С безотказностью автомата Аркадейл погружает скальпель в свой левый глаз.
Таланн содрогается и тихо роняет:
- Мама!
- Не мама, а мать! - В сатанинской усмешке Ламорака обнажаются зубы. - Мать его!
По щеке Аркадейла стекает кровь вперемешку с прозрачной жидкостью, однако мастер старательно продолжает водить скальпелем туда-сюда по глазнице.
Рушалл стонет от ужаса и отвращения.
- Да-а, - тяну я ошеломленно. - Напомни, чтобы я не попадался тебе в темном углу.
Мы выходим в коридор и запираем дверь на засов. Пока Ламорак высекает огонь, пытаясь разжечь лампу, Таланн приближается ко мне.
- Как мы поднимем его по веревке? - спрашивает она, кивая на актера. - Он же не сумеет залезть по ней сам.
- Мы не полезем по веревке. - Я бросаю взгляд в ту сторону, откуда мы пришли. - Там больше нет выхода: повара уже приступили к работе, да к тому же их стерегут стражники. Но у нас есть другой вариант.
- Правда? Я ухмыляюсь.
- Чтоб у меня да не было запасного выхода! Я кто, новичок зеленый?
- И как туда добраться?
- А вот в этом-то и весь фокус. Нам придется идти через Яму.
- Через Яму? - Глаза у Таланн становятся круглыми. - Ты с ума сошел?
- У нас нет выбора, - пожимаю я плечами. - А выход? Выход находится в Шахте.
Ламорак и Таланн мрачно переглядываются, а Рушалл бледнеет - они немало наслышаны об этом месте. Ламорак сжимает грифонов камень, и Рушалл успокаивается. Даю ему в руки лампу.
- За мной.
Мы идем по коридору и за углом обнаруживаем четырех стражников.
За то мгновение, что понадобилось им, дабы осмыслить наше появление, Таланн успевает навести один из своих арбалетов. Стражник, едва успевший открыть рот, чтобы крикнуть:
"Стоять!" - получает стрелу прямо в глотку.
Стрела пробивает позвоночник и выходит из загривка, поэтому удар не сбивает его с ног. Он стоит и покачивается - уже мертвый. Остальные стражники начинают беспорядочную стрельбу, и их арбалеты высекают искры из каменных стен. Что-то с силой ударяет меня в край правого колена. При этом раздается такой звук, словно бухнули на стол шмат сырого мяса. Стражники кричат, призывая подмогу, а сами тем временем отступают за угол, чтобы перезарядить арбалеты. Их командир, пронзенный стрелой, падает вниз лицом, чуть подергиваясь.
Я бегу за ними, но нога подводит меня, и я падаю на пол. Таланн, бежавшая рядом, прыгает через мою голову, а я валяюсь, обхватив колено и чувствуя, как сквозь пальцы течет кровь, С грациозностью газели Таланн прыгает за угол. К моменту ее появления только один стражник успевает перезарядить арбалет, однако Таланн уже набрасывается на него. Тот отскакивает за угол, но она никогда не промахивается.
Не успевает стражник взять ее на мушку, как Таланн взвивается в воздух и стреляет, причем рука ее так же тверда, как если бы девушка стояла на земле. Она находится метрах в трех от стражника. С такого расстояния не спасет даже кольчуга: стрела пробивает ее и исчезает в левой стороне груди.
Таланн бросает арбалет и, не останавливаясь, устремляется к стражнику, который что-то бормочет сквозь всхлипывания. За углом его бормотание сменяется криком боли, затем слышится мягкое шмяканье и хруст рукопашной схватки.
Теперь я понимаю, что у меня с коленом: совсем рядом на полу лежит стальная арбалетная стрела с изогнутым и искривленным наконечником. Она, видимо, попала в меня рикошетом, Однако, даже погнутая и почти утратившая скорость, ударила по коленной чашечке словно молотком. Вся нога ноет, пальцев я вообще не чувствую - должно быть, раздроблена кость. Через несколько минут навалится дикая боль.
Сегодня мне определенно не везет.
Впрочем, на исследование ран нет времени. Я позабочусь о них позже, когда пойму, что моей жизни ничто не угрожает.
Звуки схватки резко обрываются, и через секунду из-за угла выходит Таланн, на губах довольная улыбка.
- Ты не ранена? - спрашиваю я,
- Кейн, - серьезно отвечает она, - я разминаюсь.
- Ты просто самородок, - кисло замечаю я. Она пожимает плечами и улыбается мне. Ее улыбка была бы ослепительна, не будь ее лицо таким загвазданным.
Я все еще не чувствую правой ноги, хотя бедро уже начинают покалывать маленькие иголки.
- Помоги встать, - прошу я. - Не уверен, правда, что смогу идти…
Она берет меня за руку - при этом наше оружие брякает, столкнувшись, - и легко поднимает на ноги. Ее взгляд пронзает меня, словно копье. Когда последний раз так смотрела на меня жена?
Не могу сейчас думать об этом.
Мое колено уже вспухло сбоку, натянув кожу штанов, как оболочку сардельки. Похоже, ничего не сломано, однако я вряд ли почувствовал бы перелом сквозь тупое покалывание и жгучую боль.
Лучше не останавливаться в надежде, что все обойдется.
Таланн подставляет под мою руку свое мускулистое плечо, и я иду. Рушалл и Ламорак все еще стоят, пошатываясь, в середине коридора. Ламорак едва держится, его голова качается, словно у гонщика после двухдневных состязаний.
Но вот со стороны Ямы доносятся крики, явно принадлежащие жертвам Таланн.
Воительница переводит взгляд с бледного потного лица Рушалла на мое колено.
- Нам от них не убежать,
- Ясен пень. Ламорак, помогай-ка! - Я осторожно трясу его за плечо. - Ну, давай, приходи в себя. Сейчас на нас набросится куча охраны. Можешь каким-нибудь образом отпугнуть их?
Его взгляд с трудом фокусируется.
- Н-не много. М-м… бесполезно… мечники, ну… колдуны проклятые…
Я снимаю руку с плеча Таланн и отвешиваю Ламораку хорошую пощечину.
- А ну очнись! У нас нет времени, понял, ты, мешок с дерьмом! Быстро соберись - или я перережу тебе горло прямо и дальше мы будем пробиваться без тебя! Его лицо светлеет, губы растягиваются в слабой улыбке.
- Хорошо тебе… а я не вооружен, нога сломана… Ладно, давай так…
Он резко встряхивает головой, стараясь сфокусировать взгляд.
- Только тебе придется присмотреть за моим скакуном. Я смогу удерживать его… одновременно с остальными.
- Не беспокойся. - Я вытаскиваю из ножен на боку длинный боевой нож.
Взгляд Рушалла становится осмысленным. Я показываю ему кончик ножа.
- Как тебе такая шпора? Не заставляй меня использовать ее, ладно?
Рушалл бормочет что-то неразборчивое, и мы, пошатываясь и хромая, идем в недра Донжона под нарастающий топот за спиной.
Преследователи находятся между нами и Ямой, поэтому мы стараемся сделать круг. Изредка Ламорак бормочет: "Поворот" - и мы поворачиваем. Впереди показывается патруль. Солдаты оживленно болтают о чем-то, невольно указывают другое направление и бегут в другой коридор, пересекающийся с нашим под прямым углом. Какую бы иллюзию ни создал Ламорак, она явно работает.
Теперь мы слышим в разных местах Донжона бестолковые крики, противоречивые приказы и споры на тему, по какому пути мы прошли. Заклинание действует, однако вокруг слишком много этой проклятой стражи - она повсюду, а Ламорак еле-еле удерживается в сознании.
Внезапно на нас бросается кто-то из патрулирующих, которые видят нас, а не сотворенную иллюзию, и даже успевает выстрелить прежде, чем голова Ламорака поднимается наподобие головы марионетки на ниточке. После минутного замешательства стражники бегут в другую сторону.
В дело вступают разбуженные криками заключенные. Они с готовностью подхватывают вопли стражников: "Сюда! Сюда! Нет, туда! А у себя в заднице искали?" - и просто гудят без слов, благодаря чему все команды тонут в шуме.
Мы снова и снова поворачиваем за угол, удирая от преследователей, и наконец за следующим поворотом возникает свет над благословенной Ямой.
Я задуваю лампу, которую несет Рушалл. В желтовато-розовом свете его лицо кажется серым и обвисшим - черт, да он выглядит хуже Ламорака: его грудь вздымается, по лицу текут слезы.
"Я не могу, - без слов говорит он снова и снова. - Не убивай меня". Я даже испытываю к нему некоторое сочувствие - пока не вспоминаю, чему он учился и кем собирался стать.
Я жестом приказываю оставаться всем на месте, а сам крадусь вдоль изгибающейся стены и выглядываю в коридор.
Увиденное мне совсем не по нутру.
Дверь в Шахту находится на противоположном конце Ямы, которая имеет в диаметре тридцать бесконечных метров. Добираться туда по балкону очень долго. К тому же рядом с ней блещут бронзой двойные двери, ведущие в здание суда.
У этих двойных дверей стоят девять бдительных стражников во всех своих доспехах и со взведенными арбалетами. Их прикрывает высокое, по пояс ограждение из камня. Несомненно, им приказано сражаться до последней капли крови.
Я бормочу себе под нос, чтобы никто не услышал: "Мы по уши в дерьме".
Может, еще не поздно переиграть план побега? Впрочем, я оптимист - у этой проблемы есть и светлая сторона. По крайней мере нам не придется пересекать Яму понизу, пробираться сквозь толпы вопящих арестантов. И еще… лучше умереть быстро, захлебнувшись кровью, которая хлынет пробитые стрелой легкие, чем живым попасть в Театр правды.
Я крадусь обратно, к остальным.
- Таланн, помнишь, что я просил передать Пэллес Рид, если не смогу выйти отсюда?
Ее лицо каменеет, и воительница упрямо трясет головой.
- Нет. Ничего я не помню. И не будем начинать все заново. Или все пройдем - или никто. Глупый ребенок.
- Ламорак, слушай внимательно!
Он словно пытается высмотреть затуманенными дымкой глазами что-то призрачное в камне у меня над головой. Я трясу его до тех пор, пока его взгляд не становится осмысленным.
- Ламорак, чтоб тебе сдохнуть, скажешь Пэллес, что она не на связи, понял? Когда встретишь Пэллес, скажешь ей, что она не на связи!
- Пэллес? - бормочет он. - Кейн… черт, Кейн, прости… Он сейчас витает в своем ирреальном мире.
- Ладно, времени у нас немного. Слушай: Пэллес умрет через три дня, а может, и раньше - через два. Слышишь меня? Пэллес умрет!
Ламорак хмурится и опускает голову на плечо Рушалла. Думаю, сказанное мною все же осталось где-то в его помраченном сознании.
Однако теперь на меня непонимающе смотрит Таланн.
- Что значит "умрет через три дня"? Она отравлена? Что значит "не на связи"?
Я борюсь с отчаянием и говорю сквозь сжатые зубы:
- Таланн, клянусь, я все объяснил бы тебе, если б мог. Будет время - попытаюсь. Но не сейчас. Сейчас поверь мне на слово!
- Хорошо, но…
- Отлично. Ламорак, все понял? Скажешь ей, что она не на связи.
Он медленно сдвигает брови.
- Не на связи… Пэллес не на связи… Господи, Кейн… она же умрет!
- Точно.
Теперь у Пэллес больше шансов. Если хоть один из актеров выберется отсюда, она узнает о случившемся вовремя и успеет добраться до точки переноса. Она будет жить.
- Ну, за мной!
Я веду их вверх, к выходу в коридор. Мы останавливаемся в тени, где нас не смогут разглядеть стражники на балконе напротив.
- Нам нужно только добраться до двери в Шахту. Таланн выглядывает из-за угла, и на ее лице появляется жесткое выражение. Впрочем, она молчит. Она не хуже меня понимает грубую тактику строителя, сделавшего этот балкон круглым. Я оттаскиваю ее назад и тихо инструктирую - чтобы не слышал Рушалл. Для этого нам не нужно отходить далеко - Яма под нами шумит, как ночная дискотека.
- Если мы доберемся до этой двери, считай, мы свободны. На нижнем конце Шахты есть яма, ну, просто дыра в камне, сквозь которую сбрасывают тела. Падать высоко, но на дне лежит слой дерьма и разлагающихся трупов высотой в несколько футов. К тому же там проходит подземная река. По ней мы и выберемся. Поняла? Прыгай вниз, но не плыви, просто задержи дыхание, и пусть течение несет тебя, пока не досчитаешь до шестидесяти, вот так: "один-анхана, два-анхана, три-анхана". Потом плыви к берегу - речушка неширокая, так что греби посильнее и обязательно упрешься в камень. Поддерживай Ламорака - он может не доплыть. Вы окажетесь в пещерах под городом. Если я буду с вами, все будет в порядке - я знаю пещеры. Если нет - идите вверх и погромче кричите. Вы обязательно наткнетесь на кого-нибудь из кантийцев: они используют эти пещеры для передвижения под городом.
- Откуда ты все это знаешь?
Ма'элКот показывал мне карту, вот так-то. Мы вместе нашли запасной выход - на случай, если на кухне что-нибудь пойдет не так. Хмуро улыбаюсь Таланн.
- Я много чего знаю об этом городе. Он мне почти родной. Мы возвращаемся туда, где Рушалл стоит, опираясь на стену и пошатываясь под весом Ламорака.
- Ладно, пошли! - командую я. Рушалл стонет, из глаз текут слезы.
- Успокойся, детка. Когда мы доберемся до Шахты, ты нам больше не будешь нужен. И калечить тебя нам без надобности.
Он неуверенно кивает.
- Ламорак, нужна твоя помощь. Отвлеки стражников, прежде чем мы пересечем Яму.
Дыхание клокочет в груди актера. Через секунду-другую он отвечает чуть слышным из-за рева заключенных голосом:
- У меня больше ничего нет… извини, Кейн… Вот дерьмо! М-да, задачка усложняется.
- Ладно, - повторяю я. - Тогда попробуем ползком. Держитесь ближе к балконной стене, старайтесь забраться как можно дальше.
- Это, по-твоему, план? - недоумевает Таланн. - Ты когда-нибудь ползал в робе?
- Ничего, потерпишь. Пойдешь первой. Давай сюда оружие, я буду замыкающим.
Она отдает мне арбалеты с двумя стрелами и закручивает робу на бедрах.
- Я не смогу, - стонет Рушалл. - Пожалуйста, отпустите, я не могу…
- …могу ползти, - ровным голосом произносит Ламорак. - Для этого он мне не нужен…
- Не можешь и нужен, - отрезаю я. - А ты… - я тычу арбалетом в Рушалла, - твои проблемы меня не волнуют. Если устал, представь, как эта стрела будет сидеть у тебя в заднице. Пошел!
Парень отшатывается чересчур энергично - не ожидал от него такой прыти.
Я поворачиваюсь к Таланн.
- Когда будешь у двери, не жди меня, открывай. Я пойду следом.
Они начинают ползти мучительно, душераздирающе медленно. Вот они попали в полосу света. Я остаюсь в тени, прижимаюсь к стене - в каждой руке по арбалету - и наблюдаю за стражниками на том конце Ямы.
- Три минуты, всего три минуты. Тишалл, если ты меня слышишь, подари мне всего три минуты, и я выведу их отсюда.
Таланн уже исчезла из поля зрения, Рушалл движется за ней. Ламорак цепляется за его спину, словно ребенок, висящий за спиной матери.
Я держу арбалеты по обе стороны головы. От их тяжести у меня ноют плечи, а когда я переношу свой вес на другую ногу, в колено как будто вонзается нож. Надеюсь, я смогу бежать. Выравниваю дыхание, пытаюсь снять боль медитацией - этим упражнениям меня научили много лет назад в школе при аббатстве.
Дверь Шахты недвижима. Как только она приоткроется или стражники вдруг подадут признаки тревоги, я выскочу, выстрелю из обоих арбалетов и рвану к охране. Может быть, мне повезет, и я свалю одного. Человека, бегущего с той скоростью, с какой я покрою разделяющие нас тридцать метров, застрелить невозможно.
Точнее, бегущего с той скоростью, с какой я мог бежать этим утром. Колено словно рассыпалось на мелкие кусочки.
Остается лишь надеяться, что ни один из стражников не умеет стрелять так, как стреляет Таланн.
Никаких признаков тревоги. Похоже, у нас все получится.
Должен сознаться, я обожаю такие моменты.
Ради этого я и живу. Поэтому я и стал собой. В схватке за жизнь есть некая чистота; она превыше любых философских поисков истины.
Ставки сделаны, правила отменены: нет больше блужданий в сером тумане морали. Все просто - черное или белое, жизнь или смерть,
Однако даже жизнь или смерть мало значат сейчас для меня. Это лишь следствие, побочный эффект. Меня снедает жажда Насилия, я предвкушаю его. Если я выйду из укрытия, поставлю на карту свою жизнь и жизни своих друзей, я испытываю блаженство - такое чувство ощущает святой, когда его коснется бог,
Мою лирику прерывает Рушалл. Он вскакивает из-за стены, словно мишень в тире. Хватает Ламорака за руки и удерживает его на спине - тот выглядит пойманным. Сквозь гул я слышу панический визг Рушалла:
- Не стреляйте! Не стреляйте! Я его поймал!
Я, кажется, говорил, что мы по уши в дерьме? Нет, дудки - мы там по самую макушку.
Я выпрыгиваю на балкон - пристрелил бы эту сволочь, если б не боялся зацепить Ламорака, - и направляю арбалеты на стражников на том краю Ямы. Их не смущает то, что остановило меня, они поднимают арбалеты и стреляют - все восемь сразу. Некоторые промахиваются, но не меньше пяти стрел вонзаются Рушаллу в грудь и швыряют его на стену. Он оседает на пол, поверх Ламорака.
Я стреляю с бедра. Одна стрела высекает искру из балконной стены, другая летит одному из охранников под ребра. С такого расстояния кольчуга не может защитить его - стрела входит в тело по самое оперение; стражник падает на бронзовые двери - они открываются. Но возникают все новые и новые его однокорытники…
Я ныряю под прикрытие балконной ограды, чтобы перезарядить арбалет, а тем временем кто-то из стражников Трубит некий сигнал. Звук горна отдается по всему Донжону.
Похоже, ситуация стремительно ухудшается.
Мне бы добежать до противоположного края Ямы и свалить стражников, но едва я собираюсь встать, как что-то свистит мимо моей головы и ударяет в плечо сзади. Я падаю и перекатываюсь, стрела с красным оперением ударяется о пол у моих ног. Я разворачиваюсь и вижу еще четырех стражников, бегущих по тому коридору, из которого мы пришли.
Нет уж, обойдетесь - я не такой герой, чтоб умереть на этом балконе ради пяти лишних секунд для остальных.
Двое стражников бегут ко мне по коридору; еще двое останавливаются посреди прохода и целятся мне в голову.
Я отбрасываю арбалеты, кувыркаюсь через плечо и вскакиваю на ноги, одновременно вытаскиваю из сапог небольшие метательные ножи и швыряю их в коридор. Бросок слаб, но его хватает, чтобы заставить стражников пригнуться и сбить прицел.
Я подхватываю арбалеты и свергаю их через ограду вниз; за арбалетами летят стрелы. Когда пара заключенных неожиданно получает оружие, из Ямы доносится кровожадный рев. Я без колебаний прыгаю вперед, на заряжающего арбалет стражника, и бью по оружию. Затем падаю на спину и впечатываю ступню ему в живот. От удара он взмывает в воздух, перелетает через перила и падает в Яму.
Я качусь дальше и наконец встаю на ноги. Второй стражник с арбалетом пытается затормозить и останавливается на балконе. Похоже, он не горит желанием сразиться со мной один на один.
- Эй, послушай… - говорит он, однако я прыгаю вперед и молниеносным ударом разбиваю ему губы.
Он моргает, и этого мгновения мне вполне достаточно, чтобы взять его шею в захват и повернуть в резком "броске повешенного". Он напрягается, отчаянно борясь за жизнь, но, не в силах остановить мой рывок, низвергается через перила прямо в толпу заключенных внизу. У него, так же как у напарника, болтался на ремне арбалет.
Теперь вооружены уже четверо узников.
Два стражника в коридоре все еще возятся со своим оружием: один не успел натянуть тетиву, другой пытается дрожащими руками вставить в желобок стрелу. Я показываю им зубы и киваю; они обмениваются тревожными взглядами.