- Merde! Сette traductrice russe n'est pas competentе pour le defile vrai! - яростно выпалила она в сторону своих товарок. Те на мгновение смолкли.
- Переведите им, - сказала Лиза переводчице как можно тверже, - что они должны немедленно идти одеваться. Если не хотят, то пусть на репетиции пройдут прямо так. Но они не должны задерживать режиссера ни на минуту - иначе все полетит в тартарары. И скажите им, что с них возьмут штраф. Неустойку, или что там еще.
Переводчица, полная дама средних лет с белым пятном на русой торчащей челке и намалеванными синими тенями на веках, кивнула и, повернувшись к девицам, затараторила по-французски. Девицы в ответ возмущенно залопотали, но Лиза не слушала их - она уже "выгоняла" к "языку" одетых русских манекенщиц, сверяясь со списком и номерами.
- Катя, Василиса, Ильмира, Вика, Оля, Таня, Женя, Полина, Майя - все? Майя, ты первая, потом Василиса, потом Катя, остальным я скажу. Майя, при выходе на подиум немного задержись, пожалуйста.
- Постоять под логотипом?
- Да, умница.
Работа забивала голову и отвлекала от мрачных мыслей. Лиза поймала себя на том, что почти не волнуется за предстоящий показ и в то же время хочется сделать все именно так, как должно быть. Не как судьбе будет угодно, а как распорядятся они с режиссершей. И даже ужасные события стали как-то сглаживаться, отходить. Не смей, сказала себе Лиза. Не смей себя ругать. Соберись. Сосредоточься. Ты заработаешь немного денег. Отыщешь ребят. И все будет хорошо. Ты их отыщешь. Ты, и никто другой. И не забивай себе голову разными глупостями. Димка был прав - эта бабка ничего не понимает. Наплела про каких-то медведей. В субботу последний показ, значит, в понедельник надо будет съездить в Петровское, сходить в ментовку и поднажать на тех, кто занимается поисками детей. А сейчас - работать!
Манекенщицы проходили по "языку", одна за другой, в сверкающих платьях, гордо подняв причесанные головки.
- Не сутулиться! Свет на подиум! - доносилось с пульта.
Димке она сказала, что ей нужно съездить домой за вещами и за документами. На три дня. Димка немного приболел и капризничал, как капризничают только недомогающие мужчины. Надулся и ответил, что это почти предательство - бросить его на целых три дня. Просто невероятное предательство. Как она может бросить его, больного, на произвол судьбы?
- Димочка, у тебя всего-то тридцать семь и три.
- Мне так плохо. А ты еще и сбегаешь.
- Не сбегаю. Мне по делу надо. Ничего страшного, лекарства все есть.
- Ты - мое главное лекарство.
- Димочка, ну мне очень надо, понимаешь.
Вот тогда это случилось.
Димка вдруг приподнялся на локте и заорал, как бешеный:
- Ну вали, вали, ненормальная! Выдумала себе чего-то там и носится с этой выдумкой! Хватит, не могу больше, отстань ты от меня, Христа ради.
Лиза молча встала. Взяла куртку, сумку. Вышла. В голове крутилась мысль - больше не вернусь. Он не понимает. И никогда не поймет. Значит, я должна быть одна.
Приехав в Петровское, она позвонила на мобильный Женьке. Слава Богу, Женька номер не поменяла, мобильный был включен, поэтому все разрешилось в пять минут.
- О чем речь, подруга, знаешь, как я рада буду! А твои не засекут?
- Постараюсь, чтоб не засекли.
- Ну давай, подъезжай. Я дома буду минут через десять.
У Женьки был бардак, но довольно уютный бардак. Пахло сигаретами, дорогим хорошим кофе и мужским парфюмом.
- Знаешь, подруженция, я, кажется, наконец, подцепила настоящего мужика, - таинственно сообщила Женька, втаскивая в комнату поднос с едой.
- Как на лотке?
- Да, так. Средне. После тебя помощников и не найти - такая вторая еще не родилась на этот свет. Сечешь? - Женька хихикнула и налила горячий суп в тарелки. - Давай, рубай, голодная небось?
Обед затянулся. Но в конце концов суп и сардельки с жареной картошкой были доедены, кофе допит, выкурена традиционная сигарета, перемыты косточки всем соседкам. Женька расслабилась, можно было приступать к основному допросу.
- Слушай, Жень, а ты Макса в тот день видела?
- Видела. Утром. Детву в садик вел.
- А вечером не видела?
- Не, я в тот день поздненько вернулась, а узнала обо всем вообще случайно, аж через неделю, от Бобылихи с четвертого этажа.
- Ну, ей немудрено все прознать, она на лавке целый день болтается. Надо бы ее расспросить…
- Только ты не сама. Я спрошу, ладно? Она ведь догадливая, Бобылиха-то, еще брякнет твоим.
- Может брякнуть. Ладно, спроси.
- Ты коньяк будешь?
- Нет, не пью.
- А я пью. Давай каплю, за компанию. На язычок. Глядишь, уснешь получше.
- Не надо, Женечка, спасибо. Пойду-ка я схожу кой-куда.
- Как хочешь. Осторожнее в лифте.
- А я пешком, - Лиза торопливо накинула куртку и выскочила на лестницу.
Следующим намеченным пунктом было местное отделение милиции. Поднять заявление отца о пропавших детях через дежурного оказалось несложно. Сложнее было выяснить, кто занимается этим делом и что известно на данный момент. В конце концов Лизе сказали, что следователь в отпуске, а дело передано на закрытие за отсутствием состава преступления. Лиза пожала плечами - в принципе, от милиции она ничего особенного и не ждала. Теперь надо будет спросить в школе и в детском саду, но это уже завтра.
На обратном пути Лиза решила зайти в супермаркет - купить чего-нибудь съестного к ужину. Несмотря на то, что рабочий день недавно кончился, в супермаркете почти никого не было. Она неторопливо набрала продуктов в корзинку, подошла к кассе и тут услышала разговор двух женщин за спиной.
- Мужик-то сдал совсем, представляешь? Прямо высох. Надо же, за год одни несчастья ему.
- А дочка его куда девалась?
- Да видно, туда же.
Теперь она узнала этих женщин - они жили через подъезд в то же доме, у одной мама иногда брала детские выкройки. Лиза не стала оборачиваться. Значит, люди в доме что-то видели и знают. Что? Но в школу и в садик она все-таки должна сходить.
Грязь чавкала под ногами. Лиза недовольно подумала, что бесконечная стройка сильно усложняет жизнь и перегораживает подходы к дому. Вдоль дощатого забора, огораживавшего стройку, тянулась единственная узкая тропинка, все остальное было перекопано. Огибая забор, заметила женскую фигуру - и как раз вовремя. Она. Лиза оглянулась вокруг, заметила рядом подходящую дыру в заборе и шмыгнула туда. Прислонилась лопатками к доскам, слушала - шаги приближались. Неторопливая походка женщины, которая вышла прогуляться вечерком, перед сном. Внезапно шаги стихли - почти напротив дыры. Лиза задержала дыхание. Послышался шорох, словно кто-то подходил к дырке. Лиза осторожно сделала шаг в сторону и постаралась распластаться на досках, стать тоньше, незаметнее. Ощутила чужой запах - пахло затхлым погребом и гнилью. Ее пробрал холод - нездешний, странный, окатил ледяным смрадом до самых костей. Противник был здесь - но вроде бы не чуял ее. Потом холод так же внезапно схлынул, шаги стали удаляться. Лиза подождала некоторое время, пока все стихнет, и осторожно выбралась из дыры наружу. На тропинке никого не было. Она скорее побежала к дому. Ввалилась в Женькину квартиру со стоном - почему-то сильно ныли колени, больно было стоять. Женька заставила ее хлебнуть коньяку, уложила на тахту, укрыла одеялом и возбужденно заговорила:
- Слушай, а ведь Бобылиху на "Скорой" со двора увезли! Только что. Я мусор понесла на улицу, а она тут как тут. Я ей - здрасте, что-то вас не видно. Она мне и давай рассказывать, как у нее третьего дня был сердечный приступ, после того, как она менту какому-то во дворе сказала, что Макса видела - вроде за детьми в садик шел, по времени. Примерно в полпятого. А обратно - нет, не видала. Пришла домой потом, тут у нее сердце и схватило. Говорит, сознание потеряла, и показалось ей, что какая-то женщина ей говорит - будешь, мол, старая дура, болтать без умолку, так и концы отдать недолго. И моментально падает прямо на землю, синеет и хрипит. Я бегом в подъезд, вроде меня тут и не было. "Скорую" ей от себя вызвала. Там толпень собралась.
- Понятно, - кратко ответила Лиза и отвернулась. Господи, ну разве бывает такое? Зачем все это с ней творится? Может, она просто спит и видит страшный сон? Она не стала рассказывать Женьке про странную встречу у стройки.
- Давай-ка спать, а?
- Давай, - согласилась Женька.
- Здравствуйте, Марина Карловна.
- Здравствуйте, - невысокая воспитательница с усталым лицом обернулась и смотрела с явным непониманием. Настороженно смотрела, напряженно.
- Вы меня не помните? Я Лиза Казанцева.
- Не помню, - Марина Карловна продолжала смотреть все так же настороженно.
- Я сестра Юлика Казанцева.
- А кто это?
- Марина Карловна… - Лиза совершенно растерялась. Она была готова даже к абсолютному отказу разговаривать, но к такому:
- Что вы хотите, девушка? У вас ребенок здесь?
- Да… вернее, был. Юлик ходил сюда, в вашу группу. Неужели вы его не помните? Пропал три недели назад: в газетах было сообщение.
- Я газет не читаю. И не помню я такого мальчика. Не было в моей группе никаких Юликов! - Марина Карловна уже злилась.
- Послушайте, Марина Карловна, я понимаю, вас, наверное, напугали. Вам сказали, чтобы вы отвечали именно так, - начала Лиза с другого конца.
- Но я ведь не из милиции, я сестра, понимаете! У нас осенью мать умерла! А теперь пропали дети: три мальчика.
- Как три? То один, то уже три.
- Юлик - самый младший, - терпеливо объясняла Лиза. - Еще Вадик и Максим. Все трое пропали. Я сама занимаюсь их поисками. Я верю, что они живы и ждут, что я их найду. Мне сказали, что Максима в последний раз видели, когда он выходил из дома и собирался идти за детьми в сад. Я хочу понять, забрал ли он их отсюда, или детей забрал из сада кто-то другой.
- Девушка! Вот если вы сейчас не прекратите свои разговоры сумасшедшие, то я точно вызову или милицию, или "Скорую". Не было в моей группе такого мальчика! - Марина Карловна отвернулась и закричала:
- Иванова! Поля Иванова! Отдай Саше совок! Саша Винников, перестань драться!
Лиза повернула обратно к дому. Ничего себе беспамятство. С одной стороны, исчезновение - это хорошая мысль. Надо будет в деканате попросить Танечку - пусть всем звонящим говорит, что студентка Казанцева была отчислена и местонахождение ее неизвестно. С другой стороны - кто-то очень постарался, чтобы это происшествие прошло незамеченным. Подумать только - исчезли трое детей. Учителя и воспитатели детских садов - первые, кто должен был забить тревогу. А тут - абсолютный провал в памяти. Интересно, что скажут учителя и одноклассники Макса?
В школе она довольно быстро разыскала классного руководителя Макса. Как раз была перемена, классная шла по коридору с зажатым под мышкой журналом.
- Здравствуйте, Зоя Тихоновна, - обратилась к ней Лиза как можно громче, перекрикивая носившихся вокруг детей.
- Здравствуйте, девушка.
От слова "девушка" Лизе стало не по себе.
- Вы меня не помните разве?
- Нет. А кто вы? - Зоя Тихоновна качнула шапкой кудрявых волос.
- Я Лиза Казанцева. У вас учится мой брат, Максим Казанцев.
- Кто? - Зоя Тихоновна так искренне удивилась, что Лиза совершенно смешалась.
- Мой брат. Он учится в вашем классе.
- Я не помню такого мальчика, - на лице Зои Тихоновны без труда читалось изумление. - Нет у меня в классе таких. Простите, у меня урок.
Зоя Тихоновна исчезла под длинный звонок, возвещавший начало урока, а Лиза осталась стоять, как вкопанная. Странно. Как это - не помнит такого мальчика? Разве может классный руководитель забыть, как зовут детей из его класса? А дети? А директор? И во дворе не все забыли, что произошло. Правда, слишком памятливая Софья Сергеевна Бобылева уже пострадала.
В учительской Лизе сказали, что директор в командировке, а завуч болеет. Лиза поняла, что на сегодня от школы больше ждать нечего, и решила возвращаться в Москву. По дороге она еще раз обдумала ссору с Димкой, потом почувствовала, что невероятно голодна, и прежде чем ехать окончательно выяснять отношения с женихом, надо бы зайти к Женьке, перекусить и попрощаться заодно, тем более, что Женька сегодня работала только полдня и уже должна была быть дома.
Уже у самой Женькиной двери Лиза вытащила ключ, вставила его в замок, но тут дверь от толчка приоткрылась. Не заперто.
- Жень, это я! - крикнула Лиза, входя в квартиру. - Же-ень!
Моется, что ли? Нет, в ванной тихо.
- Жень, ты где? - растерянно произнесла Лиза, входя в комнату. В комнате никого не было. Тихо покачивалась от сквозняка тюлевая занавеска, прикрывавшая распахнутую балконную дверь.
- Женя? - шепнула Лиза, не желая верить.
Выбежала на балкон, глянула вниз - там, внизу, на мокром асфальте распласталась белая фигурка.
Руки раскинуты, словно крылья.
Подрубленные крылья.
Мы не ангелы.
Мы не умеем летать.
- Же-еня-а-а-а-а! Не-е-е-ет! - стиснутое горло прорвалось рыданием, и она кинулась вниз, обезумев, прыгая через две ступеньки - может, успею еще? Может, не совсем? Может…
Дорожка была пуста. Никого. Ничего. Она остановилась, в ужасе потерла лоб - асфальт все так же блестел от воды, но где же тот бескрылый ангел, привидевшийся ей сверху? Ангел, бессильно раскинувший руки?
- Откуда ты взялась, девочка?
Лиза застыла, не веря своим ушам. Медленно обернулась. И так же медленно попятилась.
- Откуда ты здесь? Разве у тебя не занятия на этом твоем филфаке - или как там он называется на самом деле? Я думала, ты врать не умеешь, а ты… настоящая врунья. А ты знаешь, что ложь - смертный грех? Что за него наказание полагается?
Лиза снова отступила, теперь уже в черноту подъезда.
- Отчего ты молчишь? Ты забыла? Ты все забыла?
Еще шаг назад. Господи, что это?
Головокружение стремительно ударило в висок, земля под ногами покачнулась…
Нет, хотела сказать Лиза, отступая все дальше и дальше, к крыльцу. Нога подвернулась на ступеньке подъезда, и двор стал валиться на нее сверху, одновременно темнея, и только вспыхнуло в этой темноте ярко-белое женское улыбающееся лицо, а потом померкло все.
В то утро в Москве все было как обычно. Еще до серенького сырого рассвета открылось метро, пошел транспорт, трамваи звенели оконными стеклами, слышались гудки машин, которым не терпелось рвануться от светофора на полной скорости. И в доме на улице Заморенова проснулись двое. Девушка капризно сказала:
- Дим, а у тебя с ней точно все?
- Ну, наверное…
- А вещи ее тогда чего здесь делают?
- Потом, ладно? - ответил он, наваливаясь на девушку с поцелуями.
А внизу, у метро, за трамвайными путями татарин Мустафа привычно раскладывал лоток с книгами и весело крикнул даме лет сорока, которая первой сегодня подошла к его лотку:
- Что почитать хотим, дамочка? Детективы, историческое, женские романы, философия, фантастика - на ваш выбор. Спрашивайте, я отвечу.
- О черной магии книги имеете? - бархатным голосом спросила подошедшая.
- Никак нет, - в тон ей ответил Мустафа. - Такого не держим.
- Напрасно, - ответила дама и усмехнулась. Мустафа тоже усмехнулся про себя и продолжал заниматься делом - выкладывать книги. Но всего через два часа к лотку подлетела "Скорая", и Мустафу, который невесть с чего на глазах у покупателей, двух студентов университетского мехмата, грянулся оземь с закаченными глазами, отвезли в "Склиф", где констатировали обширный инфаркт и уложили в реанимацию. Надолго.
* * *
…По белой стене палаты шла трещина.
- Проснулась. Федор Никитич, проснулась, - крикнула женщина в коридоре, и сейчас же открылась дверь, и в палату вошел врач. Обыкновенный с виду молодой человек, в белом халате, в шапочке.
- С добрым утром, - бодро сказал он и вытащил одну из ее рук из-под одеяла. - Пульс в норме. Зрачки тоже вполне себе. Ну-с, как нас зовут? Помним? Нет? А как в больницу попали, тоже не помним? Ничего, стало быть, не помним. Ксения Александровна, аминазинчику самую малую дозу.
- Сейчас, - откликнулась медсестра.
И медсестра, и врач показались ей такими добрыми, что она заплакала от умиления.
- Ой, плачем. Ну, совсем хорошо. Значит, скоро в себя придем и все вспомним. А сейчас поспим немножко, совсем чуть-чуть, хорошо?
Дни катились, похожие один на другой.
Каждый день она просыпалась и снова засыпала от лекарств, которые ей время от времени кололи - она не знала, что это за лекарства, но от них очень хотелось спать. А когда просыпалась, то плакала от бессилия и злости - память точно вытерли мокрой тряпкой, стерев с нее все, что было записано цветными мелками времени. И никакие человеческие силы не в состоянии были разбудить эту память. Рядом сидели на кроватях люди с серыми лицами, от которых становилось страшно, хотелось кричать, бежать куда глаза глядят. Ее называли Наташей - это было не ее имя, но своего она все равно вспомнить не могла и в конце концов стала свыкаться с тем, что она - Наташа. Лишь одно воспоминание осталось ей - лицо женщины, которая улыбается. Эта улыбка тоже пугала, но в то же время хотелось вспоминать ее снова и снова, словно с ней было связано что-то очень важное.
Она рассказала врачу об этой улыбке. Врач покачал головой и назначил гипноз. Но гипноз не помог, пять сеансов прошли впустую. Федор Никитич хмурился. А в один из дней вдруг пришел не в халате, а в простой одежде и сказал:
- Поедем-ка покатаемся по городу. Может, что и придет?
Они сели в синюю "десятку" и поехали по мокрой улице, залитой соляными лужами и засыпанной снегом. Снег залепил лобовое стекло, она молча смотрела на "дворники", мотавшиеся туда-сюда, на перекрестки, которые они проезжали один за другим. Снег злил ее. Федор Никитич только посматривал на нее искоса и тоже молчал, выруливая с очередного светофора налево.
- Никак? - спросил он через час с лишним, когда они уже накрутили несколько кругов по центру.
- Никак, - тупо ответила она, глядя перед собой.
- Ладно, на первый раз не получилось. Не все сразу. Хотите, пойдем в зоопарк? Там есть крытые помещения, зверюшки. Просто погуляем, посмотрим. Хорошо?
Она устало кивнула - ей было все равно, куда, только бы не обратно в больницу.
В зоопарке Федор Никитич купил мороженого и спросил у бабушки, принимавшей билеты при входе:
- А какие у вас зверюшки под крышей есть, чтоб на улице не мокнуть?
- А у нас пока вообще все звери в закрытых помещениях. Холодно еще, - откликнулась та. - Вы на площадку молодняка сходите, там очень интересно, даже взрослым.