– Золотой паркер, дорогой коньяк, – автоматом ответила Катя.
– Матушки-батюшки, – громко охнула Чуб, – я же Мороза не напоила… Я свербь на балконе разбила! Вот в чем беда, вот чего он бесится… мы ему питочки не додали!
– А ведь ты, возможно, права, – протянула Катя. – Ритуал был нарушен. Нужно быстро сварить новый взвар…
– Это несерьезно! – Даша подошла к столу и взяла большую бутылку водки "Хортиця". – Несерьезно к серьезному мужчине с компотом идти. – Ты его, конечно, свари, но я знаю, что говорю, – помедлив, Даша прихватила еще одну бутылку той же марки, поменьше, и пристроила обе в карманы шубки.
– Куда ты? – спросила Катя.
– К колодцу… куда же еще?
Маша Ковалева кивнула и, подойдя к одному из книжных шкафов, нажала невидимую рукоятку, шкаф приоткрылся, явив обширную кладовую-костюмерную, забитую одеждой разных времен. Маша привычно достала оттуда вешалку с надписью "1889 г.".
– Зачем это? – вопросила Чуб.
– Делать нечего, пойду за колбасой Бегемоту. Он должен растолковать твои сны.
– Водка и колбаса… – Бизнес-леди вздохнула со знанием дела. – Вот что решает в нашей стране все проблемы!
* * *
Даша заглянула в дыру колодца и сделала: "у‑у‑у!" – ей глухо ответило эхо. Сейчас, когда она сняла с колодца замок и круглую дощатую крышку, было видно, что он очень глубок, вода плескалась примерно в трех метрах от земли. И прыгать туда не хотелось. Может, проще бросить на дно бутылку водки для Деда Мороза? Или сразу две?
Нет, хватит одной…
Чуб распечатала бутылку поменьше, глотнула немного для решительности. Трусливой она никогда не была, и страха не было – были сомнения.
Будь проклят этот Владимир Одоевский, из-за которого она, Даша Чуб, должна прыгать зимой в колодец, как недоделанный морж.
Сейчас ее решение довериться спорному рецепту князя казалось слишком мутным, а смерть Дана здесь, на зимнем Андреевском – абстрактной. И Маша, столько раз делавшая мертвое живым, и Мир, бывший живым даже после смерти, окончательно девальвировали страх перед вечностью, похожий на колодец без дна. Стоит ли туда прыгать?
"Верни меня… воскреси!" – прохрипел мертвец из вещего сна.
Когда кажется – нужно креститься. Дан – мертв. И у нее нет другого способа!..
Глядя в колодец, Даша испытывала неприязнь при мысли о нестерпимо холодной воде. И о том, что вода окажется во рту, полезет в легкие, и, возможно, перед попаданием в мир иной ей, почти бессмертной, придется, нет, не умереть, но пережить мучительность смерти… напрасную, если нет на дне колодца ни мира иного, ни иного мира.
И с чего она взяла, что именно этот колодец – тот самый?
С того, что именно отсюда все началось. И странные сны, и не тот Дед Мороз, оказавшийся тем самым богом. И вместе с мини-бутылкой в кармане шубки нашелся "Сусанин" – заманивший их сюда измятый флаер магазина приколов: "наряжайте елку, готовьте салатики"… нарисованный на рекламном листе веселенький дед с оленьими рогами, который к ним так и не пришел…
Снег снова пошел – на Дашу посыпалась белая манка…
Всего за день восемь нареченных снегов потрудились на славу, засыпав дворик магазина приколов пушистым ковром, побелив колодец, беседку и деревянную мельницу. Рядом с беседкой кто-то из местных приколистов успел соорудить снеговика с морковкой-носом и непременной метлой.
– Что это такое? – подала встревоженный голос Катерина Михайловна.
Чуб проследила за ее рукой. За беседкой виднелись следы, собачьи и человеческие – слегка припорошенные, но еще явственно видимые и труднообъяснимые отпечатки босых ног.
– Местный клуб "Стопами Суворова", – отшутилась Даша. – Или, как вариант: юродивый Иван Босой. Жил тут, рядом, сто лет назад, под Андреевской церковью… – Она посмотрела на изумрудный, отделанный полосами с золотыми шарами купол Андреевской, сияющий над домом-храмом как стилизованная небесная елка – зеленая, с золотыми гирляндами.
– То есть покойный юродивый?
– Почему бы и нет, если сейчас вторая ночь Тьмы… самая темная из трех.
– Самая темная, – эхом повторила Дображанская. – Так почему бы и нет… Наши предки считали, что на солнцестояние волки стадятся – сбиваются в стаи, а босые следы на снегу оставляет их вожак – сам нечистый… И я уже видела странные следы. И Маша упоминала следы босых ног…
– Нарисованные.
– Так ты будешь прыгать? – Катя не подстрекала, не упрекала ее за промедление – просто интересовалась положением дел.
– Будешь? – Чуб протянула раскупоренную бутылку. – Для сугреву?
– Мне не холодно.
– Да?.. А у меня уже зуб на зуб не попадает, такой тут дубяк. И чё, совсем-совсем не холодно, девица? – изобразила Морозко она.
Катя отрицательно мотнула головой. Невзирая на легкую экипировку, короткий полушубок и невесомую шаль из снежинок, – она ничуть не замерзла. Провожая их, Маша Ковалева настаивала, мол, шаль эту лучше бы ей не носить – снять да засунуть подальше, забыть, слишком страшной может быть цена их новогодних подарков…
Но Катериной Михайловной владело беспокойство иного свойства – она шагала по двору, оставляя отпечатки каблучков и узких подошв, то и дело поглядывая на крохотного Крампуса, прятавшегося у нее в ладони.
Чуб сжала свою верную подружку-метлу, прихваченную с собой в мир иной.
– А если я не утону? – спросила она. – Я же Киевица, меня невозможно убить… А чтоб попасть на тот свет, нужно умереть.
– Это логично.
Даша выпятила пухлые губы, потрогала нос.
– Конечно, Киевица может умереть по своему желанию. Но тогда я ведь реально умру… А Маша уже не воскресит меня.
– Возможно, если Дед Мороз признает тебя хорошей девочкой, он сам тебя оживит. Если только…
– Если?.. – повторила Чуб.
Катерина молчала.
– А если в колодце действительно Смерть? Или я ошиблась, и там нет ничего?
– Тогда… – Дображанская осознала: тогда первым делом промокшая до самых пор Даша Чуб испачкает заднее сиденье ее "вольво".
– А если Дед Мороз не признает меня хорошей девочкой?
– Хорошо…
– Что ж тут хорошего?
– Хорошо, если там Дед Мороз, – произнесла Катерина. – Но с чего мы это взяли?
– Из сказки.
– Вот именно, из сказки Одоевского. А ведь есть и другие книги…
– Какие?
– К примеру, Библия. И там точно написано, кто хозяин загробного мира под землей и как он называется – ад! И, как и Велеса, хозяина ада зовут змием. И, как у Велеса, на голове у него тоже рога. И золото, которое предлагает этот сомнительный "бог богатства", становится черепками…
– Ты серьезно? – аж возмутилась Даша. – Дьявол-то здесь при чем?!
– А ты знаешь, кто это? – Катя разжала ладонь. – Крампус, он ходит за Сантой. И если кто-то себя плохо вел, Санта отдает грешника черту и приказывает хлестать хворостиной… Разве не так поступает хозяин ада, когда взыскивает с нас в аду за грехи? Подумай об этом, раз уж собралась скакать в преисподнюю!
– Все ясно… А снеговик – замаскированная ведьма, у него ведь метла! Ты знаешь, что Дьявола придумали люди! – огрела ее неоспоримой ведьмацкой истиной Чуб.
Тогда почему "…однажды Киевицкий сказал, что Санта-Клаус – и есть дьявол"?
– Неважно, как называть его. Подумай сама. Кто ходит повсюду в компании чертей, а вместо себя посылает ведьму Бефану? Даже у Гоголя на Рождество фигурирует черт, черт во всех колядках, он вечный второстепенный персонаж зимних праздников, потому что главную роль исполняет…
– Все, Катя, иди к черту!
Видимо, этого раздражения на свою компаньонку Чуб и не хватало для решительных действий, – сжав верную метлу, она прыгнула вниз.
Узкие следы Катерины устремились к колодцу, она поспешно перегнулась через бревенчатые стенки, заглянула вовнутрь.
Отплевываясь от холодной воды, повизгивая, Землепотрясная бултыхалась внутри.
– Как ты? – крикнула Катя.
– Нет там никакого загробного мира… – отозвалась Даша Чуб – из глубины ее голос звучал сварливо и гулко.
– Так вылетай скорее… Метла же цела?
– Ща-с… Я сапог уронила, – Даша предприняла попытку нырнуть, стараясь нашарить потерю на дне.
– Позже достанем… вылетай, ты замерзнешь!
Даша вынырнула. Ее зубы стучали, плечи непрерывно и мелко подергивались.
– Он новый совсем… Ща, последний разик попробую.
– Давай… полночь уже, – Катя посмотрела на тьму низкого зимнего неба, отмеченного несколькими слабыми звездочками.
Снег прекратился, проступила луна.
– Все, вылезай! – приказным тоном сказала она Даше Чуб, опуская голову.
Но никакой Даши Чуб в колодце уже не было – одна только темная ледяная вода.
* * *
Тьма окутала Катю снаружи, и изнутри Тьма поймала Катину душу в мешок…
Вызвав спасателей, пообещав им щедрейшую награду, она замерла, превратившись в неподвижный соляной столб. Когда Дашина метла вылетела из колодца без хозяйки, заметалась, как брошенный пес, и в отчаянии рванула в небо – Катя уже не сомневалась: случилось самое худшее… Как и Даша, она не боялась смерти – она боялась, что существует беда пострашней: жизнь после смерти и тот, кого ты встречаешь там первым на пороге своей новой жизни.
На перилах колодца стояла початая бутылка водки, лежал Дашин смартфон и смятый флаер… Дед Мороз в ветвистых рогах! Внизу, в середине Андреевского, засияло огнями ночное кафе, и, словно в ответ на все Катины страхи, заиграла старая песня: "Ночью по лесу идет Сатана и собирает свежие души… Новую кровь получила зима… и тебя она получит, и тебя она получит!"
Будем честны, Дед Мороз в алой одежде с красным мешком и есть Дьявол!
Дьявола всегда отождествляли с козлом, дьяволу в образе козла присягали европейские ведьмы на шабаше, во всех европейских странах козел – символ рождества… Но не церковного! Того, где помощники Санты – ведьмы и черти.
Почему и Даша, и Маша проморгали рога на флаере? Потому что нарисованный Дед был такой смешной и потешный?
Говорят, лучшая выдумка дьявола – то, что его нет. Ерунда… со временем он удумал штуку получше!
И Санта справляется с задачей совершеннее всех чертей, ведьм, сатанистов и поклонников церкви Ла-Вея. Христианские церкви за рубежом уже закрывают, использовать на Рождество церковные атрибуты рождества запрещается из политкорректности. Коммерческое рождество победило церковное. Истинный бог Рождества Христова – давно не младенец Христос, а старик в красной одежде, с рогами под красным колпаком. И он останется богом – Санта будет единственным богом! – и тогда, когда спустя двести лет люди окончательно изживут память о Христе.
И лишь тогда все поймут…
"Санта – антихрист!" – сказала старая немка.
И теперь он идет к нам…
"Демон говорил, что Дьявол земля, наша мать Макошь…" – напомнила Маша.
Да, Демон всегда говорил правду, но слишком часто недоговаривал что-то…
Катя не знала, что означает Дьявол – личность или сгусток тьмы, но точно знала одно – он нечто противоположное Богу. Он – та самая Тьма, которая поймала в мешок и ее душу, и этот Город. Она чувствовала, как затягиваются веревки на черном мешке – им не выбраться…
Паника вновь овладела ее телом. Ей показалось, что она снова слышит шаги – кто-то ходит во Тьме по скрипучему снегу, там, куда не достает слабый свет праздничных фонариков беседки, колодца и маленькой мельницы. Кто-то сотканный из смертельно белого снега, с белым как саван лицом, с окровавленным ртом… с острыми рогами.
Солнце – Христос, Дьявол – тьма.
Сегодня вторая ночь Тьмы. Второй час Кратуна. Крампус и Кратун – одно и то же!
И никто не поможет… Маша – в Прошлом веке. Даша – в аду.
Она осталась одна!
Катя залпом отхлебнула из Дашиной початой бутылки. Прислушалась. Тьма молчала – угрожающе и напряженно. Не в силах больше стоять во дворе, Катерина зашла в освещенный магазин приколов в поисках людей и живого тепла – луча света, способного разрезать, проткнуть непроглядную тьму.
Невзирая на поздний час, помимо продавщицы в короне Снегурочки у прилавка топтались два молодых парня с собакой – они со смехом перебирали забавные товары. У дверей ожидала отправки в дорогу целая дюжина Дедов Морозов в одинаковых красных шубках с узорами. Но эти деды были вполне безобидными – безработными артистами.
Один из Морозов направился к ней, и даже через густую бороду она видела, как он улыбается. Не исключено, что его привлекла вовсе не красавица Катя, а открытая бутылка в ее руках, способная согреть предстоящую рабочую ночь.
– Хочешь? – приветливо протянула она ему "Хортицю".
– А то! – Дед радостно принял положенный праздничный глоток и довольно утер синтетические усы. – Уважила старика, красавица, теперь рассказывай, что за беда? – заговорил он деланным голосом повелителя утренников для младшего школьного возраста. – Я посохом ударю, любую беду разведу!
– Любого разведешь, это точно… – засмеялась она. Водка, электрический свет и синтетический Дед все же ослабили напряжение.
– А ты попробуй!
– Ладно. Мир спасти надо… Смогешь?
– После еще ста грамм – хоть вселенную! – пообещал он. – Ох, хорошо пошло, – похвалил он второй глоток. – Ну, что там со вселенной-то?
– Санту знаешь?
– Встречал пару раз… Чем тебя этот гном обидел?
Чувствуя, что окосеет сейчас, как колдовской заяц, Катя все же последовала примеру Деда, приняла еще "сто", приложила ладонь ко рту и тихо произнесла "по секрету":
– Он – Дьявол… Ты в курсах, что он уже заправляет вместо Христа? Там, на Западе… А теперь к нам подбирается.
– К нам не подберешься… мы заранее позаботились.
– Ты о чем?
– Сама смотри. У них когда Рождество Христово, тогда и Санта… и типа естественная конкуренция. А у нас что? 19 – Николая, 21 – солнцестояние, на 31 число – Дед Мороз, на 6 – Христос… Еще и старый Новый год – чтобы уж точно никто не подрался. Всем свое место есть.
– А здорово мы по датам всех развели, – оценила Катерина.
– Я ж обещал, что любую беду разведу, – подмигнул Дед Мороз.
А Дображанская заметила, что два парня с овчаркой как раз рассматривают два необычных прикольных ботинка – с подошвами, оставляющими отпечатки босых ног.
– Держи, внучка, на память от деда… Вот тебе настоящий Санта. – Дед Мороз протянул ей коричневую коробочку. – И помни… Какая б с тобой ни случилась беда, дедуля внучаче поможет всегда!
Катя засмеялась – так смешно, так мягко он сказал "внучаче"… Или так мягко пошла водка? Но настроение у нее внезапно улучшилось – все беды перестали казаться непоправимыми. Раз уж они развели самого Сатану!..
Дед Мороз махнул остальным дедкам посохом с серебристой звездой.
– Ау! Собирайтесь, слышите, за нами уже автобус приехал…
Глава седьмая,
в которой мы посещаем Ледяной дворец
"Я просто хотела сбежать, – призналась сама себе Маша. – Потому пошла в Прошлое. Потому что лишь здесь мне не страшно… Я не готова сражаться сейчас – я просто боюсь!
Завтра третий день Тьмы, Анна Темная, время, когда в народе всем беременным бабам запрещалось даже выходить без нужды из дома… из страха потерять дитя в утробе. И пусть Киевиц невозможно убить, но детей Киевиц, включая и нерожденных?
А еще в день святой Анны – матери Богородицы и бабушки Иисуса Христа, в последний день борьбы ночи и света – решалось, каким будет дитя, темным или светлым… И вдруг все, что происходит сейчас, вовсе не из-за Даши? И кто-то использует Дашу, чтоб я заглянула в колодец и, как в той сказке о Смерти, потеряла душу своего сына…"
"…ему снится, что маленький мальчик падает в колодец", – этот пугающий Машу сон Бегемоту предстояло разгадать в первую очередь.
"Именем Отца моего велю: дай то, что мне должно знать…" – мысленно попросила младшая из Киевиц у Города, перемещаясь из настоящего времени в Прошлое.
И, шагнув в двери облюбованного котом гастрономического заведения, подумала, что знаменитый дореволюционный магазин на Крещатике, столь уверенный в себе, что почитал газетную рекламу ниже собственного достоинства, считая своей главной рекламой одну-единственную торговую вывеску "Бр. Елисеевы", – привлекал с порога одним только запахом.
Сейчас, в 80‑х XIX века, в магазине Братьев Елисеевых не было еще нарочито помпезных колонн, изысканных расписных стен, снегопада хрустальных люстр, ниспадающих с раззолоченных поднебесных потолков, – феерической роскоши эпохи Модерна. Но аромат редких "колониальных товаров", возвышавшиеся на отполированных деревянных прилавках пирамиды из мохнатых кокосов и заморских бананов, полки с разноцветными жестянками пряностей и ост-индского сахара, риса, кофе и чая создавали неповторимую атмосферу трепещущей, пикантной, теплой и сладкой экзотики, волшебного чудо-острова посреди суровой, холодной киевской зимы.
Маша провела равнодушным взглядом по череде разномастных бутылок из собственных складов Елисеевых в Бардо на Майорке, кокетливо ущипнула взглядом румяный персик в огромной хрустальной ладье, наполненной такими же румянобокими собратьями, и остановила свой взгляд на коллекции балыков и колбас.
– Ливерной колбасы, – обратилась она к приказчику в белом фартуке, аккуратному, как почтовая карточка.
– Не изволим иметь, – бодро ответил он и продолжил еще более оптимистично, всячески желая осчастливить ее каждым своим предложением: – Не желаете ли сардин и анчоусов? Икры отменной, из собственных цехов? Или прованского масла – последний завоз из Парижа… соблаговолите понюхать, буквально благоухает природными ароматами Франции!
Его улыбка была ярко-розовой, застывшей и сладкой – как петушок-леденец на палочке. Машин скромный платок не помешал ему разглядеть в ней опытным глазом вполне обеспеченную покупательницу – сама не желая того, за пять месяцев Киевичества бывшая мышка-ботаничка приобрела уверенную осанку и повелительный тон.
– Сейчас ведь 1889 год? – Студентка невольно взяла с прилавка забытый кем-то номер газеты "Киевское слово".
Приказчик не удивился тупому вопросу.
– Уж двадцать два дня как! – ответствовал он – …Быть может, бутылочку "Шато-икем" по случаю окончания праздников? – Под праздниками сей купидон от торговли, несомненно, понимал последние дни уже приближающихся к своему завершению велесовых Контрактов. Впрочем, последняя фраза адресовалась не ей.