3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Я прихожу в себя не сразу. И долго не могу понять - что со мной. Вроде что-то стряслось с рукой… Ясно помню дикую, невыносимую боль… сломал? Но сейчас рука не болит. Почти совсем… так, отголосок, память… зато мотает туда-сюда голову, горит лицо, и кто-то хрипло ругается.
Я открываю глаза. Почему так плохо видно? И почему - не предрассветное небо, а потолок из темных дубовых досок? Голова мотается, и никак не получается собрать мысли в кучу. Где я? И кто я?
- Анже, да очнись же!
Да. Анже. Я - Анже, послушник. Я слишком погрузился в очередное видение. Видно, опять сознание потерял. И Серж хлещет меня по щекам. Мог бы уже и перестать.
- Хватит, - прошу я. И не узнаю своего голоса. Странно, странно… что же не так?
- Давай садись! - Серж приподнимает меня, помогает сесть на застеленную одеялом койку. - Нечистый побери это дознание! Как ты?
- Подожди, - прошу я. - Дай подумать. Еще чуть-чуть, и я пойму.
Я и раньше видел, как летела под копыта степь… что же не так в этот раз? Нет, видно, я просто сильно головой ударился, когда упал с коня… когда… что?
- Когда я упал с коня, - повторяю я вслух. - Когда я схватил Юрку за руку, он меня ударил… И Я УПАЛ! Я, понимаешь, Серж? Вот что было не так! Этот мальчишка, Серый! Сережка, сын Юлии и Ожье! Я не просто вижу за него, представляешь? - Я вдруг пугаюсь того, что скажу сейчас. И все-таки говорю: - Все, кого я видел до него, - тогда я просто знал о них. А с ним я сливаюсь полностью… когда я там, я - это он.
- Но тогда тебе не стоит, - медленно говорит Серж. - Вдруг…
- Да ну, - отмахиваюсь я. - Поверь, Серж, это ничуть не страшно! Так же - только лучше. Полнее.
- Но ты рискуешь…
- Вот еще! Ничуть я не рискую. Это всего лишь видения, я в любой миг могу вернуться!
- Пойдем, - вздыхает Серж. - Сходим к брату библиотекарю.
А вечером я гляну, что было дальше.
4. Королевский суд
Великий князь сидит подле короля, мы трое стоим между капитаном и Шкодой. Вчера в деревню за Кудрявкой пришли вильчаки. Стая была маленькая, даже не стая, наверное, а одна семья. И то удивительно, с чего бы оборотни забрались так далеко - обычно дальше Немалой Степи не забредают. Но деревни больше нет, а вильчаков перебили не всех.
И выходит, что наша дурость вполне могла оказаться последней дуростью в жизни…
Потому и послали за нами Вагрика - степняков вильчаки не трогают. Хоть и дальняя, а все же родня. Потому же Летний Стан, едва мы вернулись, окружили защитным наговором, а отец Вагрика, вождь Снежных Лисиц, поехал искать уцелевших оборотней. А найдет - мирно и без обмана доведет до Степи. Степнякам ни к чему нарушать мир крови. Нарушат - не выживут, они с вильчаками соседи…
Все это рассказал нам король, прибавив немало о выкрутасах, которые слишком долго сходили нам с рук.
- Я не знал, - жалобно запинаясь, выдавливает из себя Юрик. - Я не хотел… честное слово, я не хотел! Я не виноват, что принцу захотелось испытать себя в состязании с завтрашним воином! Мой король, отец… посудите сами, ведь я и дороги на плес на этот не знаю!
Завтрашний воин… смотреть ведь противно!
- Сережа, как рука? - спрашивает король.
Я пожимаю плечами… вернее, одним плечом. Что рука… висит себе на перевязи и покалывает иголочками. Но ответить я не успеваю.
- Это не я, - едва не в голос воет Юрка. - Он сам!
- Что - он сам? - с веселым удивлением спрашивает великий князь.
- За руки меня хватать стал! А мне что, и отмахнуться нельзя?!
Противно же слушать… Господи, да это хуже любого наказания! Скулеж и сопли… и это - будущий великий князь! Тьфу…
- С рукой все нормально, мой король, - говорю я. - Отец настоятель полечил. Сказал - день не трогать, и все.
- Небось, и вовсе притворяется, - бурчит поднос Юрка.
- Хватит, Юрий, - говорит король. - Тебя я выслушал и понял. Теперь очередь Валерия.
Юрка, шмыгая носом, умолкает. Король смотрит сыну в глаза и рявкает:
- Ну?
- Виновен, - пожимает плечами Лека. - Без оговорок.
- В чем? - шевелит бровью король.
- В том, что хотел с ним состязаться. - На Юрия Лека и не глядит. - Вот уж дурацкое желание. Мне стыдно. И даже не из-за вильчаков. Из-за Сереги.
- Понимаю, - кивает король. - А ты, Сережа?
Мне тоже стыдно, могу ответить я. Ведь почти сразу жалеть начал… ну что бы нам тогда же назад не повернуть! Ведь как чувствовал! Но все, о чем я думал и что чувствовал, я успел рассказать отцу Еремию. Он передаст королю без лишних ушей…
- А я потому за руки его хватал, что он чуть Волчка Вагрикова не пристрелил, - хмуро отвечаю я. - А в остальном… в остальном я согласен с Лекой.
Король тяжко вздыхает. Поднимается с кресла:
- О том, пристало ли состязаться воину, хоть даже завтрашнему, с мальчишкой, я оставляю судить вам самим. Скажу только, что незачем было отправляться на плес тайком. Я так думаю, многие бы захотели посмотреть на ваше состязание. - Король поворачивается к брату: - Юрий сегодня еще в твоей власти, брат мой великий князь. Тебе и определять его вину и наказание.
- Хорошо, брат мой король, - кивает князь Алексий. - Я решу. Иди в наши комнаты, сын, и жди меня там.
Юрий выходит бодрячком. Похоже, отцовского наказания не боится.
Король снова смотрит на Леку.
- Капитан Сергий!
- Да, мой король? - В голосе капитана явственно слышится неодобрение… вот только к кому оно относится?
- Раз уж моему сыну взбрело на ум состязаться с воином, - король усмехается чуть заметно, - я и наказание ему назначаю воинское. Десять суток строгого ареста, Валерий.
- Да, мой король, - чеканит Лека.
- А Сережа… - Король думает… или делает вид, что думает. Очень уж насмешливо он на меня смотрит! - Вроде выходит у нас сегодня, что отцы решают… ну да ладно! Не вызывать же твоего отца ради такой мелочи? Да ты, в общем, и так уж наказан… натерпелся с рукой-то, чай?
Я холодею. И, утопая в беспомощности - я поспорил бы и с королем, но не при Юркином же папочке?! - оглядываюсь на капитана. Что же это?! Разве не сам король говорил всегда: "Вместе шкодничаете, вместе и получайте"? И разве по-другому - честно?!
Наверное, что-то видно по моему лицу - а если и нет, все равно капитан понимает. И соглашается.
- Мой король, - говорит капитан, - ведь Сережка мне не чужой. Не раз поручали мне приглядеть за ним. Пожалуй, могу и сегодня послужить за отца.
- И то правда, - соглашается король. - Если только сам он согласится, что так будет справедливо. Что, Сережа, признаешь ты право капитана Сергия определить твою вину?
- Да, мой король, - выдыхаю я. - Без оговорок.
- Что ж… - Король садится и откидывается на спинку кресла. - Огласи свой приговор, капитан. Боюсь, будет он суровее, чем решил бы я, но тут уж ты в своей власти.
- Конечно, мой король, - кивает капитан. - Думаю я, Сережка виноват не меньше остальных. И правильно будет, если хлебнет он с Валерием одной мерой. Десять суток строгого ареста, Сергий. Я тебя, сопляка, научу, что такое военный порядок…
- Да, капитан, - отвечаю я. И облегченно перевожу дух.
5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Почему так - знает, верно, лишь Господь. Но я убедился - так оно и есть. Я сливаюсь в одно с мальчишкой из Двенадцати Земель, из Смутных времен… и скажи мне кто, что я не испугаюсь такого, - не поверил бы. Но - не страх чувствую я сейчас. Ни капельки страха. Только радость.
6. Григорий по прозвищу Шкода, стражник королевской роты
- Если появляются вильчаки, оглянись, не маячат ли вдалеке ордынцы, - задумчиво говорит Шкода. - Есть у них такая манера - пускать оборотней пощупать врага на зуб. Но бывает, что вильчаки охотятся на людей и сами по себе. Даже когда хватает и другой дичи. И брехня это, что они никогда раньше не заходили так далеко от Степи… - Шкода замолкает, словно ожидая возражений. Дураков не находится. Заспоришь - лишишься занимательной истории. Шкода знает их уйму и рассказывает - куда там всяким менестрелям. - Да, - повторяет Шкода. - Брехня. Я сам хоть из Славышти, но есть у меня родня в Солигарде, и как-то я гостил там на свадьбе. И услышал занятную историю…
Странное нам выпало наказание. Суровое, да… Но ни я, ни Лека не отказались бы повторить. Десять суток капитан гонял нас, как гоняют ни к чему не пригодных новобранцев. Утро начиналось с чистки конюшни. А потом, вывезя навоз за ограду, застелив полы свежей соломой и, сменив в поилках воду, мы надевали легкие кожаные доспехи и весь день, обливаясь потом, бегали, прыгали и кувыркались, держали в вытянутых руках кирпичи, приседали, отжимались, стреляли из лука и метали дротики. Конечно, не наравне с отборными стражниками королевской роты. Но нам хватало. Когда дежурный честь честью отводил нас на сеновал (единственная в Летнем Стане настоящая тюремная камера предназначалась, как объяснил нам Сергий, для птиц поважнее двух пацанов), мы валились с ног. Никогда раньше у меня не горела огнем грудь, не болела каждая жилочка… никогда не было такой каменной усталости по утрам, что страшно было вставать и выходить снова на эти муки! Зато ребята Сергия поглядывали на нас сначала удивленно, а потом - уважительно. Особенно после того, как великий князь Алексий увез сыночка служить в собственном отряде, и девчонка Таська, убиравшая их комнаты, рассказала: Юрий хвастал, что отец одарил его несильной оплеухой - дабы можно было сказать, не кривя душой, что без наказания сына не оставил. И смеялся над принцем и его дружком…
На одиннадцатый день мы спали почти до обеда. А чем еще можно было заняться? Вагриков отец нашел вильчаков, взял сына - срок гостевания все равно подходил к концу - и уехал. Спасибо Сергию, пустил Вагрика к нам попрощаться! Защитный наговор сняли, но на плес нам не хотелось. Пусто было… так и промаялись до вечера. И следующее утро показалось мне хуже тех десяти, когда надо было вставать, сжав намертво зубы, и выходить на утоптанный двор казармы. Намного хуже!
Промаявшись всего каких-то полчаса, мы с Лекой пошли в казармы и пристроились в хвост парням, наматывающим по двору круги с тяжелыми камнями в руках. Благо, наши кирпичи так и лежали в общей куче…
- Может, это лет двадцать назад было, - неторопливо говорит Шкода. Мы с Лекой сидим в кругу Сергиевых ребят. Как равные. - Тревогу подняли солевары. Старшина артели пришел к капитану гарнизона и попросил выделить охрану. Потому что каждое утро глина на берегу ручья испятнана огромными волчьими следами, а вчерашним вечером, когда артельщики возвращались с работы, мелькнула совсем рядом серая тень - и все как один решили, что не простой это был волк. Капитан, хоть и не поверил, все-таки отрядил десяток парней в охрану, а сам вывел остальных прочесать лес.
Шкода снова замолкает.
- Ну? - нетерпеливо кричат сразу несколько голосов.
- Ну и вышло так, - отвечает Шкода, - что одно крыло облавы накрыло оборотня, а другое - вышло прямиком на логово. Из логова слышался скулеж, и кое-кто из парней подумал, что лучше бы им навстречу выпрыгнул взрослый вильчак. А капитан влез в логово и вынес оттуда малыша.
- Волчонка? - жадно спрашивает Юрка Рыжий.
- Мальчишку, - без тени улыбки отвечает Шкода. - Ему было на вид с полгода, и худой он был - страсть. Капитан завернул его в рубашку и отнес жене. Никто в городке и окрестных деревнях не терял ребенка, никто не мог сказать, откуда взялся пацаненок в логове вильчака и почему оборотень не разорвал его. Правда, тот человек, что рассказал мне эту историю, считает, что капитан не слишком старался объяснить все эти непонятности. Он отправил волчью шкуру князю, а найденыша его жена вскормила своим молоком вместе с родным сынишкой.
Не просто так Шкода перескочил с вильчака на мальчишку, думаю я. Что-то с пацаном окажется не так!
- Мать не делала различий между родным сыном и приемным. Сначала мальчишки вместе учились ходить, потом в полном согласии переворачивали вверх дном дом… и вот настал день, когда капитан привел их во двор казармы, чтобы впервые посадить в седло. И всегда смирная кобылка шарахнулась от мальчишек, как Нечистый от Света Господня… Вы, наверное, уже догадались почему?
- Почему? - переспрашивает Ясек.
- От них пахло зверем, - тихо говорит Лека.
- Да, мой принц, - так же тихо отвечает Шкода. - Жаль, что капитан не понял этого сразу. Он попросил кого-то из своих парней придержать лошадь и подсадил сына в седло.
- И что? - шепчет Мелкий.
- Лошадь забилась и сбросила мальчишку. Капитан, конечно, не дал ему упасть, поймал. Но на руках его оказался волчонок.
Шкода снова держит паузу. Парни галдят один другого громче. Я уже знаю, почему Шкода часто замолкает. Это же так интересно - угадать, что дальше! Но в этот раз мне не хочется угадывать. Что гадать… все ясно. Люди и вильчаки не щадят друг друга никогда.
- Время вышло, Шкода. - Капитан встает, потягивается. - Парни, хорош прохлаждаться! Разбираем копья.
- Чем хоть дело кончилось?! - возмущается Юрка Белобрысый.
- Разрешите, капитан? - усмехается Шкода.
- Коротко, - кивает капитан.
- Ладно, если коротко… Пусть пацан оказался оборотнем, он все-таки был капитановым сыном. Никто не кинулся убивать его. Капитан раздобыл для него "лошажью душу", и мальчишки вместе учились скакать верхом. А чем закончилось все это, никто не знает. Шила в мешке не утаишь, прознали и про мальчишку-оборотня. А если люди чего-то боятся, лучше не становиться на их пути. Хорошо, нашелся человек, не испугавшийся предупредить! Капитан собрался быстро. Увез жену с детьми, только их и видели. Благо, уже выслужил срок, в дезертиры не записали. Вот и все, если коротко.
Парни встают, берут копья… а я задерживаюсь спросить у Шкоды:
- Что такое "лошажья душа"?
- Не догадался, Серый? Амулет на ласковую заездку. С ним-то конь и оборотня в седле не испугается!
Я киваю. Больше всего на свете мне хочется сейчас узнать, что стало с двумя пацанами дальше!
7. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Больше всего на свете мне хочется сейчас узнать, что стало с двумя пацанами дальше… это правда. Один из них - герой сказания наряду со святым Карелом, и я должен собрать его жизнь ради порученного мне деяния. О другом не слышали мы раньше, но мне он интереснее и ближе. Мне кажется иногда, что он - это на самом деле я. Настоящий я.
ПОБРАТИМЫ
1. Отец Еремий, настоятель миссии святого Карела, что в Летнем Стане
Не знаю, случайно ли отец Лаврентий рассказал нам о даре отца настоятеля… сомневаюсь! Перед самым отъездом в Летний Стан, да еще и в тот год, когда нам с Лекой исполнилось по тринадцать! Он всегда видел нас насквозь. Мне кажется, он даже раньше нас понял, где мы решим отслужить…
В тот день отец Лаврентий почему-то вспомнил старинную легенду о двух врагах-побратимах. О двух воинах, которые честно служили - один королю, а второй мятежному князю, - но до этого вместе росли и связали себя чарами братства перед тем, как разошлись их пути.
- Не все доносится сквозь времена неизменным, - сказал отец Лаврентий. - Кто знает, много ли правды в легендах? Не за правду дороги они людям, а за те чувства, которые пробуждают в душах. Но чары братства - самая что ни на есть истинная истина. Братство святого Карела донесло ее до нас из стародавних времен, и любой настоятель миссии способен творить эти чары. И никто, кроме них, потому что это не простое заклинание, но дар Господень.
- Почему же тогда нет сейчас людей, разделивших чары братства? - спросил Лека. - И даже легенд о таких людях почти что и нет? Я думал, это и в древности умели два-три заклинателя!
- А почему ты решил, что нет таких людей, мой принц? - насмешливо осведомился отец Лаврентий. - Только потому, что они не кричат на каждом перекрестке о том, что готовы поделиться жизнью с другом? Ты сам, принц, не станешь приставать к каждому встречному с рассказом о том, как ты благороден и чист душою.
- Не все же такие благородные, - сказал я. - Неужели никому не захочется похвастать?
- Ради хвастовства, Сережа, никто не захочет кроить на ломти свою жизнь и мешать ее с чужой. Бахвалятся люди совсем другим. Силой, знатностью, богатством… бывает, даже знанием. Но благородством души… У кого оно есть, тот не станет кичиться ни силой, ни богатством, ни даже знанием - ничем! А другой просто не решится взять на себя чары братства. Испугается. И если уж так захочет связать себя побратимством, выберет обычный воинский ритуал.
Никогда я не думал, что старая легенда может увлечь не сама по себе. Что можно примерять ее на себя совсем не так, как мы привыкли. Не воинами-побратимами представлять себя, а Серым и Лекой. Пацанами-охламонами, которым два года еще до воинской службы… но эти два года пройдут, и мы должны быть готовы.
В Славышти не было миссии. Зато была в Летнем Стане, и мы хорошо знали ее настоятеля, отца Ерему. Он не хуже отца Лаврентия рассказывал о всяких интересных делах, но о чарах братства - никогда. И по дороге в Летний Стан мы с Лекой твердо решаем спросить, почему.
И спрашиваем.
Отец Ерема смеется в ответ. И говорит: