогда не видел еще, чтобы дом священника был так далеко от церкви - целых семь минут ходу! А тем временем замок снова начинают обстреливать. Но уже не только минами с напалмовой начинкой, но и из крупнокалиберных минометов. То тут, то там видны следы не слабых разрушений. Ба-бах! - и целый дом, этажей по четыре, начинает оседать, падать и превращается просто в груду камней. Интересно передвигаться по улицам, когда в любой момент на тебя с неба может упасть смертоносный заряд!
Дом священника поврежден. То есть слабо сказано "поврежден", на самом деле его снесло наполовину. Захожу внутрь и встречаюсь со "святым отцом". Он занят интереснейшим делом для хозяина дома: священник пытается его поджечь. Мощный армейский транслятор, работающий от батареек и висящий на кожаном шнуре у меня на шее, начинает работать. Транслятор переводит весьма криво, но что-то разобрать удается:
- Аа, здравствуйте, уважаемые господа оккупанты!
- Здравствуйте, дорогой вы наш хранитель оккультных реликвий.- Верующий еще, блин. - Где ж вы его только откопали, блин? А? Ведь долгое время об этом кресте не было ничего известно.
- Вы не поверите!
- Да что уж там, вы мне скажите, а там посмотрим.
Мы улыбаемся друг другу, но оба настороже. Кажется, что еще чуть-чуть и мы бросимся друг на друга, а там - кто первый вцепится в глотку другого. Медленно, словно боясь вспугнуть священника, достаю пистолет, заряжаю холостыми патронами и наставляю ствол ему в лицо. Вдруг вижу, что выглядит он неважно, у него перебинтованы кисти рук, какие-то пластыри на лице.
- Что это с вами, святой отец?
Он продолжает улыбаться, как ни в чем не бывало:
- Брился, порезался.
- А теперь, святой папаша, вы мне ответите всего на один вопрос, и я сопровожу вас до ворот, а после отдам на попечение партизан.
- Партизаны уже несколько месяцев хотят разрушить черный крест. И я их главный враг. Думаю, когда вы передадите меня в их руки, тогда подпишете мне смертный приговор.
- Даааааа? Тогда я вас отпущу на все четыре стороны. Идите куда захотите. Так вот мой вопрос: как уничтожить черный крест?
- Естественно.
В этот момент он у меня на глазах достает из кармана... что бы вы думали? Заточку, медленно так достает, демонстративно и со всех сил бросается на меня. Я с испугу начинаю стрелять, но мои патроны холостые, ими убить невозможно. Священник начинает смеяться и еще более и более распаляется.
- Гляжу, вы без бронежилета? А зря!
Рояль был в кустах, раздался выстрел, и
священник упал на пол второго этажа своего дома. Дом был как бы разрезан пополам, а на улице стоял заспанный Михаил и щурился.
5 Черный крест
Рядом стояли еще двое наших парней. Михаил, призакрыв один глаз, спросил:
- Эй, ну ты куда исчез?
- Мишка-Мишка, где же твоя крышка? Ты только что шлепнул нашу последнюю надежду получить хоть какую-то информацию о том, как уничтожить крест.
- Извини, я тут думал, что тебя убить хотят, уж прости!
А я начинаю колуном разносить в клочья то, что осталось от уютного, видимо, домика. Бью по стенам, по полам, ломаю двери и сантехнику Михаила отправляем досыпать, а двое остальных начинают помогать мне. Машем колуном посменно, минут по пятнадцать. В конце концов разбив пол в комнате, которая на одну треть обрушена, обнаруживаем примитивный тайник - под паркетом, под ковриком конечно. Бумаги, старые и новые, написанные, конечно, по-французски. Пожелтевшие листы,.заполнен- ные каким-то готическим шрифтом, и листы, напечатанные на принтере. Ну, те, что напечатаны на принтере, можно распознать особым компьютерным армейским распознавателем. Но вот старые рукописи, клочки бумаги, на которых очень неразборчиво написано что-то от руки? Запихиваю все это за пазуху, и мы уходим.
12. Тем временем мы все нужны. С нами связывается Ткаченко - ничего нового; с нами связывается Мирошниченко - у него хорошие новости: он сказал, что надавит на Пустовало- ва, и тот, возможно, остановит свое продвижение на сутки-другие.
Но потом, но потом нас достает знаете кто? Пашкевич.
- Ну что, дорогой вы наш родственничек легендарного Тарасенки? - начал он, характерно так каверкая букву "р".- Вы, по-моему, совсем ошалели, а? Я смотрел эти ваши обмены информацией с Ткаченкой и теперь могу доподлинно сказать, что вы знаете, кому дорожку перебегаете.
- Я не родственник Тарасенко. Я только его полный тезка.
- Ну да, понимаю. Ваши маман и папан от вас с самого рождения скрывали вашу родословную, что ж, похвально, благородно. Но скажу еще больше, это я ввел в стране в обиход эти, но и не только, правила этикета. Так... но вы, юноша...
- Мне уже двадцать три!
- Ах, ну да, вы у нас взрослый, да, извините, забыл, значит, с вас спрос больше... Ну так вот, и теперь, юноша, вы сильно извратились,
5"
да еще так, что думаете, будто вам все можно. Можно трахать всех подряд, можно первому в стране человеку поперек горла костью встать. Вы думаете, что кто-то забыл за вами "Дело № 406867009"? А статья ведь серьезная, а? Самовольное прекращение без уважительной причины употребления таблеток "антисекс", к этому совращения другого человека - иного пола,- с последующим совращением. Вам не кажется, что это немного странно, что тогда вы ничего не получили?
- Меня не осудили за отсутствием улик.
133
- Ага, девочка не захотела вас выдать, ну и что же? Дело можно взять на "доработку" в любой момент! Да и вообще, когда это было видано, чтобы наш суд выносил оправдательный приговор? Да еще по таким причинам - отсутствие доказательств? Молодой человек, вас очень долго опекают дяди из ГБ, но вы им нужны лишь для того, чтобы я не мог спокойно спать. Они вас используют - вот увидите - и выбросят. А то еще чего хуже - шлепнут. Вот что, Алексей Алексеевич, послушайте меня, старого и многое видевшего человека, перестаньте играть в эти игры срочно и слушайте теперь уже мой приказ: черный крест не уничтожать, а завтра утром передать в руки Пустовалова. Иначе же... иначе не сносить вам головы - это я вам гарантирую. Кстати, этот ваш дружок любезный, Ткаченка, он этой вашей Олечке дедушкой приходится. Так что поберегитесь, насколько я знаю, он собирается вам отомстить.
Часть последняя
01. Ребята, стоявшие у меня за спиной, одобрительно загалдели:
- Ух ты, командир, а ты у нас сексом успел позаниматься? Ну, и как это?
- Херня все это, ребятки,- отвечаю,- не стоит, уж поверьте, этим увлекаться.
Обычно в таких или им подобных случаях, в случаях, когда возникает, скажем, некое напряжение, всегда найдется человек, который правильной речью напряжение снимет. То есть когда, к примеру, среди какого-нибудь коллектива назревает недовольство руководством или
*е возникнут, скажем, какие-нибудь порывы к чему-то противозаконному, обязательно внутри самого коллектива есть тот, кто громко и очень убедительно будет всех наставлять на путь истинный. Просто это ребята из ГБ. Они везде.
- А я так и думал,- начинает разглагольствовать паренек, некогда мне предложивший "Марльборо",- жена, секс, семья, дети - зачем это все? Это лишь отвлекает от главного - от службы в армии.
Вокруг раздается одобрительный гул: да-да, у нас еще впереди такие цели, такие задачи - столько еще воевать! Парень говорит, обращаясь ко мне:
- Не так ли, командир? - взгляд его лукав, один глаз прищурен.
- Да-да, конечно так! (Сука.)
Приказываю никому даже не думать о перерыве с приемом "антисекса". Сам лично проверять буду! Гул недовольства и недоумения.