– Было дело, – хором согласились мы с мечником.
Следующие полчаса мы вспоминали самые курьезные случаи из жизни под одной крышей. Порой это вызывало бурный смех, а иногда и внезапные приступы сентиментальности и умиления. Я даже помянул безумно вычурную и пафосную речь маласа, который, по его словам, гордился нами тремя, которые дошли до, переведу на понятный язык, одной четвертой финала. И пусть это далеко не конец пути к воинству Термуна, но все же это последний день, когда в помещениях арены жили сразу несколько бойцов. Сегодня должен остаться только один.
"Бом!" – прозвенел гонг.
Завыли винты, наматывающие цепь на ворот, поднимая тяжелую стену, служившую входом на арену.
По ушам все сильнее и сильнее били крики толпы и ее неукротимый гомон. Сердце застучало быстрее, разгоняя по венам кровь и снабжая мышцы столь необходимым кислородом.
– Для меня было честью знать вас, – произнес мечник, обращаясь к нам с юношей. – Но мне так и не выпало шанса запомнить ваши имена.
– Тим Ройс, – протянул я руку, которую с жаром пожал мечник.
– Гэли Огбейн, – сказал он.
– Сурко Нахэв, – представился и юноша, также протягивая руку.
– Гэли Огбейн, – ответил на жест гладиатор, так и не ставший певцом. – И мне жаль, что сегодня вы умрете.
– Эй! – Я шутливо толкнул этого молчуна в плечо. – Не говори "гоп". Лично я нацелен на крепкий сон после хорошей драки.
– О да, – хмыкнул юноша, покачивая булавой и сплевывая в сторону порога. – У вас обоих будет прекрасная возможность выспаться – в мешке Темного Жнеца.
Рассмеявшись, мы втроем шагнули на горячий песок, прожигающий даже толстую кожу подметок. Солнце стояло в зените, так что тени были похожи на расплывчатые круги где-то под ступнями. Толпа бесновалась, лютуя и выплескивая на нас потоки энергии и эмоций. Горнисты стояли на стенах, готовясь отдать последний сигнал.
Мне почудилось, будто я слышу удары барабанов, резкие, гулкие, как горное эхо, потерявшееся среди скал. Но на деле это было лишь сердце, очнувшееся от долгой спячки и готовое вновь погрузиться в наслаждение схваткой с достойным соперником. Были ли гладиаторы достойны? Пожалуй, они были достойнейшими из достойных. Они были теми самыми противниками, которых ждешь с того самого момента, как впервые превознес себя над кем-то посредством горячей от рубки стали. Наконец горны пропели вновь, и мир погрузился в безумную пляску земли, ветра и воды.
Мы стояли друг напротив друга. Три бойца. Каждый равен другому по силе. И все же покинуть арену должен лишь один. Мы бегали трусцой по кругу, внимательно вглядываясь в лицо смертельного противника. Каждый видел в глазах другого свое отражение. Звенели мои сабли, рассекая невесомую кромку воздуха; дрожал меч, когда с него капали прозрачные капли воды; скрипела булава, собирая песок вокруг себя, как магнит – стальную стружку.
Первым в атаку бросился Нахэв. Он крутанул запястьем свое грозное оружие, и в сторону мечника устремился хищный вал, оскаленный копьями-клыками. Огбейн, словно не замечая его, побежал прямо на меня. Я замер, выставив сабли, готовясь к любой возможной атаке. Земля под ногами дрожала, подбрасывая в воздух мелкие камешки, незаметные для глаза. Лишь за мгновение до беды я разгадал план мечника. Тот, приблизившись ко мне, вдруг ушел в перекат, оказавшись где-то сбоку. Сердце дрогнуло, когда перед глазами замелькали земляные копья, жаждущие превратить меня в извращенное подобие канапе.
Усмехнувшись, предвкушая битву, я сделал с точностью наоборот, нежели подсказывал рассудок. Стиснув зубы, побежал навстречу погибели. Чувствуя спиной, как за мной по воздуху летят ледяные серпы, я прикрыл глаза и за мгновение до столкновения взмыл в воздух. Тот больше не казался мне безжизненной, неосязаемой массой. Ветер стал моим верным соратником, который всегда начеку.
Словно вновь надев летательный аппарат, я с безумной улыбкой на устах оформил заднее сальто, на которое не был способен ни один иной разумный под этим знойным солнцем. Взлетев почти на два метра, я распластался спиной, замерев на мгновение, лежа на потоке ветра.
Замелькали сабли, словно сброшенные перья сокола, и в моих противников полетели острые воздушные ножи. Опускаясь на ноги, я лишь слышал, как сталкиваются лед и земля, превращая друг друга в мелкое крошево.
Огбейн увернулся, изогнувшись водяной струей. Нахэв выставил булаву как щит: при столкновении его протащило почти на метр, но тот крепко стоял на ногах. Мы замерли, образуя втроем длинную вытянутую линию.
В начале находился мечник, вокруг клинка которого парили водяные капли, готовые пулями сорваться к цели. В центре был я, и песчинки танцевали на ветру, кружащем рядом с саблями и рычащем в предвкушении славной битвы. В конце стоял юноша, спокойный, как скала, с расходящимися вокруг его ног волнами.
Я чувствовал, как кричат Лунные Перья, очнувшиеся от сна, как они готовы рвать и терзать моих врагов. Ощущал, как бешено стучит сердце, вспоминая былые схватки и желая вновь пережить прикосновение обманутого Темного Жнеца. Судя по лицам моих противников, их одолевали те же мысли.
Я чуть согнул ноги, заведя короткую саблю за спину, а старшую выставляя параллельно поясу. Мечник отвел руку назад, второй ладонью также схватившись за рукоять. Юноша упер булаву в землю, напоминая согнутую дугу катапульты, готовую взорваться страшным, не прощающим ошибок ударом.
Все стихло. Солнце спряталось за облако, тенью накрывшее арену. От наших тел шел пар, в котором прочно увязли крики толпы, не достигавшие ушей сражавшихся. Все, что я слышал, – бешеный стук сердца; все, что ощущал, – как крепко руки сжимают сталь, не раз побывавшую в самых опасных боях; все, чего я хотел, – поскорее окунуться в океан крови, в котором тонешь без оглядки, слушая лишь ритмы тела.
С какой-то ностальгией и даже радостью я вдруг уловил, как звонко насмехается надо мной ветер, как он потешается над глупостью смертного, который совсем недавно сразился с богом. Над смертным, который не отступил даже перед повелителем небес. Мой вечный друг ветер был таким же: он никогда не отступал, он мог смести любую преграду и прорваться туда, где жило то, чего на самом деле нет.
Ворон
Там, внизу, на арене, время словно застыло. Три бойца замерли, каждый принял свою позицию. Толпа ревела и стенала, оглушая и отвлекая внимание, но в то же время ее гул звучал как-то отдаленно, словно через толщу воды, накрывшей того, кто замер, следя за боем.
Гладиаторы стояли, вперившись друг в друга, и лишь северянин порой отводил взгляд, чтобы следить за обоими. Никто не знал, что будет далее, но каждый видел и ощущал эту жажду схватки, кровавый голод, окутавший сражавшихся.
И тут что-то изменилось. Что-то неуловимое, незаметное, но все же ощущаемое на грани сознания. Пытаясь разобраться в новых ощущениях, можно было потеряться в дебрях собственных чувств, поэтому никто не обратил на это внимания, все продолжали следить за замершей схваткой. И все же тонкий слух мог различить веселое журчание весенней капели, насмешку танцующего в кронах ветра и скрежет камней, катящихся с вершины горы.
И тут мир буквально взорвался. Вокруг северянина вдруг поднялся настоящий торнадо, почти полностью скрывший фигуру бойца. Мечник, крутанув клинок, вызывал водяные ленты, спиралями кружащие вокруг него, словно заковывая в цепи. Юноша с булавой ударом ноги о землю поднял в воздух дюжину булыжников, которые также заплясали по кругу.
Толпа бесновалась. Она не меньше самих гладиаторов жаждала финала, итога этой дикой схватки, где не действует ни один закон вселенной. Но если толпа желала лицезреть финал, то гладиаторы жаждали погрузиться в него. Полностью отдаться во власть смертельного потока, безумствующего на проклятом песке, омытом галлонами своей и чужой крови. Возможно, это были вовсе не гладиаторы, возможно, это были настоящие воины. Хотя кто знает, что такое воин – становятся им или рождаются. А может, в воины посвящают сами боги? Никто этого не знал, поэтому все видели лишь безумных берсерков, готовых продать душу за лишний удар и очередной отзвук скрещенной в бою стали.
Из-за туч показалось солнце, отбросившее луч на горн. Вода, ветер и земля ринулись друг на друга. Они устремились в одну точку, не оставляя шанса на то, что за этим выпадом последуют другие.
Торнадо столкнулось с водяными лентами, булыжники заколотили о песок и о стены. Замелькало оружие. Сабли трещали, сталкиваясь с булавой, меч ревел, рассекая кожаный доспех. Капли крови вылетали из этого безумного танца хаоса, словно разбрасываемые кем-то рубины. Падая на землю, они собирали песок в бурые комочки, которые мгновением позже взлетели в воздух, увлекаемые ветром.
Вода резала камень, камень разбивал потоки ветра, ветер рассекал плоть. Взгляд не успевал следить за движением берсерков. Они будто размазались, исчезли из этой реальности, переместившись в иную – свою. Воображение слилось с действительностью, грохот оглушал. Но внезапно все стихло.
Замер ветер, рассыпавшись, подобно облетевшим лепесткам. Каплями опали водяные ленты, а расколотые камни вонзились в стены. Перед толпой наконец предстали сражавшиеся. Это было страшное зрелище. Растерзанные, окровавленные, но все еще стоящие на ногах. Каждый залит кровью, доспехи прочно врезались в плоть, заворачиваясь краями в глубокие раны, из которых толчками била алая жидкость, заливая золотой песок багровым озером.
Первым упал юноша. Его булава надломилась, и вместе с металлическим шаром на песок полетел павший гладиатор, чья глотка обзавелась вторым ртом, а на теле не осталось места, где бы не красовался разрез. Стоять остались лишь двое – северянин и мечник.
Впрочем, могло показаться, что они стоят по чистой случайности. Клинок мечника прошил землянина насквозь, а сабли землянина, в свою очередь, то же самое сделали с телом мечника. Словно скульптура, замерли они, и не было шанса узнать, дрожит ли воздух от их дыхания или схватку не пережил никто. Проносились секунды, сменяясь минутами, а они все так же стояли. Ни хрипа, ни стона, ни крика. Молчаливые изваяния – вот кем они являлись в этот момент.
Когда же начал подниматься наместник, видимо, желая объявить об окончании схватки и о смерти всех троих гладиаторов, один из них упал. Его руки соскользнули с рукояти, и тело глухо опустилось на песок, подкидывая в воздух песчаное облако. На ногах удержался лишь один. И теперь, когда не стало преграды, можно было увидеть, как мерно вздымается его грудь. Он все еще дышал.
Тим Ройс
Видимо, и у жижи есть свои ограничения, так как в этот раз меня лечили по старинке, чем обеспечили целый сонм из не самых приятных воспоминаний. Впрочем, до костоправов наемников этим умельцам далеко, так что не стоит жаловаться на не самый лучший сервис. Да и справились они быстро: через декаду я уже был как огурчик и в одиночестве бродил по некогда заполненным помещениям. Стоявшая здесь тишина и полумрак пугали меня, отчего я все больше времени стал проводить либо в комнате, либо на плацу. Вернее, на стене плаца, где слушал шепот ветра, чьих историй было не счесть.
Скрипнули петли, и в каморку вошел старший малас, навестивший меня всего раз, чтобы поздравить с победой.
– Я пришел, дабы выполнить наш уговор.
Кивнув, я поднялся с лежанки и поспешил к выходу. Ответы были рядом.
Глава 7
Черная кровь
Старик, приложив ладонь к двери подвала, вновь отворил путь во тьму. Осторожно ступая по древней лестнице, вырубленной в камне, я еле сдерживал себя, чтобы не перейти на бег. Малас же, степенно шедший впереди, порой чуть оборачивался, демонстрируя то ли усмешку, то ли оскал. Несложно было догадаться, что тренер знал о моем нетерпении. Порой мне даже казалось, что он специально замедляет шаг.
Вскоре мы оказались перед дверью, от которой до сих пор веяло неподдельным ужасом, пробирающим до костей. Поежившись и задержав руку на саблях, я поспешил убраться подальше от этого места.
Еще через несколько пролетов я заметил и вторую дверь. Эта, словно противореча своей предшественнице, вызвала лишь вспышку азарта. Не было сомнений в том, что, доведись мне оказаться за ней, полосу препятствий я прошел бы так же легко, как путь от канала Грибоедова до Эрмитажа. Пожалуй, это можно было бы сделать даже с закрытыми глазами. Хотя в нынешнем моем положении, когда глаза не очень-то и важны, это звучит несколько лукаво.
Но в этот раз мы не останавливались. Наш путь продолжался, уходя все ниже и ниже, где не помогал даже взгляд глазами ветра, настолько здесь было темно. Хотя скорее не темно, а мрачно. Словно свет, испугавшись, решил навсегда покинуть это место, оставив его на откуп первозданному мраку, не терпящему ни искры, ни блика.
– Ступай осторожно, Тим Ройс, – зловеще прошептал проводник. – Никогда не знаешь, что притаилось во тьме.
– Во тьме подвала? – поспешил уточнить я. – Разве что крыса или землеройка.
Малас хмыкнул, хотя это больше походило на вороний кашель:
– Ты стал отважнее, чем был.
– Сочту за комплимент, – пожал я плечами.
Я собирался отпустить очередную шуточку, но тут сердце дрогнуло.
– Мы пришли, – твердо произнес старец.
– Да, – тихо пролепетал я, ежась, словно от промозглого холода. – Я знаю.
И действительно, не заметить того, что маленькое путешествие закончилось, было попросту невозможно. Стоило на мгновение замереть, остановиться, как ясно ощущалось отсутствие магии. Вернее, ощущался ее непрерывной отток. Магия, будто песок из разбитых песочных часов, утекала, ни на миг не задерживаясь. И путь ее, столь краткий и незаметный обычному смертному, заканчивался за тяжелыми, массивными воротами. Хотя, будь я несколько более патетичен, назвал бы их Вратами. Настолько они огромны и монументальны.
Чем ближе я подходил, тем отчетливее понимал, что магия не просто поглощается гигантскими створками: она словно уходит за них, рассеиваясь в неизвестности. Фактически ее впитывали не Врата, а то, что находилось за ними.
– Ты точно хочешь войти?
– Да, – твердо ответил я, ни секунды не сомневаясь в своем решении.
– Как знаешь, землянин. – Малас поднял свою странную трость, больше похожую на не менее странный посох, и с силой ударил ею по шву створок. – Порой не стоит находить то, что ищешь.
Посох на миг превратился в черное, рассеивающееся во мраке нечто, похожее на копье без наконечника, а спустя удар сердца двери стали с гулом отворяться. Лишь только они задрожали, скидывая с себя вековую неподвижность, как я невольно зажмурился, спасаясь от света, бьющего из увеличивающегося проема.
Мрак, задрожав, скрылся, отступая перед мерным сине-голубым светом, изливающимся из зала, находящегося за дверьми. Уже с первого взгляда я понял, что вижу перед собой. То же самое я видел чуть меньше полугода назад, когда "Морской сокол" пристал к острову в океане, где я нашел зиккурат. Там, в пещере, росли точно такие же кристаллы, только они были в десятки раз меньше. И точно такие же кристаллы были в той пропасти, в которую я сам себя загнал, когда отрабатывал "насмешку ветра" в Алиате.
– Иди, землянин.
Чуть заторможенно кивнув, я переступил порог и подошел к первому кристаллу. Он был просто огромен. Толщиной в два обхвата, а высотой – метра два с половиной, может, даже немного больше. Сперва я этого не заметил, но стоило приглядеться – и оказалось, что кристалл мерцает. Его сияние дрожало, то чуть затухая, то разгораясь с новой силой.
Мне не понадобилось больших усилий, чтобы почувствовать, как он впитывает не просто магию, а саму ее суть – энергию. Эта энергия стекалась отовсюду, закручиваясь в настоящий водоворот.
– Пойдем, землянин, ты увидел достаточно.
Так и не получив ответ на тревожащий меня вопрос, я уже собирался было последовать за маласом, как что-то привлекло мое внимание. А именно – небольшое затемнение, но не на поверхности, а внутри кристалла.
– Секунду, – попросил я старца и подошел практически вплотную.
Дождавшись очередного мерцания, я присмотрелся, заглянув вглубь… и отшатнулся. Сердце забилось быстрее, на лбу выступила испарина, а нервы сковал ледяной ужас. Там, внутри, словно муха в янтаре, навеки застыл человек. Он был одет так же, как и любой иной виденный мной гладиатор, а лицо его олицетворяло покой. Этот человек будто спал, спал вечным сном, закованный в мерное голубое сияние.
Но что ужаснуло более всего – далеко-далеко вниз, где терялся взгляд и не было слышно отзвуков упавшего в бездну камня, уходили сотни, тысячи… нет, сотни тысяч таких же кристаллов.
– Что это? – хрипло спросил я, поворачиваясь к маласу.
Тот стоял у самого входа, так и не решившись войти внутрь. Лицо его было мрачным и необыкновенно старым, покрывшимся десятком морщин, проявившихся в этот момент. Старик сжимал свою трость, держа ее так, как любой другой боец держит оружие.
– Воинство Термуна, – громом прозвучали его слова, больше похожие на приговор.
Я вновь отшатнулся, теперь уже от маласа, и опять посмотрел на спящего человека, узнавая в нем гладиатора. Значит, вот какая судьба уготована тому, кто победит на песке арены.
– Они не мертвы, – тихо прошептал тренер. – Просто спят. Время их движется иначе, и кто знает – может, они уже пробудились в своих великих битвах. Может, их клинки звенят, а уши оглушает бой барабанов.
– Я не понимаю…
– Воинство Термуна сражается лишь в великих битвах, до него оно спит, ожидая своего часа.
– За эти сезоны я не видел никого, кто носил бы оружие, кроме гвардейцев и гладиаторов. Какой глупец…
– Ты рад? – как-то хищно хмыкнул старец. – А я предупреждал – не все, что ищешь, стоит находить.
Наверное, тренер удивился бы, узнай он, какие мысли крутились у меня в голове. И, уверяю вас, я отнюдь не горевал по поводу своей возможной судьбы и не лил слезы из-за обмана. О нет. Я со всей решимостью и сосредоточенностью размышлял над главным вопросом. Несмотря на то что отдельные части начали потихоньку складываться в единое полотно, у меня еще не было ключа к целостной картине.
Вновь повернувшись к кристаллу, я внимательно разглядывал его, стараясь припомнить, из-за чего же возникло это смущение в мыслях. Что-то не давало мне покоя, теребя край сознания почти родившейся догадкой. Наконец я умудрился схватить ее за хвост, вновь припомнив тот остров и барельеф, изображенный в пещере.
– Скажите мне, старший малас, можно ли в этот кристалл заключить кого-либо, помимо человека? – обратился я к тренеру, немного опешившему от такого заявления.
Старик прищурился и зачем-то убрал трость за спину.
– Да, – сказал он.
– Даже демона?
– Даже демона.
И это был ответ на большинство моих вопросов. "Даже демона" – вот он ключ к разгадке. Такой незатейливый, такой простой – казалось бы, и ранее лежавший на поверхности. Но мне пришлось пересечь весь мир, добраться до края горизонта и найти мифическую долину, чтобы обнаружить его. Да уж, пожалуй, ни один мир в бескрайней вселенной еще не знал человека глупее вашего покорного слуги.
– Что ж, – вздохнул я, бросая последний взгляд на вереницу кристаллов, теряющуюся где-то в бесконечности. – Думаю, на этом наша экскурсия подходит к концу.