Добивать все же пришлось. С десяток обессиленных висельников разной степени потрепанности увидели выходящий отряд, когда до них оставалось не больше трех десятков шагов. Воины князя спокойно переговаривались между собой, будто и не было кроме них на этой поляне еще кого-то. И в чем-то они были правы – разбойники уже были трупами, вот только не знали об этом.
– Ну и вонь, – раздался бархатный голос одного из воинов, лицо которого по глаза было закрыто черным шелком. Но вот сами глаза с пушистыми ресницами с головой выдавали в нем девушку. – Я на этой поляне ночевать не буду.
– Тогда иди и быстро разберись со всеми, Ейган, а потом догоняй, – невозмутимо сказала Катаюн. – Мы как раз место найдём под стоянку.
– Кам, поможешь? – спросила та, которую назвали Ейган, обратившись к еще одному безликому воину. – Просто запачкаться боюсь.
– Хорошо, Ей, – кивнул тот, – но ты мне уступаешь свою тренировку с Батей.
– Иди отсюда, Камал, – огрызнулась Ейган. – Сама справлюсь. Тоже мне брат называется.
Если заранее не знать, из-за чего торгуются воины, можно было подумать, что они решают, как быстрее поотрубать головы десятку цыплят, которых ждут на кухне. И самое главное, что их волновало – это опасность запачкать свою одежду.
– Ладно, – кивнул пристыженный Кам. – Но с тебя все равно услуга.
– Равноценная, – не спросила, а уточнила девушка, и "тени" размазались в начавших сгущаться сумерках. Кроме хрипящих и булькающих, до остальных удаляющихся воинов, больше не донеслось ни одного звука.
Четверо суток прочесывания леса, и всего одна банда висельников, которая вырезала себя сама. Это совсем не тот результат, которого ожидал Призрак. Впору начать сомневаться в том, что лес Приграничья на самом деле рассадник разбойников и головорезов. Здесь, правда, Атей немного был не прав. Совокупный результат был очень даже неплохим.
Отряд Лайгора без последствий для себя уничтожил две банды висельников, просто расстреляв их из кустов из луков. А Хальд со своим самым многочисленным отрядом отличился три раза. Правда, и понес потери в виде трех раненых, которых на трофейных конях в сопровождении еще двух воинов отправили назад в Логово. Все это ему доложили гонцы, которые отправились в свои отряды буквально час назад. В итоге, с учетом того сброда, который встретил отряд Атея, количественно выходило около пяти сотен висельников, которые перестали отравлять своим существованием воздух Тивалены. А это результат.
– Я же помню, что ты был у меня, – бормотал Атей, выкладывая из "Мечты пилигрима" все его содержимое. А содержимого накопилось столько, что рядом с ним образовался небольшой холмик. Чтобы не затруднять себя дополнительной поклажей, с разрешения Атея, Катаюн забила мешок запасом продуктов и всем, что необходимо небольшому отряду в дальнем походе. Что она напихала в "Мечту", Призрак не интересовался до тех самых пор, пока ему не понадобилась одна-единственная вещь.
– Ката, – подозвал он девушку кивком головы.
– Да?
– Когда я разрешил разместить в "Мечте" наши запасы, то совсем не для того, чтобы он превратился в фургон старьевщика.
– Что надо? – коротко бросила она.
– Мой боевой кнут.
В то самое время, когда "мышка" присела над горловиной мешка, к ним подошел Палак.
– Княже, – негромко проговорил он и повел перед собой носом. – Что-то на этой поляне не так.
– Ты тоже почувствовал? – напряглась девушка, подняв на него глаза.
– Да, – кивнул он. – Запах прелой листвы стал более резким.
– А я думала, мне показалось, – выпрямилась она и протянула Атею свернутый кольцами кнут. – Вот.
Призрак принял оружие, взял за плотную кожаную рукоять правой рукой и отпустил кольца. Рабочее тело известного, но необычного для Тивалены оружия длинной черной лентой упало в опавшую листву, где еще несколько раз шевельнулось, пока не замерло, словно готовящаяся к атаке змея.
Увидев князя с новым оружием, остальные члены их небольшого отряда стали подходить ближе. Интересно же знать, что задумал их вождь?
– Если одно и то же кажется нескольким разумным одновременно, – улыбнувшись краешком рта, сказал Атей, – значит, это не плод его воображения и он не сошел с ума.
Князь резко выбросил руку с кнутом вправо и вверх по диагонали, в сторону нижних ветвей дерева, под которым они находились. Легкий шелест рассекаемого хлыстом воздуха, и его конец скрывается в уже пожелтевшей и кое-где опавшей, но все еще густой листве. Рывок – и к ногам многочисленных зрителей падает существо, напоминающее своими размерами десятилетнего ребенка.
– А-а-а, – верещало оно, ухватившись маленькими ладошками за плотно обернувшуюся вокруг его шеи кожаную петлю. – Отпустить моя. Я большая и великая воина.
Воины, увидев, как из кроны вырывают что-то непонятное и орущее, моментально бросили свои ладони на рукояти клинков.
– Чесоточный плющ мне в зад, – выдохнул Аламгир. – Это же гобл.
– Н-да, брат, – покачал головой Аршаль. – И это речь того, кто обвинял меня в отсутствии красноречия.
Бойцы лишь хмыкнули, пристально осматривая продолжающего орать гобла. Наконец, к нему подошел Палак и, подняв за шиворот куртки из грубо выделанной кожи, хорошенько встряхнул. Небольшое серо-зеленое тельце, смешно мотнув конечностями, замерло. Гобл был действительно похож на ребенка. Тонкие ручки и ножки, субтильное телосложение, острые уши, кончики которых достигали макушки головы с редкими пепельными волосами. Небольшое лицо с чуть длинноватым острым носом и темные, очень умные глаза, которые внимательно смотрели на князя.
– Ну и зачем ты балаган устраиваешь? "Отпустить моя", – передразнил его Атей, а потом сказал Палаку: – Поставь его.
Оборотень немного удивился, но опустил малыша, аккуратно поставив его на опавшую листву.
– Не знаю, – пожал худыми плечами гобл. – Нас и до Краха за разумных почти не считали, а сейчас и подавно. Помнят, – кивнул он в сторону Везунчика. – И то хорошо.
– Понятно. Меня зовут…
– Князь Сайшат, – закончил за него гобл. – А меня Ма’Тхи Утренняя Роса.
– Ух ты, – неподдельно удивился Атей. – Красиво.
– Спасибо, – он с достоинством поклонился, а потом дружелюбно улыбнулся, демонстрируя всем два ряда мелких, но крепких и очень острых зубов.
– Вежливый гобл, – пробормотал Аламгир. – Если бы мне кто-то сказал такое раньше – вызвал бы на поединок за ложь.
– К вашему сведению, уважаемый альв, – важно сказал Ма’Тхи, выпятив вперед свою впалую грудь. – Гоблами нас называли и называют остальные разумные Тивалены. Мы предпочитаем называть себя "дети леса". И мы одна из старейших рас этого мира.
– И как я понимаю, ты не просто так сидел на том сучке, – спросил Призрак, на корню прекращая готовый начаться спор о перворожденности.
– Вождь Ма’Рхо Легкая Поступь хочет встретиться с тобой, князь Сайшат.
– И где?
– Недалеко.
– Ну, раз недалеко – веди, – кивнул Призрак, языком жестов давая воинам команду "Внимание". – Уважим твоего вождя.
Идти было действительно недалеко. Через четверть часа, когда в лесу стало совсем темно, они прошли сквозь казавшуюся непролазной стену из переплетенных ветвей жутко колючего кустарника и оказались на краю большой поляны.
Перед взглядами изумленных воинов предстала не грязная стоянка с вырытыми норами или убогими шалашами, а крохотный поселок с улочками и центральной площадью. Жилища "детей леса", конечно, были похожи на шалаши, но вот только были они очень добротные и основательные и составляли единое целое с окружающим их лесом. Но что самое удивительное – вокруг горело много небольших костров, о существовании которых они узнали только сейчас.
Пока они шли к центральной площади за своим провожатым, их пристально рассматривали разновозрастные обитатели этого уютного уголка природы. Атей заметил, что женщины гоблов были намного симпатичнее мужчин. Они не отличались от них. Все те же острые уши и нос, худосочное телосложение и низкий рост, серо-зеленая кожа и в основном пепельные волосы, но все это было в гармонии и общее впечатление от их внешнего вида оставалось намного приятнее, чем от мужской половины этой расы.
Их путь закончился у самого большого костра, где их в окружении местных воинов встречал сам вождь. Никем другим разумный с умным взглядом и властной осанкой, голову которого украшал сложный головной убор с кучей перьев, серебряных блях, мелких драгоценных камней и целой гирлянды разноцветных шнурков, оказаться не мог.
– Я приветствую тебя на своей земле, князь Сайшат, – важно сказал самый главный гобл, являющийся точной копией их проводника, только на несколько десятков лет старше. – Мое имя Ма’Рох Легкая Поступь. Легок ли был твой путь?
Слушая высокопарную речь местного вождя, Атей сразу почувствовал что-то такое, чему не мог дать определения. И только взглянув в глаза Ма’Роха понял, что все эти речи даются ему пусть и не с усилием, но с каким-то напряжением, что ли?
– Рад знакомству, вождь, – кивнул князь и вдру, поняв, ЧТО так напрягает этого маленького правителя небольшой кучки разумных, озорно прищурившись, сказал: – Может, ну их к хургам все эти красивые речи? Терпеть их не могу.
– Фух, – громко и с явным облегчением выдохнул гобл, став похожим сразу на доброго дедушку. – Весь день вспоминал старый этикет "детей леса", но так и не вспомнил до конца.
– Зачем ты хотел видеть меня, Легкая Поступь? – решив не тянуть, сразу спросил его Призрак. – И откуда знаешь меня?
– Все расскажу, князь, – кивнул вождь. – Но сначала раздели со мной трапезу.
От предложения идти в хижину Ма’Роха Атей отказался, предпочтя свежий и чистый воздух ночного леса. Уважительно кивнув и полностью одобрив его выбор, вождь быстро распорядился накрывать стол прямо у костра. Получив указания, "дети леса" засуетились, и уже скоро перед ними действительно поставили большой квадратный стол на низких ножках, а по его периметру высыпали целый ворох мягких подушек. Вождь со своими приближенными, в число которых вошел и Ма’Тхи, сел с одной стороны стола, а князю со своими бойцами предложил занять противоположную.
На латаной-перелатаной, но чистой скатерти из грубой серой рогожи, которой укрыли стол, стали стремительно появляться глиняные блюда с мясом различных животных, которое было приготовлено невероятным количеством способов. Вареное и жареное, запеченное в углях и на углях, тушенное с какими-то корешками и стебельками, нарезанное тончайшими слоями вяленое и даже сырое, замаринованное в каком-то остром соусе. Кроме мяса были еще какие-то вареные клубни, но точно не земляное яблоко. И все. Ни зелени, ни овощей, ни тем более хлеба.
Вокруг стола побежали хрупкие девушки, а может и женщины. Как заметил Призрак, возрастную градацию женской половины "детей леса" можно было выразить в трех словах: ребенок – девушка – старуха. Никаких девочек, подростков, молодок, зрелых женщин и так далее. Пятнадцатилетняя девушка могла оказаться тридцатилетней женщиной с целым выводком детей, и наоборот. Они бегали с объемными кожаными бурдюками и наливали в резные деревянные чаши чуть тягучую жидкость, от которой явственно пахло медом. И еще кое-чем.
Скрещенные указательный и средний палец Палака рядом с поставленной перед ним чашей он заметил в тот же момент, когда ощутил едва уловимый, но очень знакомый запах, что шел из нее. Трудно не узнать аромат отравы, с помощью которой несколько дней назад на центральной площади Мегара буквально растворили Ракита Корешка. Яд для предателя, конечно, имел более сильный запах, но это был именно он.
"Видно, не только ваиктаироны могут варить хорошие зелья и яды", – подумал Атей и незаметно для всех, кроме своих воинов, быстро показал несколько знаков. Опасность, внимание и без команды не убивать.
– Князь, – поднял вождь свой искусно вырезанный из дерева кубок. – Ты прав, я не просто так пригласил тебя. Но прежде чем мы перейдем к делам, я хотел бы выпить за знакомство и за то, чтобы наш последующий разговор был полезным для всех нас.
– С удовольствием, – кивнул Призрак, и в этот момент Ма’Рох увидел, как в глазах собеседника стало зарождаться черное марево, а голос поменял тональность, – но только после того, как ты объяснишь, почему хочешь нас отравить?
"Дети леса" даже не успели до конца понять суть прозвучавшего вопроса, когда часть гостей, стремительно перепрыгнув стол, оказались рядом с ними, прижимая к их тонким шейкам остро заточенную сталь. Еще два воина, встав спина к спине, медленно водили по сторонам наложенными на тетиву стрелами, контролируя небольшой поселок. Их высокий рост без проблем позволял видеть все его уголки.
Только князь Сайшат остался сидеть на своем месте, выставив в хищной улыбке кончики своих белоснежных клыков. Над поселком гоблинов повисла тишина, лишь иногда нарушаемая треском поленьев в костре, который в тщетных попытках дотянуться до Ночных Жемчужин, иногда выстреливал в звездное небо целым роем ярких горячих искр.
– Ма’Рох, – медленно вставая, нарушил эту тишину Атей. – Нужно собирать больше сведений о противнике, ОСОБЕННО, – поднял он палец вверх, – когда приглашаешь его, чтобы убить в своем собственном доме. Ты разве не знаешь, что я сам и те, кто меня окружают, очень необычные разумные? Ты представляешь, под какой удар подставил всех своих сородичей?
– Князь, я…
Сильный подзатыльник швырнул красивый головной убор вождя на уставленный едой стол.
– Тебе разве кто-то разрешил говорить? – мурлыкнула над ухом Легкой Поступи Катаюн.
Ей, как и остальным "мышкам", было глубоко плевать, что этот сморчок был вождем. Да хоть король. Есть Батя, род Сайшат и его вассалы. Именно так – сверху вниз. И вайроны придерживались такой же точки зрения. Именно они: две очень разные и в чем-то очень похожие расы, по мнению Атея, крепче любого строительного раствора скрепляли их небольшое сообщество.
– И теперь я снова хочу задать свой первый вопрос, – после воспитательной оплеухи продолжил Призрак. – Почему ты хочешь отравить нас?
Вождь скосил свой взгляд на девушку, и та благосклонно кивнула.
– Я никого не хотел травить, князь, – твердо произнес Ма’Рох. – Наоборот, хотел просить у тебя защиты.
По тому, как это произнес гобл, Призраку было сразу понятно, что он говорит правду.
– Тогда кто? – быстро успокоившись, задал вопрос Атей.
"Может, он знает?" – пришел посыл от Сая, который вышел к костру, неся в зубах верещащий и брыкающийся комок грязных лохмотьев.
История оказалась занимательной, но вполне обычной.
Болтавшийся в пасти Кота, словно тряпичная кукла, разумный оказался главным шаманом этого рода и по совместительству – родным братом вождя. Причем старшим. Ма’Гдах Пристальный Взгляд, после того, как Катаюн и Палак "настойчиво" и почти вежливо попросили его рассказать все как на духу, запираться не стал.
Ма’Гдаху, по его словам, не повезло с самого рождения, хотя и начиналось все очень даже радужно. Он был первенцем у своего отца и по многовековым традициям "детей леса" являлся прямым его наследником. Радужный мост, ведущий его к вершине власти этого рода, рухнул и рассыпался в тот момент, когда у десятилетнего гобла обнаружили способности шамана. А все по тем же традициям и законам, шаман не мог быть вождем, поэтому наследником оказался его младший брат Ма’Рох.
Смирившись, но не отказавшись от мысли переписать законы, Ма’Гдах посвятил себя искусству шаманизма. И достиг довольно неплохих результатов. Именно он и его ученики нашли способ скрывать их поселение от посторонних взглядов.
Еще когда Атей со своими воинами вошел в поселок, он удивился, почему при подходе, кроме него, никто больше не только не увидел отблесков многочисленных костров, но даже не почувствовали исходящего от них дыма. Он же не просто так давал команду "Внимание". Оказалось, что Пристальный Взгляд со своими учениками просто накрывали поселок сложным пологом, который отводил взгляд, как-то убирал запахи и подавлял шумы. Для всех, кто оказался вблизи поселка гоблов, этого участка леса как бы не существовало.
"Дети леса" ценили и уважали их родового шамана. Несли многочисленные подарки к порогу его хижины. С удовольствием отдавали своих детей к нему в обучение, если у тех обнаруживались способности к шаманизму. Многие женщины добровольно желали разделить с ним ложе. Кажется, живи и радуйся. Однако мечта о власти не отпускала Ма’Гдаха, но переходить к решительным действиям он не спешил, тщательно готовясь к небольшому перевороту в отдельно взятом роде.
Не спешил до тех самых пор, пока в поселке, по приглашению вождя, не появился князь Сайшат. Инстинктивно почувствовав угрозу его планам, исходящую от этого разумного, Пристальный Взгляд начал действовать. Сказавшись больным, он заперся в своем жилище и стал камлать. Но вот незадача: вызываемые им духи, почувствовав в Призраке непонятную и пугающую их силу, отказывались подчиняться. А кого все же удавалось подчинить, абсолютно ничего сделать с ним не могли. Все их проклятья и порчи он просто не замечал. А применить что-то более стоящее боялся уже сам шаман.
В первый момент он даже испугался, но потом понял, что духи предков просто дают ему возможность избавиться одним махом сразу от всех препятствий на пути к ВЛАСТИ. Яд, сваренный лично им много лет назад и неизвестный остальным, он посчитал наиболее подходящим для такого дела. Уменьшив его концентрацию, чтобы разумные сразу не превратились в лужи зловонной жижи, он подлил его в хмельной мед. Оставалось только ждать.
Вера в покровительство над ним духов предков оказалась простой иллюзией. Странный князь почувствовал в питье неизвестный (как он думал) яд, и шаману, чтобы не испытывать больше судьбу, не оставалось ничего другого, как бежать. И это у него могло получиться, если бы не черный ужасный зверь.
В очередной раз за этот вечер над поселком "детей леса" стало тихо. Бойцы князя еще в начале рассказа Ма’Гдаха убрали от шеи вождя и его воинов свои клинки и встали чуть в стороне, не переставая контролировать обстановку. Катаюн даже вновь надела на голову Легкой Поступи атрибут его власти. И теперь со спокойствием каменных истуканов они обдумывали рассказ шамана и ждали решения князя.
– Прав был Мидэл, – с очень серьезным видом сказал Аршаль Листопад. – Наш князь, словно неизвестный этому миру артефакт, который вытягивает наружу из разумных всю их суть. Честный остается честным, но если есть гниль, как ни старайся – спрятать ее не сумеешь, она сама вылезет.
– Ты прав, воин, – поддержал его Ма’Рох, с какой-то грустью глядя на своего брата, что стоял перед ним на коленях. – А чтобы эта гниль не пошла дальше, отравляя вокруг себя все, до чего сможет дотянуться, от нее нужно избавляться.
Вождь небольшого рода был хорошим и быстрым воином. Появившийся в его руке из складок одежды нож "мышки", конечно, заметили, но препятствовать Ма’Роху свершать правосудие по-гоблски не стали. Стремительный удар в глубоком выпаде оборвал жизненную нить шамана.
– Пусть предки решают твою дальнейшую судьбу, – склонился над телом своего брата вождь, в одном глазу которого торчала рукоятка ножа. – В этом мире я ее уже решил.
– Мне жаль, Легкая Поступь, – сказал Атей.