* * *
Подвесной экипаж перемещался почти бесшумно, лишь изредка ролики и шестеренки двигательной системы издавали приглушенный лязг. Монорельсовые дороги сетью опутывали Альбион, протянувшись от полуострова Корнуолл до Шеффилда; а центром этой рукотворной паутины был Лондон. Сердце Альбиона, столица в столице; гигантский муравейник, кишащий представителями всевозможных рас и национальностей - такими словами описывал Озорник цель их путешествия. Пока же за окошком вагона проплывали унылые образы индустриального пейзажа, изредка сменяясь каменистыми, поросшими вереском и дроком пустошами, болотами и речушками.
Исполинские Л-образные опоры возвышались над крышами домов, поддерживая несущий рельс. Зачастую их экипаж проплывал на расстоянии вытянутой руки от плотно закрытых окон. Воздух Альбиона был насыщен тяжелыми, неприятными запахами. Сквозь щели вагончика тянуло то вонью мыловарен, то тиной и водорослями от узкого, с мутной водой канала, то непередаваемым "ароматом" городских свалок - и, конечно же, неистребимым и всепроникающим угольным чадом.
- Как думаешь, он согласится? - спросила Ласка у своего спутника.
Озорник задумчиво глядел в окно.
- Полагаю, да. Фелис славятся своим авантюризмом и безрассудством. Знаешь, будь на его месте человек - он, скорее всего, отказался бы.
- Почему? За такие деньги…
- Полиция Альбиона действует безжалостно и эффективно. Поэтому здешние преступники предпочитают минимальный риск. Посмевших нарушить закон судьи отправляют на виселицу безо всякого снисхождения - иногда по нескольку десятков в день.
- Однако! - Ласка поежилась.
- А ты как думала? В нашей игре ставки высоки. Но это и к лучшему, наверное.
- Почему?
- А какой смысл растрачивать жизнь по пустякам?
По мне, так лучше поставить на кон все, что у тебя есть, и поглядеть, чья карта сильнее. - Озорник помолчал и вдруг усмехнулся: - Хотя туз в рукаве никогда не помешает, знаешь ли.
- А кто такой этот полковник Мэтью Фокс? Он что, - девушка понизила голос, - один из этих?
- Нет, - покачал головой Озорник. - Он, конечно, богат и влиятелен, но даже и близко не стоит к истинным властителям мира. Полагаю, он и сам не знает, что именно находится в его руках; иначе хранил бы эту вещь куда надежнее. Впрочем, добраться до нее и так будет нелегко.
- Его вилла хорошо охраняется?
- О, да! У сэра Мэтью пунктик относительно воров и грабителей; он превратил свое поместье в настоящую маленькую крепость… А ограда - кованая решетка высотой в три человеческих роста, к тому же концы пик дьявольски острые.
- Ты что, пробовал туда залезть?
- Нет. Но я нашел того, кто пробовал, - Озорник помолчал. - Парень еле жив остался. Виллу стережет стая свирепых мастифов и несколько слуг, вооруженных винтовками… Мой собеседник поймал две пули - в плечо и ягодицу; ему чудом удалось скрыться.
- Мастифы?
- Порода собак. Здоровенные, с теленка, брыластые твари.
- Знаешь, мне как-то не очень хочется быть загрызенной, - поежилась Ласка.
- Уж поверь, мне тоже! Поэтому мы не полезем через ограду.
- А как? Неужто через канализацию? - Девушка поморщилась.
- Нет. - Озорник испытующе посмотрел на нее. - Ты войдешь туда сама, без провожатых - и откроешь дорогу остальным.
- Как это?! - Глаза Ласки округлились от изумления.
- Очень просто. Мальчишке Билли, ученику механика, пора исчезнуть. Теперь его место займет очаровательная юная авантюристка.
- Хорошенькие дела! - Девушка возмущенно отвернулась. - А меня, стало быть, и спрашивать не надо?!
- Послушай, это часть плана. Я предположил, что ты не будешь против. Но если тебе не нравится, я придумаю что-нибудь еще. - Озорник чуть заметно усмехнулся. - Например, попробуем проникнуть туда через канализацию. Мне необходима эта вещь, Ласка. Нужна позарез. Без нее ничего не получится.
Девушка молчала, чувствуя, как щеки предательски наливаются красным. "Он ведь положил на это всю жизнь! А я тут еще… кобенюсь".
- Ну хорошо, - хрипловато буркнула Ласка. - Только я все равно не понимаю! Разве что этот Мэтью Фокс приглашает всех без разбора.
- Как раз наоборот. Но пусть тебя это не беспокоит! - подмигнул Озорник. - Ты попадешь туда как желанная гостья - московитская дворянка графиня Воронцова.
- Что?!
* * *
- Опять вы здесь! - Инспектор с отвращением поднял воротник: туманная влага конденсировалась на стальных фермах моста и капала вниз. - Послушайте, как вас…
- Мюррей. Джек Мюррей. - Джек был уверен, что инспектор прекрасно помнит его имя.
- Объясните мне такую вещь: почему вы каждый раз оказываетесь на месте преступления едва ли не раньше полиции?
- Вы меня подозреваете? - поднял бровь Джек.
- Разве я сказал это? Нет, я всего лишь хочу знать, кто из моих людей поставляет вам информацию. Намекните, а? Клянусь, я и пальцем его не трону.
Мюррей улыбнулся и покачал головой:
- Лучше сделайте заявление для прессы. Только, умоляю, не…
- Полиция работает над этим! - мстительно ухмыльнулся инспектор. - Впрочем, вы, по своему обыкновению, напишете - "Скотленд-Ярд в тупике", не правда ли?
- Читателю нужно что-то конкретное, вы же понимаете… Если уж не имя убийцы - то леденящие душу подробности. Покойный, часом, не был осведомителем полиции?
- Да, в этом деле вы, газетчики, большие доки. - Инспектор проигнорировал заданный небрежным тоном вопрос, и Мюррей утвердился в своих подозрениях. - Ладно, можете взглянуть. Надеюсь только, у вас крепкий желудок.
Джек, стараясь не перепачкать туфель, шагнул к телу.
- Биллингс, ну что там у вас?
- Многочисленные ожоги на теле, сэр. Беднягу ошпарили, словно молочного порося.
- Опять пар? - Мюррей глянул в лицо мертвеца и поморщился.
Багровая маска застыла в беззвучном крике; вытаращенные глаза были абсолютно белыми - словно вареное яйцо. Из рваной раны на лбу тянулась запекшаяся кровь. Руки покойного были грязны, ногти содраны - похоже, перед смертью человек царапал землю.
- Эх, если бы ваши люди не затоптали следы!
- Хотите поучить меня моей работе, а? Так вот, к вашему сведению: следы - это первое, на что мы обратили внимание! - Инспектор был рад поставить нахального щелкопера на место, и Джек мысленно поздравил себя: его тактика принесла плоды.
- Там, - инспектор махнул рукой в туман, - он столкнулся с чем-то, что напугало его до чертиков. Бедняга бросился бежать, не разбирая дороги. Ссадина на голове - пустяк, он споткнулся и ударился о ферму моста… А вот дальше получается нечто странное. Парень бежал к реке, как будто надеялся найти там спасение; но так и не успел добраться до воды. В прибрежном иле ясно видны следы борьбы, да и одежда покойного выглядит так, словно он кувыркался в грязи… Потом он несколько ярдов прополз - должно быть, уже умирая.
- Значит, все произошло у воды? Скажите, инспектор, - а чьи-нибудь еще следы там остались?! - Джек вытащил блокнот в жестком кожаном переплете, извлек из его корешка тонкую латунную палочку с грифелем - патентованный вечный карандаш.
- В том-то и дело, что нет, - поморщился инспектор. - Ни единого! Такое впечатление, будто парень умер совершенно самостоятельно, без всякой помощи извне. Но если все же имело место самоубийство, то где, хм… орудие? Знаете, Мюррей, это дело меня доконает. Сплошные вопросы и ни единого ответа!
Джек снова глянул на лицо покойника. "Ну уж нет, готов поспорить на что угодно - это не суицид!"
- Кто нашел тело?
- Местные жители. - Инспектор кивнул на темнеющие неподалеку дома. - Ночью их разбудили жуткие вопли…
- Но, как обычно, никто ничего не видел.
Инспектор бросил на Мюррея взгляд, словно говоря "не будь идиотом".
В голову Джеку неожиданно пришла идея. Торопливо простившись, он направился прочь. Едва полицейские скрылись из вида, репортер свернул в ближайшую подворотню - и почти сразу обнаружил искомое. Тощий подросток сидел на груде шифера, сосредоточенно орудуя перочинным ножиком - по всей видимости, пытаясь вырезать более-менее целый кусок из старой подметки.
- Эй, малый! - негромко окликнул его Мюррей.
Юнец поднял настороженный взгляд.
- Вам чего, мистер?
- Поди сюда, дело есть. - Порывшись в кармане, Джек выудил шиллинг.
Подросток приблизился, все так же настороженно поблескивая глазами; видно было, что он в любой момент готов дать деру. "Точь-в-точь помойный кот!" - усмехнулся про себя Джек.
- Скажи-ка, малый, ты слыхал о том, что здесь случилось ночью? Ну, все эти крики и так далее…
- Ничо я не знаю. - Мальчишка попятился, не сводя, впрочем, взгляда с монеты.
- Я не сыщик! - поспешно сказал Мюррей. - Я журналист, газетчик. Просто хочу разузнать, что здесь такое творится.
- Чего-чего. Убили здесь одного - все шлялся, вынюхивал. - Юнец криво ухмыльнулся.
- Ты его знал?
- Не-а… - Подросток замотал лохматой головой. - Откудова? Он не здешний, это точно. Местные все по домам сидят, особливо ежели туман…
- Да ну? - Джек изобразил недоверие. - С чего бы людям бояться тумана? Здесь такое частенько случается.
Юнец облизнул губы.
- Это все из-за призраков! - выпалил он.
- Каких еще призраков?!
- А таких… Они появляются по ночам, вместе с туманом! Настоящие призраки, чтоб мне провалиться! И горячие, ровно адский пламень. Старый Эдвард Мозель повстречал как-то одного, возвращаясь из трактира. Хотел схватить его - да как заорет! Грит, будто за чайник кипящий схватился! У него ладонь потом вся клочьями облезла, сам видел.
- И что, из-за одного пьянчуги все боятся выходить из дому? Что-то не верится…
- Так ведь их не только Эд видел, мистер! И другие тоже встречали, особливо кто по ночам шарится… - юнец неприятно усмехнулся. - Местных-то они никого не трогают, но лучше на всякий случай держаться подальше… Здесь ночью всякое может быть!
- Ну, хорошо. - Джек щелчком переправил юнцу монету; тот проворно схватил ее на лету.
В голове Мюррея потихоньку складывался план будущей статьи. Добравшись до оживленной улицы, он взмахом трости остановил кеб и, назвав вознице адрес, откинулся на жесткую спинку сиденья. К тому моменту, как лошадь остановилась, он уже практически завершил работу. Осталось лишь записать придуманное и отшлифовать некоторые фразы. Джек снимал квартиру в восточной части Гринвича; здесь селились в основном люди среднего достатка. Он распахнул дверь - и едва не столкнулся с девушкой, сбегавшей вниз по ступенькам.
- О! Прошу меня простить. - Мюррей отступил и приподнял шляпу.
Незнакомка состроила нетерпеливую гримаску и проскользнула мимо. Джек заинтересованно смотрел ей вслед. Волосы, чересчур короткие для нынешней моды, выбивались из-под шляпки непослушными вихрами, плащ-пелерина, слишком легкий по такой погоде, трепал ветер.
- Кто эта леди? - осведомился Мюррей у консьержа.
- Некая мисс Вайзл; она всего второй день как поселилась у нас. Вроде бы имеет какое-то отношение к театру, - консьерж усмехнулся в густые усы. - Прелестная девушка, не правда ли?
- Пожалуй… - задумчиво кивнул Джек.
* * *
Уроки хороших манер поначалу не вызывали у Ласки ничего, кроме отвращения; но Озорник был неумолим.
- Ты должна продержаться, по крайней мере, час! И все это время тебя будут окружать люди, до тонкостей знающие здешний этикет, впитавшие его нормы с молоком матери…
- Кошмар! Послушай, но я ведь ничего не знаю об этой Воронцовой…
- Это как раз неважно. Графиня будет такой, как тебе захочется; главное - умение держать себя… И хорошо подвешенный язык. Но с этим у тебя проблем нет, по-моему.
Правилам хорошего тона девушку обучала миссис Сивер - сухощавая желчная особа, придирчивостью своей живо напомнившая Ласке ее старого урядника времен службы в Крепости. По прошествии нескольких уроков девушка начала чувствовать себя скованной невидимыми цепями: все эти понятия о том, что должна и чего не должна "настоящая леди", просто не умещались в голове! Вдобавок пришлось сменить привычные уже одежки мальчишки-механика на женский наряд. Все ее счета оплачивал Озорник. Откуда он добывал деньги - оставалось загадкой; Ласка все собиралась расспросить его об этом - но каждый раз забывала. Компаньона своего она теперь видела крайне редко и исключительно на людях: незамужней девушке не полагалось принимать у себя мужчин. По словам миссис Сивер, это окончательно и бесповоротно компрометировало ее "в глазах общества".
Тяготы нового положения были очевидны. Поначалу Ласка успокаивала себя тем, что это ненадолго; но по прошествии нескольких дней, к немалому собственному удивлению, обнаружила, что происходящее понемногу начинает ей… нравиться! Отношение окружающих разительным образом изменилось. На молчаливого подростка с угрюмым характером обращали внимание исключительно в одном смысле: как бы он что-нибудь не стянул. Облачившись в платье и начав пользоваться косметикой, Ласка тут же ощутила интерес противоположного пола. Это оказалось странным, раздражающим. Но и приятным тоже! На удивление приятным. До этой поры большинство мужчин, с которыми ей довелось общаться, были казаками Крепости, а ухаживания товарищей по оружию не шли дальше двусмысленных шуток и шлепков по мягкому месту. На последнее Ласка пару раз отвечала ударом маленького, но крепкого кулачка, что надолго отбивало у шутников охоту. Но теперь… О, теперь это было нечто иное! Заинтересованные, теплые взгляды, дружелюбие и интерес - иногда тщательно скрываемый, иногда нет, к ее скромной персоне. Девушка робко попробовала кокетничать - и поразилась, насколько падки мужчины на столь примитивные штучки. Желания опробовать "женские чары" на своем друге Ласка не испытывала совершенно: казалось, та вспышка страсти меж ними была единственной и случайной. Озорник, конечно, заметил произошедшие в ней перемены - еще бы, он ведь сам был их творцом!
- Миссис Сивер творит чудеса. Нет-нет, я нисколько не умаляю ваших заслуг, леди: это просто замечательно. Из куколки вылупилась бабочка! - Озорник подмигнул девушке. - Но ты пока что не графиня Воронцова, скорее, хм-м… начинающая авантюристка. - Он усмехнулся. - Теперь следует поработать над стилем; впрочем, уроки хороших манер оставлять нельзя. Нынче вечером я сведу тебя с одним интересным человеком.
Знакомство состоялось в старом, изрядно запущенном особняке. Немногочисленные следы былой роскоши еще сохранялись: резные дубовые панели, чиппендейловский шкаф в углу комнаты, напольные часы с массивным фарфоровым циферблатом, напоминающие вычурное надгробие. Но рассохшийся, почерневший паркет взывал о циклевочном ноже и лаке; да и полосатые обои давно выцвели и пожелтели от времени.
Хозяин встретил их лично. Богатырского телосложения, хотя и несколько обрюзгший, он был облачен в заметно повытертый бархатный шлафрок и мягкие домашние туфли. Благородный профиль несколько портил красный, в прожилках нос, выдававший пагубное пристрастие хозяина к спиртному.
- Мисс Вайзл, позвольте представить вам моего друга Тома О’Шонесси, замечательного человека и, не побоюсь этих слов, одного из самых выдающихся трагиков современности. - Озорник отвесил церемонный поклон. - Поверьте, вряд ли во всем Альбионе найдется человек, знающий актерское ремесло столь досконально. Том, а это - та самая девушка, о которой я говорил…
- Вы преувеличиваете мои скромные заслуги, друг мой! - О’Шонесси улыбнулся и вальяжно указал на продавленный диван. - Прошу вас, присаживайтесь. Итак, мисс Вайзл, вы решили попробовать свои силы на театральных подмостках?
- О, это любительский спектакль. Но я отношусь к своей роли очень серьезно! - отвечала наученная Озорником девушка. - Знаете, я участвовала в "живых картинах"; но тут совсем другое! Честно говоря, я очень боюсь опозориться.
- Гм… Ну что же, я буду рад, так сказать, поделиться опытом. Хотелось бы, конечно, увидеть текст пьесы. Или это что-то общеизвестное?
- В том и дело, что текста, как такового, нет, - пришел на помощь Ласке Озорник. - Новые веяния, знаете ли: имеется общая постановочная канва, а в ее рамках артисты импровизируют в соответствии с выбранным образом.
- Ох, не одобряю я подобные новации! - Старый актер осуждающе покачал головой. - Что толку в них, мой друг? В конце концов все вернется на круги своя, к шекспировским традициям, помяните мое слово…
Наука Тома О’Шонесси оказалось непростой, куда тоньше "хороших манер" - но и куда увлекательней. До сих пор Ласка видела театральное представление только единожды - когда Крепость посетила бродячая итальянская труппа, бог весть какими судьбами занесенная на Урал. Обильно жестикулирующие люди в странных нарядах тогда не произвели на нее особого впечатления. Куда больше заинтересовал девочку московитский медведь, сопровождавший артистов в качестве телохранителя и проводника.
- Забудьте о сцене, леди. Забудьте о роли, в конце концов. Вы не должны играть эту вашу графиню; вы должны быть ею! Взять хотя бы последнюю реплику… Не акцентируйте приказание, это совершенно ни к чему!
- Но…
- Вы не сержант, командующий взводом солдат! Голос должен звучать мягко и ровно… И абсолютно уверенно! У этой леди не возникает даже тени сомнения, что ее распоряжение поймут неправильно или исполнят неверно… Ну-ка, попробуем еще раз… Нет-нет, опять не то, с самого начала! Ваш взгляд выдает смятение, и этого достаточно, чтобы загубить роль! Поймите: ваше достоинство - это броня, разрушить которую не-воз-мож-но! Ничто не способно смутить вас, кроме ваших собственных чувств и мыслей. Движения души рождаются изнутри, а не вовне - именно это вы должны показать!
Ласка была поражена. Ей открылась вдруг еще одна грань этого мира; открылась через ее собственное, пусть и невеликое пока, умение - позой, осанкой, вскользь брошенной фразой закладывать в головы окружающих нужные ей мысли! Для закрепления навыков они с Озорником совершали долгие прогулки, с заходами в рестораны и театры. Дни улетали прочь, словно ласточки; минула неделя, затем еще одна - и вот, наконец, Озорник сказал:
- Завтра.
- Ну наконец-то! - вздохнула Ласка, чувствуя, как тревожно забилось сердце. - Значит, коты согласились?
- Я в этом даже не сомневался. Фелис уже в Лондоне, разнюхивают, что и как.
- Ну, и каков твой план?
- Строгого плана нет - но это и к лучшему; опыт подсказывает мне, что в такого рода делах что-нибудь обязательно пойдет не так. Будем действовать по обстановке. Твоя главная задача - помочь фелис проникнуть в дом; остальное уже их забота.
- Может, ты наконец скажешь мне, как оно выглядит - то, что мы ищем? Вдруг я увижу его?
- А я разве не говорил? - Озорник удивленно поднял бровь. - Мне казалось… Надо же, старею! Это такая забавная штуковина… Книга, переплет которой невозможно толком разглядеть.
- То есть? Она что, невидима? Прозрачна?
- Нет, ты определенно увидишь перед собой книгу; но вот сказать, к какому веку она принадлежит, из чего сделана обложка и каков ее точный размер, не сможешь… Каждую секунду все это будет казаться немного другим, хотя момент превращения глаз не замечает. Своего рода воплощенная платоновская абстракция.