Топкие сугробы взметались под лапами ошметками лежалых хлопьев, летели в морду и залепляли глаза, а трасса следов - острая и спиртная - петляла не хуже заячьей. И не перебьет ее ни широким перебором волчьей лежки, ни веревочка - цоп-цоп! - торопливых мышиных следиков, ни коротко налетевший и тут же умчавшийся дальше порывистый ветерок. Вот здесь Кот катался по снегу, как если бы пытался унять кусачих насекомых, прямо как уличная блохастая кошка… Здесь точил когти, ободрал до "мяса" березу. Здесь резко свернул. Здесь взрывал снег, кого-то ловил…
Здесь…
Вот он.
Низко прижимаясь к снегу грудью, нервно подергивая хвостом, затаившись, крадется к писку и теплому запаху голеньких, молочных еще крысят.
А вот нехорошо маленьких обижать! Уррррррр! И…
Клубок!
Не ожидал! Вот пьяяяяяяяяяяяяяянь! Ррррррррр! Вот…
Сильный и тяжелый, зараза!
А ну отвечай, зачем?! Представление устраивать зачем?!
Подминает под себя… Снег в нос, в пасть! Заррррраза!
Зачем? - выдыхает вместе оттаивающей в капельки тумана снежной мелочью. - Зачем?! А затем! Затем, что…
Рычит и зубами треплет как котенка за шкирку, мотает из стороны в сторону, гваздает в ворохе сугроба.
- Зачем?
- …затем, чтобы…
Зубы треплют зло и сильно, но аккуратно, чтобы не поранить, а только вышибить дух из легких и мысли из мозгов. И правда ведь - вышибет! Зарррраза! Зачем, ты мне ответишь, или нет?! Урод хвостатый, пьянь блохастая!
…Ночь упала внезапно. За суетой незамеченная, она взвилась вверх, в небо с полной и доброй луной, оранжевым костром свадебного огня. Со всех сторон огни помельче, но горячие желтые - все Кошки Клана собрались. Где-то среди них Инкины родители, смотрят, прицениваются… Где-то среди них, а может, где-то в совсем буреломных зарослях, в чаще и глуши - сама Инна. Ее бока в полнолунном свете лоснятся серебром, а глаза у нее необычные, не такие, как у всех, не желтые - совсем-совсем зеленые. Говорят, что зеленые глаза бывают только у любимцев Саат, тех, кого Она осенила своим благословением. Инна вообще необычная - целиком об хвоста до кончиков усов… Скорее бы уже… Чего тянуть?!
Костер взмыл ввысь, облизал звезды и те засияли ослепительно, как только что отпечатанные монетки.
Кошки клана о чем-то шепчутся, перерыкиваются. Переминаются с лапы на лапу другие Коты - в этот раз аж пятеро. Очень много для одной весны. Тут Олег, Игорь и Рем, Сашка и Женька, близнецы-братья… Переминаются с ноги на ногу, нервничают… Тут ведь главнее - понравиться родителям невест… И черт его знает - это поддаваться надо или, наоборот, чтобы долго не могли поймать? Если поддашься, подумают, что слабак, если не сможет найти - рассердятся…
Ну!
Наконец, выступает одна - маленькая, но крепкая, сильная, вся состоящая из стальных мышц Пантера. Это Юта, подруга главы Ингмара. Её Охота была в позапрошлом году, когда Антон еще считался по законам клана неполнолетним и сам в обряде не участвовал. Только видел. Издали. Мельком. Но Юта была хороша. Такая подруга Ингмару и нужна - сильная, ловкая, красивая… Прямо как Инна.
Юта наклоняет морду. Бьет хвостом по земле - у костра проталина, черная и мокрая. Шум затихает. Юта низко, коротко рычит. Огонь приседает, медлит, и тут же - подымается, но уже другим. Зеленым, как глаза Саат.
Пора!
Олег напролом - через кусты. Он бежит к реке. Он уже договорился со своей Олесей. А Сашка с Женькой, конечно, вместе…Они на опушку. Игорь прячется в стороне колодца. Он тоже не намерен "играться" долго. Пришли-нашли-поженили. А вот что делать Антону Костину?
Вздохнул.
Антону Костину - прятаться! Срочно! А то уже поглядывают с недоумением…
Затрясла мордой… головой… нет, мордой… черт побери, что происходит?! Наваждение? С ума схожу?! Куда ты меня тащишь? Пусти!
Схватил за шкирку - и через сугробы… Пусти! Что ты делаешь?…..
- Не трепыхайся…
- Пусти! Прекрати! Это ты… эта свадьба? Это твоя, да?
- Заткнись.
- Зачем?!
… Родители у Инны оказались славные. С первого взгляда понял, что славные, но вот когда Инна пришла с утра из ванной комнаты, босая, растрепанная и слегка напуганная, и сказала, что она не совсем уверена… но, кажется, будет малыш.
Растерялся. Они с Инкой хотели не так вот сразу, а "немного пожить для себя".
Не то, чтобы совсем не хотели малыша или там… В общем, растерялись оба. Но тут, значит, родители Инкины взяли "в оборот" - она маме звонит, чуть не плачет… И видно, что просто боится. Ну, пока муж на работу, до чего-то договорились - вечером она уже веселая и довольная, и все подтвердилось - малыш точно будет. А они с мамой прогулялись по магазинам, накупили всяких тряпочек и погремушек, еще больше тряпочек "присмотрели". Любимое женское развлечение. А раз Инна веселая, то и Антону как-то поспокойней стало. Действительно, чего волноваться? Квартира есть, денег хватает, а не будет хватать, так… вечером позвонил Инкин отец, Василий Ильич, сказал, что Антон может на него, Василия Ильича, рассчитывать… Ну и родители самого Антона, конечно. И еще помощь клана. После клановой войны очень мало осталось Пантер, каждый ребенок на счету. Говорят, когда-то на свадебную охоту выходило и по двадцать пар…
Впрочем, интересовали только Инна и то, что зрело внутри жены. Клановая знахарка сказала, что мальчик. Хороший крепкий мальчик, но один. Оно, может, и хорошо, что один, но для клана - нужно бы побольше. Опять же, раньше самки по два-три котенка приносили.
- Уф… Пусти… Куда ты меня тащишь?
Так же за шкирку, бесцеремонно волокли по снегу. Снег набивался за шиворот джемпера - и когда успела перекинуться?
- Что ты делаешь с моими мозгами?! Зачем мне это?!
… Живот Инкин уже задорно топорщился вперед, когда дернул же черт Антона сделать жене сюрприз - потащил ее на три дня за город, отдохнуть на природе. Костер, лес, река, как полагается. Ну и комары, конечно, и всякая дичь мелкая. Инне до конца беременности оборачиваться нельзя, чтобы не навредить ребенку. Антон за компанию тоже решил воздерживаться, так что не заладилось с самого начала. Жуть как хотелось перекинуться и нормально поохотиться, побегать… В городе не так, в городе никакого настроения бегать, там даже луну не так чувствуешь - животное естество наглухо придавлено камнем, гранитом и дымами заводов, закатано асфальтом. А в лесу, в пятидесяти километрах от города, кошачье, редко выпускаемое, проснулось и властно потребовало выхода.
Ничего хорошего не вышло, короче. А вышло только плохое - на второй день к стоянке в отсутствие Антона прибрел медведь и напугал Инну. Большой такой, тощий и, кажется, больной. Инна с перепугу и перекинулась. И убежала. Потом еще часа два искал…
Знахарка сказала, что поэтому роды случились такие трудные. Ох, какие трудные. Когда женщина котенка рожает, наверно, ужасно.
Зато Славка - он того стоил.
И вот уже - через порог, больно елозя ребрами и позвонками. Отпусти, зараза! Пусти! Ты чего…Пантера дышит в лицо спиртными парами. Пантера рычит - не дергайся. Пантера бьет. По мозгам. Новой порцией… как у него это выходит?… волна - еще выше и гуще прежних…
Месячного, сонного, теплого отнесли к главе Ингмару - "показать Клану". Клан посмотрел, принял, о чем сделали соответствующую запись и в знак чего надели на тонкую шейку цепочку с амулетом в виде пантеры. Славик во сне приобнял медальон крохотной пухлой ручонкой, причмокнул, а медальон в ответ завибрировал… Только очень тихо и как-то не так. Должен был ведь громко и ясно зазвенеть…
И вот Славик растет, растет, и ощутимый такой тревожный интерес к светлоглазому, в мать, кнопышу. Знакомые и друзья опасливо интересуются - ну как, что там Славик? А Славик вполне себе ничего. Как и полагается, бодро ползает, тянет в рот что ни попадя, агукает, заездил уже маму с папой в самом прямом смысле - заставляет оборачиваться в "кису" и на этой "кисе" долго и со вкусом катается, вцепившись маленькими цепкими пальчиками в усы или уши - что окажется сподручней. На улицах кидается к каждой встречной черной кошке с восторженным криком: "Папа!". Бедные животные шарахаются в ужасе.
Нет, всё нормально с ребенком… Тем более - однажды Инна приходит на цыпочках, довольная и таинственная, тянет в спальню. На полу мягкие игрушки, машинки, конструктор… среди всего этого деловитого безобразия - тоже сначала принял за игрушку… Пухлый, еще не перелинявший во взрослую шкурку черный котенок. Но не игрушка… Своеобразный рекорд - даже, говорят, Ингмар научился оборачиваться в два. А этому чуть больше полугода…
И это уже далеко за порогом… На лежанке. А он у стола. Он сидит, смотрит в окно. Окно протаяло, теперь в нем - оранжевый вечер, розовые и сиреневые тени, длинные иглы черных веток, шорохи… На столе бутылка. В бутылке пляшет угасающее солнце. А запахов нет. Лесные запахи обрезало стеклом. Остались только полынь сухих метелочек под потолком да мышиный помет…
Мокрый джемпер. Перед глазами - рябь и муть, как с недосыпа. Где-нибудь в ночь перед экзаменом или сдачей отчета. Плывет, плывет и ощущение, что сходишь с ума.
- Что все это…
Он оборачивается. Грустно вздыхает. Опять прикладывается к бутыли.
И снова переворачивает мир.
… И была у Славки инициация. Инициация - что-то вроде первого сентября для дошколят. И страшно, и интересно, и непонятно еще, чего от всей этой затеи ждать. А что эта бодяга на десять лет - это только потом выясняется. Ну, согласно народному творчеству. И вот то же самое выясняется в конце концов и про Инициацию. Сперва получаешь место полноправного члена клана, после попадаешь в лапы к злобному и вечно нетрезвому дрессировщику, а когда думаешь, что всё, наконец-то свободен - выясняются всякие обязательства перед Кланом вроде дежурств, участия в чужих инициациях, присутствия на обрядах… Много чего…
И вот Славка, тощий гусенок в белой рубашке, стоит перед главой Ингмаром, большим таким котярой… Стоит, наверно, зажмурившись, но со спины не видно, только худые лопатки торчат… сейчас Ингмар нового кота своего клана поцарапает, возьмет, значит, свою кровавую дань, а потом уже Славка сможет спокойно оборачиваться…
… А потом что-то пошло наперекосяк. Тяжелая лапа подымается… подымается… Ингмар, конечно, аккуратен, алая полосочка на предплечье совсем тоненькая, почти нитка. Славик только вздрогнул, но молчит, терпит… Она, "крестным отцом" нанесенная рана, сейчас сама затянется, останется только длинный белый шрамик. Должна затянуться… Вот сейчас… вот Славка стоит, ждет… Почему так медленно? Или родителям всегда кажется, что медленно? Одно дело - чужой, совсем другое, когда свой, родной? Бесконечно долго. Славка не выдерживает, прижимает ладошку к царапине и тихонько всхлипывает. Да что же это?! Что…
Ингмар рыкнуть на нарушителя обряда не успел. Всё произошло слишком быстро. Инка успела раньше всех - когда Славка вскрикнул, выгибаясь, и рухнул на мокрую по осени землю у костра…
Вот тогда и случилось. В первый раз. Память милосердно замазывает детали, только и слышится один долгий вопль. В нем нет ничего человеческого, в нем только мука рвущегося на волю и запертого в клетке тесного тела зверя…
Глава 8.
Dulce et decorum est…*
… - Алексей? Алексей Иванович?
- Да, я.
- Алексей Иваныч, это из Дальнего. У нас тут не очень со связью…
- Из Дальнего? - С трудом припоминается Дальний, поселок у черта на куличках, в двухстах пятидесяти километрах от города. Там группа из одиннадцати Волков. Граница. Молодняка - пятеро, кажется… Или шестеро? Чертова усталость, три ночи подряд сплошные охоты… Шестеро из молодых, остальные взрослые. Главным у них Вася… У Васи здесь жена и трое волчат. Старшему… десять, наверно… Больше ничего толкового память утомленному старшому Клана подкинуть не спешит. - Доложи…
- Вовку… того.
- Как? - за окном ночь. Новая ночь, и снова она неспокойная - первый день убывающей луны. У ребят сдают нервы. Кошаки словно с цепи сорвались. Бесятся. Проклятый Ингмар. Добраться бы до тебя… Суешь своих Котов, а сам отсиживаешься в уголке… Был ты хоть раз "в поле" со своими ребятами? Видал, как твои кошаки помирают? Как такому рвешь глотку, кровь хлещет, а он еще не умирает все никак… Ох, проклятый Ингмар. Чужих не жалеет, так своих бы поберег…Но боишься, сволочь. И правильно делаешь. Уж я бы тебя…
- Вчера напоролись на трех кошаков.
- Ясно. Что еще?
- Местные. Волнуются. Понаставили, бля, капканов. Теперь совсем кранты. А позавчера в Игоря стреляли из дробовика. Может, припугнуть их?
- Я т-те припугну! По шее получишь, понял?! Местных не трогать! Да если хоть один местный…
- Понял. Но если они, заразы, сами к нам лезут?! Если они кольев в поле понатыкали?!
- Терпеть. Лучше прятаться. Лучше смотреть под ноги. Местных не трогать. Только попробуйте тронуть… Я лично…
Сталь в голос напускать в половине третьего ночи было сложновато. Алексей тоскливо поглядел за окно. За ним мельтешили темные силуэты. Сливались с кустами и казались просто провалами в ночи, но на сером снегу тяжелели и обретали осязаемую плотность… Нынешняя группа.
- Я понял. Тогда отбой? И про Вовку…
- Да. Я поговорю с его… женой… - на третью бессонную ночь выражаться связно тоже становилось все сложней.
- Тогда - до связи. Может, удастся завтра. Но вряд ли.
- Хорошо. Если что, у вас есть два амулет-телепорта.
Долгие гудки
Долгий же скрип за спиной. Дверь. Петли не смазаны. Скрипят мозги. Еще отряды в Райском, три группы - ближе к Ириновке, но в основном у Старого. Там сейчас хуже всего.
Скрип увял. На мягких лапах, сзади подходит, обнимает и по привычке складывает голову Алексею на плечо.
- Идем, Леш, ребята ждут.
Вера. Мягкая, теплая, усталая. Пахнет незабудками.
- Еще одно дело…
- Никаких дел. Отправишь и спать. Давай пойдем сегодня спать…
Лампочка мотается на грязноватом проводе из стороны в сторону - сквозняк. Мечутся по потолку простуженные блики и грязно-желтые тени.
- Еще одно дело.
- Тебя ждут. Им выходить на дежурство. Луна уже совсем…
Луна и точно уже совсем - яркая, холодная, в стылой дымке мороза.
- Хорошо.
На столе газета. Мелкая, тощая. Плохая тонкая бумага. В газетке черным по желтой бумаге: "Хищники" - большими, жирными буквами. Ниже, тревожно и мелко: "Небывало холодная зима выгнала опасных хищников из лесной чащи и влечет их ближе к деревням, домам, людям, теплу и пище…."
Февраль 1989 года.
***
- Ешь кашу.
- Она противная.
Инна протерла стол. Расставила вымытые тарелки. Полотенце повесила на батарею. Славка куксился над кашей. У Славки в последнее время совсем нет аппетита. Вчера вон кое-как похлебал супа в обед, вечером поклевал печенья.
- Наверно. А ты все равно ешь.
- Не хочу.
- А чего хочешь? Шоколада?
Серьезно обдумывает вопрос. Изрекает:
- Конфет. Жвачек.
- Хорошо. Я схожу в магазин, когда тётя Лена встанет. А ты пока ешь кашу.
За стеной спит сестра. Ночь сидела со Славиком, теперь спит.
- Не хочу.
- Ох, горе мое луковое… Хоть пару ложек! А то у тебя где силы возьмутся чтобы летом с папой идти на охоту?
Мальчик чертит ложкой в тарелке с манкой треугольники и кривоватые квадраты. Оживляется:
- Папа возьмет меня летом на охоту?
- Только если будешь хорошо себя вести и есть кашу.
Такого нехитрого шантажа хватает аккурат на те две ложки. Затем Славик зависает над тарелкой в задумчивости и мечтательно сообщает:
- А папа обещал еще БТР и воздушного летучего змея. Мы будем летом пускать.
- Будете, - согласилась. - Не чахни над тарелкой, ешь.
Мысли Славкины витают в каких-то заоблачных высях, на бледных губах гуляет мечтательная улыбка. За стеной шаги и тихие чертыхания. Лена проснулась. У нее отпуск, обещала остаться на весь сегодняшний день и еще завтра до обеда. Но завтра до обеда уже не нужно, потому что завтра, двадцать пятого декабря, с утра, в десять приблизительно, нужно уже быть собранными, взять все необходимые вещи и ждать. Придет Ингмар, наверно. Или еще кто-то из клана. Завтра все решится - мелко вздрогнула, когда вспомнила. Уже завтра. Тоша говорил, будет какой-то обряд, и после обряда всё станет хорошо. Или не станет.
Устало откинула со лба челку - лезет в глаза. Волосы отрастают слишком быстро, а времени добежать до парикмахерской и обкорнать никак не выкраивается. Некогда. И не хочется.
Ладно. Сойдет и так. Завтра наконец удастся увидеться мужем. Почему он не звонит? Что-то с ним происходит. Нехорошее. Завтра все прояснится. Завтра закончится. Неужели все-таки закончится?
- Мааам!
- А? Что? - встрепенулась, возвращаясь в реальность.
- Мам! А тетя Лена мне вчера сказала, что бывают Птицы, которые как мы! Что они когда хотят - птицы, а когда хотят - человеки. А Птицей быть лучше, чем Пантерой?
- Не человеки, а люди, - машинально поправила. - Не знаю, лучше или хуже, никогда, знаешь, не была птицей…
- Зато они сами летают….
Да, а сами они летали… Все эти птицы, у которых совсем никаких проблем и никаких синдромов.
***
Волк успокоился. На второй или третий день. И волк, и тот, другой волк, который за стенкой - оба успокоились. Или просто у того волка, нового, силы тоже закончились. Второго волк иногда слышал - тот поскуливал и подвывал, иногда бился в дверь, но все реже. Зато и не давила больше луна. Она съежилась до тонкого огрызка и отъехала к краю неба. В камеру теперь попадали только далекие паутинки ее лучей. И, иногда - снежные ошметки.
Через сколько-то времени, когда другой совсем затих, пришли люди. Много.
Волк спал зыбким болезненным сном, когда ввалились в камеру. Топали, пнули волка под ребра, волк зарычал - но тщетно. Ему разок еще задвинули в зубы и схватили за шкирку. Волк вырывался, но слабо. Он все равно знал, что вырываться бессмысленно. После того, как иссякла надежда на сородича, волк окончательно погрузился в апатию.
Навесили цепь. Тяжелая и холодная, она тут же потянула к полу и, поскуливая, волк повалился на бок. Тогда без лишних церемоний его подхватили, нацепили намордник и потащили вон из камеры. Через длинный коридор, через большой темный зал, в котором шуршали неопределенные тени, через еще один коридор, холодный, а потом вывалили в мороз и свежесть зимы. Волк слабо дернулся, но его удержали. Оттащили подальше и швырнули в сугроб. Как тряпку.
Падал снег, волк лежал, не в силах даже перевернуться на брюхо, жадно вдыхал вольный воздух - пахло лесом и хвоей, диким зверем и, пусто, человеком. Вдыхал, захлебываясь, а полуденное солнце слепило отвыкшие от яркого света глаза, ветер трепал линялую шерсть.
Впрочем, недолго.