На площади гудела автомобильная пробка, из-за которой десятки людей были вынуждены просиживать на жаре, в который раз опаздывая на работу. Впрочем, это мало интересовало Лавру, и она засеменила мимо жёлтого ограждения Александро-Невского монастыря к улице с особняками. Наконец, Гербер припала к арке перед домом Холодовых и приметила чёрную иномарку Шершнёва. Этот тип и так не нравился ей, а теперь и вовсе не было никакого желания видеть его вновь.
Открытая дверь Марининой квартиры ещё ни о чём не говорила. Её практически никогда не запирали, так как сюда часто наведывались гости да и внизу всегда сидели охранники, которые уж точно не пустили бы посторонних. Правда, сегодня в квартире царила тишина, что немного покоробило Лавру. Она прошлась по пустынному коридору, заглядывая в комнаты. Окна в них были занавешены плотными шторами, из-за чего казалось как-то темно. Странно, что ни Груня, ни Екатерина Львовна не открыли путь дневному свету. Кровати во всех спальнях никто вроде не расправлял, а на кухне и в столовой не было ни намёка на завтрак.
– Ау, есть кто дома? – Лавра решила вызвать кого-нибудь из домочадцев, медленно обхаживая комнаты.
Дверь гостевой ванной резко распахнулась, напугав бродящую в потёмках девушку. Оттуда, поправляя рукава серой рубашки, вышел Шершнёв. Приметив Гербер, он как-то недовольно прищурился и поспешил к ней.
– Добрый день, – кивнула ему Лавра, хотя уже почувствовала себя не в своей тарелке наедине с этим мужчиной.
– Так значит для тебя он добрый?! – спросил Шершнёв крайне злым голосом. Кажется, он был сегодня не в духе.
Лавра, впрочем, ожидала такую реакцию. Скорей всего, Глеб Валентинович, узнав про её интрижку с Игорем, велел всем подчинённым как следует разобраться с непослушной гостьей. Только вот где он сам?
– Где ты шаталась этой ночью? – поинтересовался мужчина.
– Я не собираюсь отвечать Вам, – возмущённо сказала Гербер. – Кажется, я в Петербурге по приглашению Глеба Валентиновича, а не господина Шершнёва…
– Прекрати паясничать и немедленно говори! – Мужчина повысил голос.
– Да что Вы себе позволяете?! Где Глеб Валентинович, где Екатерина Львовна и Марина?!!
– Отвечай! – рявкнул Шершнёв.
Вид его был весьма серьёзным. Сейчас он напоминал впавшего в бешенство Рафаэля Суровина, а по горькому опыту общения с такими людьми Лавра хорошо знала, что лучше не спорить.
– Я была… у своего парня, – промолвила девушка.
– У какого парня? – не отставал Виталий Соломонович.
– У Игоря Селивёрстова. Слушайте, если Вам уже известно об этом, зачем спрашивать?
– Мне ещё ничего не известно.
– Я не хотела, чтобы Глеб Валентинович узнал об этом, поэтому попросила Марину и Ларису прикрыть меня. Он бы не отпустил меня одну с незнакомым ему человеком…
– Где ты была ночью? – продолжал допрос Шершнёв, надвигаясь на неё со злыми зелёными глазами. Как же они были похожи на глаза Суровкина!
– Я провела с ним весь вечер и ночь, но почему Вы об этом спрашиваете??? – окончательно разнервничалась Гербер, держась дрожащей рукой за стену. – Вы можете мне объяснить, что происходит?!
Мужчина склонил голову набок, подобно сторожевому псу, который изучал жертву, угодившую в его лапы. После небольшой паузы он наконец-то сказал:
– Глеб попал в серьёзную аварию… недалеко от Достоевской станции метро. Его джип обстреляли, и он на скорости врезался в угол здания. Вместе с ним была Лариса. Обоих в тяжелейшем состоянии доставили в Александровскую больницу. Врачи до сих пор пытаются спасти их жизни.
Шершнёв сообщил эту ужасную новость очень спокойным голосом, словно говорил об открытии цветочной ярмарки. В первые секунды Лавра даже расценила это как шутку, но, осознав, что случилась очередная беда, не удержалась и в шоке сползла по стенке на пол.
– Кто-то позвонил Глебу накануне вечером, почти уже ночью, – говорил дальше мужчина, – и сообщил что-то, что заставило его бросить все дела и помчаться к вам на улицу Матросова. Я так думаю, тебе известно, кто это мог звонить.
– Я… Я… не знаю… – заикалась от удивления девушка.
– Разберёмся, – ухмыльнулся Шершнёв, – мы не оставим безнаказанным никого, кто причастен к этому беспределу.
Он отошёл к скульптуре римского солдата, который оборонительно выставил перед собой длинную пику и стиснул от злости натёртые до блеска медные зубы.
– Господи, – наконец выдохнула Лавра, сжав холодные руки, – какое горе…
– Да, – кивнул мужчина, – беда, как говорится, не приходит одна. Только вот, знаешь, я начинаю замечать странную тенденцию – во всех неприятностях этой семьи так или иначе замешана ты.
– Я??? Причём здесь я?! – встрепенулась расстроенная девушка.
– Стоило тебе вернуться в Питер, как на Холодовых обрушились одни несчастья.
– Да что Вы вообще такое говорите?! Глеб Валентинович для меня как родной, я в полнейшем ужасе от того, что с ним случилось!..
– Как родной, говоришь? – в той же флегматичной манере уточнил Шершнёв. – Если бы я не знал тебя, я бы поверил в эти слова. Но мне-то известно, зачем тебе нужно устранить Глеба.
– Хватит! – не выдержала Лавра, не в силах больше слушать нелепые обвинения. – Где эта больница? Я должна быть там.
Мужчина усмехнулся.
– Сиди лучше здесь, – сказал он, направившись к выходу. – Нечего тревожить и без того огорчённых людей.
– Но Марина моя подруга, в этот час я обязана быть рядом с ней и с Екатериной Львовной. Прошу Вас, не оставляйте меня в этой квартире одну…
Лавра хотела бы больше узнать о том, почему Шершнёв решил обвинить в нападении на Глеба Валентиновича именно её, но пока была вынуждена молча идти за ним к машине. Сейчас следовало проведать Марину и выяснить, что же на самом деле произошло этой ночью. И как вообще такое получилось, что Лариса оказалась рядом со своим дядей в момент катастрофы? Кто звонил ему перед этим происшествием и что за информацию сообщил, вынудив господина Холодова дёрнуться с места посреди ночи?..
Александровская больница раскинулась необъятными высотными корпусами на проспекте Солидарности, до которого чёрный автомобиль Шершнёва доехал за считанные минуты. Пробовать продолжить беседу на щекотливую тему ни мужчина, ни его побледневшая от потрясений пассажирка не решались, поэтому весь путь они хранили молчание. Да и о чём можно было вести речь? Это могло завершиться не иначе как очередным скандалом.
Несмотря на жару, многие люди возле главного крыльца больницы были в тёплых вещах, а некоторые вообще додумались закутаться в осенние плащи. И таких личностей Лавра встречала в Петербурге уже не впервые. Взять хотя бы Ивана Пантелеевича и Ламбранта из университета. Впрочем, думать об этом она не собиралась, спеша за Шершнёвым, как Пятачок за эгоистичным Винни-Пухом. Тот, казалось, совершенно не собирался ждать её, размашисто шагая по коридорам клиники. Здесь, внутри основного корпуса, народу было не меньше.
По пути Шершнёв пожимал руки работникам больницы, а очутившись на широкой лестнице, начал приветствовать каждого третьего. Лавра понемногу привыкла к его быстрой ходьбе и теперь отставала значительно меньше. К счастью, реанимационное отделение не пришлось долго искать.
– Ой, а к нему никого не пускают, – разочаровала их размалёванная девица в коротеньком белом халатике. – Пару часов назад приходил гематолог и запретил все посещения.
– А что не так? – помрачнел Шершнёв от неприятного известия. – Вроде говорили, что после операции есть надежда…
– Виталий, понимаете, анализы показали нехорошие изменения в крови. – Медсестра общалась с ним словно с давним знакомым, задумчиво потирая руки. – Реаниматолог пригласил специалиста, тот тщательно всё изучил и вынес своё решение. Такое часто бывает при черепно-мозговой травме, а уж в этом случае ничего удивительного лично я не вижу.
Шершнёв вздохнул и обернулся на притихшую Лавру. Ей сделалось вдруг душно в своём велюровом платье.
– А Лариса? – дрожащим голосом спросила Гербер.
– С девочкой получше, хотя у неё тоже серьёзные травмы, но для жизни уже не опасные…
– Ладно, Юлечка, я ещё в течение дня буду позванивать, – поблагодарил её Виталий и стал оглядывать светлый коридор, ища в нём кого-нибудь из Холодовых.
Тут и там на стенах висели объявления, запрещающие находиться здесь посторонним. Однако Шершнёва они не интересовали. Лавра, двигаясь за ним, понимала, что для человека его круга открыты любые двери, а уж искалеченному Глебу Валентиновичу наверняка предоставлены все условия для скорейшей реабилитации.
– Есть одна рекомендация для тебя, – вдруг сказал Виталий. – Пожалуйста, прислушайся к ней и не создавай никому лишних проблем.
– Рекомендация?.. – не поняла огорчённая брюнетка.
– Следаки непременно захотят пообщаться с родными и близкими Глеба, скорей всего, они уже завели дело. Нападение совершено с применением огнестрельного оружия. Так вот ты не болтай по поводу тайных свиданий, скажи, что была у знакомых или с какой-нибудь подружкой, не то, я уверен, тебя с твоей богатой биографией включат в список подозреваемых…
– Витя, – махнула им какая-то сгорбившаяся женщина из-за поворота, где коридор был заметно темнее.
Лавра не сразу распознала в ней Екатерину Львовну, на мгновенье спутав её с какой-нибудь уборщицей. Хотя любой человек, столкнувшись с такой бедой и вдоволь наревевшись, теряет всё своё очарование и превращается во владельца красного опухшего лица. Маринина мама представляла в данный момент именно такую убогую картину, уныло глядя глазами-щёлочками на прибывших посетителей. Дойдя до неё, Шершнев протянул сложенные в папку документы и потрогал за плечо, как бы подбадривая и выражая своё сочувствие.
– Екатерина… Екатерина Львовна, я… – начала девушка, протягивая к ней руку, однако госпожа Холодова жестом попросила замолчать. На какое-то мгновение Лавре даже показалось, что та не рада её появлению.
– Я всего лишь хотела бы… – предприняла выпускница вторую попытку уточнить обстоятельства, но Екатерина Львовна так посмотрела на неё, что Гербер пришлось закрыть рот.
– С Глебом возникла очень сложная ситуация, он может скончаться от большой потери крови. Врачи уже сделали, что смогли, мы наняли ему лучших специалистов, за ним установлен первоклассный уход, но этим трудно спасти его. – По щекам женщины заскользили новые слезы. – Это конец, Витя…
– Чем я могу помочь Глебу? – спросил Шершнёв, держа женщину за руку.
– Узнай, кто это сделал, и разберись, – прошипела госпожа Холодова, и косо глянула на притихшую Лавру.
Этот жест заставил девушку отступить в ближайший коридор. Она абсолютно не понимала, отчего мать подруги стала враждебно относиться к ней. Может, Шершнёв успел что-то сказать Екатерине Львовне насчёт своих нелепых подозрений? Ведь в квартире на Атаманской он уже пытался обвинить в случившемся Лавру. Или им было известно что-то такое, чего пока не знала сама Гербер?
Решив, что сейчас не время требовать объяснений, Лавра медленно приблизилась к сидящим на диване родственникам Глеба Валентиновича. Малона скрывала нос в платке и плакала, выслушивая Эрнеста Львовича. Здесь же было ещё двое мужчин, которых Лавра видела в первый раз. Ни Татьяны Валентиновны, ни Марины среди скорбящих она не обнаружила.
– Я попросил Таню увезти Марочку к братьям, – сказал Эрнест, подойдя к Гербер. – Ей ни к чему видеть, как медленно умирает отец.
– Неужели ничего уже нельзя сделать? – спросила Лавра, нервно теребя холодные пальцы.
– Мне кажется, тебе тоже здесь делать откровенно нечего. Мы и так дежурим под дверьми палаты, а ты должна быть рядом с подругой. Видит бог, ей хуже вдвойне. Давай я тебя отвезу…
Шершнёв повернулся к ним и не упустил шанса поразить Лавру недовольным взглядом. Кажется, он жалел, что не проявил жёсткость и не оставил её дома. Но девушка старалась не обращать на это внимания. Ей очень хотелось допросить Екатерину Львовну об аварии, однако несчастный вид женщины и непрекращающийся поток слёз вынудили отказаться от этой затеи. Иного варианта, чем согласиться с советом Эрнеста, Лавра пока не видела. В самом деле, какой прок сидеть здесь, если к Ларисе и Глебу Валентиновичу не пускают даже родственников. А Марина, без сомнения, разбита на сотни осколков, ей нужна поддержка. Что ж, может, её дяде известны какие-нибудь подробности.
Спустившись вместе с ним к его зелёной "Тойоте", Лавра едва сдерживалась, чтобы не вывалить поток вопросов. Её так и подмывало завести разговор по поводу случившегося. Но это было бы сейчас очень неэтично с её стороны.
– Бедный-бедный Глеб, – вдруг сам начал Эрнест интересующую её тему, остановив автомобиль на первом от больницы перекрестке, – и о чём он только думал, бросившись поздно ночью на улицу в одиночку, без охраны, никого не предупредив?..
– Разве он ездил с охраной? – поддержала Лавра разговор, вспоминая, как господин Холодов лично забирал её из райотдела милиции, будучи абсолютно один.
– Один он был очень редко и то обычно днём, когда куда-то торопился. Но в последнее время за своей безопасностью он следил весьма тщательно, не позволял себе рисковать.
– Почему? Ему что, кто-то угрожал?! – оживилась Гербер.
– Угрожал, – усмехнулся Эрнест, направляя машину к Большеохтинскому мосту. – Глебу очень не повезло заняться банковской деятельностью и ещё больше не повезло стать успешным в этой сфере. Сама можешь догадаться, что с такой профессией спокойной жизни ждать не приходится…
– Что же такое ужасное происходило в последнее время? Надеюсь, это не связано с моим приездом?
– Любопытно узнать, почему ты так решила? – надвинул русые брови дядя Марины.
– Шершнёв сказал, что это я могла желать Глебу Валентиновичу смерти.
– Витя сболтнул сгоряча, не слушай его. Причём здесь ты, сама подумай? Он, скорей всего, имел в виду это странное совпадение, что Глеб заезжал на Матросова и что Лариса была с ним…
– А зачем ему, кстати, мчаться посреди ночи на квартиру к племяннице? – задала Лавра логичный вопрос и тут же догадалась сама – Ему как-то стало известно о моём свидании, и он вместе с Ларисой…
– Так считает Виталий, – подчеркнул Эрнест, перестроив машину на левую полосу дороги.
– Боже, – ужаснулась девушка. – Значит, из-за меня, действительно, пострадали невинные люди…
– Лавра, перестань!.. – повысил голос брат Екатерины Львовны и начал сигналить каким-то мальчишкам, бегущим прямо под их автомобиль.
Дети испугались и стали метаться из стороны в сторону, угрожая вот-вот попасть под колёса. Эрнест резко крутанул руль, и "Тойоту" занесло на разделительную полосу, почти навстречу мчащейся чёрной "Волги", которая с протяжным гудком успела их объехать.
Дождавшись, пока поток автомобилей поредеет, Эрнест сдал назад и медленно откатил к обочине, злобно глядя на убегающих по пустырю подростков.
– Извините, – промолвила Лавра, вжавшись в кресло от страха.
– Да ладно, кто перед кем ещё извиняться должен, – отмахнулся тот, запрокинув голову на спинку сиденья, и устало закрыл глаза. – Абсолютно потерялся из-за этих олухов, а ведь отлично вожу даже на высокой скорости.
– Это я отвлекла Вас дурацким разговором, начала расспрашивать…
– Лавра, – уже более мягким голосом обратился к ней мужчина, – ты должна понять одну вещь, чтобы в дальнейшем не мучить себя глупыми мыслями. В этом городе каждый друг другу враг, особенно если речь идёт о больших деньгах. Если в провинции люди ещё знакомы с какими-то там понятиями, то здесь об этом давным-давно позабыли. Уничтожить врага здесь словно один раз плюнуть. Поэтому, если ты на высоте, следует быть начеку, чтобы не упасть с Олимпа и не разбиться вдребезги. С Глебом случилась именно такая история, на его месте может оказаться любой, кто зазевается.
– Но Шершнёв…
– Шершнёв ко всем относится с подозрением, даже ко мне, – улыбнулся мужчина. – А теперь он будет носом землю рыть и искать плохое в каждом из нас, потому как инцидент с Глебом покрыт хорошим слоем тайны. Причём в свете убийства Инги всё это кажется более, чем странным.
– Вы считаете, что эти два несчастья как-то связаны между собой?
– Всё, хватит говорить об этом, Глебу нашими версиями уж точно не поможешь. – Эрнест Львович вновь завёл двигатель, и приборы на панели управления замигали разноцветными огоньками. – Позаботься лучше о собственной безопасности, кажется, ты тоже нажила себе немало врагов.
Шурин Глеба Валентиновича пробежался по брюнетке подозрительным взглядом, ещё раз загадочно улыбнулся и повёл "Тойоту" дальше по трассе, теперь соблюдая скоростной режим в рамках всех правил.