Вернулись в Губино. Для барыни – как дом родной. После долгой поездки отдохнули. Потом барыня засобиралась в Дворянское собрание. А к Никите потёк поток желающих омолодиться. Его не было почти два месяца, запасы эликсира у женщин закончились. В четверти стеклянной зелье убыло, зато в мешочке кожаном монет прибавилось. Как-то взвесил на руке – тяжёленький. С деньгами везде хорошо. И от голода не помрёшь, и крыша над головой будет. Странная ситуация, имея деньги, имение себе купить не вправе. Избу или каменный дом в селе или городе не возбраняется. Тогда, может быть, бросить имение, в город перебраться? Великий Новгород не плох, оттуда плыви хоть в Европу, хоть в Швецию. Но не тянет, не его, по поговорке – где родился, там и пригодился. У него сейчас денег хватит купить дом и, если тратить экономно, надолго хватит. А уже жажда к наживе появилась. Началось с желания помочь барыне, даже интересно было. Своего рода эксперимент, равного которому он не знал. А уж потом пошло-поехало. Дворянки, затем купчихи. И уже не эксперимент, а тривиальный заработок. Лёгкий, но рисковый. Обвинит кто-нибудь из недовольных в чернокнижии, в волшбе – и темница. Да не было недовольных. Судя по записям, у всех хорошие результаты, видимые налицо, по ощущениям самих женщин.
А вот к чему был неподдельный интерес – к имению. Многое изменил, и ещё планы были. Мельница, лесопилка, выделка льна, производство сахара из свёклы. Но в Губино всё через год-два новому хозяину передавать. А уже дух захватывало от перспектив. Никто не мешает, имение из чахлого, едва дышащего три года назад, сделалось прибыльным, современным языком – передовым. Никогда не подозревал у себя замашек организатора, да ещё в новой для себя области, считал себя горожанином до мозга костей. А летом цветущим льном любовался, не подозревая, что способен на такое.
За хлопотами весна наступила, посевная. Несколько раз приезжали потенциальные покупатели. Смотрели земли, дом. Потом за стол усаживались, для переговоров. Деловые разговоры вёл Никита. Цену назначал высокую. Когда покупатели требовали снизить, называл выручку за год – от продажи льна, канатов. Споры прекращались. Производство за десять лет окупало приобретение дачи.
Когда покупатели уходили, Анна Петровна сетовала Никите:
– Дорого, надо бы цену снизить.
– Не раньше осени. Получим доход, выплатим налоги. А кроме того, покупатели дозреть должны, как огурцы на грядке. У нас не горит, спешка ни к чему. А потом и снизить можно.
В первых числах сентября, когда отметили праздник урожая, из Москвы известие пришло о венчании Годунова на царство. С этих пор Борис обретал официальные права. Царствование его не было спокойным. Через два года в течение трёх лет подряд страшные неурожаи по всей стране. Зимы были долгие, морозные, многоснежные, летом шли дожди, и урожай гнил на корню. Цены на хлеб поднялись в 18 раз. Начались голодные бунты. Народ стал умирать. В Москве только в трёх братских могилах были похоронены 127 тысяч человек, по всему царству Московскому умерла от голода третья часть жителей.
Селяне убрали урожай, Никита получил десятину от "инициативщиков", как он называл Трофима, Андрона, Михаила и Тихона, Пафнутия и Матрёну, да ещё десяток других. Благополучно заплатили налоги, оставшись с хорошей прибылью.
– Деньжищи-то какие! – радовалась барыня.
– Как волнения по стране пойдут, цены на имения и дома рухнут. Вот тогда покупать будем.
Анна Петровна ахнула.
– Зачем?
– Запас на чёрный день. Каждое вложение денег отдачу приносить должно, хоть небольшую. Тогда у тебя жизнь безбедная будет, сытая. В шелках ходить будешь и песни петь. Но притом о людях забывать нельзя. О крепостных, о слугах. Тогда бунтов не будет, тебе уважение и почёт. А ещё свободные люди, у кого руки из нужного места растут, сами к тебе напрашиваться будут. Лет пять пройдёт – и богата будешь, дворяне за честь почитать будут знакомство с тобой.
Анна Петровна от таких планов онемела на несколько минут.
– Да ты дьявол-искуситель!
– Разве тебе плохо? Вспомни годы, когда вдовствовала. Сладко жилось? А теперь и шуба соболья, и сарафанов полные сундуки.
– Есть такое дело.
К осени барыня ещё года сбросила благодаря эликсиру и выглядела лет на тридцать с небольшим хвостиком. Никита решил – пусть ещё месяц зелье попринимает, и всё. А то превратится в девочку-подростка.
Он же понемногу, не торопясь, с людьми разговаривать стал, кого называл "инициативщиками". Исподволь о переезде. Согласились только четверо, но самых толковых. Михаил с Тихоном, что коноплю сажали, да Игнат с Пафнутием, выращивавшие лён. Как раз те, кто больше всего прибыли приносил. Получив согласие, попросил Анну Петровну вольные подписать.
– Это ещё зачем?
– Крепостные при имении остаться должны. Ты же не только землю продашь, но и крепостных. А вольные с нами пойдут. Самых толковых уговорил.
Подумавши, барыня на бумагах подпись поставила. Но Никита о том мужикам не говорил, решил – в последний момент. По зиме снова покупатели явились, что прежде переговоры вели.
– Сбросите маленько цену, так возьмём.
– Предлагайте.
– Десять рублей долой.
Остановившись на восьмидесяти, ударили по рукам. Следующим днём в Старицу поехали, купчую подписали. После Никиту покупатель отвёл в сторону.
– Прости за вопрос. Ты супружник Анны Петровны али полюбовник?
– Даже не родня. Управляющий имением. Человек вольный, как и ещё восемь человек из имения.
– О! Я на тебя рассчитывал. Сказали, больно толковый, хозяйство поднял. Если останешься, хорошее жалованье положу.
– Это сколько?
– Рубль серебром в год.
Никита улыбнулся.
– Нет, я вместе с хозяйкой уеду и со мной четверо вольных.
– Даю три дня на сборы, – нахмурился покупатель.
Купчая вступала в силу с завтрашнего дня. Но Никита не был настроен тянуть резину. Личных вещей не так много, а сундуки и столы с лавками везти ни к чему, проще купить на месте.
В Старице договорился с биндюжниками – извозчиками на санях, что прибудут в Губино послезавтра. Конечный пункт назвал, двое сразу отказались – далеко. Никита предложил хорошую цену – рубль каждому, за постой и пропитание он платит, и желающие сразу нашлись. Зимой с работой худо.
У Никиты всё имущество в узел поместилось. Внутрь, обложив одеждой, четверть с эликсиром уложил, чтобы не разбилась. У Анны Петровны узлов на полные сани набралось. Никита успел ещё вечером, в день продажи поместья, вольные вручить тем, кто с барыней переезжать решился, предупредил о прибытии санного поезда.
Саней прибыло много, Никита рассчитал – на каждую семью по двое саней и на него с барыней двое, да про запас один биндюжник. Получился целый обоз. Деревенские собрались на проводы, бабы плакали, мужики стояли хмурые. При Никите в имении новая жизнь началась, про голод забыли, а каково при новом хозяине будет?
У обоза скорость всегда меньше, чем у одиночной упряжки. И с постоялыми дворами не просто. А ну расположи сразу почти полсотни человек. Потому ещё до сумерек сворачивали с реки к постоялым дворам, чтобы комнаты занять. В полтора месяца переезд уложился, да денег ушло много. Поперва в имение новое, прямо с реки, в город не заезжая. Тесно получилось, в одной избе по две семьи. Но Никита заверил – до весны. А как подсохнет, наймёт ватажку плотников, новые избы быстро поставит, благо лесов вокруг много. Подъёмные деньги тем, кто с ним прибыл, раздал. Переезд, он как пожар. Не всё с собой возьмёшь, да в дороге что-то в негодность приходит. Сами обустроились. Никита с барыней в каменном доме, а небольшой флигель во дворе присмотрел для опытов. Давно Никита хотел алхимией заняться, да не в смысле поиска философского камня для получения золота. Если голова на плечах есть, серебро заработать можно. А деньги свободу дают, комфорт.
От Антипа он готовый эликсир получил и секрет его приготовления, но волхв сказал, что это ещё не всё. Эликсир действеннее может быть. Вот только растолковать и показать не успел. Стало быть, самому опыты ставить надо, а главное, древние трактаты читать. Для этого сначала книги раздобыть надо. И ещё одно беспокоило. Антип прочитать сумел. Но понял не всё, как волхв пояснил. Язык плохо понял или между строк читать надо? Пояснение может быть завуалировано, иносказательно, для догадливых. А осилит ли он? И не потому, что тупой, нюансы знать надо, вот как волхв их знал. Или волхва искать? С началом гонений на язычество, на жрецов, они в дальние углы ушли – на север, на Урал, а то и за него. Но если и найдёшь, пойдёт ли волхв на контакт, откроется ли, как Трувор? А то и запасной вариант есть – ехать на Онежское озеро, в Выговскую пустынь. Настоятель его Луллия на кириллицу перевёл. Всё облегчение, чужой язык не учить.
Остаток зимы и весну не до алхимии было, надо было поля разметить – что под лён, что под коноплю, а что под огороды. Съездили в Нижний, приобрели железный плуг, новинку из свейской земли. Покороче сохи будет, в работе удобнее, лошадь тянет легче, а стало быть – выработка выше. А ещё нанял ватажку плотников – лес поблизости валить, избы ставить. Это в первую очередь, работникам жильё нужно. А как закончили – за амбары принялись. Один большой, с воротами, даже лошадь с телегой въехать может, другой поменьше, рядом.
Каждый день то на поля, то в деревню стройку проверить, то в Нижний. У Анны Петровны свой возок, новый, при прежнем кучере Андрее. В Нижний ездила, в Дворянское собрание, где принята была благосклонно.
А как лето пришло, Никита во флигеле пропадать стал. А только не выходит ничего толкового. Тут мало химию знать, особые знания нужны. При поездках в Нижний, на торг, к продавцам приглядывался. Под личиной торговца вполне волхв может быть. Женщин отметал сразу, хоть их и большинство было – лечебными травами торговали, предлагали порошок из сушёных жаб, барсучий жир. Но жрецами по определению могли быть только мужчины, предположительно старшего возраста. Таких высматривал, а не было. А как Желтоводские ярмарки с приходом тепла и судоходством начались, туда наведываться стал. Ярмарка эта по всей Руси известна, торговать да закупать товары не только почти из всех губерний приплывают и приезжают, но из-за рубежа. И персы, и армяне, и османы – эти с юга, с запада – литвины и немцы, шведы – с севера. Разноязыкая речь, гомон, самые разные товары – от гвоздичного масла до моржовых клыков, называемых рыбьим зубом. По ярмарке бродить не часами, днями можно, столь велика. А с волхвом столкнулся случайно. Искал среди продавцов, а услышал вопрос покупателя впереди.
– Масло каменное есть ли у кого?
Один из продавцов хихикнул.
– Разве есть такая мельница, что камни давит?
Покупатель обернулся, глянул на пересмешника из-под кустистых бровей, тот так и застыл. Глаза вытаращил, а пошевелиться либо сказать что-нибудь не в силах. Никита сразу понял – это тот, кто ему нужен. За стариком пошёл, не по пятам. Отпустил вперёд. Ряды продавцов к амбару вывели. Ставили такие на берегу. Судно к причалу подходит, часть товара выгружает в амбар и дальше плывёт. А товаром уже купец занимается. Малую часть – в ряды, а из амбара слуга товар подносит. Старик за угол завернул, Никита шаг ускорил, дабы не упустить. А старик за углом стоит, хвать его рукой за шею, сдавил пальцами.
– Ты чего за мной тенью бродишь? Али подозреваешь в чём?
Никита прошипел.
– Слышал, как каменное масло спрашивал.
– Тоже смешно показалось?
– Так и мне надобно. Может, вместе поищем, коли интерес общий?
Никита и себя выдавать не хотел, и старику говорить, что расшифровал он его. Мало ли, для каких целей? Лишь бы не оттолкнул.
– Хм, а ты кто такой? Не видел я тебя ранее?
– Переехал недавно из-под Торжка.
– Есть у меня там знакомцы, – задумчиво протянул старик.
– Не Трувор ли, в миру Алексей?
– Он самый. А как он выглядит?
Проверял его старик.
– Уже никак. Схватили его слуги государевы, к казни приговорили. А он возьми да из петли исчезни прилюдно.
– Ай, молодца! Это он мог.
– А ты нет?
– Не сподобился пока. Ты посвящён ли?
– Не, не довелось. Да и не волхв я, алхимик.
– О! Слышать слышал, а вижу впервые. Да что мы здесь стоим? Посторонних ушей много. Пошли-ка ко мне, настои травяные отопьём, побеседуем.
Старик жил довольно далеко, идти пришлось больше часа. Изба небольшая, но крепкая, внутри чисто, запах трав. В сенях на стенах пучки сушёных трав висят. Старик предложил сесть, сам в печь, в тлеющие угли, дров подбросил, чугунок с водой в печь поставил.
– Не торопишься? – спросил он.
– Для тебя времени не жаль, хоть я не городской.
– Ага, до места добираться ещё надо, – сообразил старик. – Ты не учеником ли Трувора был?
– Собирался, встречался несколько раз, кабы не схватили его. Донёс кто-то.
– Стало быть, неосторожен был. Занимаешься чем?
– В имении управляющий. В Твери учеником алхимика был. Кое-что познать успел. Обоих схватили, в Первопрестольную привезли, да перед светлые очи Годунова. Антип, так алхимика звали, золото выплавил. Борису философский камень нужен был, свинцовые ядра дал. А камня нет. Обоих в темницу кинули, Антипа пытать стали. Когда снова к Годунову повезли, удалось сбежать, в реку прыгнул. Так и ушёл. Антипу обет давал – увезти его жену. Увёз, а сам в другом месте осел.
– Не доверяешь, значит, мне полностью? – понял дед.
– В первый раз вижу, как верить?
– А может, и правильно. Тебя как звать?
– Никитой.
– А меня Демьяном. Правду ты сказал, да не всю.
– Ты вообще ничего, – парировал Никита.
– Чего от меня хочешь?
– Ты каменное масло искал. Я его тоже использую. С помощью зелья, которое алхимики эликсиром называют, хозяйку омолодил. Но Трувор, когда я ему состав назвал, сказал, не весь. Видимо, Антип не понял в текстах что-то.
– Назови, из чего делаешь и как?
Никита рассказал подробно.
– Ну что же, зелье действовать будет. Только Антип твой читал текст переводной. Либо на глаголице, либо на кириллице. А там упущение маленькое есть.
– Какое же?
Никита от нетерпения приподнялся с лавки.
– Ты не волхв, а только ученик алхимика. Возможно, последнего на Руси. Зачем тебе знать? Ты хоть из древлян, а не нашего времени. Вернёшься к себе, неправедно использовать можешь.
– Откуда ты знаешь, что я… – Никита слова подходящего подобрать не мог, чтобы Демьян понял.
– Пришелец? – подсказал волхв.
– Именно!
– Так запаха от тебя нет совсем. Был бы нечистой силой – мертвечиной пахло бы, порождением преисподней – серой. От тебя даже потом не пахнет.
Не поверив словам Демьяна, Никита не постеснялся поднять руку, понюхать под мышкой. В самом деле, запаха нет. А ведь он не мылся три дня. Волхв продолжил.
– У каждого живого человека аура своя, для посвящённого видимая. Знаешь, что это слово означает?
– Осведомлён.
– У тебя её тоже нет. Мыслю, не из нашего мира ты.
Никита в лёгком шоке пребывал. Второй человек, и тоже волхв, смог отгадать, что он не современник. Стало быть, жрецы язычников не совсем пустобрёхи, обладают тайными, сокровенными знаниями.
– Ну, коли так, можно вопрос?
– На один отвечу, так и быть.
– Я про эликсир. Чего не хватает и почему ты его назвал неправильным?
– Не хватает розового масла, оно красоту придаёт. Но всё равно зелье – не панацея, не эликсир вечной молодости, какой алхимики ищут. Да, принимающий его человек, хоть муж, хоть баба, выглядеть будут молодо. И хворать, как старые, не будут. Но умрут так же, как обычные смертные. Положено ему свыше шесть десятков годков прожить, столько и проживёт. Почему алхимики называют его эликсиром вечной молодости, мне непонятно. Ничто не вечно под луной. Искать надо было эликсир вечной жизни, но секрет его только богам известен. Алхимики же шарлатаны. Философский камень, золото, тьфу! Суета сует.
За маленьким оконцем, затянутым слюдой, стало темнеть. Никита поднялся с лавки.
– Разрешишь ли заходить иногда, совет получить?
– Это ты у меня спрашиваешь? На тебе крестик христианский висит, ты чужой веры. Не ходи ко мне больше, заклятье наложу.
– И на том спасибо, прощай.
Неудачная встреча вышла, уже второй раз. Вышел Никита со двора, постоял в раздумьях. Надо на постоялый двор идти, ехать в имение поздно. Невдалеке на лавке мужичок сидел, ничем не примечательный. По одежде не поймёшь – ремесленник, мелкий торговец. А только не понравился Никите взгляд его – острый, оценивающий. Так человек посторонний не смотрит. Пошёл к постоялому двору, на углу улиц обернулся. Мужик шёл в отдалении. Грабитель? Обычно они одеты скверно. Если вор, охотник за мошной, то они на торгу шныряют, куда люди с деньгами за покупками приходят и где затеряться легче. Мысль мелькнула – не за избой ли Демьяна следили? Прознали, что волхв, единомышленников выявить хотели. Пожалуй, правдоподобно. Народ простой, о конспирации понятия нет, слежку за собой не усмотрят. А только после подвалов Разбойного приказа Никита осторожен стал. В своё время детективы по телевизору смотрел, книги читал. Не нужны ему были раньше эти навыки. Но потребовалось – и вспомнил. Свернул в небольшой переулок, в четыре двора. На улице деревья стоят, заросли берсения, как назывался крыжовник. А как повернул, кинулся бегом к дереву, встал за ствол, наблюдать стал. Преследователь показался из-за угла и замер. Только что Никита в его поле зрения был – и нет. Влево метнулся, вправо. Потом по переулку побежал. У Никиты все сомнения пропали, следит за ним, не случайность это. Когда мужик поравнялся с деревом, Никита выставил ногу, преследователь упал, а сверху на него всем своим весом алхимик рухнул. Затрещали рёбра, хекнул мужик, а Никита двумя руками его за шею схватил.
– Кто таков? Говори, не то придушу, как курёнка.
Мужик аж посинел, ртом пытается воздух хватать, руками Никиту сбросить. А силы слабеют от минуты к минуте. Никита жалости не имеет. Если грабитель – поделом, а коли из Разбойного приказа человек – и подавно. Уж как они в подвалах пытать умеют – сам свидетель. Мужик задёргался. Никита разжал руки.
– Слово и дело, – просипел мужик.
Никиту как кипятком окатило. Это был своего рода пароль для сыскарей. А ещё так выкликали подозреваемых в государственной измене, желая сообщить нечто важное. Для сыска преступников, а также беглых крестьян, которым отменили переход в Юрьев день, был создан Сыскной приказ, который возглавил родственник царя, Семён Никитич Годунов. При Петре I существовал Преображенский приказ вместо Разбойного. И только при Екатерине II был введён запрет на "Слово и дело".
Никите сразу вспомнились строки А. С. Пушкина о Годунове.
"Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, зять палача и сам в душе палач, возьмёт венец и бармы Мономаха…"
Мужик отошёл, синюшно-багровое лицо приняло обычный цвет.
– Говори, почто за мной шёл, ну! – Никита сделал зверское лицо.
– Я государев человек и тебе ничего не скажу.
– Тогда с апостолом Петром говорить будешь, – пригрозил Никита.