* * *
Разумеется, появление хвостатой звезды не осталось незамеченным в Новгороде и по всей Руси. Не один только Харузин умел читать небесные планиды. Толки о комете уже велись. Так уж сложилось, что перетолковывали и обсуждали различные астрономические проблемы люди, от науки совершенно далекие и в обычное время не способные отличить Сатурн от Юпитера. Таковых, разумеется, большинство.
- Ничего удивительного! - фыркала Наташа. - У нас так всегда. Как какой-нибудь взрыв в метро или авария самолета, так сразу все гардеробщицы, парикмахерши и пенсионерки начинают высказывать свое мнение. Иногда кажется, поставь во главе армии пару бабусь из очереди в сберкассу - и любую войну можно выиграть в считанные дни.
- Это иллюзия, - сказал ей Вадим Вершков.
Он произнес эти слова с убийственной серьезностью, так что Наталья покосилась на него, не вполне понимая: смеется он, что ли?
Вершков ощущал себя немного обиженным. Одним загранкомандировка по выявлению злокозненной ведьмы и розыску алхимической книги… А другие сидят в Новгороде и присматривают за домами и семействами.
Естественно, когда обсуждали - кому ехать в Англию и Испанию по поручению тайного Ордена Святой Марии Белого Меча - Вершков не слишком огорчался, что ему назначено было остаться в Новгороде и защищать женщин и детей, будё возникнет такая необходимость. Он еще не успел привыкнуть к тому, что теперь у него есть настоящий дом, и живут в этом доме добрая жена Настасья (которая, согласно Священному Писанию, дороже жемчугов и золота) и две маленькие дочки, Анна четырех лет и трехлетняя Елизавета. Младший брат Настасьи, Севастьян, то уезжал, то приезжал и гостил по целым месяцам. Вершков не сходился с ним слишком близко - да и не такой был характер у Севастьяна, чтобы кого-то подпускать к себе ближе, чем это требуется, - но в общем и целом с шурином, можно сказать, дружил.
И все-таки, когда "приключенцы" вернулись, переполненные рассказами о своих заграничных похождениях, Вершков ощутил укол зависти. И Наталья просто расцвела - любит бывший "темный эльф" разные жестокие сказки. Ничего не поделаешь - природа. Может быть, пребывание в шкуре ролевого персонажа по имени Гвэрлум наложило на нрав Наташи Фирсовой неизгладимый отпечаток? Во всяком случае, эта роль в свое время превосходно соответствовала ее психологическому складу: Гвэрлум любила чувствовать себя изгоем, одинокой и непонятой. И время от времени эта потребность в ней оживала.
- Что именно - иллюзия? - переспросила Гвэрлум на всякий случай.
- Что армия с пенсионерками во главе может выиграть сражения, - сказал Вершков. - А вот мародеры из старушек великолепные. Если бы мне пришлось организовывать обыск в доме какого-нибудь тайного агента газеты "Искра", я выпустил бы на него нескольких старушенций. Они лучше такс - всюду всунут длинный острый нос, учуют лисицу в ее норе, выгонят ее наружу, под пули охотника - и ухом не поведут.
- Мы говорили о комете, - напомнила Наталья нервно. - Ты думаешь, она сулит какие-то беды?
- Это не я, это старушки так думают, - напомнил Вадим. - Ну и еще наш Эльвэнильдо, он же преподобный брат Сергий. Он же, по совместительству, будущая старушка.
- Какой ты злой, Вадик, - вздохнула Наталья. - Я все-таки мать. Я тревожусь за Ванечку.
- Ванечку, равно как и моих девиц, угораздило родиться накануне учреждения опричнины, - сказал Вадим. - Это объективная реальность, которая скоро будет дана нам в ощущениях.
- Что? - не поняла Гвэрлум.
- Ленинское определение материи. "Объективная реальность, данная нам в ощущениях".
- Боже, сколько хлама у нас в головах! - театрально вздохнула Наталья. - А самого главного мы с тобой вспомнить не можем: когда будет великий разгром Новгорода. И в честь чего он произойдет.
- До разгрома еще какие-то беды предстоят, - вздохнул Вадим. - И комета эта…
- Ну вот хоть ты-то об этом не горюй! - воскликнула Наташа. - Далась вам всем комета! Просто небесное тело. Объект. Летит себе и ни о чем таком не ведает. Она же не виновата, что у нее хвост. У какой-нибудь мартышки тоже хвост, и никто не говорит, что повстречать мартышку - дурная примета.
- В Новгороде сложно повстречать мартышку, - заметил Вадим.
- А вот и нет! - победоносно заявила Наташа. - Иной раз как глянешь кругом - сплошь мартышки…
- "А жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, - сказал Вадим, - такая пустая и глупая шутка…" Тебе никогда не казалось, что Лермонтов был темным эльфом?
- Хватит дразнить меня! - обиделась наконец Гвэрлум. - Может быть, он и был темным эльфом. Что мы вообще знаем о Лермонтове, кроме того, что его пристрелили на Кавказе из-за какой-то нелепой фразы, сказанной не вовремя?
- Ну… Еще у Лермонтова была бабушка. У темных эльфов бывают бабушки?
- Бывают, - вздохнула Гвэрлум. - Поверь мне. И иногда им очень этих бабушек не хватает. Пусть даже рассуждают о кометах. Лишь бы пекли печенье и говорили: "Наташенька, надень рукавички… Наташенька, завяжи шарфик…" Я становлюсь сентиментальной! Старею, наверное.
Она, конечно, кокетничала. Гвэрлум еще далеко было до старости. Хотя невероятно юной быть уже перестала. У нее впереди - лет десять женского расцвета, когда формы тела утратят юношескую угловатость, а во взгляде появится спокойная уверенность в себе и своих силах.
Парадоксальность ситуации, в которой оказались "пришельцы из будущего", заключалась в том, что они представляли себе эпоху Иоанна Грозного в самых общих чертах. Казалось бы, к ним можно было бы отнести пословицу: "Кто предупрежден - тот вооружен". Но… они были предупреждены и не вооружены.
Когда случится эпидемия в Новгороде, которая называется "мором" и упоминается в учебнике истории только вскользь? Когда ожидать жуткого разгула опричнины? Когда царь окончательно утратит рассудок и начнет рубить головы боярам, собственноручно убивать людей прямо на улицах? Когда произойдет, например, чудовищный разгром немецкой слободы на Москве?
Ничего этого они не знали. И жили, пожалуй, хуже, чем прочие новгородцы. Те по крайней мере не ведали об испытаниях, которые в течение ближайших десятилетий должны обрушиться на их головы. А трое питерских уроженцев имели о предстоящем кошмаре самое смутное, неконкретное и расплывчатое, но все же весьма реальное представление.
- Может, удрать нам из Новгорода? - рассуждала Наташа, рассеянно посматривая, как Ваня возится на полу с деревянными чушечками, тщательно оструганными и отполированными.
Сейчас чушечки изображали собой лошадок, а вчера они же представляли дерущихся мужичков.
Ваня служил живой иллюстрацией к довольно парадоксальной, но в целом совершенно верной аксиоме детской педагогики: маленькие дети тяготеют к абстрактному, потому что абстракция позволяет им лучше применять фантазию. Ничем не замутненную, не искаженную никакой излишней конкретикой.
- Ты хоть понимаешь, что такое - удрать? - спросил ее Вадим.
- А что тут понимать? - Гвэрлум пожала плечами. - Собрать пожитки, погрузить их на телегу… и в путь. На юг, в Крым. Там тепло, там яблоки.
- Там татары, - напомнил Вадим.
- О Боже! - воскликнула Наталья. - Что ты предлагаешь? Сидеть и ждать, пока нам оттяпают башку?
- Во-первых, совершенно не обязательно. Мы все-таки не бояре, - возразил Вадим.
- Мы торговые люди, - заявила Наталья. - Состоятельные. Иван Грозный любил грабануть состоятельных. Как, впрочем, и все правители.
- Во-вторых, ты странно рассуждаешь, Гвэрлум, - продолжал Вадим, пропустив ее последнее замечание мимо ушей. - Бежать. Ну вот как можно бежать? Положим, барахло ты с собой заберешь. А дом?
- Продать! - сказала она решительно и огляделась по сторонам с неожиданной тоской. До чего жаль стало ей расставаться с этими теплыми, светлыми стенами! Столько хорошего произошло в этих стенах! А главное - они всегда служили ей надежным укрытием от житейских бурь, какие бы страшные испытания ни ожидали снаружи. Продать этот дом, обитель Флора и Лавра? Да никогда! Представить себе, что здесь будет жить кто-то чужой? Лучше даже и не думать!
- Ага! - сказал Вадим, заметив, как тень набежала на ее лицо. - Вот и я так думаю. Глебовский дом продать - все равно что предать Настасью, ее родителей, ни в чем не повинных, оклеветанных… А Севастьяну я что скажу? Как объясню свое намерение? Он хоть и отказался от дома в Новгороде в пользу сестры, но все же духовно он - наследник. Он, а не я. И с чего это я вдруг стану распоряжаться?
- И потом, - сдалась Наталья, - ведь все связи здесь. Связи на телегу не погрузишь.
- В общем, так решаем, - подытожил Вадим, - сидим на месте и ждем. Как только предвестники очередной бури надвинутся, мы во всяком случае будем знать: стороной эту грозу не пронесет. Тогда и удерем. А после все равно ведь вернемся…
- Кто знает, - неожиданно произнесла Наталья, - может, эта самая комета и предвещает очередную бурю…
- Ну знаешь! - возмутился Вадим. - Я от тебя такого не ожидал! Суеверная бабуля!
* * *
Вопрос о комете сильно занимал Харузина не только астрономически, но и с богословской точки зрения. Он никогда не уставал выяснять то одну, то другую проблему. Очередной приезд Лаврентия в дом брата оказался чрезвычайно кстати: Харузин едва дождался, пока близнецы вдоволь наговорятся, обсудят последние новости и предстоящие в ближайшее время дела.
Все то время, пока Флор и Лавр разговаривали, сидя в горнице, - вроде как не запирая дверей, но и никого к себе в беседу не приглашая, - Харузин маялся, бродил по двору. Первый снег растаял, землю покрывала черная жидкая грязь - ждала нового брачного убора, на сей раз уже стойкого. Ждать, судя по тому, какая холодная установилась погода, оставалось не слишком долго.
Небо было затянуто облаками, из которых мелко сыпал дождик. Не дождик даже, а неприятный ледяной туман.
Впрочем, питерцу не привыкать к подобной погоде. В Новгороде климат даже приятнее, чем в Петербурге. Все-таки град Петров, сколько бы ни возводилось там гранитных набережных и оград чугунных, стоит на болоте. И комары там урождаются злее сибирской мошки, хитрые, мелкие, чрезвычайно ядовитые и не пропадающие даже в зимнее время.
Харузин то и дело задирал голову. То на окошко горницы посмотрит - окошко мутное, хотя забрано не бычьим пузырем, как в домах среднего достатка, а настоящей тонкой слюдой с разводами; то на небо. Он постоянно помнил о том, что там, закрытая толстым слоем облаков, невидная в дневном свете, сторожит комета.
"Что тебе надо от нас, хвостатое чудище? - бормотал Харузин. - Откуда ты прилетело? Видело ли межгалактический корабль "Энтерпрайз" с капитаном Пикардом на борту? Или иные какие корабли тебе встречались? Мелькало ли ты в небесах других миров, о которых догадывались наши фантасты? Может быть, ты - та самая комета, что прилетала к Земле в 1997-м году, а еще прежде видела рождение Христа? Жаль, что не я делал доклад по кометам - я бы знал тогда, кто ты такая…"
Окошечко наверху вдруг задвигалось, по-иному отразило свет, блеснуло и чуть приотворилось. На двор глянуло веселое лицо Лавра.
- Эй, Сванильдо! - крикнул он сверху. - Ты что там топчешься, ровно петух?
- Какой еще петух? - стараясь не ощущать прилива радости, Харузин поднял голову и встретился взглядом с блестящими глазами Лавра.
- А который зернышки выискивает, - пояснил Лавр. - Давай, поднимайся к нам. Вижу, у тебя какое-то дело.
Харузин что-то пробормотал, зашел в дом и полез по лесенке наверх, в горницу.
Там было тепло и надышано, сладковато тянуло липовым духом - братья пили мед. Харузин присел, поглядел на них исподлобья. Те сидели рядком, очень похожие между собой, несмотря на разительное различие в одежде. Лавр был в заношенном подряснике и безрукавке поверх него, с деревянным крестом на поясе. Четки у него из веревки с узелками, самые простые, засаленные от частого соприкосновения с пальцами. А лицо - веселое.
Флор же одевался хорошо, добротно и даже модно, как и подобает купцу его положения и достатка. "Красота сапожняя" и "ризы упестревающие" занимали не последнее место в его думах.
Истинный сын торгового города Новгорода, он знал толк в вещах и умел их любить. И даже обзавелся тафьей, что вызывало у Лавра некоторое осуждение. Впрочем, говорил Лавр, был бы под тафьей ум ясный.
Сейчас этот ясный ум был озабочен исключительно некоторыми торговыми сделками. К зиме торговля понемногу затихала, корабли переставали приходить с товаром. Нужно было ждать, пока хорошенько установится санный путь.
Разговоры о проклятой книге и о том, как была найдена и обезврежена ведьма, некая Соледад Милагроса, которая эту книгу украла и пыталась использовать, уже закончились. Лавр немного соскучился по Харузину и теперь обрадовался, увидев того перед собой.
Иногда Сергей представлялся Лаврентию нудноватым, он не понимал самых простых, обыденных вещей и переспрашивал по нескольку раз. Зато бывал так благодарен, получив толковое разъяснение! А порой высказывал забавные и любопытные суждения, которые требовали дополнительного осмысления.
- Хочешь ли меду? - спросил Сергея Флор. - Я попрошу Наталью принести еще ковш.
- Не надо, - отмахнулся Сергей. - Она ворчать будет.
- Ну, - засмеялся Флор, - это ведь не дело, чтобы жена ворчала на мужа!
- Она не на тебя, она на меня ворчать потом будет, - проговорил Сергей и так тяжело вздохнул, что оба брата рассмеялись.
- Да она тебя в черном теле держит, Сванильдо! - воскликнул Лавр.
Харузин безнадежно махнул рукой. Лавр ободряюще похлопал его по плечу.
- Ладно тебе огорчаться. Ну, рассказывай лучше, братец, какие дива ты повидал в чужедальних странах, какие новые недоумения тебя посетили и какая мысль порхает вольной птицею в просторных хоромах твоего ума?
- Ну вот, - сказал Харузин еще безнадежнее, - теперь еще и ты надо мной насмехаешься!
Близнецы расхохотались, сделавшись на миг совершенно одинаковыми.
- Ладно тебе, - махнул наконец рукой Флор, - говорят, ты увидел на небе хвостатую звезду.
Сергей тотчас же вскочил с лавки и схватился за голову.
- Это невыносимо! - закричал он. - Можно подумать, я первый ее обнаружил… Небось, уже давно на нее глазеют и делают различные предположения.
- Зловещие, - вставил Лавр.
- Вот ты мне скажи, брат Лаврентий, - обратился к нему Харузин, - почему просвещенные христианством люди верят в дурные предзнаменования?
- Ну… - протянул Лаврентий. - Какие еще предзнаменования?
- Тебе же сказали - дурные, - посмеиваясь, вставил Флор. У него было непобедимо хорошее настроение.
- Я имел в виду комету, - пояснил Харузин. - Разве это дело - верить в астрологию?
- А у вас, там, откуда ты пришел, верят в астрологию?
- Как тебе сказать… - Харузин задумался. - Она стала частью нашей жизни. Помнишь, мы говорили с тем человеком, Тенебрикусом, из Ордена Святой Марии Белого Меча, о запрещенных книгах? Он еще сказал, что задача его ордена - уничтожить их все. А мы с Натальей хотели его разочаровать. Потому что большинство этих книг уцелело и дожило до наших дней. И теперь издается большими тиражами. "Тайное Знание для всех" продается в любой книжной лавке, между рецептами соусов и косметическими советами.
- Да, - произнес Флор. - Умный человек этот брат Бенедикт - так он, кажется, просил поминать себя в молитвах?
Сергей кивнул. Тенебрикус - или брат Бенедикт, если угодно, - произвел на него неизгладимое впечатление. То страшненький, то вдруг простой и сердечный, иссеченный морщинами - или шрамами? - старый воин Ордена Белого Меча расстался с "приключенцами" на доброй ноте.
Только одного не мог одобрить Эльвэнильдо: после того, как Соледад Милагроса была поймана, после того, как она назвала тайники, где прятала запрещенные книги, Тенебрикус приказал отпустить ее. "Ее отец, дьявол, сам найдет ее и прервет ее земное бытие", - так, кажется, он выразился.
Вершкову это тоже не понравилось, когда они обсуждали результаты путешествия. В самом деле! Что за неуместная гуманность по отношению к ведьме! Ни Вершков, ни Харузин не верили, что Соледад Милагроса будет вполне безопасна.
И напрасно рассуждал Тенебрикус о том, что "дьявол не оставляет своих детей" и "незачем прикасаться к нечистой нити чужой судьбы, если есть возможность избежать этого".
- Отольется нам еще доброта Ордена, - говорил Вершков, покачивая головой, а Харузин поправлял:
- Не столько доброта, сколько брезгливость.
Но вообще подолгу рассуждать на эти темы им не хотелось.
Сейчас Харузина интересовало другое. И он заговорил об этом с Лаврентием:
- Положим, у нас астрология - часть жизни. Такая же, как безопасный секс или бразильские мелодраматические сериалы. "Ты кто по знаку Зодиака?" - "Скорпион". - "О, нет, ты мне не подходишь, ты сладострастный и сильный, а я - слабохарактерный Близнец, у меня семь пятниц на неделе". И в каждой газетенке печатаются астрологические прогнозы: "Весам следует на этой неделе обратить внимание на личную жизнь. Раков ждет приятный сюрприз". Все такое. На это никто уже внимания не обращает.
- Все-таки хвостатая звезда в небе - не измышления невежественных астрологов, - сказал Флор, нехотя вступая в разговор и супя брови - тоже нехотя. Ему неприятно было даже на миг представить себе, что возможно нечто неприятное. Особенно теперь, когда они благополучно вернулись домой, и с Натальей все в порядке, и Ванечка здоров и готов радовать родителя проказами и милыми детскими выходками, свойственными уверенному в себе, немного балованному и сметливому малышу.
- Да, звезда висит, никуда от факта не денешься, - сказал Харузин. - Как говорится, факт - упрямая вещь. И половина новгородских приказчиков только тем и занимается, что обсуждает это обстоятельство. Быть беде! Ждать язвы! Надвигается неурожай, голод, плохая торговля, большие налоги! У такого-то - слыхали? - корабль до сих пор не вернулся, застрял в Ревеле! Ох, не к добру! А такая-то - слыхали? - разродилась петухом, так ее от людей прячут и говорят, будто младенчик мертвый, а поп-то видал, кого закапывали, когда отпевать хотел и для того на двор приходил! Ох, к беде!
Харузин так похоже передразнил интонацию пересудов, что оба брата опять засмеялись. "Клоуна из меня сделали и рады, - подумал Харузин горько. - Ну что ж, может быть, они и правы. Кто я такой? Жениться мне надо. Женюсь - сделаюсь серьезным и важным, брюхо себе отращу и буду тюбетейку носить, как сталинский колхозник. Какой-нибудь сторож на бахче, вроде тех, что в книжке "Почемучка" послевоенного издания…"