– Ты, что, большой специалист по вампирам? – я снова начинаю закипать. По характеру я добряк и пацифист. Но сегодня мне хочется крушить и разрушать. Стресс ещё держит меня в объятиях. – Ну, тогда расскажи мне, что ты знаешь.
– Если Вы не собираетесь меня убивать или загонять мне булавки под ногти, то лучше поехали обратно в город. А то дорогу совсем заметёт.
Я смотрю в окно и вижу, как по полю метёт пурга, поднимая бледные волны снежинок и неся их по белоснежной глади.
– Поверьте мне, не суйтесь не в своё дело. Для здоровья будет полезнее. Вы даже представить не можете, что таится за дверью, в которую Вы ломитесь. Пройдите мимо, мой Вам совет. А насчёт руки, не переживайте, это совсем не то, что Вы думаете. Ну что, едем.
Развернуться было негде, пришлось сдавать задом до самой трассы. До города ехали молча. Мне было неловко перед Мастером, но и извиняться желания не было. Я думал о моей территории, куда я вернусь и забуду всё, что случилось. Я даже думать не буду о том, что за какой-то дверью происходят события, о которых лучше не знать. Я помечу заново мой ареал и больше оттуда ни ногой. Но бесёнок любопытства всё же дёрнул меня за язык.
– А что вы знаете об убийствах китайскими палочками? – я снова перешёл на "вы", как бы в знак признания своей вины.
– Об этом они сами позаботятся.
– Кто?
Мастер устало закрыл глаза.
– Забудьте. Это не наше дело. Я позвоню, если можно.
Он долго искал по карманам трубу, наконец, нашёл. Набранный номер долго не отвечал. Я сразу догадался, куда он звонит.
– Алло, ты жив? – с облегчением выдохнул Мастер. – Хвала Господу. Что? Сильно? Ты где? Ни в коем случае не показывайся дома, ясно? Будь осторожен.
– Как он? – спрашиваю я, когда Мастер отключил телефон.
– Нормально.
– Я не хотел, он меня испугал. Я уже с жизнью попрощался, когда увидел этого качка.
– Интеллигентнейший человек. Мухи не обидит.
– А почему вы не пришли?
Мастер промолчал. Мы подъехали к дому профессора, где я оставил машину. Уже совсем стемнело.
– Скажите им, чтоб оставили в покое людей. Они ничего не знают.
Он мне не поверил. Я бы, наверное, в его ситуации не верил бы даже своей покойной бабушке.
Мне пришлось очищать машину от снега, окна залепило полностью. Куда мне теперь ехать, думал я, наконец-то дорвавшись до нормальной музыки. Под настроение мне попадал "Моторхэд", Лемми Килмистер ревел под грохот канонад.
Если убивают тех, кто был на вампирской вечеринке, значит я тоже в группе риска. Мне не верилось, что Михаил причастен к этому. И это только осложняло ситуацию, потому что убийца не знал, что я случайный человек и мог принять меня за члена клуба. Ехать домой стрёмно. Там меня могут ждать.
Я звоню Звягинцеву.
– Слушай, ты не смог бы послать наряд посмотреть мою квартиру.
– Зачем?
– Надо. А я пока по притонам пошастаю. Услуга за услугу. Пусть покараулят, ладно?
– А в чём проблема?
– Ты можешь это сделать или нет? – я не хочу ничего объяснять.
– Ладно, постараюсь. Сейчас позвоню. Ты где?
Я отключаю телефон. Поеду-ка я в "Камильфо". Пофотографирую местечковых олигархов. Там меня вряд ли будут искать убийцы. Заодно расспрошу про девчонку.
"Камильфо" представляет собой двух ярусный круглый зал. Посредине возвышается подиум с шестами для стриптизёрш. Вокруг стоят столики. Вдоль стен кабинки с диванами. Для наблюдения лучше всего подходит второй ярус. Отсюда было видно всё, кроме нескольких кабинок. Я заказываю салат и апельсиновый сок.
Для фотографирования в таких местах у меня был компактный полушпионский фотоаппарат, замаскированный под пачку "Мальборо". Несмотря на небольшой объектив, фотографии получались довольно сносные. Огромным преимуществом был десятикратный зум и высокая светочувствительность, дававшая возможность снимать в плохоосвещённых помещениях без вспышки.
Из-за относительно раннего времени, людей в клубе было немного. Сюда съезжались ближе к полуночи. Я подошёл к бармену, колдующему с шейкером.
– Привет, Олег.
– Привет, а это ты. Как дела?
– Отлично.
Мы поговорили с ним о погоде, и потом я подсунул ему фотографию девушки.
– Видел её?
– Ты что, в сыщики заделался?
– Нет, она меня на бабки развела, – соврал я.
– Да сколько же вас, лохов, учить, как с дамами общаться. Дай посмотрю. Да, мордаха знакомая. Но не из постоянных клиентов. Да я из-за стойки не выхожу. Сейчас… Марина!!! – кричит он в зал.
Подходит официантка, одетая под гламурную горничную, с ярким макияжем, в короткой юбке, из-под которой выглядывают лямки пояса с пристёгнутыми красными чулками. Белоснежный кружевной фартук поверх откровенной блузки. Картинку портил бэйджик с именем.
– Марина, – говорит ей бармен, – посмотри. Не попадалась тебе эта барышня?
– Да, заходит иногда. Наверное, она. Но ничего не знаю о ней. Была здесь где-то неделю назад, может больше. А в чём дело? Вы из милиции? – она с интересом окинула меня взглядом.
– Полиция нравов, – пошутил я. – А скажи, тут никто тебе не приглянулся подозрительный? Как бы сказать, не такой как все. Может, внешне или по поведению.
– Да тут половина посетителей не такие. Придурки.
– Это ясно, но может кто-то полный придурок? Выдающийся.
– Нет, они мне все на одно лицо.
– А этот, пингвин? – встрял в разговор бармен.
Они переглянулись и засмеялись.
– Точно, вот это уж точно не такой. – Марина мило заморгала накладными ресницами.
– Какой пингвин?
– Да приходит тут один. Олег, расскажи, мне работать надо.
И она удаляется, цокая высокими каблуками и виляя бёдрами. С каждым шагом юбка слегка подскакивает, обнажая красные кружевные панталончики. Наверное, находится масса желающих шлёпнуть её по булочкам. Мы с Олегом молча провожаем её взглядом.
– У вас что, униформу поменяли? – спрашиваю Олега. – Были же стюардессы.
– Да кого тут только не было. Клиентов привлекают. А девчонки в конце смены рыдают в раздевалках. Ты же знаешь, какой народ сюда ходит. Козлы.
– Так что за пингвин?
– Да приходит тут один, не часто, но регулярно. Толстый такой, с пузом. В чёрном сюртуке или фраке. С фалдами. Может, смокинг, я не различаю. Рубашки всегда белоснежные. Ножки коротенькие, сам бледный, только губы красные и пухлые. Точно, как клюв. Сначала думали, помадой красится, но вроде бы нет. Издали посмотришь – натуральный пингвин.
Всегда один. И приходит один и уходит. Люди повеселиться сюда приходят, а этот заказывает стейк с кровью. Просит, чтоб только чуть поджарили, а внутри чтоб вообще сырой был. Сидит, всех рассматривает, сок гранатовый всегда пьёт. А так нормальный. Официанток не лапает и чаевые, говорят, нормальные отстёгивает.
– А он случайно палочками не ест?
– Не знаю, нет, наверное.
– У вас вообще палочки есть китайские?
– Есть несколько комплектов, на всякий случай. Но у нас из восточной кухни ничего нет. Сколько тут работаю, ещё никто не просил. Да какие палочки, некоторым вилкой с ножом слабо управиться. А что?
– А скажи девочкам, пусть мне комплект принесут.
– Ты ими что, салат есть будешь?
– Я разберусь. Можно, я тебе свой номер дам, – я достаю визитку, – как появится этот пингвин, позвони мне, ладно? Не забудешь?
– Постараюсь. Ладно, сейчас народ повалит, рад был видеть.
Я иду к себе за столик, где уже стоит салат "эльдорадо" – кулинарная какофония из мяса, экзотических фруктов и майонеза и графин с соком. Зал постепенно наполняется, музыка становится всё громче, официантки носятся, сверкая панталонами. Света становится всё меньше. Клуб оживает.
Публика пёстрая, процентов на семьдесят состоящая из гламурных мажоров, на двадцать из респектабельных дядек в дорогих костюмах и остальные десять из неясных личностей вроде меня.
На танцплощадке уже дёргается несколько человек.
Я не выпускаю из рук "Мальборо", рядом сидит копания бритых качков, увешанных золотом и дорогими часами. Пережиток девяностых. Они громко смеются, матерятся и тупыми поросячьими глазками оценивают окружающих. Вот такая публика – моя любимая. Совершенно открытые, честные лица. Никакой фальши во взгляде. Делаю несколько снимков. Если бы они знали, что я их снимаю, они бы просто размазали меня по полу.
За столиком напротив две пары – силиконовые девушки и парни, косящие под педиков.
Особенность нашей провинциальной тусовки в том, что истинные голубые ещё не доросли до того, чтобы открыто заявить о себе, зато остальные всячески пытаются выглядеть как педы. Серьги, обтягивающие футболки, приспущенные джинсы, странные причёски. Жеманные жесты и соответствующая мимика. Местная богема пытается выглядеть по столичному раскрепощенно.
Девушки довольствуются подделками гламурной индустрии, "Vertu" видели только на картинках, но понты никто не отменял. Модные сумочки, украшения, блузочки носятся даже не ради того, чтобы подчеркнуть принадлежность к гламурному клану. А скорее, чтобы показать достаток. С таким же успехом они могли бы сидеть голыми с пачками банкнот в руках. У кого больше, тот и победил.
И в данном случае, как сумочки, так и банкноты могут быть фальшивые. Это прощается, хотя и обсуждается в кулуарах.
Мне наконец-то приносят палочки, завёрнутые в салфетку. Распечатываю их, кручу в руке. Я пытался когда-то научиться пользоваться ими, но так и не привык. Приятно держать в руке гладкое полированное дерево. Удобная форма, пробую взять их как нож, мысленно наношу удар. Нет, действительно не удобно, слишком узкие, чтобы крепко держать. От нечего делать ковыряю ими остатки салата, всё падает обратно в тарелку. Нанизывать было бы удобнее.
Вытираю салфеткой и прячу во внутренний карман пиджака.
Странно, не вижу никого знакомого. Обычно в ночных клубах обязательно кого-нибудь, да встречу. Всматриваюсь в людей внизу на танцполе. И вдруг замечаю знакомое лицо. Мужчина под пятьдесят, в костюме с галстуком, сидит, откинувшись на спинку стула. Аристократическое лицо, волосы зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Пальцы отбивают на столе ритм. Он с интересом рассматривает танцующих, но иногда бросает взгляд на вход, словно ожидая кого-то.
Где я мог его видеть? Отчётливо помню, что мы встречались, даже помню, что разговаривали. А вот где и кто он такой, хоть убейте, стёрлось из памяти начисто. На всякий случай навожу на него пачку "Мальборо". Теперь попытка вспомнить будет колоть меня долго и болезненно, пока я не выясню, кто он такой.
Диджей выключает музыку и на фоне гомона толпы, смешанного со звоном посуды, объявляет начало шоу. Это сообщение встречают свистом и одобряющим криком. Снова включается музыка и на подиум выходят стриптизёрши, разодетые в эдаких Кармен, с розами в волосах, в платьях с высокими разрезами на бёдрах и с откровенным декольте.
Шум в зале поднимается до критической точки. Парад – алле, покрутившись на сцене, исчезает снова за кулисами.
Мой салат съеден, сок допит, и я решаю спуститься к бару. Вот только выкурю сигарету. Я всё рассматриваю денди, и вдруг он поднимает взгляд и смотрит прямо на меня. Прямо мне в глаза. Я хорошо вижу его в свете лучей цветомузыки. Фильтры меняются, и он становится фиолетовым, затем зелёным, потом красным. В красном свете он похож на оперного Мефистофеля.
Он смотрит на меня долго и пристально, с лёгкой улыбочкой, и я не могу отвести взгляд. Внезапно включается стробоскоп, всё мигает, исчезает на доли секунды, чтобы опять появиться на мгновение и снова пропасть. Музыка пульсирует в моей голове. На сцену выходит первая девушка, и гомон на миг перекрывает звуки колонок.
Мефистофеля уже нет за столиком, он исчез. Я потерял его из виду.
И тут я вспомнил. Это вампир из моего наркотического кошмара. Как его звали? Матеуш? Гаврош? Карнеуш? Чёрт, Тадеуш!!! Я его фотографировал на том вурдалачьем балу, и его не оказалось на фотографиях. Только шторы. Вампиры не отражаются в зеркалах. Вампиры не отбрасывают тень. Моя зеркальная Лейка не увидела его.
Куда он делся? Я всматриваюсь в хаос клубного движения. На подиуме извивается девушка в трусиках, вокруг танцует толпа, вскидывая руки, тряся головами, виляя бёдрами. Пляска святого Витта. Тадеуша нигде не видно. Невольно оглядываюсь, ожидая, что он крадётся сзади, чтобы напасть на меня. Его нет нигде.
Мысли слепыми мухами носятся в голове. Это он убивает людей!!! Это он убил ту девушку. Он совсем не похож на пингвина!!! К чёрту пингвина!!! Я знаю, где искать убийцу. Звонить Звягинцеву? Пусть потрусит Мастера и компанию, пусть выбьет из них дерьмо. А если я ошибаюсь? Выяснить самому? Позвонить Мастеру? Что делать? Вопросы стучат по стенкам черепа, не находя выхода.
Я вскакиваю и лечу к выходу. Догнать, проследить, не знаю что, но что-то нужно делать. В руке держу фотоаппарат "Мальборо". Не успев сделать и пяти шагов, торможу, так как бык с соседнего столика хватает меня за руку.
– Брателло, угости сигареткой, – кричит он мне, пытаясь перекричать динамики.
Я пытаюсь вырваться, всем видом показываю, что спешу. Он вынимает из моей ладони фотоаппарат и пытается извлечь из него сигарету. Недоуменно вертит в руках, но ларчик открываться не желает. Я понимаю, что догонять уже бесполезно. Кто хотел, тот уже ушёл.
Протягиваю руку, чтоб забрать камеру, но бык трясёт бритой головой.
– Не, пацан, я не понял, а это чё у тебя?
Его сосед по столу, с такой же призывной причёской тянет руку:
– А ну, дай позырить.
Я понимаю, что забрать у них своё с боем равносильно самоубийству.
Второй оказывается посмышлёней, покрутив камеру и так и этак, он замечает кружок объектива.
– Прикинь, прикольно!!! Фотик. – Радуется он как ребёнок.
Но я понимаю, что обстановка накаляется. Ребята уже хорошо поддатые. Третий их товарищ с интересом рассматривает меня. Наконец, он встаёт, подходит ко мне и, дыша перегаром в лицо, спрашивает:
– Слышь, чмо, а что ты тут фотографировал? Ты не нас случайно пасёшь, а?
Я пытаюсь ему что-то объяснить, но грохот музыки уносит мои слова. Да и вряд ли бы меня слушали. Это тот случай, что называется – драку заказывали?
Удар в солнечное сплетение взрывает внутри меня маленькую атомную бомбу. Я падаю на колени и заваливаюсь набок, из последних сил пытаясь закрыть локтями лицо. Воздуха!! Хотя бы глоток!!! Лёгкие горят огнём, мне кажется, что если я сейчас не вдохну, меня разорвёт на куски. В глазах темнеет, но я пытаюсь подняться, уже не думая о том, что меня будут бить, я просто хочу дышать.
Второй удар попадает в живот, но не так сильно, наверное, из-за моей скрюченной позы. Но я снова падаю на бок. Музыка улетает вверх и влево, становится глуше. Мелькание огней замедляется, все цвета сливаются в один и обволакивают меня белой пеленой. Я со всех сил стараюсь остаться в сознании, но у меня это плохо получается. И я отключаюсь с навязчивой мыслью: "Да что ж это такое…"
Отсутствовал я, скорее всего, не долго. Дышать я уже могу, хотя каждый вдох отдавал болью в рёбрах. Я открываю глаза и вижу прямо передо мной бритую башку, лежащую рядом на полу. Не вдаваясь в подробности, я пытаюсь встать. С трудом сгруппировавшись, встаю на четвереньки и чувствую, как чьи-то сильные руки тянут меня за подмышки вверх. Меня удаётся поднять на ноги и усадить за столик. Снова вернулись грохот музыки, мелькание огней и неистовство толпы.
Кучка зевак понимает, что продолжения шоу не будет, и даже, возможно, попросят помочь, и живенько рассасывается. Я ничего не понимаю. На полу лежат три тела с бритыми головами. Лежат тихо и не шевелятся. Неужели это я их в последней предобморочной агонии уложил? Вряд ли.
– Эй, парень, ты как? – слышу голос за спиной. Оглядываюсь, вижу клубного вышибалу, большого, румяного с огромными лапищами. Рядом его точная копия пытается поднять одного из моих обидчиков. Но тот висит тряпкой и всё норовит выскользнуть из рук.
– Тяжёлый, гад.
– Да брось ты его, сейчас менты приедут и всех погрузят.
Упоминание ментов прибавило мне сил. Я встаю и пытаюсь пробраться к лестнице, ведущей вниз в зал и дальше к выходу. Охранник мягко сажает меня обратно на стул.
– Э, ты куда собрался?
– Домой, – выдыхаю я, – у меня, наверное, рёбра сломаны. Я пошёл.
Я достаю бумажник, кладу на стол деньги за заказ и пытаюсь встать.
– Сиди, пока милиция не приедет, никто никуда не идёт.
– А зачем милиция? У меня ни к кому никаких претензий, ну побили меня, сам виноват.
– Тебя побили, а вон того убили, – вышибала тычет пальцем в одного из лежащих бритоголовых.
Мысли начинают приходить в порядок, но множество неизвестных не дают сложиться полной картинке. Я помню, как меня ударили, помню, как терял сознание, даже как падал.
Дальше не помню. И во время провала кто-то, надеюсь, не я, завалил троих кабанов, и одного даже убил. Кто и почему? Вернее, зачем?
Я замечаю лежащий на столе фотоаппарат – "Мальборо", прячу в карман. Кто-то отобрал его у этих парней и аккуратно положил на стол.
Охранники всё пытаются привести в чувство одного из поверженных качков. Усаживают его за соседний стол. Он мотает головой, мычит и с трудом пытается не свалиться со стула.
Кто же смог справиться сразу с тремя быками, закалёнными бандитскими разборками? Я подзываю одного из вышибал.
– А кто их так? – спрашиваю его.
– Самому интересно. Не ты, случайно?
– Очень смешно. Посмотри на меня.
Он бросает критический взгляд на мою далеко не спортивную фигуру.
– Мда, хотя Брюс Ли вообще был шклявотиной. Хрен, вас, каратистов разберёшь. Свидетели все растворились.
– А что, и правда убили кого-то?
– Да, вон этого, – он указывает на тело. Теперь я вижу, что парень мёртв. Он лежит, широко раскинув руки, голова неестественно наклонена набок, глаза открыты. Это тот, что ударил меня. Во мне просыпается профессионал, я достаю камеру, с трудом встаю и подхожу к трупу. Делаю несколько кадров, затем фотографирую второго, лежащего без сознания в позе эмбриона и третьего, скрюченного за столом. Фотографирую почти в упор его помутневший взгляд, струйку крови из носа, слюнявые губы. Хочется врезать по ёжику на затылке, но сдерживаю себя. Вышибалы не мешают, только перекрыли мне путь к выходу, чтобы я случайно не попытался сбежать.
Народ внизу заметно поредел, посетители потихоньку сваливают. Видимо слух разошёлся и никто не хочет связываться с милицией.
Внезапно замолкает музыка и включается свет. Вижу внизу людей в форме, бесцеремонно возвращающих в зал тех, кто не успел свалить. Шум, гам, лай овчарки, к нам на балкон поднимается целая бригада в шлемах и бронежилетах. В голове у меня мутнеет, вижу, что охранники указывают на меня пальцем. Всё плывёт перед глазами и я снова падаю в обморок.
Следователь вальяжно развалился на стуле. Ещё бы ноги на стол положил. Я его вижу впервые, хотя знаю в этом отделении многих. Звягинцева в том числе.
– Ну, гражданин, что нам с вами делать?