Люди сейчас для вас… ничего не значат. Вы используете их, как пешки… Для своих каких-то целей… Вы… очень жестоки и расчётливы. Вы… готовы убить, и ещё убьёте многих – тех, кто… встанет у вас на пути… Без любви вы – словно заводной механический автомат-убийца, холодная и расчётливая… Машина.
– НЕТ!!! – вся её суть, все инстинкты и сознание встали на дыбы от нахлынувшего ужаса, липкой чёрной массой сдавившего её сердце. Но гораздо сильней оказалась неистовая ярость, вскипевшая в ней от жестоких правдивых слов, разящих, словно беспощадные меткие стрелы…
Этот ужас и эта ярость затопили всё её сознание, её душу, и помогли выдернуть налитые, казалось, свинцом, руки из клешнёй этой страшной женщины, и отпрянуть назад, отвернувшись, и вырвавшись из плена огромных гипнотических глаз, что смогли вырвать и бросить ей в лицо её ужасную тайну!
Нет, она никому и никогда не позволит копаться в глубинах своей!..
Она зарычала, невольно хватаясь за меч.
Мистическая связь прервалась, она снова очутилась в полутёмной палатке.
Маленькая девочка слабо вскрикнула в испуге: "Ах!.."
Чтобы прийти в себя, Катарине потребовалось всего несколько секунд. Та самая сила духа, воспитанная философией боевых искусств, что помогала ей в любых жизненных ситуациях не сдаваться, не подвела её и сейчас. Плевать на липкий пот, заливающий спину и шею, плевать на прерывистое дыхание – оно уже восстановилось…
Она уже пришла в себя. Полностью контролирует тело… И дух.
Катарина выпустила рукоятку, которую инстинктивно схватила. Здесь не было внешнего врага, которого можно было бы поразить мечом… Только – внутренний.
А его так просто не возьмёшь.
Да и нужно ли ей что-то менять в себе? Ведь это именно её сущность, её убеждения помогали ей – помогали в этом враждебном мире выживать…
Так ли ей сейчас нужна эта самая пресловутая… Любовь?..
Нет, окончательно решил за неё трезвый и циничный наблюдатель внутри – пока она не может позволить себе такой роскоши! Враги многочисленны и сильны. Нельзя давать им лазейки… Ничего она менять в себе, в своем поведении и мышлении, не намерена!..
Она вздохнула, и снова села. Только руки чуть дрожали.
Когда Катарина пристально взглянула на гадалку, та лежала на спине не полу, опрокинув табурет и широко раскинув руки. Похоже, была без сознания. Подойдя и пальцем приподняв её веко, Катарина обнаружила тусклый закатившийся зрачок – гадалка не притворялась, и, похоже, сеанс окончен…
Катарина покачала головой. Теперь она прекрасно осознавала, что её поймали на её же собственный трюк с гипнозом. Достаточно было простого приказа – и она сама себе рассказала, что она думает о себе и о своём прошлом…
Однако так ли просто всё обстоит в действительности?
Может, гадалка всё же оказалась способна проникнуть в потаённые глубины её души? Похоже, сомнения нет – какая-то обратная связь у неё была… И, может, резкий выход ситуации из-под контроля мог навредить ей куда больше, чем Катарине?
Как теперь узнать правду? Да и надо ли? Могут ли медиумы действительно проникать в чужие души?..
Или, для разнообразия, вот более насущный вопрос: вспомнит ли, очнувшись, эта старая и усталая женщина то, что она вытащила наружу из неведомых глубин подсознания "клиентки" силой своих экстрасенсорных способностей, и, возможно, увидела, находясь в состоянии транса? Или она сразу предпочтёт забыть обо всём? Ведь это было бы ужасно – помнить проблемы и грехи всех своих… Да, клиентов.
Как это она только что сказала? Что люди для неё ничего не значат, что она их просто использует?.. Может, и так. Хм. Да, она так и поступит.
Катарина опустилась на колени и расслабила шнурки корсажа, сильно стягивающего стан женщины – чуть злорадно подумала, что – ага, красота с возрастом обходится всё дороже.
Для этого пришлось женщину аккуратно перевернуть. Положив затем гадалку на бок, и согнув верхнюю ногу в колене – для опоры – она оставила её лежать, убедившись, что дыханию женщины ничто больше не препятствует.
Прагматик внутри неё знал, что делал: в положении лёжа обморок проходит быстрее.
Затем, подумав, Катарина взяла ненавистный хрустальный шар: ясно, что именно он в данном случае сыграл роль блестящей надраенной монеты, или же другим способом помогал медиуму сосредоточиться на воспоминаниях жертвы, лишив собственной воли, самоконтроля!..
Неважно, какая из версий отвечает действительности. Она знает, что сделать: хмыкнув, Катарина спокойно спрятала шар в стол – там даже нашлась специальная, обшитая мягкой тканью, чтоб не разбить, ниша. Ну вот, порядок.
Обойдя помещение, в углу она нашла узлы с вещами и кувшин с водой. Подойдя с ним к гадалке, она набрала в рот щедрый глоток, и дунула его прямо той в лицо. Женщина застонала и скривилась, словно от зубной боли, но в сознание не пришла.
Пришлось смочить ей водой грудь, виски и шею, и похлопать ладонями по щекам.
Только что такие огромные и яркие, а сейчас самые обычные глаза, открылись.
В них была растерянность. И непонимание. Она уставилась на Катарину.
– Где я? – не очень оригинально спросила эта несчастная пожилая женщина, удивлённо оглядываясь. Пожалуй, так притворяться могла бы только великая актриса…
– На полу в вашем чёртовом балагане. – не менее оригинально ответила Катарина, тоном старого брюзги, – Может, соизволите теперь подняться, и объяснить, с чего это вам вдруг вздумалось хлопнуться в обморок?
– А что со мной произошло? Я упала… В обморок? – ещё растерянней спросила гадалка, беспомощно озираясь по сторонам, словно что-то искала, и ощупывая пол вокруг себя неуверенными движениями рук. Затем она попыталась было привстать.
– Ну прекрасно. Я бы даже сказал – очень мило… Да, вы упали в обморок, и как раз на самом интересном месте, уважаемая предсказательница! – Катарина недовольно покачала головой. Нет, пожалуй, так сыграть невозможно. Но осторожность не повредит.
Она помогла обмякшей – её словно совсем не держали дрожащие ноги! – женщине забраться в кресло, которое перед этим занимала сама, и подобрав валявшийся в углу табурет, поставила его к столу и уселась на него.
Таким образом они как бы поменялись местами, а, возможно, и ролями в этой маленькой комедии – теперь была очередь Катарины пудрить мозги.
Но если Катарина чувствовала себя уже вполне спокойно и уверенно, то гадалка казалась явно не в своей тарелке, а от такого расклада и распущенного явно посетителем корсажа смутилась ещё больше. Она как-то поникла, и заёрзав в кресле, опустила глаза:
– Простите, ради Бога, благородный мессер! Я, кажется, не смогла закончить предсказание.
Поверьте, такого со мной никогда прежде не случалось! Это правда – никогда ни один клиент не уходил от меня, не узнав того, что ему было нужно… – Катарина молчала, не перебивая.
– Это, наверное, от слабости – я в последнее время несколько… э-э… плохо питалась… (как же, от слабости, сердито подумала Катарина, скорее от винных паров – не учуять их, приводя в сознание эту странную худую и, кажется, совсем безмышцевую даму, было просто невозможно. Хотя в целом держалась гадалка молодцом – наверное, привыкла работать в таком состоянии. Интересно, как это сказывалось на качестве предсказаний? Впрочем, у каждого – свои проблемы… И способы "вхождения" в "рабочее состояние…").
– Ещё раз простите, мессер, и… Если пожелаете, продолжим. Напомните, пожалуйста, на чём мы остановились? – видя, насколько гадалка выбита из привычной колеи, и только что не рыдает, Катарина только вздохнула. Жалость к этой несчастной кольнула её прямо в сердце, и она сдержала грубые слова. Вместо этого она слабо улыбнулась, и произнесла:
– Нет уж, хватит предсказаний. Благодарю покорно. Вы всё вполне внятно рассказали. Я только не понимаю, почему вы не помните, на чём остановились…
– Ох, простите, простите, ваша милость! Это всё проклятая старость… Сейчас я уже не такая сильная, как раньше. О, я и вправду видела многое – и в будущем, и в… прошлом. Меня побаивались даже… э-э… Простите. Теперь же, чтобы хоть что-то разглядеть в прошлом, мне приходится прибегать к помощи магического шара и зелья… И я… О, Боже! Пресвятая Богородица!
А где он?!
Катарина, склонив голову на бок, с интересом посмотрела на гадалку. Похлопала глазами, как бы удивленно моргая.
– Может быть, сударыня, вам нужен лекарь? – спросила она беспомощно озиравшуюся женщину. – Если вам плохо, я оплачу его услуги.
– Нет-нет, уверяю вас, любезный мессер, мне ничего не нужно! То есть, мне нужно – если ваша милость, конечно, не возражаете – чтобы мы с вами поменялись… местами!..
Катарина, пожав плечами, встала и пересела.
Опустившись на свой табурет, гадалка испустила вздох облегчения, и любовно погладив поверхность старой зелёной бархатной скатерти ладонями. Залезла рукой в стол, и снова вытащила шар. Катарина изобразила лёгкое удивление, приподняв бровь.
– Итак, благородный мессер, – уже почти спокойно и даже несколько радостно, женщина взглянула в глаза Катарине, – вы желаете, чтобы я рассказала вам о прошлом?
– Конечно, хорошо бы… – замялась Катарина, – Мне было интересно слушать вас – вы явно необычная женщина. Но… Лучше я приду сюда завтра. Вы отдохнёте, подкрепите свои истощённые силы какой-нибудь едой. И мы сможем спокойно продолжить нашу, скажу честно – так меня заинтриговавшую! – беседу без досадных… перерывов.
Есть несколько вопросов, которые мне необходимо уточнить – ну вот, хотя бы, насчёт яда… И противоядия. Да и об остальном… Словом, закончим завтра.
Казалось, гадалка была обрадована столь любезным предложением. Из вежливости, она, впрочем, ещё немного поупиралась – дескать, как же благородному мессеру придётся ещё раз пробираться в такую даль, и прочее… Но довольно быстро позволила себя уговорить, не переставая извиняться за свой обморок.
Катарина давно сменила слегка брюзгливый тон на более благожелательный – это было нетрудно, так как она уже полностью овладела собой, и держалась раскованно, демонстрируя снисходительное добродушие, и находя происшедшее, скорее, забавным.
Затем, когда она уже собиралась встать, чтобы удалиться, и попрощалась, гадалка всё же не удержалась, чтобы не попытаться выяснить беспокоившие её моменты случившегося:
– Не сочтите за дерзость, ваша милость… Извините, я… позвольте вас спросить! – Катарина милостиво кивнула, снова чуть вскинув бровь, – Спасибо! Я хотела спросить вас – я перед тем, как… э-э… в обморок упасть… Никаких глупостей вам не наболтала?
– Да нет… – вроде как бы помявшись, чтобы припомнить подробней, Катарина смело поглядела в глаза, снова ставшие мутноватыми и тусклыми, – Вы закончили с картами, убрали их…
Я обдумывал то, что вы изволили предсказать… Потом вы попросили мою правую руку, я снял перчатку. Вы взяли эту руку, посмотрели на ладонь, и мне в глаза… Я ещё подумал – ну и глаза у вас – чёрные, огромные… Они словно открылись ещё больше – и вдруг вы грохнулись прямо на пол. Я даже не успел вас удержать… Пришлось распустить вам слишком тугой корсаж… Уж не обессудьте – должен же был я привести вас в себя! Но всё равно – пришлось воспользоваться водой. И вот – вы очнулись.
– Вы уж простите, ради Создателя, сударь! Такое со мной точно в первый раз. Ручаюсь, завтра такого не случиться! Не сердитесь на меня – я что-то плохо себя чувствую в последнее время – годы уж не те…
– Ничего. Надеюсь услышать не менее интересное, чем сегодня, продолжение. Всегда, знаете, любопытно узнать что-нибудь новенькое о себе, любимом! – заржав, как глупая лошадь, (хочется верить, что это получилось натурально), Катарина вынула из кармана серебряную монету, и аккуратно положила её на стол, – Но, надеюсь, вы понимаете – историю обо мне должен знать только я. Я – и никто другой. – теперь в её холодных пронзительных глазах не было и искры наигранного веселья.
– Разумеется, мессер! Конфиденциальность гарантирована! Будь это не так – меня бы уж давно на этом свете… Тайны своих клиентов я храню так же надёжно, как могила – то есть: тьфу-тьфу! – женщина сплюнула через плечо, и истово перекрестилась, – Я хочу сказать – надёжно. А клиентов у меня было… Да, много… И кого только мне… Словом – не волнуйтесь, ваша милость, я не болтлива – себе выйдет дороже.
– Прекрасно, – несколько покровительственно позволила себе высказаться Катарина, – Надеюсь, что рассказанное вами завтра будет не менее оригинально и занимательно, чем то, что я услышал сегодня. И пройдёт… без неожиданностей. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, благородный мессер! Благослови Господь ваше доброе сердце – да, теперь мы сможем купить немного еды… Вы уж простите слабую женщину за эту… – она запнулась, Катарина увидела в краях глаз заблестели подступившие слезы.
Затем словно прорвало невидимые внутренние шлюзы гордости и достоинства:
– Ах, ваша милость, если б вы знали, как трудно одинокой гадалке, которая больше ничего не умеет в этом жестоком мире, в наши нелёгкие времена хоть как-то прокормиться!..
И нигде-то нам нет приюта! – неподдельное отчаяние и безысходность вдруг прорвались в задрожавшем красивом голосе. Казалось, его обладательница доведена тяготами своего образа жизни и каким-то внешним давлением до последней черты! Ну… во всяком случае, она к ней очень близка. Не иначе, как предсказала что-то не то кому-то очень злобному и могущественному… И заступиться за неё некому. Да и возраст…
Наигранное иронично-снисходительное отношение Катарины к женщине как-то сразу исчезло. Осыпалось, словно грязная и пошлая шелуха.
Кристально чётко стало понятно, словно она видела это внутренним зрением, что перед ней ещё одна жертва чьих-то интриг, злобы и зависти. Покинутая друзьями и родными – а были ли они? – затравленная и гонимая женщина, которой незнакомо ни одно ремесло, или ещё какой-нибудь не слишком опасный или криминальный способ добывания денег, которая, тем не менее, не стала шлюхой, или побирушкой. Сохранила гордость. Не сдалась…
Н-да, трудно, наверное, женщине одной прокормиться в этот дикий век…
Впрочем, как и в любой другой. Уж про тяготы и проблемы одиночества Катарине было известно не понаслышке. Пауза затянулась дольше, чем она бы хотела.
И гадалка, почувствовав в ней эту перемену – нет, она точно экстрасенс! – вновь подняла свои теперь печальные и блестящие от медленно сочащихся слёз глаза.
Но теперь они блестели уже только от них – слёз бессилия! И осознания этого бессилия…
Слёзы не сдавшейся, но всё же проигравшей женщины. Ситуация тяготила Катарину тем, что чем-то слишком напоминала ей… Ладно.
Смотреть дольше на несчастную было выше её сил. Катарина тихо произнесла:
– Я… Понимаю. Да, я понимаю. Женщине… вы правы – очень тяжело одной.
Она не могла больше выносить этот пронзительный молчаливый крик о помощи. Тяжело шагнула к столу, и севшим голосом добавила:
– Надеюсь, вы не истолкуете превратно моё… искреннее желание помочь вам.
Это: во-первых – вот эти золотые… – она положила сверкавшие монеты прямо в центр стола, – И во-вторых – просто совет: или выверните вашу палатку наизнанку, или нарисуйте что-нибудь подобное, – она, слегка усмехнулась и указала рукой на рисунки и иероглифы, – снаружи. Ваша "реклама" никуда не годится…
Помолчав, она всё же высказала беспокоившую её проблему:
– И вот ещё что: я знаю, это ужасно трудно для женщины, но… Бросьте пить!
Уж мне-то можете поверить – никогда ещё вино никого не спасло, и никому не помогло! Если у вас осталось ещё что-то, или кто-то, кто дорог вам, сделайте это ради него!..
А сейчас – прощайте!
Она быстро кивнула женщине, и, стремительно развернувшись, вышла.
Гадалка осталась стоять, изумлённо глядя ей вслед, и заломив руки на груди.
На три сиротливо лежащие на столе монеты она так и не взглянула.
Уж если что-то и осталось в памяти Катарины от этого визита – так это чувство неловкости из-за чужого горя, и взгляд этих чёрных, столь разных и изменчивых, глаз…
Занавес за её спиной качнулся, отгораживая её от странной и тягостной сцены, произошедшей между ней и гадалкой. Правильно ли она поступила? Помогут ли в такой ситуации деньги? Сможет ли эта женщина действительно бросить?..
И что теперь делать ей самой?
Взглянув вбок, Катарина невольно улыбнулась: Мария, вытянув ноги в тяжёлых для неё сапогах, и откинув голову на спинку кресла, мирно спала, приоткрыв рот. Снаружи было тихо. Видимо, пёстрая толпа на улицах давно разошлась – или по кабакам, или по домам…
Осторожно и нежно потряся няню за плечо, Катарина разбудила своего "спутника". Подождала, пока та потянется и зевнёт. Знаком пригласила на выход.
Мальчишка всё так же сидел на страже у входа. Увидев их, он вскочил, почтительно кланяясь, и выражая надежду, что благородные мессеры остались довольны. Пришлось подтвердить это, сунув ему пару денье, после чего он прямо-таки рассыпался в благодарностях. Даже неудобно.
Кивнув на прощание мальчишке, и подхватив ещё сонную няню под руку, она неторопливым шагом повела её по улице. Оглянувшись, заметила, как мальчик зашёл в палатку.
Сразу после этого она что было сил потянула растерявшуюся Марию в первый попавшийся переулок, и какое-то время они чуть ли не бежали по лабиринту пустых улочек и перекрёстков, всё время сворачивая и оглядываясь. Убедившись, что теперь их можно найти разве только с собакой, Катарина вздохнула свободней, и повела свою опешившую спутницу домой, на ходу сочиняя, почему это ей взбрело в голову носиться по улицам, как угорелой.
Пришлось, конечно, всё же сказать, что ей не хочется, чтобы гадалка узнала, где они остановились. А причина… Ну, мало ли!.. Вот не хочет она этого пока раскрыть, и всё!..
Она не могла не заметить, что любопытство Марии разрастается, как на дрожжах. Однако ей пришлось потерпеть до дома.
Только в их комнате, заперев дверь, и задвинув её столом, она смогла перевести дыхание и окончательно успокоиться.
27
– Что случилось? Вы… Опять кого-то убили, и вам пришлось убегать? – от наблюдательного и как всегда спокойного Пьера не укрылось ни их частое дыхание, ни возбуждённый вид, ни придвигание стола. И вопрос он как всегда поставил актуальный и конкретный. Но вот его юмор в сложившейся ситуации показался Катарине несколько неуместным. Впрочем…
Может, он и не шутил.
– О, да! Убегать пришлось… – кивнула Катарина, и, подумав, добавила, – Но не от человека. Скорее, от прошлого. От своего прошлого…
– Что вы хотите этим сказать, сударыня? – от удивления он даже сел на постели, на всякий случай посмотрев на меч, висевший в портупее рядом на стене.
– Нет-нет, всё нормально, – жестом она разрешила ему снова лечь, сняла шляпу и парик, тряхнув пушистыми после очередного мытья волосами, – Нам никто не угрожает. Это просто такое образное выражение… Как бы объяснить попроще…
Словом, сегодня меня сдуру угораздило зайти к гадалке. И она, похоже, неплохо запудрила мне мозги… Впрочем, и я в долгу не осталась.
– К гадалке? – переводя взгляд с неё на Марию и обратно, он явно ждал объяснения.