Тяжело дыша, Зак преклонил колено, подобрал что-то, выпрямился и обвел трибуны пылающим взглядом. Увидел Федора и швырнул находку ему.
Оттолкнув зазевавшегося разносчика, Федор бросился на перехват.
Бросок оказался точен, в руку угодило что-то упругое, теплое и мокрое. Стволов раскрыл кулак. На ладони лежала большая половина густо татуированного зеленого уха.
– Вот что осталось от вашего Карателя! – крикнул Стволов и вскинул руку с окровавленным "призом".
Шатер "Звенящей Бронзы" закачался от восторженного рева. На арену полетели деньги, головные уборы, ценные вещицы, изысканная еда. Откуда ни возьмись, рядом с Заком появился Минджуку. Проявив выдающуюся прыть, он бросился собирать ценности. Продолжая нести ухо побежденного гладиатора над головой, Федор сошел к другу.
Вблизи Маггут выглядел не так лихо, как издали. Многочисленные кровоподтеки, царапины, разбитый нос. Наверняка по всему телу зрели и синяки. Руки у афроорка заметно подрагивали, а сам он пошатывался от усталости.
– Как ты, брат? – спросил Федор.
– Могло быть и лучше, – признался комдив и улыбнулся, показав, что каким-то чудом сохранил в побоище все зубы. – Выпить найдется?
– Найдется, – отозвался звучный, хорошо поставленный голос из-за спины. – Победителю двенадцатого боя положена Чаша Вечера!
Друзья обернулись. К ним подошла дородная, высокая немолодая дроу в платье яркого голубого цвета длиной почти до пола. Ее сопровождали два униформиста. Один держал вместительный кубок, другой – серебряный поднос. В кубке колыхалась гранатовая жидкость, на подносе россыпью лежали золотые кордобы.
– Это Мастерица Сострадания, – задыхаясь от почтительности, сообщил Минджуку. – Поклонитесь ей.
– Да хрен вам! – сказал Зак. – I bet my ass on that!
Все подношения он принял с готовностью, но и только. Задерживаться в шапито с кучей денег золотоискатели сочли неразумным, от беседы с Мастерицей увильнули и в компании Минджуку отправились в лагерь.
* * *
Настроение у Зака было приподнятым, и не только от прекрасного вина из Чаши Вечера. Еще бы, ведь вместе с мелочью, собранной на арене и выручкой от проданного уха самого Карателя Узгага общая прибыль составила почти пятнадцать кордоб! Кроме того, среди подарков от восторженных зрителей обнаружился абсолютно целый вяленый банан. Федору даже показалось, что этот плод принес комдиву радости больше, чем все заработанное золото.
– Где они этот банан взяли, вот бы выяснить! Эй, Минджуку, разберись в банановой теме, о’кей? Парни, да я запросто могу биться в Ямах и грести кордобы лопатой! – шумел афроорк по дороге на базу и от избытка чувств тряс Федора за плечо. – Раскатал крутого профи как щенка! Хрясь-хрясь!.. И готово!
– Слишком легко, – задумчиво отозвался комиссар.
О своей ставке на Узгага он решил не сообщать, чтобы не травмировать психику товарища. К тому же ему было стыдно, что он не верил в успех афроорка на все сто.
– Что ты хочешь этим сказать, камрад?
– Что против новичка как-то очень уж внезапно выставили одного из самых опасных бойцов. И опять же совершенно внезапно все болельщики узнали об этом заранее. Неудивительно, что ставки на фальшивого Пузо взлетели до небес…
– Конкретней! – потребовал Маггут, хотя по его угрюмой гримасе было видно, что он и сам догадался, к чему клонит Федор.
– Поставив на поражение Карателя Узгага, можно было "поднять" нехилые бабки. И кто-то наверняка этим воспользовался. Прости, Зак, но я думаю, противник тебе поддался.
– Да брось выдумывать! Он ухо потерял! Это не синяк получить.
– Ну, во-первых, он не рассчитывал, что ты будешь таким отличным бойцом, – польстил Федор другу. – А во-вторых, представь, сколько этот парень заработал, если поставил против себя сотню кордоб. А если пять сотен? Тут и ухо не жалко, тем более такой травмой можно даже щеголять.
– С сотни – одну тысячу двести. А с пятисот – шесть тысяч кордоб, – услужливо подсказал Минджуку. – Между тем, во время президентства сира Волосебугу бюджет Даггоша составлял всего семь тысяч триста кордоб…
– Заткнись ты, калькулятор ходячий! – зло рявкнул на него Маггут. – Нет, не верю я вам. Каратель Узгаг – болотный орк. Мой отец был орком! Они сражаются честно, и я победил Пузо в честной схватке!
– Что такое калькулятор?.. – заинтересовался Минджуку.
Вдруг из темной подворотни навстречу экспедиционерам вынырнули пять темных фигур в легких доспехах из дубленой кожи и роговых пластин. Четверо пешие, один – на дамском карликовом рапторе с завязанными глазами. Лица коровичей до самых глаз были скрыты высокими стоячими воротниками. Двое пеших держали сеть, еще двое – короткие багры с большими затупленными крюками. На простых пешеходов они не слишком-то походили.
Остальные горожане с улицы исчезли будто по волшебству.
– Разумеется, в честной схватке, – ответил Заку всадник, а вернее всадница. Голос Мастерицы Сострадания из Лужи "Звенящая Бронза" было трудно перепутать с чьим-то другим. – И скоро ты получишь шанс доказать это с оружием в руках. С настоящим оружием, – уточнила дроу. Она взмахнула рукой. – В сеть его, парни. Он, конечно, и сам мечтает попасть в ряды моих гладиаторов, да орочья честь не позволит ему сдаться без боя. Только не покалечьте, это ценный боец. Беленького тоже желательно поймать, я продам его в бордель. А гоблина можете убить, у меня есть выгодный заказ на свежие внутренности.
Федор обернулся. Сзади к ним подступали еще четверо ловцов, также вооруженных сетью и баграми.
– Как убить? – ахнул Минджуку. – А наш договор, блистательная?
– Мастерицы Сострадания не заключают договоров с предателями, – презрительно ответила та. – Я солгала тебе, сказав, что беру в долю. Почему замерли? – прикрикнула она на слуг. – Действуйте, бездельники!
Ловцы пошли вперед, расправляя сети.
– Кажется, нам конец, – сообщил Маггут с горькой усмешкой. – Разве что, чувак, ты постоишь за нас обоих. От меня сейчас толку мало…
Сверху донесся дробный звук, словно отделение солдат пробежало по черепичной крыше. Раздался короткий зловещий смешок. Ловцы замерли и насторожились. Вверху снова что-то прошуршало, как будто с одной стороны улицы на другую перелетела огромная птица или даже виверна. Смех повторился.
Мастерица Сострадания вытащила из-под одежды боевой жезл.
– Кто там скачет по крышам, словно вор? Покажись!
Мелькнула быстрая золотая молния, мостовая содрогнулась от тяжелого удара. Перед ошеломленной дроу предстал Ил-Лаарт с спящим Пупом на спине – он был крепко привязан к седлу ремнями. Поднялся на четыре задних ноги-плавника и приблизил зубастую пасть к самому лицу женщины.
– Теперь ты меня видишь, блистательная. Что дальше?
– Приветствую тебя, золотой Угорь Ил-Лаарт, Ненасытный Пожиратель Плоти, – тихо выдавила дроу. Ее звучный голос куда-то испарился, она сипела как бродяжка из чахоточного барака. – Покоряюсь воле твоей. Моим последним желанием…
– Стоп, стоп! Я разве спрашивал о последнем желании, старуха? Во-первых, ты мне не кажешься аппетитной, а во-вторых, у меня уже есть жертва. Скажи-ка лучше, эти мерзкие браконьеры с сетями – твои слуги?
– Да, сир Пожиратель. А что?..
– Ненавижу сети! – рявкнул Ил-Лаарт прямо ей в лицо.
Мастерица Сострадания отшатнулась, закрыв лицо руками. В следующий момент улочка наполнилась почти невидимым глазу движением, криками боли и отчаяния, стуком падающих тел и другими приметами бесчеловечной расправы могучего Угря над браконьерами.
Через минуту все было закончено. Ловцы в разодранной на полоски одежде ковыляли прочь, жалобно подвывая. У каждого между ягодицами торчал обрывок сети. Четверо слуг щеголяли дополнительными "украшениями" – крюки их багров были превращены в ошейники, рукоятки переломаны. Мастерицу Сострадания стремительно уносил вдаль перепуганный раптор без наглазной повязки. Еще недавно хозяйка жизни, дроу сидела на нем задом наперед абсолютно голая – но счастливо улыбалась оттого, что избежала смерти в брюхе Пожирателя плоти.
– Ну что же, я отчасти удовлетворен, – сообщил Ил-Лаарт, проводив браконьеров теплым взглядом. – Теперь перейдем к тому, что привело меня сюда. – Федор насторожился. – У меня вопрос к тебе, этруск, притом весьма щекотливый. И ты мне на него ответишь, не зря же я сюда торопился, а не ждал тебя в лагере.
– Рад буду помочь. Чувак, можешь отойти на десяток шагов, пока мы посекретничаем? – попросил Федор. – Заодно расспроси нашего подонка Минджуку, о каком предательстве толковала старуха.
Маггут сгреб печального гоблина за шиворот и потащил на допрос.
– Вы, этруски, известные специалисты в вопросах секса, – начал Ил-Лаарт. – Поэтому ты обязан мне помочь советом. Вернее, одному моему знакомому божеству… Обстоятельства сложились так, что он уже несколько сотен лет не имел близких связей с представителями своего вида. Сам понимаешь, для здоровья это крайне вредно. Однако гипотетически мой знакомый мог бы получить партнера в лице молодого и симпатичного, почти необъезженного хорхоя. Будет ли такой контакт… э-э-э… непристойным с учетом божественной сущности этого… э-э-э… божества?
– На Земле богам можно все. Они не подчиняются мнению толпы! – заверил Угря комиссар. – Можешь не переживать по этому поводу.
Ил-Лаарт от избытка чувств перевернулся в воздухе, едва не уронив спящего Пупа, потрепал Стволова по щеке плавником и красивой иноходью побежал по улице, время от времени закидывая голову и выпуская в воздух высокие светящиеся фонтанчики. Видать, так у древнего бога выражалось любовное томление.
– Стой, сир Пожиратель! Подожди! – опомнился комиссар. Ил-Лаарт метнулся обратно и благосклонно уставился на боевого товарища. – Проверь, нет ли у нас на пути других негодяев с сетями. Мы бы хотели добраться до лагеря без приключений.
– Можешь идти спокойно, этруск – я утоплю этот город в крови, если замечу что-то подобное! Ваша с комдивом плоть еще понадобится мне самому.
– Спасибо, сир Пожиратель.
Федор махнул Заку. Когда они с Минджуку приблизились, Угорь уже скрылся за поворотом. Экспедиционеры поспешили вдогонку за своим спасителем.
– Что набрехал тебе этот помет больной черепахи? – спросил Федор и кивнул на гоблина. – За сколько квачей продал командиров?
– Утверждает, что никого не продавал. Только сказал помощнику Мастерицы, что очень сильный турист не прочь сразиться в Ямах. Говорит, хотел всего лишь получить процент с выручки, если она меня уговорит.
– Очень скромный процент, – проблеял Минджуку. – Клянусь, я не знал, что эта злодейка захочет схватить вас, сиры!
– Надо бы продать тебя собирателям трупов. Поступил бы в армию некромантов как зомби, – сказал Зак. Минждуку затрепетал в ужасе. – Но мы не какие-то беззаконные браконьеры. Пусть с тобой разбирается отшельник Волосебугу.
– А мы уж попросим, чтобы он изготовил из тебя гровела, – строго добавил Стволов. В ответ на такую угрозу пронырливый гоблин задрожал еще сильнее. – Он могучий колдун и легко освоит это некромантское умение. Но главное, сегодня же доложи Боксугру, что тебя следует хорошенько оштрафовать!
– Нет, только не это, – заныл незадачливый гоблин. По щекам его покатились крупные слезы.
Зак с уважением взглянул на комиссара и поднял большой палец.
* * *
Едва золотоискатели прибыли на свой постоялый двор, Зак с загадочным видом отправился в номер Хино. Очевидно, собирался поразить младшую жрицу зубодробтельным рассказом о своем героическом сражении.
Федор же, издалека услыхав резкий голос маджаи, которая перекрикивалась с тучным хозяином возле загона с рапторами, направился к покровительнице.
– О чем дискуссия? – встрял он.
– Этот прохвост требует денег за уборку навоза! – возмущенно воскликнула Фундис.
– Сиятельная, услуги уборщиков дороги. Навоза очень много, – гнул свое жадный корович. – Как удобрение он не годится, продать нельзя.
– Сколько? – поинтересовался Федор.
– Сколько бы ни просил, у нас лишних денег нет! – отрезала девушка. – Не мешай, иди лучше своих гоблинов заставь поработать. Вот кто прохлаждается без дела! Решено, пусть они-то лопатами в загоне и помашут.
– Всего одна кордоба, сир, и проблема решена, – сообщил толстяк.
Фундис вновь попыталась возмутиться, но поперхнулась – комиссар небрежно извлек из кармана штанов шесть кордоб – две из них гривенниками и полтинниками – и отделил одну крупную золотую монету от внушительной кучки, едва поместившейся в широкую ладонь. Хозяин со смешком выхватил кордобу, коротко поклонился и был таков.
– Ты взломал мой походный сундук? – прошипела маджаи.
– Обижаешь, подруга. Заработал в шапито! Зак победил какого-то местного отморозка. А я на нашего сотника поставил.
Фундис с неописуемым недоверием, разбавленным почтением, протянула руку и забрала у Стволова оставшиеся три золотых монеты.
– Две миски патиссонов, и после отбоя чтобы ждал меня в нашей комнате. Да прими ванну, а то провонял чем-то кислым, – поморщилась она и ушла инспектировать сложное армейское хозяйство.
Комиссар поглядел на остатки выигрыша в руке и почесал в затылке. Его вера в чудодейственные качества Цавовских овощей уже давно растворилась под жестоким давлением практики. Хоть Фундис и уверяла, что ее фаворит постепенно и решительно поправляется, сам он сдвигов не наблюдал. Видимо, процесс излечения шел в ментальной сфере, неощутимой для него.
– Бордель, бордель… – пробормотал Федор, припомнив речи Мастерицы Сострадания.
В подобных заведениях частенько предлагались сильные средства для слабых плотью клиентов. Можно было не сомневаться, что в Кор-Наргитте представлен абсолютно весь придуманный в Подтеменье ассортимент подобных снадобий. "Особая Звенящая" настойка все еще "позвякивала" в крови комиссара, подвигая к подвигам, а две кордобы мелочью – в кармане, поэтому он кликнул Люсьена и со словами "Она мне еще спасибо скажет" выдвинулся из постоялого двора.
Федор прошагал по широкой улице в сторону светящихся городских башен всего один квартал, словно сыч крутя головой в поисках красного фонаря, когда его нагнал уродливый карлик в узнаваемом наряде уличного мага – колпаке, расшитом алхимическими знаками и такой же накидке. То ли дроу, то ли хоббит, на вид было не понять. Он тащил небольшой заплечный мешок и громко выкрикивал наименования своих магических товаров и услуг, но при виде Люсьена осекся и восхищенно заохал.
– Отличный образец! Сир, почем продадите вашего гомункулуса?
– Двести кордоб, торг неуместен.
– М-м-м…
– И он выполняет только мои приказы.
– Умеете же вы торговаться, сир, – восхитился чародей. – Но я вижу, у вас немалые проблемы с интимным здоровьем… Приворотное заклятие довлеет над вами, лишая сил. И кошмары мучают.
Тут уже настал черед Федора глотать воздух в поисках слов.
– А я мог бы вам помочь. За определенную мзду, конечно.
Стволов сел на корточки и оказался вровень с прозорливым карликом.
– Гомункулус все равно не продается, – сказал он, уперев палец в живот коровичу. – Но есть две кордобы. Что предлагаешь?
– Любовный заговор на сутки. Ваш "хорхой" будет как кремень в любой момент, едва пожелаете. Крепкий сон без кошмаров тоже гарантирован! Вся услуга целиком стоит ровно две кордобы.
– Согласен, друг!
– Ну что за глупые люди… – поморщился колдун и махнул рукой, приглашая комиссара с гомункулусом следовать за собой. – Ведь еще полкордобы на испытательную деву потребуется. Ну да ладно, и полторы сгодится!
* * *
Для лечения от обессиливающего проклятия помимо снадобья и заговора требовалась "лучшая жрица любви" всего Подтеменья. И такие как раз были собраны в "веселом" доме буквально в полутора кварталах от места встречи Федора с чародеем-карликом!
Стволов был ослеплен сияющей перспективой провести эту ночь с Фундис как полагается настоящим любовникам. Ноги сами несли его по темным переулкам, и через несколько минут троица очутилась у дверей в заведение под ярко-розовым кристаллом. Оттуда доносилась протяжная "любовная" музыка вперемешку со взрывами визгливого хохота.
Федор пригнулся и вошел в бордель сразу за Люсьеном, который бдительно изучал окрестности в поисках угрозы.
– Надо выбрать красавицу, а потом я уже все сделаю, – заверил колдун.
– А если у меня уже есть своя красавица? – спросил комиссар. – Зачем проводить обряд здесь, в этом логове разврата?
– Таков порядок. Ты ведь должен убедиться, что моя магия работает, прежде чем заплатить полную сумму.
– И то верно, – кивнул Стволов.
Но с красавицами в заведении был явный напряг. Во-первых, бордель носил открытый садо-мазохистский уклон, а во-вторых, клиентура состояла почти целиком из престарелых эльфиек, падких на экзотические услады.
В углу играл юный эльф на кифаре. Над головами стлался сладковатый дым от курений.
– Мне стыдно за моих собратьев, сир, – поделился Люсьен с горечью в голосе. – Они могли бы служить в армии, а сидят на диванах как барышни.
Федор присмотрелся и понял, что три четверти всех "предложений" были гомункулусами обоего пола, разнообразной комплекции и размера. Красивые и уродливые, обнаженные и упакованные по горло в пышные одеяния. Еще между диванчиков прогуливалось несколько жутковатых орочих, хоббитш и один сиреневый тип, похожий на зомби. Федор вздрогнул и схватил чародея за воротник:
– Ты куда меня привел, сволочь? Кто я, по-твоему, извращенец?
– Тут и женщины есть, – заюлил тот. – Уже в комнатах дожидаются.
В этот момент плотная портьера на боковом ходе откинулась, и к экспедиционерам вышла сама мадам – сухонькая эльфийка в тяжелом платье.
– Опять наш Жрадк свою любовную магию кому-то всучил? – нахмурилась она при виде карлика. – Представляете, сир, позавчера его клиент мне всех свободных подопечных замучил, никак не мог свой пыл обуздать. Все деньги до последнего флорина спустил! И не стыдно тебе над туристами издеваться? Предупреждал бы их, что ли, о последствиях.
– Хм. – Федор отпустил воротник колдуна. – Спасибо за информацию, сиятельная.
– Гоните его в шею, сир, – посоветовала дроу. – Вы и без него мужчина хоть куда. Кого предпочитаете? Кстати, ваш гомункулус очень неплох. Почем продается?
– Двести кордоб, – злорадно влез карлик и потянул Федора за рукав. – Сир, не слушайте сиятельную хозяйку, у моего заговора есть "предохранитель". Как только устанете упражняться, хе-хе, на ниве любви, тут же сможете его блокировать.
– А нормальные девушки у вас есть? – уточнил Стволов у мадам.
– Вы вдвоем с ним будете развлекаться? – Та кивнула на озадаченного Люсьена, который очевидно не мог сообразить, что тут происходит и куда он попал.
– Нет, мой гомункулус подождет здесь. Понял, Люсьен? Это приказ.
– Ступайте на второй этаж, в любой открытой комнате вас ждет незабываемое удовольствие.
Сухонькая эльфийка лучезарно улыбнулась и легко подтолкнула Федора к узкой лесенке с перилами, начинающейся слева от входа. Она недаром закруглила разговор, потому как в бордель уже ломилась троица нетрезвых девиц, обещающих отличный навар заведению. Скользнув равнодушными взглядами по Федору, они уставились на Люсьена и дружно выдохнули.