– Вполне. Только наш, а не американский. В прошлый раз он так изобразил подпрыгивающего на хвосте Тигру перед соседкой, что женщине "скорую" вызвали.
В обычных семьях дяди заботятся о племянницах, у нас наоборот. Эд себя практически не контролирует, и переход от тихого психа к буйно-помешанному сумасшедшему занимает у него доли секунды. Впрочем, и периоды просветления бывают довольно часто. Ну то есть настолько, чтоб нас не доставали требованием принудительного лечения.
Когда у той же пожилой соседки какой-то урод на велосипеде вырвал сумочку с пенсией, то тихо сидящий у песочницы дядя Эдик, включив того же Тигру, догнал похитителя, надел ему переднее колесо на голову и вернул старушке сумочку. Так что соседи на нас не очень сердятся, не всегда и чаще всего ненадолго. Эд же красавчик, у него кудряшки, голубые глаза с длинными ресницами, добрая душа и всё такое. Юродивых на Руси всегда жалеют…
Кофе допивал уже на ходу, поскольку Капитан звонил уже в пятый или шестой раз и мне пришлось взять трубку. Сметливая Хельга сама догадалась заткнуть ушки, пока из телефона яростной лавой нёсся отборный русский мат без всяких потуг на "родноверие".
Он у нас вообще дядька эмоциональный, а тут, как я понимаю, Белый Комитет изрядно надавил ему на одно место. Меня срочно вызвали в контору для отчёта и даже "дачи показаний" сразу по нескольким пунктам самоуправства и грубейших нарушений устава, приведших к чему-то там…
Конкретно к чему, объяснят при личной встрече. Я накинул осеннюю куртку, прихватил сумку с планшетом, сунул в карман брюк верный сотовый и, уже спускаясь по ступенькам, вызвал такси. Машина была подана практически через пять минут, в этом смысле нам повезло, таксисты постоянно дежурили у супермаркета на соседней улице. Бодрый старик-казах открыл дверцу старенькой японской "хонды".
– Куда поедем?
– В центр.
– Центр большой, да…
– На Ленинскую площадь, к Управлению министерства нефти и газа, – отрапортовал я.
– Правильно, – разулыбался старик. – Я всю жизнь под Астаной прослужил, гражданских не понимаю, а ты военный, вижу, да. Как едем?
– Как короче.
– Через рынок пойдём, в центре пробки, машин много, да. А всё говорят, плохо живём, плохо живём…
Беда, мне опять попался разговорчивый водитель. Это чума какая-то, тихий ужас, страшный крест нашего частного извоза. Однако, прежде чем я успел впасть в отчаяние, старик неожиданно заметил:
– За тобой две машины поехали. Пасут, да?
– За мной? – удивился я.
– Не за мной же, ха! Кому я, старый, нужен?
Оглянувшись, я сразу увидел две чёрные иномарки с такими затонированными стёклами, что по идее их должны тормозить все гаишники на каждом повороте. Машины ехали за нами, не приближаясь и не отставая ни на метр.
– Оторваться надо?
– А… вы можете?
– Сто рублей к счёту добавишь, – уверенно обозначил свои условия водитель и так резко ушёл с перекрёстка влево, что я чуть не разбил лоб о боковое стекло.
То, что было дальше, вообще выходило за рамки фантазии любого самоубийцы. Старый казах легко мог составить конкуренцию "перевозчику" Джейсону Стейтему. А может, голливудские киношники реально консультировались у нашего скромного таксиста? Я бы поверил влёгкую!
Мы летели на зелёный-жёлтый-красный с такой скоростью, что три цвета слились у меня в глазах в весёлую нитку новогодней гирлянды. Дорожные фотокамеры стопроцентно не успевали нас сфоткать, ибо на ста семидесяти в городе никто не ездит. Мой водитель либо читал о Шумахере, либо знал того лично, либо Шумахер учился у моего водителя.
Две чёрные машины на хвосте старательно повторяли те же манёвры, но, видимо, там за рулём были менее крутые профи. О́дин отстал на светофоре, умудрившись развернуться на встречку через двойную сплошную, да ещё и уехав метров на сто в противоположном направлении.
Второй вообще не справился с управлением, послав машину на полном ходу по ступенькам в полуподвальное кафе "Гамлет". Не подумайте, что это дань Шекспиру, просто Гамлет – довольно популярное имя у местных дагестанцев. Выходцы с гор очень охотно называют своих детей именами Розалинда, Анжелика, Саманта, Арнольд и Гарри. Тоже не в честь Каспарова, если вы догадались.
– Приехали, да. – Старый водила требовательно протянул руку в мою сторону. Я зажал правой рукой рот, удерживая взбунтовавшуюся яичницу, и достал левой смятую пятисотку.
– Сдачи нет, ай-ай, – фальшиво посетовал он, но я всё простил, только бы побыстрее покинуть эту камеру смертников японской сборки с улыбчивым азиатом за рулём. Главное, ничего не рассказывать Хельге…
Я пришёл в себя уже перед дверью в кабинет шефа. Колени, возможно, ещё слегка дрожали, но лицо, надеюсь, не слишком зелёное. На всякий случай я похлопал себя ладонями по щекам. Сделал пару глубоких вдохов и только тогда постучал.
– Разрешите?
– Входи, сын Родовичей, потомок Рода, Солнца и праматери нашей Сва! – откликнулся Капитан, приветствуя меня по одному ему известным традициям (иногда мне кажется, что он сам их и выдумывает). Он протянул мне руку, привстав из-за стола.
– Водку не принёс, простите.
– Так я и не просил вроде? Зелье сие пагубное, разум наш туманит, сердце обманом веселит и нас на дела бездумные толкает…
– Не спорю, – согласился я, обратив внимание, что наставительно поднятый палец моего начальника указывает на маленькую чёрную точку под потолком.
Жучок. Понятно, дело серьёзнее, чем я предполагал, и сейчас мне придётся играть по чужим правилам. То есть тщательно взвешивая каждое слово, так чтобы наш разговор был максимально естественным и непринуждённым.
– Садись, Ставр Годинович.
Я послушно сел на скрипучий венский стул. Антикварная вещь, между прочим. Простите, это профессиональное.
– Жалоб на тебя много, негодует народ. Старших не уважаешь, законы не чтишь, с кем попало дружбу водишь, а за дщерью-юницей и не следишь, как родителю и заботнику должно?
– Можно немного конкретики? – осторожно уточнил я.
Первое правило разговора "под колпаком" – лучше задавать вопросы, чем отвечать на них. Капитан купился и продолжил:
– Так вот, сам смотри, грамоте-то, поди, обучен. Кириллицу от глаголицы отличаешь?
– Не клинописью на берёсте, и уже спасибо…
Я принял из его рук лист бумаги, где мелким шрифтом, по пунктам, со всей скрупулёзностью выводился длинный перечень моих проступков и преступлений. Скорее, кстати, второе. За рядовые ошибки у нас принято слегка журить или ставить в угол, а то, что вменялось в вину мне, тянуло, пожалуй, на пожизненное заключение с полной конфискацией всего имущества, включая формально принадлежащих мне Метью и Центуриона.
Не буду утомлять вас всем списком, подчеркну главное: проход на территорию замка посторонних; позволение одному виду нечисти охотиться на другой вид нечисти в соседних землях; искушение кучи лиц дворянского и купеческого происхождения рукой и сердцем моей дочери; применение неразрешённых предметов и магических артефактов. Ну и как результат явное нарушение хрупкого равновесия между цитаделями Добра и Зла неизвестно в чью сторону. Сколь мне известно, из рядов граничар увольняли и за меньшее…
– Скажешь ли что в оправдание своё, Ставр Белхорст? – нарочито громко сказал Капитан, когда я свернул лист, положив его на стол.
– Ничего.
– То есть как ничего? Тебе по сей грамоте и сказать-то нечего?!
– Нет. Можете меня уволить.
– Ты… это! Смотри! Тут он мне будет… – закашлялся мой шеф, прекрасно понимая, что никуда я не денусь, а потому стараясь выглядеть максимально грозным. – Ох, не гневи, не гневи меня, боярин! Покайся, покуда время есть, на мирской суд голову повинную принеси, дак и к тебе же за то милосердны будут!
– Что мне нужно сделать?
– Ответ напиши! По всем параметрам и пунктам. С чем согласен, с чем нет, где правда, где непроверенные факты. – Шеф вновь подтолкнул мне листок. – И иди уже отсюда. Только время отнимаешь, а я ещё и не завтракал, может.
– Ок, всё сделаю, – прощаясь, встал я.
– Окает он тут… Совсем речь родную забыли, опохабили, испоганили, ровно грязью болотной, словечками иноземными, – вновь взялся за старое Капитан, но я был спокоен.
Он чётко дал мне понять, что в ближайшее время выйдет из кабинета "позавтракать". Значит, остаётся всего лишь подождать его на первом этаже у столовой. У себя он открыто говорить не может, за ним следят. Но кто и почему?
Шеф граничар – человек очень влиятельный. Для нас он всегда был кем-то вроде легендарного дяди Васи для воздушно-десантных войск. Капитан никогда не сдавал своих, ничего не боялся, шёл на конфликт ради каждого граничара и был столь редким специалистом, что выход на пенсию такого человека являлся бы преступным разбрасыванием кадров.
Я вышел и встал в коридоре. Ждать пришлось недолго…
– За мной, – бросил шеф, проходя мимо общей столовой в маленький кафетерий на другом конце коридора.
– Пасут, сволочи, – так же, не оборачиваясь, ответил Капитан на мой невысказанный вопрос. – Навертел ты дел, боярин, как только эту кашу расхлёбывать будешь? Ведь не одна твоя голова полетит, ты ж всю контору нашу под топор ставишь.
Я пожал плечами, молча сев за крохотный столик в углу. Шеф подмигнул бармену, и через минуту перед нами стояли две чашки кофе.
– Ох, пагуба бесовская, напиток заморский, аромат неудержимый… Любо ли, боярин?
– Испить испью, отчего же, но удовольствия того, что от медовухи безалкогольной или чаю липового, нет-с!
– Уважил. – Капитан церемонно чокнулся со мной маленькой чашечкой. – За то и я к тебе со всем пониманием. Список грехов своих читал? Плюнь, разотри да забудь. Не за сие баловство тебе острогом грозят.
– Догадался. Речь опять о моей дочери?
– Срок близится. – Шеф перестал перескакивать с нормального языка на исковерканный древнерусский. – Выбор близок. Все неспокойны, все на нервах, а она у тебя знай прыгает, как кузнечик, из мира в мир! Никакой серьёзности, сосредоточенности, понимания важности ситуации. Ставр, ну хоть ты, как отец её, скажи мне честно, куда душой твоя Хельга тяготеет – к забытым богам или к реальной жизни?
– Боюсь, что за Гранями боги и являются реальностью.
– Нравится ей у тебя.
– Нравится. – Я знал, что не этого ответа от меня ждут, но любое моё враньё Капитан раскусил бы на раз-два. И это ещё при том, что, как мне кажется, я очень неплохо умею врать…
– Смотри за ней. Если хоть раз кровь врага на губах почует – не удержишь девчонку. Тьмы в её душе нет, верю, сам не раз ей в глаза глядел. Но тем, что за Гранями, этого и не нужно. Они из неё светлый и сильный меч выкуют, принесут в наш мир, и она сама станет вершить справедливость. Единый судья, единый приговор, единое наказание… и палач един для всех. Правда без справедливости, закон без милосердия, истина в последней инстанции. Как тебе такое?
Кофе мы допили в молчании. Я не знал, о чём говорить, Капитан явно сболтнул больше, чем собирался. За два эспрессо заплатил я.
– Одно постарайся запомнить: в Белом Комитете у тебя защитников нет. Там с другими масштабами работают, на уровне страны и общего блага. Пришли отчёт по всем правилам, продолжай службу. Хельгу они не тронут, но если поймут, что ты – её единственное слабое место…
В общем, как вы понимаете, нельзя сказать, что домой я шёл в приподнятом настроении. Теперь понятно, кто были те люди в двух чёрных иномарках. Если наши устраивают за кем-то показательную слежку, то стараются вести её так, чтобы "клиент" чувствовал ужас и безысходность.
Это же так многозначительно – чёрные машины, крепкие парни в чёрных костюмах, чёрных очках, с чёрными пистолетами под мышкой. Белый Комитет, чтоб им там со всеми норнами на пьянке у О́дина в дёсны перецеловаться!
С другой стороны, как правило, те, кто пытается на вас давить, чаще всего делают это по причине собственного страха. Непонятно лишь, когда и чем мы с Хельгой успели всех так напугать?
Неужели только тем, что отправили в психбольницу Белую Даму?! Но тут и с закрытыми глазами ясно, что там ей самое место! Если человек считает, что способен заключить договор о сотрудничестве с самой Смертью, то он конченый псих, и профессиональные врачи лишь подтвердили диагноз. Надеюсь, эта экспрессивная мадам вообще никогда не выберется из смирительной рубашки…
Или же за всем этим стоит тот самый неназванный игрок, джокер, карта, бьющая любую в колоде? Ни я, ни Эд, ни Капитан, ни даже Хель (моя бывшая супруга) ничего о нём не знают. Но это полбеды. Гораздо хуже, если из-за этого игрока мы все будем невольно играть его краплёной колодой.
Я остановился на стоянке маршрутного такси. Постоял какое-то время, собираясь с мыслями, потом достал сотовый и набрал "любимый номер".
– Па?
– Да, лапка. Ты не занята?
– Нет, уроки сделала, дядю Эдика к дивану привязала, ко мне подружки хотели зайти, можно?
– Конечно. – Я всегда поощрял гостей в доме, потому что нордический характер Хельги не позволял ей легко обзаводиться друзьями. – Не обидишься, если я задержусь ещё на часок? Есть планы.
– А-а, хочешь встретиться с Данкой? Ой, папуль, лучше б не сегодня, поверь мне…
– Я попробую справиться.
– Ну-ну, удачи. Всё, я бегу! Наверху опять врубили шансон, мне нужно что-нибудь тяжёлое…
Это не для соседей, как вы поняли. Просто, если дяде Эдику вовремя не дать по башке, он выскочит на балкон, вскарабкается к этому морячку на этаж выше и придушит всех, кто оказался в доме, включая магнитофон и аквариумных рыбок.
Ничего личного. Просто тот блатняк, что у нас в России принято называть шансоном, доводит его и без того слабый мозг до полного кипения. Года три назад он такое устроил в маршрутке (с матом, членовредительством и кусанием колеса!), что водители нашего района целый месяц слушали исключительно классическую музыку – Моцарта и Чайковского…
Я вошел в меню, отыскивая номер Даны, как вдруг телефон зазвонил.
– Да, милая, – спонтанно откликнулся я и едва не оглох от Хельгиного рёва:
– Папа! Срочно домой! У нас тут… тут беда… и я не знаю, куда её деть…
– Боги Севера, что случилось?!
– Таки ничего особенного, лорд Белхорст, – певуче ответил мне голосок Ребекки.
Я помотал головой и поковырял ногтем в ухе, решив, что у меня что-то со слухом.
– Хельга?
– Да, па.
– В доме лошадь?
– Да. Я её не видела. Вышла за хлебом, вернулась домой, нашла дядю Эдика на кухне, в одних трусах, с пакетом майонеза и шоколадкой. Я его обратно к кровати привязала, села чай пить, потом музыка сверху, я тебе звоню и вдруг слышу, как у тебя в спальне кто-то фыркает… Захожу, а там она!
– А что такое не так, мой лорд? Я же сама не набивалась в гости! Меня пригласили, я пошла, почему нет, девочкам всегда любопытно посмотреть новый мир. Но если я вам так уж в тягость даже на часок погостить…
– Нет, нет! – как можно теплее ответил я. – Ребекка, разумеется, тебе все рады. Хельга?
– Да, папуль?
– Я скоро буду. Не спускай глаз с этой парочки. И дай лошадке какие-нибудь тапки, она же своими копытами всех соседей снизу перебаламутит.
– Угу… Ой, она вышла на балкон!
Всё. Связь оборвалась. Мне срочно надо домой. Визит к любимой женщине откладывается. Впрочем, почти как всегда…
Мне удалось притормозить какого-то частника, и минут через двадцать я был дома. Бегом залетел в ближайший "Погребок" купить пару пачек овсяного печенья. Подумав, взял ещё ячменные хлопья для похудения. Ещё подумал и добавил в корзину коробку кускового сахара, пакет яблок и сухарики-хрустелки к пиву. Нет, самого пива конечно же брать не стал: хуже лошади у вас дома может быть только пьяная лошадь в том же доме.
Когда же Эд успел её протащить? Наверняка воспользовался моментом, пока Хельга вышла в магазин. Боги всегда держат слово, даже если они сумасшедшие. Но разобраться с ним я смогу только в замке, здесь толку нет, по российским законам психи за свои действия не отвечают. А вот меня вполне могут призвать к ответу за живую лошадь, кружащую вальсы в городской квартире…
– Всем привет! – громко поздоровался я, своим ключом отпирая дверь.
Никто не ответил, все были заняты. Дядя Эдик, крепко привязанный (скорее даже прикованный) тонкой цепью к батарее, отчаянно пытался дотянуться до холодильника. Из ванной доносилось довольное пофыркивание и плеск воды. Я постучал.
– Па? Не заходи, мы с Ребеккой купаемся.
– В ванне?!!
– Не, она там не поместилась. Я стою в ванне и мою ей голову. В смысле гриву. То есть всю шею, значит, да?
– У вас такие вкусные шампуни (правильно?), лорд Белхорст! Я таки чуть не выпила "Русское разнотравье" от бабушки Агафьи!
Я беззвучно поворочал языком, проверяя на пригодность к ситуации три-четыре матерных словосочетания. В идеале всех красок моих чувств не отражало ни одно, а на более подходящие конструкции не было времени.
– Эд, зачем ты это сделал?
– Не скажу.
– А за печеньку?
– Скажу.
Я покосился на его синяк на левой скуле, переливающийся всеми цветами флага ЛГБТ , мысленно напомнил себе попросить Хельгу быть поаккуратнее, и высыпал в узкие ладони бывшего бога полпакета печенья.
– За что привязан?
– Пел, – как о само собой разумеющемся сообщил он.
– Что пел?
– Детскую песенку из сказки про Маленького Мука, – словно бы удивляясь моей непонятливости, пояснил дядя Эдик. – Такая красивая мелодия. "Хоть часто путь неведом, иди за солнцем следом! Иди вперёд, мой друг, иди, потрогай у бобра-а!"
– Э-э… "дорогою добра"? – не сразу вспомнил я.
– Потрогай у бобра, – упёрся Эд. – Я точно расслышал. Правда, не знаю, чего там у этого бобра надо трогать, усы или хвост?
– Ты зачем лошадь в дом притащил? – быстро спросил я, чтобы он не успел соскочить.
– Так обещал же, – пережёвывая третью печеньку, прочавкал бывший бог. – Слово надо держать, а тут такой шанс. Правда, пришлось побегать по твоему замку в трусах, и, кажется, там сочтут, что я её украл.
Ну, что сочтёт Седрик, когда ему сообщат, что друг лорда Белхорста прибежал на конюшню в нижнем белье, увёл с собой лучшую кобылу и скрылся с ней во фреске, можно предположить и без особого ясновидения. Он отвечает за моё имущество, и брать лошадь в другой мир без его разрешения чревато очень неприятными последствиями. По возвращении Эда ждёт хорошая трёпка!
Из ванной комнаты раздался шум включённого фена. В тот же миг белое копыто выбило одну из тонких панелей двери.
– Ой, простите, таки, кажется, я немножко напряглась. В последнее время у всех такие нервы…
– Па, я всё приклею!
– Угу, не волнуйтесь, девочки, всё в порядке, – немножко истерично откликнулся я, шёпотом продолжив: – Громите ванную, бейте кафель, ломайте двери, крушите всё – папа заплатит за ремонт, правда же?
– Ага, – поддержал меня дядя Эдик. – Куда он, на фиг, денется?!