'…Я проводил перекличку патрулей…. Но я думал, ты просто забыл или после 'выезда' решил не заскакивать лишний раз в отдел…' Фразы. Собственный голос на записи звучал непривычно и чуждо - глухой, хрипловатый. Неприятный. '…Нашли тебя с этим выродком… Правда, барьер у него серьезный стоял - еле пробились…' И опять тот же незнакомо-собственный голос. Я не я. Или нет, правильней - я, я и еще раз я. Кукла для обряда вуду - голос есть, человека нет. Или человек есть, но вокруг пусто - темнота. Отвратительное раздвоение. Потом Мэвин голос. Трещит, как при радио-помехах. 'В каком состоянии находился Джош?..' Вот здесь - теперь чувствуется: фальшь и неуверенность. 'Я…э… не могу… в смысле, с ним Алекс занимался. Я не знаю…' Как это должно было выглядеть? Как это… Снова чужой, со стороны голос - запись пошла по кругу: '…Я думал, ты нас узнал…'.. А я к тому времени уже ослеп… ослеп… ослеп…
/…Свет любил Джоша. Но слишком уж извращенно. В голове было пусто и больно, когда выворачивали наизнанку и натягивали, словно перчатку, когда полоскали мозги, как грязное белье, а потом отжимали и развешивали сушиться. Попутно переговаривались, обсуждали Джоша высокими птичьими голосами.
- Ну же, парень, расслабься! Опусти блок! Я всего лишь гляну. Ничего, ничего… - Так бормочут, когда что-то сосредоточенно паяют или складывают паззлы - отстраненно, почти безразлично.
- Нам не пробить блок! Может, оставим? - а это - целая птичья стая, заполошная и суетливая.
- Рафаил, вы неверно оцениваете его состояние… - профессорский баритон.
- Ему не должно быть слишком больно. Мы не делаем ничего такого… - тот, задумчиво-отстраненный.
- Ага, ломаем блок… Ничего такого, конечно. И совсем не больно… - елейным голоском пропел еще кто-то из шумной птичьей стаи. И сорвался на яростный, непривычный в Верхнем крик. - Убьете парня!
А меж тем боль становилась просто невыносимой - ввинчивались в висок тупые сверла, да еще темно. Да еще спорят, теперь обсуждая каких-то там к черту Темных… на потолке тени…
- Мне… больно. Очень.
И голос был чужим, откуда-то извне. Это рядом тоже кто-то мучается? Кто? У кого голос настолько слаб, что почти невозможно разобрать во всплесках спора?
- Скоро перестанет болеть, потерпи. Мы почти все сделали. Ты молодец… Скоро будешь спать… - Утешали. И Джош понял, что утешают его - ласково перебирали волосы на затылке, где было всего больней. Значит, и жаловался тоже сам Джош. - И спать, и отдыхать. И твоя Луиза придет. И твоя мать. Хочешь с ними поговорить? Нет? А чего хочешь?
Голос убаюкивал, обещал покой и позволял наконец расслабиться. И Джош признался:
- Спать хочу. Только при свете. Можно включить? И чтобы уже перестали… - И в это безвольное размягчение, когда Джош не ожидал и не успел заслониться, они и ударили. Да так, что оставалось только взвыть волком и перестать быть.
Сквозь небытие торжествовали:
- Получилось! Это совершенно точно обряд открытия Источника! Нейтрального! Обратите внимание, четвертый, в ногах у парня, Светлый! Видите? Совершенно определенно Светлый! Откуда бы ему там взяться… А вот это - чаша Валира! На гравюрах она именно так выглядит… Есть она в описи вещдоков? Нет! Найти! Это же мощнейший артефакт! Это же… находка века!
Чему они радуются?…
- Пусть парень отдыхает. Часов пятнадцать можно. За это время попробуйте сконструировать модель ауры того Светлого, найдите в архивах информацию на чашу… Да, пусть мальчик отдыхает. Завтра взломаем последний барьер.
- Но…
- Благо Баланса прежде всего, Карина. Вы еще слишком молоды… Но Светлый! Только подумайте! Четвертый участник Светлый! Кто?! Найти!
Тогда Джоша укутали в легкую вату, лоб остудили льдом и рассветной влагой, а после опустили в пустоту с головой. Боль ушла…
Но перед этим, уже на грани слышимости прошелестели:
- Но про Светлого и чашу - не для протокола. И - неразглашение. Личная ответственность. Нельзя, чтобы…/
Боль ушла, ушли даже дальние её отголоски, но свет так и не включили. Джош с удивлением обнаружил, что лежит щекой в подушку - наволочка неприятно потная, ногами в кроссовках прямо поверх одеяла. И что очень тихо. А были… диктофон… Мэва… запись опроса.
- Мэва?
- Я здесь. - Что щелкнуло. Тут же, как по команде, загудел, включаясь, холодильник.
- Что это было? - И зачем Мэва так близко - на полу рядом с кроватью, кажется, сидит. Дышит в лицо.
- Когда? - отодвинулась. Скрипнула половица.
- Только что? Что со мной было?
- А что было только что? - полное непонимание в голосе. Мэва уже где-то в районе стола.
- Ну… сейчас? Мы же…
- Сейчас ты спал. Мы слушали запись допроса, потом я ушла греть ужин, а ты прилег отдохнуть. - Терпение санитара, успокаивающего буйного пациента психиатрической клиники. Все эти неприятные клочья…
- Но… - Джош смутился, сел, потер ноющий висок.
- Ты устал, ты еще не вполне здоров, наверно. А ужин ждет. Будешь?
- Не хочется пока.
Мэва или зачем-то пудрит напарнику мозги, или это - ку-ку! дожились! - провалы в памяти. Но не помнил Джозеф, чтобы уставал и ложился спать. И никогда, ни при каких обстоятельствах он не лег бы на кровать в обуви - крепко вбитая матерью привычка. И не лег бы, не снимая свитера. Потом ощутил, что чего-то не достает. Не сразу догадался - не врезается в бедро твердый шестигранник диктофона. Недоверчиво обшарил карманы брюк - диктофона в них не наблюдалось. Обшарил кровать - не нашел. Куда он мог?…
- Мэва. Ты не видала мой диктофон?
- Нет, а что?
- Найти не могу, а он мне срочно нужен, - и не стараясь скрыть раздражения (со сна голова тяжелая, чугунная, еще и досадная потеря), процедил Джозеф сквозь зубы.
- Нет, точно не видела. Я даже не знала, что он у тебя есть. Хочешь, завтра из Отдела принесу? Ты оперативник, тебе положено… - беспечно прочирикала Мэва, гремя тарелками.
- Мне нужен мой. - Нет, срываться на подругу Джош хотел меньше всего.
- Тогда ищи.
Джош искал весь оставшийся вечер. Когда Мэва ушла, даже залез под кровать и там ощупал каждый сантиметр пола. Не обнаружил. Диктофон словно испарился. А ведь там хранились скромные плоды скудных мыслительных потуг Джоша. И срочно требовалось записать свой то ли сон, то ли бред…
Но Мэва была так естественна. И, черт, этот припадок. Предсказанные Гауфом сутки наркотических мучений истекли, однако нечто, опрометчиво названное Мэвой сном и отдыхом, подозрительно смахивало на те самые наркотические галлюцинации. И когда Джош очнулся, она сидела совсем близко, словно… ждет и прислушивается, а не выболтает ли напарник в бреду чего важного. И ночью оставалась. И тот щелчок - не щелчок ли диктофона? Опоила? Но когда успела? Кофе? Были ли у кофе странный привкус или сладковато-приторный запах опиата? Джош и внимания за допросом не обратил. Скверно. Но кроме Мэвы… был и Богуслав. Который так внезапно исчезал из жизни Джоша и который что-то скрывает. Нет, он все же вне подозрений. Если у него и были какие-то инструкции относительно слепого коллеги, то уж к наркоте они никакого отношения иметь не могли - перед допросом Богуслав к Беккеру заскочить просто физически не успевал.
Но Мэва… неужели все-таки подстава? Или паранойя. А и вообще - так и наркоманом недолго стать… Везет же Цезарю. В его собачьей жизни происходят только приятные перемены: то косточкой угостят, то опять запустят на хозяйскую кровать - после ухода Мэвы дома стало слишком одиноко, чтобы еще и по углам разбегаться, как крысы какие. И Цезаря никто не подставляет, и уж Цезарь точно не страдает паранойей.
А бред… если отбросить долгое, нервное моральное оцепенение после… ну, ломать блоки, как бы то ни было… больно… вышел содержательный. Одна из теней на потолке - тень Светлого. Заново обдумав эту новость, Джош внутренне поежился. Светлый. Мог ли это быть… Да хоть кто из отдела мог быть! Тогда даже логичными и объяснимыми становятся некоторые моменты… Сделали ли Иерархи слепок ауры? Спросить или не стоит? Полезно было бы иметь хоть какую-то ориентировку. Впрочем, чушь - ни зрения, ни магических способностей. Какой смысл от слепка, если оперативник не то, что сличить его с аурой подозреваемого, а вообще увидеть не сумеет?
И, кстати, ответ на недавний вопрос - чаша из человеческого черепа оказалась аж чашей Валира, легендарным артефактом. Смутно припомнилось, что чаша вроде создана в раннем средневековье и утеряна в пятнадцатом веке. Выточенная талантливым кельтским магом Валиром, она идеально аккумулировала любые энергии в любых объемах - так гласила легенда. Но чаша пропала, и теперь уже ученые и не надеялись узнать, так ли она хороша, как о ней писалось. Однако Верхние не могут ошибаться - скорее всего, чаша Валира и была. Отдельный вопрос - как её удалось отыскать спустя пять веков после утраты. Ясно одно - в описи артефакта нет. Скорее всего, те ребята и прихватили чашу с собой. Очевидно, она важный компонент обряда, если уж они некроманта своего бросили, а чашу забрали. Верхние, небось, теперь локти с досады кусают.
Оставался еще вопрос искренности Богуслава, его странном промахе мимо ноги Темного (и прямо тому в голову, вот незадача!)… Но вопрос естественным образом был отложен назавтра, ибо в первом часу ночи рабочий день оперативника Рагеньского все же подошел к концу.
Глава 3.
Назавтра с утра Джоша вызвал к себе Беккер. Аккуратно так вызвал, не привлекая лишнего внимания - через проходившего мимо Якоба. Встретил… ласково… по-отечески… почти. Был изумительно внимателен к делам и самочувствию прихворнувшего подчиненного - у Джоша неприятно засосало под ложечкой от такой любезности. А пан Беккер долго расспрашивал о ходе расследования, почти прямым текстом требуя любых (даже незначительных, заметьте) результатов (ну, там, новых воспоминаний, улик…). Джош ответствовал начальству дипломатично - расследование идет полным ходом (маршируем на месте), дела отлично, все устраивает, результатов нет. Особо Беккера интересовал вчерашний разговор Джозефа с оперативником Корчевым. Что еще раз косвенно подтверждало догадки о некоторой доле неискренности коллеги. Беккер примитивно проверяет, а не сболтнул ли подчиненный лишнего, это и ежу понятно. Интересно, что пан Владимир подразумевает под 'лишним'. И интересно, куда приткнуться неумному, неловкому, неаккуратному Джошу Рагеньскому среди всей это кутерьмы….
Следующие два дня проскользнули серыми тенями и нервными окриками обоих инструкторов: за вынужденные прогулы занятий Джош расплачивался семью потами.
- Выше бери! Ты глухой?! Слышишь плохо?! Выше и левее! Где у тебя лево?! - кричал Конрад, совершенно сбивая ученика с толку. А что поделаешь, если иногда правую и левую руки Джош путал? Ещё с детства, какое-то там незначительное нарушение, говорил школьный психолог.
Никак не удавалось прострелить долбанную мишень, хоть тресни. Джош злился и спускал пар, нарезая круги по залу. От Конрада ушла девушка, и парень сделался раздражителен и несдержан на язык. Второй инструктор, Кшиштоф, действительно стенал об испорченной, избалованной собаке, коей сделался Цезарь. Дело ли, когда пса распускают до такой степени, что он даже спит в кровати хозяина и сам выпрашивает угощение?! За каких-то три дня…
И опять моросил дождь. В вольере трава намокла и скользила, пару раз Джош 'целовался' с землей, что никак не способствовало поднятию настроения. Не способствовали поднятию настроения и ехидные комментарии Кшиштофа. Похоже, собачник единственный, кого не смущает и не трогает слепота клиента. Что само по себе неплохо.
У Мэвы второй день раскалывалась голова - реакция на повышенную энергетическую активность в городе, как пояснил отделовский медик. У Джоша вот тоже ныл висок. С Богуславом повторно как бы ненароком встретиться и поговорить 'в неформальной обстановке' не удавалось.
И опять - тупик! Это не расследование, это же путешествие из одного тупика в другой. Из одной за…. Неприличную аналогию Джош решил не продолжать даже мысленно. Что же делать дальше? Хоть снова мэвину отраву заглатывай.
***
Пятница. Вечер. Начало ноября. Надоедливый дождь нескоро еще обернется колючим снегом, нескоро еще перестанет чавкать и хлюпать под ногами грязь грунтовой дороги по пути от кинологической школы на остановку, нескоро тонкая корочка льда заставит неаккуратных пешеходов падать и калечиться, и оглашать окрестности маловразумительными, но исключительно экспрессивными воплями. Да уж, зубодробильные ассоциации.
Но пятница, вечер - время, когда окрыленный грядущими отдыхом рабочий люд спешит по домам, к сухому теплу, вкусному ужину и бормочущему сладкий бред телевизору. Люд торопится, не глядит под ноги и по сторонам, за усталостью забывает об осторожности, за планами на выходные - о том, что рядом такие же погруженные в себя, невнимательные соседи. От улицы Яскольца к Варшавской пришлось пробиваться сквозь не понять с чего образовавшуюся толпу, усиленно работая локтями и полностью положившись на чутье Цезаря. Псу толпа не нравилась. Пес рычал и огрызался.
От Варшавской к Старому рынку добрались без приключений, а вот на перекрестке обдал грязными брызгами неведомый лихач-автомобилист. Но Джош упорно стремился к цели - давненько не захаживал в 'Марну', Гнежка должна уже прилично взволноваться - и достиг ее. Мэва сегодня допоздна на курсах, поэтому на приличный ужин в ее исполнении можно не рассчитывать. Так хоть перекусить и перекинуться парой слов с официантками - чтоб не теряли своего постоянного клиента и не нервничали попусту.
В 'Марне' было шумно и душно, но с порога - обдало уютными ароматами кофе и ванили, милой суетливой деловитостью хорошего кафе.
И привычное с порога:
- Шестой столик! - тут же оборвалось радостным: - Пан Джозеф, как хорошо, что вы к нам наконец заглянули!
Обычно флегматичная Марица облила восторгом и затараторила:
- Вы садитесь! Сейчас обслужу соседний столик и к вам подойду! А песик - ваш? Ему тоже чего-нибудь принести? Ладно, сейчас… Всё расскажите и познакомите. Я мигом!
И убежала, гремя посудой.
- Да, я тоже немного соскучился, Марица… - про себя, в полголоса…
Мигом - так мигом, только бы 'песик' не разнервничался в непривычном месте, полном дразнящих запахов и посторонних людей. Но нет. Что бы там Кшиштоф не говорил насчет избалованности Цезаря, вышколен пес был безукоризненно. И очень понравился Марице, Гнежке, Клариссе… На нового 'клиента' поглазеть сбежался весь наличествующий персонал женского пола.
- Так что будете брать? Как обычно?
- Да, эспрессо и тосты. И еще - чего-нибудь посолидней на ваш вкус…
- Наконец-то пан Джош за ум взялся! Мужчина должен много кушать! - Гнежка в своем репертуаре - провозгласила на все кафе. А потом непривычно склонилась к самому уху посетителя и прошептала таинственно. - Да, кстати. Пан, а вас на днях какой-то человек спрашивал. Хотел вроде поговорить с вами. И про вас вызнавал.
- Что за человек? - кого еще нелегкая принесла? Кого вдруг заинтересовала скромная персона пана Рагеньского?
- Да не знаю. Обычный. Высокий. Блондин. Ну, глаза такие светлые… Ну, обычный.
- А что говорил? - никаких блондинов среди знакомых Джош точно не имел. Разве что с кем познакомился после…
- Да про то, куда вы пропали, и часто ли здесь бываете. Говорит, ваш старый друг. Но я ему ваш адрес давать не стала, мало ли чего…
- Да, спасибо. Вы правильно поступили. Если еще будет спрашивать, снова скажете мне, хорошо?
Действительно, странно. Старый друг? Нет, не может быть. Ладно, завтра теперь уже разбираться будем.
Джош расплатился, перецепил сытому Цезарю шлейку и двинул опять - в морось и приглушенные шорохи позднего вечера. А на улице на удивление потеплело и посвежело. Наконец-то схлынул поток спешащих людей, почти прекратился дождь, только кое-где капало с крыш и деревьев. В воздухе сквозь бензиновые пары и табачный дым проступил прелый запах осени. И, кажется, темно уже, наверняка зажглись тусклые уличные фонарики. И усталость во всем теле - сильная, но приятная, даже мышцы после двух изматывающих тренировок 'гудят' довольно, радостно… Из дел осталось только выгулять Цезаря.
- Молодой человек, извините…
Задумавшись, Джош не сразу понял, что обращаются к нему.
- Молодой человек с собакой, простите… - настойчиво повторили, приближаясь.
- Да… что? - Джош чуть замедлил шаг, сообразив, что идет уже не один. Рядом мягко шлепали по лужам. Дышали несколько тяжеловато, как после бега.
- Еще раз прошу прощения, я тут вас с собакой несколько раз видел, все хотел насчет нее спросить. Можно? - невидимый собеседник говорил приятным баритоном и уже проявил отменную вежливость, извинившись за минуту разговора аж трижды. Поэтому смысла отказывать человеку Джош не видел.
- Да, конечно.
- У меня тут сынишка на рождество собаку выпрашивает уже третий месяц, и, чую, если не куплю - с ума сведет. Лабрадора просит. У вас ведь лабрадор?
Да и Цезарь на собеседника хозяина не реагирует. Значит, счел безопасным.
- Так я хотел узнать - сложно ли такую псину содержать и что для нее нужно. Ну и там, агрессивен ли, как с детьми? А то мой охламон и ангела до белого каления доведет. Не могли бы дать небольшую консультацию?
Внутренне пожав про себя плечами, Джош кивнул:
- Могу, - до дома еще минут семь ходьбы, сейчас еще только первый перекресток будет. - Но я вам вряд ли помогу - Цезарь у меня всего две недели, я не то, чтобы очень уж разбираюсь. Но пока проблем не было.
Ага. Вот и перекресток. Светофора нет, только 'зебра', поэтому нужно остановиться и переждать.
- Цезарь у меня очень умный…
- Позвольте помочь. Вы же, извините за бестактность, совсем ничего не видите?
- Ничего. Так вот, Цезарь… - подхватили под руку, уверенно потянули через дорогу. Ладонь у непрошенного помощника оказалась сухой и горячей. - Кормлю нежирным мясом, кормами специальными. Очень любит бараньи ребрышки…
Будущий собачатник слушал внимательно, задавал дельные вопросы и совершенно очаровал Джоша своим неподдельным интересом к собачьей природе. Опять же - угостил Цезаря заблаговременно припасенной косточкой, что тоже выдавало искреннюю симпатию к собачьему племени.
- Да, и выгуливать не меньше двух раз в день. Один раз маловато будет… - Слева жилые дома, продуктовый супермаркет, магазин, справа - два дома, потом проулочек, и потом уже лавочка, в которой Джош и квартировался. - Вы еще что-то хотели узнать?
- Да, тут вот еще маленькая просьба… - собеседник, как парню показалось, мнется и стесняется. Джош хотел уже подбодрить мужчину… Когда под ребра уперлось острие.
- Что вы…