13
Прежде чем представить отчет, Тоа-Сителл заглянул в бумаги, в последний раз сверяясь со своими заметками.
- По самым оптимальным предварительным оценкам - это без учета истинного состояния стражи и арестантов, отвезенных в госпиталь еще живыми, - было убито двенадцать стражников. Еще пятнадцать человек получили ранения различной степени тяжести. Четырнадцать заключенных погибли во время бунта, сопутствовавшего побегу, еще восемь получили серьезные ранения, пятьдесят шесть - легкие. Убит один из учеников Аркадейла, а сам Аркадейл полуослеплен и вряд ли сможет восстановить до конца двигательные функции правой руки.
Каменная ограда балкона над Ямой затрещала под мощными руками Ма'элКота. Он так сжал челюсти, что зашевелилась его борода.
- Жены и дети солдат думали, что здесь их отцы и мужья будут в большей безопасности, чем на полях сражений, - низким голосом пророкотал император. - Каждый из них должен получить пенсию. Никто не познает нужды по моему небрежению.
Ма'элКот настоял на личном посещении Донжона, желая своими глазами увидеть картину разгрома.
- Плохо, очень плохо, - проходя, сказал он Тоа-Сителлу, - ибо даже бог не должен чураться боли своих детей. Такие боги очень скоро становятся фикцией. Мне самому надо попробовать плоды своих приказов, особенно если из-за них возникает смерть.
Ко времени их прибытия мятеж уже давно был подавлен.
Лекари сновали по Яме, заботясь о людях с тяжелыми ранениями от стальных стрел. Первым приказом Ма'элКота было относить раненых в госпиталь, где лежала стража; он лично проследил за исполнением этого приказа.
В то время как Тоа-Сителл и Берн следовали за повелителем с циничным равнодушием, Ма'элКот останавливался у постели каждого раненого, говорил с ним и прогонял боль отеческой лаской огромных рук.
Император за счет государственной казны оплатил услуги двух криллианских воинов-священников, спешно поднятых с кроватей в крошечном святилище Божьего Пути. Тоа-Сителл видел гримасу боли, все яснее проступавшую на лице императора, когда он подходил к людям, которым не могла помочь даже магия; он видел, как из черных глаз Ма'элКота, благословляющего каждого мертвеца, катятся слезы.
- Даже я, император и бог, не могу заглянуть за эту грань, - пробормотал он, не зная, что Тоа-Сителл все слышит. - Желаю вам блага в вашем путешествии или же спокойного сна в забвении, смотря во что вы верите.
По возвращении в Донжон они не нашли никаких следов бунта, кроме пятен засыхающей на полу крови.
- Ничего себе работа, - скучным голосом произнес граф Берн.
Он стоял, опершись на балконные перила, рядом с Ма'элКотом, и чистил ногти, повернувшись к Яме спиной. Впрочем, даже равнодушие Берна имело предел; Тоа-Сителл почувствовал, что граф переигрывает, но не мог понять, зачем он это делает.
- Кейн оказался дорогой игрушкой, а? Вместо ответа в груди у Ма'элКота заклокотало. Тоа-Сителл вежливо откашлялся и произнес достаточно тихо, чтобы его услышали только император и Берн:
- Я до сих пор не понял, что же пошло не так. Часовой на крыше был найден гораздо быстрее, чем должен бы при обычном распорядке службы. Не желает ли император приказать мне начать расследование по этому поводу?
Говоря, он смотрел на Берна, а не на Ма'элКота, и потому заметил легкий блеск в глазах графа, маленькую трещинку в его маске безразличия. Значит, вот как: Берн знал, куда заведет такое расследование.
Однако Ма'элКот решительно качнул головой.
- Нет. Ты должен подобно согнутому луку сконцентрировать все свои усилия на одной цели - поимке Ламорака, женщины и Кейна. Все прочее будет слишком подозрительно для наших врагов. У Кейна должны быть все шансы на успех.
Берн бросил взгляд в сторону и обнаружил, что на него смотрит Тоа-Сителл. На краткий миг их глаза встретились на уровне груди Ма'элКота. Берн выдавил из себя дружелюбную, слегка глуповатую улыбку, которую Тоа-Сителл вернул ему вместе со взглядом, словно говорившим: "Уж я за тобой присмотрю" Берн пожал плечами и продолжал чистить ногти.
- А что, если, - медленно вымолвил Тоа-Сителл, - что, если мы его поймаем?
- Думаю, в этом случае ты потеряешь немало людей. Император грустно покачал львиной головой, словно не веря в происходящее, и посмотрел на кровавые пятна, испещрявшие дно Ямы и балкон.
- Двадцать семь мужчин и женщин погибли. Еще двадцать пять ранены, возможно, искалечены. Это все добавляется к кровавому счету Саймона Клоунса - счету, который я поневоле должен делить с ним.
- Надеюсь, император простит меня за дерзость, - негромко произнес Тоа-Сителл, - но случившееся кажется мне неизбежным последствием работы с Кейном.
Ма'элКот задумчиво наклонил голову, как при молитве.
- Да. И я знал это, когда разыскивал его. - Он испустил долгий тяжелый вздох. - Двадцать семь погибших… сколько жертв…
Он поднял глаза, словно углядел что-то за каменной стеной.
- Кейн не сумел бы наделать больше бед, даже если бы был актиром.
14
Диктор как всегда бодр и свеж, улыбка сияет белыми зубами.
- Это "Свежее Приключение", единственный всемирный круглосуточный канал новостей со Студии. С вами Бронсон Андервуд. По анханскому времени сейчас полдень. Передаем последние новости об успехах Кейна в его отчаянном поиске пропавшей жены, Пэллес Рил. Как видите, на Часах Жизни Пэллес Рил в углу экрана осталось меньше восьмидесяти часов плюс-минус еще десять, то есть от почти четырех до менее чем трех дней. Весь мир затаив дыхание ждет и молится, чтобы Кейн отыскал ее вовремя. Репортаж Джеда Клирлейка.
- Спасибо, Бронсон. Согласно сообщению со Студии, Кейн все еще находится в системе пещер под Лабиринтом. С ним местная женщина, Таланн, и Ламорак - актер Карл Шанкс. Имперские войска проводят невиданную по масштабам охоту за людьми, город наводнен войсками, обыскивающими каждый дом. Таким образом, Кейн вынужден затаиться, и это вряд ли ему на руку.
- Наверняка это так. Каковы результаты поисков Пэллес Рид?
- Как ты помнишь, Бронсон, прошлой ночью Кейн организовал беспрецедентный побег из имперского Донжона с риском для жизни, надеясь, что хотя бы один из друзей Пэллес отведет его на условное место встречи с ней. Но в результате активности, проявленной войсками Империи, Кейн не может свободно передвигаться по городу. По слухам, друзья Кейна именно сейчас обшаривают условные места.
- Как мне сказали, ситуация весьма пикантна в политическом отношении.
- В политическом?
- Я говорю о взаимоотношениях актеров, Джед.
- Ах да, - сухой смешок, - конечно. Практически всему миру известно, сколько усилий Кейн приложил прошлой ночью, чтобы спасти жизнь Ламорака. В реальной жизни Кейн и Ламорак довольно близкие друзья - не знаю, известно ли это тебе, Бронсон. Наши зрители, может быть, и не предполагают, что Ламорак и Пэллес Рил также являются хорошими друзьями, очень близкими; вероятно, даже более чем близкими.
- Я знаю о подобных слухах…
- Это не слухи, Бронсон. Не так давно это стало секретом Полишинеля. Вопрос в другом - что знает Кейн? Студия молчит на этот счет. Я думаю, любой сейчас гадает, что сделает Кейн, когда узнает все?
- Хороший вопрос, Джед, даже интересный. Впрочем, для Ламорака он должен быть страшным.
- Что ж, Бронсон, как гласит народная мудрость, Ламорак пожнет то, что посеял. - Еще один сухой смешок. - Вы слушали новости из Центральной Студии Сан-Франциско. С вами был Джед Клирлейк.
- Спасибо, Джед. В следующем часе мы свяжемся с экспертом Студии - вы готовы к этому? Он расскажет нам о "хаотической пертурбации в мультимедийных сверхсетях" и ответит на ваши звонки. Он объяснит вам, почему на Часы Жизни Пэллес Рил дают такую большую погрешность, и ответит на ваши вопросы об Уинстонском Переносе. Я - Бронсон Андервуд. Оставайтесь с нами.
15
Артуро Коллберг запихнул в жирные губы очередной блинчик и снова уставился на огромный выгнутый экран. Всякий раз, когда Кейн переводил взгляд с залитой солнцем улицы на изодранный, с лезущей из него соломой матрас, на котором лежал завернутый в грязные одеяла Ламорак, Коллберг с новой силой начинал повторять про себя то, что уже почти стало для него молитвой: "Умри же, ублюдок, умри. Да умри же ты, сволочь, ну, подыхай!"
Однако Ламорак не торопился умирать. Когда Кейн и Таланн наконец вытащили его из пещер, он был без сознания и в глубоком шоке. Странно, что он еще не умер. Кейн и Таланн согрели его, и теперь, когда он изредка просыпался, кормили теплым бульоном, который им принесли кантийцы. Ламорак призвал какую-то магию, чтобы та помогла ему прийти в себя, а друзья даже сумели наложить шину на его ногу, пока воин отгонял своей магией боль и заставлял расслабиться сжатые вокруг излома мускулы,
Когда нога была вправлена, Ламорак заявил, что уже к ночи сможет ходить с костылем, а потом мгновенно заснул. Кейн, Таланн и какой-то коновал из кантийцев воспользовались его состоянием, чтобы распороть шов на бедре, самым крепким бренди вымыть оттуда яички насекомых и снова зашить. Кроме того, они зашили его живот.
Наблюдавшего за этим Коллберга разбирала холодная ярость. Он знал, что не должен позволять эмоциям взять верх над рассудком. Он проглотил еще одну капсулу амфетамина и набил рот сластями прежде, чем лекарство должно было подействовать на его аппетит. Ему стало немного лучше.
И все это время в мозгу билась одна и та же фраза, уже потерявшая всякий смысл и превратившаяся в набор звуков. Будь во вселенной хоть капля справедливости, Ламорак давно уже должен был испустить дух, а его сердце - перестать биться,
Всякий раз, как администратор улавливал краем глаза свечение кнопки аварийного переноса, у него в груди что-то давило и зубы сами собой сжимались. А ведь он не беспомощен, не переставал напоминать себе Коллберг. Одной оговорки Кейна, сравнившего Шахту с рабочими районами, достаточно, чтобы оправдать прерывание его Приключения. "Сейчас важно выбрать момент, - подумал Коллберг. - Да, правильно выбрать момент".
16
- Король сейчас придет, - говорит юноша с почтением в голосе. - Я никогда не видел, чтобы он сам шел к кому-то…
Я отворачиваюсь и смотрю в окно: я не хочу признавать, что не помню имени юноши. Отсюда мне виден кусочек базара, где пару жизней назад я отделал его бараньей ногой - в лавочке Лама у выгнутой стены Стадиона.
- Что известно о Пэллес?
- Никто не знает, где она, барон. Мы с Томми сходили туда, но никого там не нашли. Ну, мы, конечно, подождали, а потом Томми вообще остался там, но все равно ничего не известно.
Бросаю взгляд на бодрствующую подле спящего Ламорака Таланн. В ответ воительница пожимает плечами.
- Я не знаю других мест. Ничем не могу помочь. Да, не может. Достойно удивления уже то, что хотя бы одна крупица информации просочилась сквозь накатившее на всех забвение - результат проклятого заклинания. Когда я пытаюсь объяснить Таланн, что совершила Пэллес, она постепенно отключается - и я не могу винить ее за это.
- Ага, - говорит стражник, - ее так никто и не видел со времени вчерашнего дерьмового боя.
- Ты с ней встречался?
Сжавшая грудь боль ослабевает, я наконец могу дышать и выдыхаю:
- Она жива? Не ранена? Как она выглядит? Юнец улыбается.
- Совсем неплохо, если учесть, что за ней гналась половина Серых Котов. Тут-то и начался дерьмовый бой.
- Дерьмовый бой?
- Ну да. Извините, барон, я думал, вы знаете.
Он вкратце рассказывает о том, как Пэллес схватилась в Рабочем парке с целым отрядом Котов. По его словам, она стала уводить их в сторону Лабиринта, подорвав при этом полрайона. Парень с нескрываемой гордостью говорит, что сам был там, откликнулся на призыв и своими руками швырнул горсть мокрого дерьма и оно попало в лицо самому графу Берну.
Я не могу удержаться от смеха, глядя, как юнец изображает графа Берна после такого казуса. Неожиданно я начинаю относиться к парнишке теплее - господи, ну почему меня не было там, почему я не видел случившегося своими глазами! А юнец замечает мою реакцию и все повторяет и повторяет рассказ, всякий раз приукрашивая его, пока я наконец не машу руками, чтобы он перестал. Даже рассказ о Берне, схлопотавшем горсть дерьма в рожу, перестает быть смешным… если его повторять сто раз.
В моей голове копошится неприятная мысль, что Пэллес вполне справляется без моей помощи. Неужели я мог некогда надеяться, что без меня у нее ничего не выйдет, что она нуждается в моей помощи гораздо больше, чем сама признает? Возможно, на меня влияет тот факт, что она схватилась с Берном, который почти убил меня, и с Ма'элКотом, который мог раздавить меня как муху, - схватилась и не сдается. Она свободна, ей все удается, даже ее подопечные все еще где-то скрываются. Не случись непредвиденного сбоя в связи, я был бы ей и вовсе ни к чему.
- Ты хоть приблизительно знаешь, как она сцепилась с Берном и его Котами? - спрашиваю я. - Ну, как все началось? Что она делала в Рабочем парке?
Юнец пожимает плечами.
- Без понятия. Кто-то мне что-то рассказывал… нет, не помню. А разве это важно?
- Думаю, нет. Спасибо, парень. Окажи мне услугу - спустись вниз и посмотри, не идет ли король.
Парень бьет себя в грудь, изображая этот их дурацкий салют, потом кашляет и клацает рукоятью меча, проверяя, свободно ли выходит из ножен клинок. Наконец, исчерпав все причины оставаться в моем обществе, он поворачивается на пятках, видимо, демонстрируя строевой поворот, и вылетает из комнаты. Я слушаю, как его сапоги стучат по мягкому гниющему дереву пола, и пытаюсь вспомнить, каково оно - быть таким молодым.
Это бесполезно - прошло слишком много жизней. Я снова выглядываю в окно.
У Стадиона толпится обычный полк тяжелой пехоты. Солдатам душно в броне, вид у этих бедолаг довольно жалкий. Они наугад выдергивают из толпы жертву, задают несколько вопросов и изредка дают пинка. Тяжелые тучи наползают на солнце с западного побережья; скоро пойдет дождь, и у солдат заметно поднимется настроение. Ну конечно, это же заветная мечта солдата: из потного и безликого стада превратиться в мокрое и дрожащее безликое стадо, имеющее при этом целую армию простолюдинов, на которых можно выместить свою досаду. - На самом деле я помню еще кое-что. Таланн, подумав немного, говорит таким невероятно обыденным тоном, что мне начинает казаться, будто она репетировала эти слова по меньшей мере несколько часов.
- Это насчет Пэллес. Что бы она там ни наколдовала, я все равно помню, как близко она сошлась с нами. Как она заботилась обо всех нас - а особенно о Ламораке.
Мне не раз доставалось от всяких там великих, один раз даже от Джерзи Капцина, тогдашнего чемпиона мира в тяжелом весе. Но даже тогда мне не было так больно.
Ну есть ли хоть один человек, еще не знающий об их связи?
Я долго-долго сооружаю ответ, долго-долго смотрю вниз, на лицо Ламорака, все еще прекрасное даже под слоем ран и синяков. Больше я не могу разглядеть ничего: из одеял торчит лишь голова актера. Под закрытыми веками подрагивают зрачки, Ламорак невнятно мычит, досматривая сон, а я гадаю, не снится ли ему Театр правды.
Надеюсь, снится.
- Да уж, она такая, обо всех заботится, - говорю я.
- Я знаю, она будет очень благодарна тебе. - Таланн пододвигается ко мне поближе. - Особенно за Ламорака.
Еще одну-две долгие минуты смотрю на Таланн, она теперь находится на расстоянии вытянутой руки от меня. Она отмыта до блеска и одета в свободные хлопковые штаны и куртку, точно такие же, как на записи. К тому же она одна из самых прекрасных женщин, которых я имел удовольствие видеть за всю жизнь.
Даже если бы ткань ее одежды была плотнее и оставляла что-нибудь воображению, то в этом сейчас просто нет нужды - у меня уже была куча времени там, в Донжоне, чтобы оценить мягкие изгибы ее тела, переливающиеся мускулы на ногах и ягодицах. Ее платиновые волосы, отмытые от грязи и гнили, сияют, солнечным ореолом обрамляя нежные щеки и подбородок. Она так красива и так отважна, она такой храбрый и умелый боец, что заслуживает всяческого признания своих талантов, далеко превосходящих мои. Сейчас я мог бы вытянуть. руку и дотронуться до нее, провести кончиками пальцев по подбородку, привлечь ее к себе…
Ее сиреневые глаза так глубоки, что в них можно утонуть. Заметив мой взгляд, она делает медленный вдох и почти незаметно выгибает спину; ее груди вырисовываются под тканью куртки и приковывают мой взгляд.
Я видел то же самое в лучшем исполнении - но сейчас не могу вспомнить, когда это было.
Она явно забрасывает удочку - не клюнет ли тут. Потому и наговорила все это о Ламораке, замутила воду, чтобы загнать рыбу в свои сети. Похоже, я круглый идиот.
Я действительно идиот, потому что не хочу быть пойманным.
- Брось, - прошу я, - я все знаю. Она распахивает глаза.
- Все про…
- Ламорака и Пэллес. Я знаю, что между ними. Она выглядит ошарашенной.
- Знаешь? Так почему же ты… как же ты мог… Ну, Ламорак с Пэллес… а ты…
Какой-то силач начинает колотить изнутри в мой лоб - по меньшей мере шипастым кистенем.
- Давай не будем об этом, пожалуйста.
- Это?.. Кейн, извини, что лезу, но… у вас с Пэллес все прошло? Все в прошлом?
Мой мучитель сменяет одну пилу на другую, и она немедленно начинает визжать у меня в ушах.
- Она думает именно так.
- Кейн…