Сидоров с удивлением обнаружил, что одна из ветвей рода тещи восходит к знаменитым князьям Голицыным. Желая надавить на профессора, она особо отметила роль князя Михаила Михайловича Голицына (1675–1730) – отца семнадцати детей (семейная ветвь тещи шла от 13-го сына, что Сидоров посчитал несколько ущербным) – – генерал-фельдмаршала, участника морских походов Петра I и сражения под Нарвой.
Знаменит тем, что при осаде Нотебурга (1702) ослушался царя, велевшего отступать из-за недостатка сил. "Скажи государю, что теперь я принадлежу одному Богу", – ответил он гонцу и повел войска на приступ, увенчавшийся полным успехом.
Спустя шесть лет, после очередной победы над шведами (подчеркнуто тещей! ), Петр предложил князю Михаилу Голицыну самому выбрать себе награду за храбрость. Он распорядился такой возможностью довольно неожиданно: попросил за своего опального недруга Никиту Ивановича Репнина, тем самым расположив его к себе и превратив в друга, когда ходатайство было уважено…
Победа Агриппины Петровны была, конечно, призрачной и временной.
Сидоров углубился в изучение летописи князей Голицыных.
Открыв "Историю Петра I" Пушкина, с радостью обнаружил у него следующие личные записи:
София (сестра Петра) возвела любимца своего князя Голицына (Василия Васильевича) на степень великого канцлера. Он заключил с Карлом XI (1683 г.) мир на тех же условиях, на коих был он заключен 20 лет прежде…
Бояре, угадывая причину сих щедрот и видя опасность прямо приступить к удалению Голицына и к лишению власти правительницы, избрали (говорит Голиков) дальнейшую, но безопаснейшую к тому дорогу…
Царевна (Софья) стала помышлять о братоубийстве (подчеркнуто профессором) . Она стала советоваться с князем Голицыным (раскольником! – замечает Голиков), открыла ему намерение Петра заключить ее в монастырь(?).
Голицын, помышлявший уже о престоле, с нею согласился во всем и на всякий случай отослал сына своего в Польшу с частою (так у Пушкина ) своего имения же…
Вины князей Голицыных сказаны были, что они без указу великих государей имя сестры их, царевны Софии Алексеевны, во всех делах и посольских грамотах установили обще с именами государей писать самодержицею и что в Крымском походе пользы никакой не учинили…
То есть, мало того, что преступно помышлял о престоле царском , а еще – и о братоубийстве!..
… Князь Голицын ( Василий Васильевич) приведен был в Троицкий монастырь. Его не допустили до царя. На крыльце, в присутствии боярина Стрешнева, прочтены ему его вины, за которые он и сын его лишены боярства и имения и сосланы в недальние города. После, однако, сосланы они в Сибирь, в Пустозерск, потом переведены на Мезень, после же на Пинег, где старый князь умер, а сын его наконец прощен…
Здесь Сидоров поинтересовался, не от этого ли сосланного сына и идет славный род тещи?!
В ответ на посланные ей выдержки из записок А.С.Пушкина, где были отмечены разоблачительные события, Агриппина Петровна немедленно сообщила, что на Руси викингов исстари называли варягами, на манер византийского слова "варанги", что идентично морским разбойникам из Скандинавии!!! (подчеркнуто тещей дважды).
Получалось, что дочь ее замужем за потомком морских разбойников?!
Профессора это совершенно не расстроило, и даже, наоборот, придало уверенности – разбойники, а тем более – морские, частенько считались достойными защитниками простого народа.
В ответном послании Сидоров обратил внимание тещи: мои предки-викинги были приглашены в Великий Новгород с почетом и поклонами, стали строителями нового Русского государства, а поэтому никак разбойниками и завоевателями считаться не могут! – как бы того некоторым ни хотелось…
Агриппина Петровна не удостоила его ответом и объявила день 12 апреля днем рода Голицыных , ссылаясь на то, что именно в этот день родился в 1850 году князь Николай Голицын – последний премьер-министр царского правительства, вынужденный бежать из России – (от таких как Вы!!!)
При этом она добавила: именно 12 апреля в его честь был произведен первый космический полет Гагарина в 1961 году! А также родились такие достойные люди, как княгиня Дашкова, Михаил Жванецкий, директор ЦРУ Ален Даллес и – если этого вам мало?! – всё прогрессивное человечество празднует 12 апреля день Святого Патрика!
…и день Иоанна Лествичника , на каковой праздник в народе принято печь лестницы для восхождения на небо !
С последним доводом спорить уже сил не было.
Кроме того, Ольга устроила молчаливый бойкот, перестала готовить любимый борщ Сидорова, и, выдержав для порядка пару недель, он объявил:
– Испытательный кандидатский срок тещи успешно завершен, и она включена в список членов рода Нильсенов-Сидоровых в 33-м поколении.
По этому поводу Агриппина Петровна устроила у себя прием, где собрались все петербургские родственники. Сидорову подарили роскошный старинный фолиант Князья Голицыны. Служение Отечеству.
Почетный профессор выразил глубокую благодарность и торжественно вручил теще красочный стандарт рода викингов Нильсенов-Сидоровых, 33, который и был ею принят с поклонами и благодарностью.
Стандарт повешен рядом с морским флагом России.
Все зааплодировали и принялись за еду.
Впрочем, более всего на Сидорова произвел впечатление пирог с клубникой, и Ольга, обрадованная наступившим перемирием, переписала рецепт его изготовления.
В эту ночь Сидорову снилось, как теща, вооруженная штандартом рода викингов, пытается отнять у него и у А.С.Пушкина огромный яблочный пирог, а профессор мужественно отбивается, размахивая томом "Князья Голицыны. Служение Отечеству".
В результате пирогом успевает овладеть Бэбик, и они вместе с Кроликом его аппетитно съедают.
ГЛАВА 20,
где мы побываем в обществе с ограниченной ответственностью Душистый горошек, а Сидоров получит поддержку от привлекательной поэтессыи пошлет ей важный научный мессендж
Чтобы укрепить мир в семье и повысить свой рейтинг, Ольга устроила прием в обществе Душистый горошек, куда Сидоров и был приглашен в качестве почетного гостя.
Общество располагалось в большом подвале, стены которого обильно украшены рисунками.
Члены общества, в основном дамы неопределенного возраста, встретили профессора бурными и продолжительными аплодисментами. Затем ему вручили роскошный букет душистого горошка, который он тут же передарил Ольге.
Она зарделась, как будто впервые получила цветы от супруга.
Стихотворный лозунг над столом был исполнен в стиле школьных стенгазет:
Душистый горошек люби,
Букет для любимой нарви!
Всегда будь с горошком на ты -
И сбудутся снова мечты!
Сидоров продекламировал стихи и похвалил автора за предельную ясность, лаконичность и в то же время яркую образность.
Одна из дам, молодая женщина, – довольно привлекательная! – смутилась и, поднявшись, поблагодарила уважаемого профессора за высокую оценку своего скромного труда.
Дамы снова зааплодировали и усадили Сидорова за прекрасно накрытый стол. Между тарелками с едой стояли маленькие букетики душистого горошка.
После третьей рюмки дамы потребовали от профессора поделиться научными достижениями. Почетный профессор долго отнекивался, но, в конце концов, был вынужден оторваться от салата Веселый викинг (трогательное внимание Ольги!).
Все замолчали, а одна старушка приготовилась конспектировать речь. Профессор посмотрел на нее одобрительно, и она сразу же что-то записала в своем блокноте, на обложке которого, конечно, был нарисован душистый горошек.
Сидоров обратился к дамам с краткой речью, в которой отметил благородный характер деятельности общества Душистый горошек , его важное влияние на умы подрастающего поколения. – Надо, чтобы от молодого человека пахло не пивом, а душистым горошком! – неожиданно заявил Сидоров, а дамы разразились бурными аплодисментами.
– Расскажи о Пушистых технологиях – все-таки потребовала Ольга. Он нервно рассмеялся, чтобы скрыть досаду.
– Видите ли, милые дамы, – начал Сидоров издалека. Конспектирующая старушка немедленно что-то пометила и продолжала писать, хотя профессор долго молчал, с интересом наблюдая за нею.
В тишине раздавалось сопение и старушечье бормотание.
В конце концов, все обернулись к ней. Старушка оторвалась от блокнота, виновато на всех посмотрела, и все снова устремили взоры на Сидорова.
– Видите ли, милые дамы, – снова произнес он с уже большим энтузиазмом, – Пушистые технологии – это универсальная новейшая научная система, основанная на высшей математике, которая, к глубокому сожалению, не доступна пониманию простого смертного.
Некоторое разочарование отразилось на лицах дам, а все та же миловидная поэтесса неожиданно заявила:
– Я изучала высшую математику и готова помочь уважаемому профессору в популяризации новейшего направления прогрессивной науки.
Сидоров поощрительно улыбнулся ей и поблагодарил за своевременную помощь. Повторное внимание поэтессы явно не понравилось Ольге. Она строго посмотрела на нее, а затем перевела ревнивый взгляд на мужа.
Сидоров понял, что от помощи привлекательной дамы лучше всего отказаться. Вежливо и сухо поблагодарив энтузиастку, он пообещал попытаться на понятном для всех примере разъяснить суть дела.
– Вот, скажем… – бывший младший аналитик задумался, что произнести дальше, но тут какой-то внутренний голос подсказал: икебана . Сидоров воодушевился и окинул дам взглядом Ньютона, которому только что на голову упало яблоко.
– Да, да… яблоко… То есть, нет, конечно, не яблоко, а икебана!
Услышав знакомое слово, дамы одобрительно зашумели, а поэтесса поощрила Сидорова многозначительным взглядом и подсказала:
– Аристотель…
Хотя в самом имени Аристотеля не было ничего предосудительного, Ольга с раздражением обернулась к ней и сухо попросила не мешать . Поклонница Аристотеля снисходительно улыбнулась.
– Да, да… – подтвердил Сидоров неизвестно что, но в это время внутренний голос подсказал ему: – Древний философ Аристотель говорил:
– Можно характеризовать что-то однозначно, что оно вот есть , про нечто другое сказать, что его нет . А бывает и третье – иногда есть, иногда нет . Или – в какой-то степени – есть , в какой-то – нет.
На лицах дам никак не отразилось, что они продвинулись в понимании сказанного. Не обращая внимания на этот настораживающий фактор, Сидоров продолжал, все более, неизвестно почему, воодушевляясь.
– Вот икебана… – и он весело засмеялся, а дамы дружно поддержали: все были радостно взволнованы, как будто присутствовали при рождении важного научного открытия.
– Итак, икебана…
Тут поэтесса неожиданно продекламировала стихи:
Один цветок лучше, чем сотня, передаёт великолепие цветка …
Наступила мертвая тишина, все обернулись к ней, а затем перевели взгляд на Ольгу и на Сидорова.
Поэтесса примирительно сказала:
– Японский писатель Ясунари Кавабата.
Ольга мгновенье смотрела недобрым взглядом на нее, а затем тоном, не предвещающим ничего хорошего:
– Ксения, я прошу тебя не мешать!
Старушка, которая вела запись в блокноте, стала что-то быстро строчить. А профессор мысленно одобрил имя своей поклонницы и решил сразу погасить возникшее напряжение:
– Икебана – это простота и чистота линий и цветов, – повторял он вслед за внутренним голосом, – кто-то скажет, что она есть, кто-то нет, а кто-то: и есть, и нет!
Сидоров широко улыбнулся дамам, и все они бурно зааплодировали.
Наверняка, никто ничего не понял.
Кроме, вероятно, Ксении. Она посмотрела на профессора взглядом единомышленника: ну, что взять с этих клуш ?!..
В заключение профессору торжественно надели на голову венок из Душистого горошка , и он сфотографировался со всем душистым коллективом.
Ольга сияла от гордости.
По дороге к выходу Сидоров украдкой взглянул на Ксению – в ее взгляде явно читался призыв совместно заняться решением неотложных проблем Пушистых технологий, и, улучив момент, когда Ольга на него не смотрела, Сидоров послал Ксении соответствующий научный мессендж .
Этой ночью Сидорову снился Аристотель, который, выступая перед дамами Душистого горошка, спрашивал, есть ли Сидоров, или его нет, или, может, он и есть и нет.
Дамы не знали, что ответить.
Ольга просила философа не мешать
А Ксения призывно звала его с собою в Даль светлую.
ГЛАВА 21,
где Сидоров получит стихи от GreenEyes и поймет, что пора срочно проанализировать свой донжуанский список
На следующий день старший агент влияния получил на свой сайт стихи.
Я знаю: ты не хотел быть
Ангелом моей печали.
Ангел моей печали, я верю: ты сам не знал, что ты войдёшь в мое сердце, как входит клинок из стали; болью моей ты станешь и ранишь меня, как сталь.
Однажды среди совсем других садов мы свидимся снова.
Мы свидимся снова, мы встретимся снова с тобой.
О, как же тебе тогда будет больно за то, что ты сделал со мной средь сада земного,
Печальный Ангел мой.
Отправитель значился под именем Green Eyes в blogs@mail.ru.
– Так, так… – подумал Сидоров, размышляя, – кто бы это мог быть … Зеленые глаза?!
Стал перебирать в памяти глаза своих девушек за последние лет пять: вряд ли нежная привязанность может длиться дольше.
Так и не найдя счастливой обладательницы зеленых глаз, Сидоров решил не торопиться и предоставить всё времени.
Неужели не известная мне почитательница?! Это было бы, конечно, намного интереснее, чем старая пассия .
И мысли его унеслись в романтическое будущее, которое, казалось, совсем рядом.
Сидоров сразу же отправил послание.
Пушистые технологии шлют привет Прекрасным Зеленым глазам.
Надеюсь стать Ангелом Радости, а не Печали.
В каких садах встретимся?
Ответ пришел на следующий день.
Мой белый и пушистый зверь!
Я помню: ты говорил, что мы будем навеки рядом, будем навеки вместе.
Ты знал ли тогда, Бог весть, что ты войдешь в мою плоть как стрела -
та стрела, что с ядом.
Станешь ты – Ангел Мести с сердцем, жестоким, как жесть.
О, как же тебе тогда будет больно за то, что ты сделал со мной средь сада земного, Печальный Ангел мой.
О встрече – ни слова.
– Мой белый и пушистый зверь! – радостно повторил профессор и снова вернулся к своему донжуанскому списку, чтобы вспомнить, у кого имелись основания напомнить о плоти и о стреле, которая вошла с ядом.
Перечень Прекрасных дам был не столь обширным, как у Пушкина, что, конечно, облегчало задачу.
Но подумать было, о чем.
Этой ночью Сидорову снились огромные, заманчивые Зеленые глаза, в которых явственно читался упрек, Ангел Мести в образе Главбуха радостно лишал его месячной премии, а Российская ассоциация Ангелов торжественно вручала ему пару роскошных крыльев на воздушной подушке и приглашала профессора вступить в ее ряды в качестве Почетного Ангела – без испытательного срока!
Агриппина Петровна сразу стала подробно жаловаться, куда надо, на неправомерное присвоение летательного аппарата, предназначенного лицам с ограниченными возможностями.
ГЛАВА 22,
в которой Сидоров становится членом тайной организации по строительному профилю
Утром Сидоров вынул из почтового ящика красивый фирменный конверт.
Как преемник Санкт-Петербургского Губернского Дворянского Собрания мы исполняем одну из своих главных обязанностей – ведению Санкт-Петербургской Дворянской Родословной Книги , куда вносятся те, кто документально доказал свое происхождение от благородных предков, – значилось на красочном бланке, оформленном в стиле романтических изданий ХIХ века, – и мы будем рады видеть Вас и Вашу супругу на ежегодном торжественном Морском балу, где Вам будут вручены соответствующие Грамоты.
Бал пройдет в Лиговском народном доме графини Паниной, основанном и открытом ровно сто лет назад.
В программе:
1. Торжественная часть.
2. Бальные танцы (для тренировки вы можете предварительно воспользоваться занятиями по бальным танцам, открытых для всех, независимо от происхождения.).
3. Праздничный ужин.
До назначенного бала оставалось еще дней десять, которые Ольга потратила, примеряя свои платья и, наконец, заказала новое.
Вскоре бальный наряд был готов.
Нужно ли говорить, что платье обильно украшал разноцветный душистый горошек, придававший наряду весеннюю свежесть и изысканную красоту.
Сидоров выразил восхищение своей супругой, облачился в лучший костюм и прикрепил на лацкан значок Друг ГИБДД , отсвечивавший благородным матовым серебром.
Перед самым отъездом появилась теща и, узнав, в чем дело, устроила скандал. Почему ее, прямого потомка славных князей Голицыных, которые и т. д., – почему ее не приглашают в Дворянское собрание?!..
Заявив, что она этого так не оставит , теща, выкрикивая угрозы разоблачить всяких выскочек , ушла писать жалобу.
Сидоров так и не понял, кого Агриппина Петровна имела в виду под выскочками.
В шестом часу гости (а их оказалось почти две сотни) под звуки вальса и легких французских мелодий в исполнении струнного трио собрались в двух просторных зеркальных залах.
Изысканные наряды, вечерние, бальные платья, смокинги, галстуки-бабочки, белые перчатки, военная форма и блеск наград сомнительного происхождения, статные и деликатные мужчины в мундирах неизвестно какого ведомства, нарочито сдержанные дамы, а также дети-ангелочки – все это вращалось, беседовало, смеялось и щебетало в довольно странном сообществе, объединившем несколько поколений обитателей дворянских и всякого рода других, более поздних собраний.