Разговаривая, мы медленно продвигались в подворотне, пока не очутились во дворе. Он совсем не загорелый был, руки тощие, торчат из коротких рукавов белой трикотажной футболки как прутики. Локти острые. У меня несколько лет назад тоже такие были. Только у Гриши вдобавок еще и кожа в хронических мурашках. Гусиная? Не помню, но вроде бы так этот называется.
– Я ведь смешной, да? Нелепый. Маленький. Да? Зато честный и ответственный. Меня на работе, знаете, как ценят? И я иногда изобретаю полезные вещи.
– Ой, а я и не знала!
Ободренный моим вниманием, Гриша принялся рассказывать про какую-то фигню, при помощи которой мы сможем зимой сами избавляться от снега.
– Только я не решил, как обойти проблему задымления.
– А по мне самое простое каждому жильцу пару раз в день приносить домой по ведру снега и в ванную его сваливать. Он растает и все дела.
Гриша долго смотрел на меня, но пальцем у виска не покрутил.
– Не думаю, что в нашем дворе кто-то согласится на такое.
Это он деликатно высказался. У нас жильцы ведь как рассуждают. Мы – горожане, за нами кто-то убирать обязан.
– Это хорошо, что вас под подписку о невыезде отпустили, – вдруг сказал Гриша.
– Под какую подписку? Кто отпустил? – я не была готова к подобному заявлению и здорово струхнула.
– Ты тут ваньку не валяй, – объемная Люба возникла в дверном проеме.
В какой-то немыслимой полупижаме-полукомбинашке насыщено-оранжевого цвета с вкраплениями красных рыбок, и босиком. Несмотря на вопиющую полноту, ее фигура выглядела обтекаемо, как у кита, но довольно женственно.
– Дурой прикидывается! Знаем мы таких, что зенки вылупила? Отца родного обворовала, наркоманка. Совести совсем у людей нет.
– А я думала вы про СПИД, – удивилась я.
– Про твой СПИД нам давно уже известно. Твоя соседка, как только ребенок захворал, сразу к матери съехала. Говорит – сучка эта заразила. И вообще, нечего к чужим мужикам клинья подбивать.
Гриша недоверчиво уставился на Любу снизу вверх. Глаза как у таксы, рот приоткрыт, но молчал. Наверное, он только и понял, что Люба явно считаем его своим да еще и мужиком.
– У меня на даче парник в негодность пришел. Его вороны проклевали. И вообще, без мужской руки все рушится. Григорий, если вода в колодце ушла, что делать-то?
Они приблизились, Люба вдруг смутилась как девочка перед первым поцелуем и одернула сзади панталоны. Громко щелкнула резинка трусов. А у меня вдруг ни с того ни с сего потекла кровь из носа. Я не сразу это поняла. Провела рукой, а она в крови вся.
– Ты беги домой, ляг пузом на стол, да только тазик подставь, чтоб кровь с носа туда капала. Вся кровь и вытечет. Тихая безболезненная смерть. Поверь мне – для тебя это лучший выход из положения, – добрым голосом посоветовала Люба, после чего все ее внимание полностью переключилось на Гришу, – А ты давай, собирайся. Нам на электричку еще успеть нужно. Воздухом свежим подышишь, будешь на гамаке качаться. Все равно у тебя отпуск, и у меня тоже.
Идти с кровотечением к Вове мне не захотелось. И я пошла домой. Прижимая упаковку с мороженным к переносице. И вдруг подумала, что теперь мнение соседей для меня не так важно. Разговор с Любой вылечил меня от панического страха перед чужим мнением. Если ей кажется, что мне помирать пора, то какого черта я должна слушать ее садистские советы? Пусть сама во время месячных пылесосом из себя кровь высасывает, а я поживу еще. Вот дура! Надо же такое придумать – мордой вниз и вытечь. Дура и есть.
Мороженое подло просочилось и на лицо и на одежду. Оно всегда так поступает, когда отвлечешься.
Из крана холодной воды потекла теплая тощая струйка. Панк бы пошутил – это не гиброколбаса, а венская гидро-сосиска.
Лицо, вымазанное кровью вперемешку с мороженым, выглядело жутковато, да и засыхала эта смесь будь здоров как быстро. Еле отмылась, добрела до кровати, полежала лицом вверх, придерживая салфетку у носа. Задремала, думая – как это странно, я валяюсь себе, а большинство людей сейчас работают и завидуют тем, кто вот так валяется и ничего не делает.
Три звонка оповестили о приходе Панка. А потом он хотел сам открыть дверь, но я на засов заперлась. Пришлось самой открывать. Панк зарычал как волк и выставил руки с кривыми пальцами, словно хотел меня сцапать.
– Чтоб тебя черепаха за попу укусила! Ты как говно между пальцев выскальзываешь. Наручниками что ли тебя приковать к себе? Так тогда в сортир с удовольствием не сходишь.
– Я вместо удовольствия буду! А че ты орешь то?
– Тебе что было сказано? А? Вернуться и пулей к Вове.
– У меня вот, – я ему показала салфетку.
– Месячные что ли начались?
– Ну, ты совсем дурак! Иди ты… к Вове! У меня кровь из носа текла!
Мы посмотрели друг на друга и вдруг начали смеяться. Нам и, правда, смешно было. И еще смешнее стало, когда Панк снял с головы гопницкую кепку и сверкнул лисиной. Он побрился до зеркального блеска. Я даже не предполагала, что можно быть настолько идеально выбритым.
– Дай потрогать!
В прикосновении к бритой коже было что-то странное, чувственное и совсем не противное. А еще кожа приятно пахла. Каким-то дорогим снадобьем для протирания бритых черепов.
– Нравится?
– Еще бы! Ты классно выглядишь! Как в купальной шапочке. Ну, сам посмотри – ты загорелый, а голова белая. А тебе не жалко газона?
– Немного. Но чего только не сделаешь, чтоб порадовать такую бестолочь…
С какого-то перепугу я на радостях вцепилась ему в уши. Мне казалось, что я крепко за них ухватилась, но Панк начал выпрямляться, руки скользнули и очутились на его плечах. Теперь я висела на нем, глядя прямо в глаза. Он меня под попу держал. А потом отпустил и мне грустно стало.
Телефонный звонок спугнул настроение.
– Никакого порядка. Анархия и хаос. Рулет картофельный с мясом и луком. Стынет. А вас где-то черти носят.
Вова стоял у окна и грозил нам кулаком. Но мы успели проверить капкан – пока пустой еще, но страшный как пасть крокодила.
Парижские моды.
– Платье блуза плиссе из муслина – де – леня помпадур серизовые ленты… Дачный туалет, туалет для прогулки… платье пренсес из сюра пекине с зелеными полосами по зеленому фону. Фи, какая безвкусица. Не стану читать. О, передничек для девочки. Ну, уж это они испоганить никак не могли. Из синЯго перкаля с белыми полосками. Как мило. Внизу передничек оканчивается широким рубцом, с белым кантом на верху (раздельно пишут, сволочи) и с белыми депассами внизу. Какой кошмар.
Но вид у Панка был предовольный. Гравюры были все как на подбор красивые. Скромные изящные девушки и дамы выглядели как королевы, за которых каждый мужчина готов отдать жизнь и кошелек.
Глава 16. Полная хыбла
Вид облысевшего Панка ввел Вову в состояние ступора. Вова был в шоке. Нам пришлось его обойти, чтоб попасть внутрь квартиры.
– Наци? Гопота? Менты? – так и не заперев дверь, спросил Вова.
Стоял столбом и не шевелился. Как баран перед новыми воротами.
Мы, держась за руки, рассматривали его могучую взмокшую спину. Я смотрела на Панка, надеясь, что хоть он понимается смысл Вовиного бреда.
– Неа, я сам, – Панк слегка покраснел.
– Сам, значит, – в Вовином тоне крылось много чего для меня неясного.
– Сам. Вот захотелось, и побрился, – быстро заговорил Панк, словно опасаясь новых Вовиных вопросов. – А ты думал, что как тогда?
Панк посмотрел на меня и пояснил:
– Меня и ножом брили, и поджигать пытались. Но тогда я мелкий был. Доходной такой – как дистрофик. Теперь меня если только вчетвером заломать можно.
– Значит, сам, – утверждающе заключил Вова, закрыл дверь и медленно обернулся.
Панк нервно сжимал мою руку, почти больно было. Не зная, как его успокоить, я с самой счастливой улыбкой сообщила:
– Мне нравится. Очень. Правда-правда, – и добавила, сама не знаю почему, – Укуси мою косуху.
На лице Вовы мелькнуло удивление, сменившееся дикой радостью.
– А ты хоть знаешь, что это значит?
Я отрицательно замотала головой, Панк хихикнул. Вова смилостивился и объяснил, что кожу косухи лучше всего смазывать касторовым маслом.
– Это сильное слабительное, – уточнил Панк, решив, что теперь Вова сменит гнев на милость.
– Что? Косуха? – мое искреннее изумление всех развеселило.
– Да нет, касторка.
Но веселье длилось недолго. Вова перевел тяжелый взор зубробизона с лысины Панка на меня и подытожил:
– Все дело в бабах.
Понятное дело – вину за погибших хаер свалили на меня. Ну и пусть, мне не жалко.
– Пошли, что ли есть, – на кухне стояло блюдо, по-старушечьи прикрытое хлопковым полотенцем.
Чистым. Неужели сам постирал? Как бы снег посреди жары на выпал.
Панк моментально устроился за столом и приподнял край салфетки, чтоб рассмотреть кулинарное изделие Вовы. За что тут же получил по рукам. Вова расставлял тарелки, гремел ящиком стола, чтоб добыть вилки, выдрал ящик и уронил его на пол. Ножи и вилки издали грохот как во время битвы на мечах.
– Твою мать, – Вова врезал ногой по поверженному ящику, отчего все разлетелось по полу.
Я его в таком бешенстве ни разу не видела. У меня даже внутри все перевернулось.
– Ты чего психа включил? – растерялся Панк.
– А что он застрял как собака? – наверное, Вова имел в виду ящик.
Ползая по полу, мы собирали вилки и прочие столовые приборы, как на подбор стальные, только ложки чайные почти все оказались алюминиевыми. Было несколько мельхиоровых, такие в каждой семье имеются.
– А я совсем недавно твоего Шурика снова видел. Но он бегает, гнида, быстрее меня. Не догнал. А жаль, – Панк ловко собрал ящик и нежно запихал его на прежнее место.
Вова пыхтел как крокодил, который нечаянно перегнал зебру и остался голодным.
– А где ты его видел? – мне и, правда, было интересно.
– Поблизости. На соседней улице. Нос сизый. Как спелая слива. Хорошо я ему тогда врезал, – довольным голосом сообщил Панк.
– Надо было ему еще и руки переломать, а потом в жопу воткнуть, – Вова немного успокоился и наконец принялся резать рулет на порции.
Мне вспомнилось, что Панк собирался поступить с Шуриком несколько иначе – только ноги из жопы вырвать.
– Ладно. Не будем портить себе аппетит, – Панк сверкал лысиной и глазами, рассматривая рулет.
Пахло аппетитно. Да и выглядело так, что слюнки потекли. Но перед трапезой Вова заставил меня вымыть и руки и эти проклятые вилки.
Молча слушая, я уплетала свою порцию рулета. К рулету прилагался огурец и пучок укропа. Панк незамедлительно сделал себе из укропа усы и пытался удержать их верхней губой.
– Ты как чудище из семейки Адамс, – не зная как реагировать, прокомментировала я.
Панк счастливо закивал и усы свалились на стол.
– Теперь твоя очередь рассказывать. Что папаша сказал? – спросил он.
Стараясь быть краткой, я рассказала. Они оба по нескольку раз переспрашивали, уточняя подробности, словно подозревали, что я упущу что-то важное.
– Попробую выяснить, что по-настоящему его довело до такого паскудства, – решил Вова.
Невыполнимое обещание, но я спорить не стала.
– Можно было у Шурика спросить, но теперь фиг он поможет, – Панк пальцами схватил последний кусок огурца и отправил его себе в рот.
В этот день было особенно душно. Словно откуда-то приперлась влага, насыщенная легким запахом едкого дыма.
Иногда я подглядывала за Панком, но незаметно. Пыталась понять насколько он мне нравится. Сердце замирало. Это был явный признак новых отношений. Которые пока только начинались и я совершенно не понимала, к чему они приведут. Разочарований не хотелось. И еще меня смущала разница в возрасте. Причем было совершенно непонятно какой она величины.
Наверное, Панк тоже думал о чем-то похожем, раз избегал на меня слишком часто смотреть и снова достал пресловутый Путеводитель.
На этот раз нам выпала доля узнать про Евпаторию.
– Вот неугомонный автор – снова про цены на извозчиков и про какие-то линейки. Так, с гостиницы – много и хорошие, даже с санитарным надзором за ресторанами. Ооо! Я вижу знакомую личность! – просиял Панк, словно узрел лик близкого друга, – Комнаты внаем. И кто у нас самый лучший хозяин комнат? Господин Попандопуло. Я бы исключительно у него заселился. Ну, к чему мне связываться с такой туманной личностью как Мартен и Панас? Ясное дело – злодеи. А у Попандопуло в разгар сезона комната с мебелью и, о боги – с самоваром, не дороже пятидесяти рубликов в месяц. Я бы каждое утро раз сто с ним здоровался. Мне его фамилия нравится. Я бы даже ее к своей прицепил.
А городишко мелкий – всего двадцать тыщ душ. Аборигены – русские, греки, караимы, татары и евреи. Ну-ка, кто мне молвит хоть слово по-караимски? Чего умолкли, долгоносики? Я сейчас вам скажу!
Он проворно пролистал путеводитель в самый хвост и откашлялся.
– Эгерлемек! Блин. Кёпек тышледы. Вот блин! Хыбла.
– Сам ты – хыбла.
– Нетюрлю! – парировал Панк и продолжил – Кеды, Мышых, Мечи!
– Зачем метать кеды в мышей? – удивилась я.
– Это кошка. Да, нечего на меня таращиться – каждое из трех слов – кошка. Но это ерунда. Никто из вас не догадается, что значит слово труп!
– Поспорим? На что поспорим? Если я угадаю – ты больше ни глотка пива не выпьешь.
Предложение Вовы прозвучало невиннее не бывает. И Панк опрометчиво согласился.
– Надо подумать, – протяжно заявил Вова, наслаждаясь моментом, – Что бы мог означать труп? Как думаешь?
Я пожала плечами.
– Наверное… наверное это почти то же самое, что и хрен. В том смысле, что хрен редьки не слаще.
Помрачневший Панк начал скисать прямо на глазах у замершей публики.
– Ты что – татарский знаешь?
– Ты же сказал, что будешь говорить по-караимски! – возмутилась я.
– Какая нафиг разница?
– А с пивом тебе, брат, придется завязать. Раз начал меняться, то меняйся во всем. Побрил баш, завязал с пивом – можешь жениться.
– Баш – это башка, значит. Я понял. Но я не понял, откуда ты знаешь татарский?
– У нас дворник был. Татарин. От него и научился.
Остальной рассказ про Евпаторию был скучным. Дачное благоустройство там находится в примитивном состоянии, проблемы с дорогами и тротуарами, а так же с "прочим самым необходимым", не говоря о водопроводе и канализации. Зато в остальном курорт был славным и процветающим. Про миазмы мне очень понравилось. Они их там йодистыми испарениями убивали. А в санатории лечили все, даже бледную немочь.
Про грязелечебницы я прослушала, просто смотрела на Панка. Который воодушевился моим вниманием и, читая, жестикулировал и придуривался, как мог.
– Достал ты меня этим Крымом, – вдруг высказался Вова и увел Панка приколачивать найденную на помойке полку.
Открыв наугад Путеводитель, я с трудом вчиталась в текст.
Вот какие-то катакомбы, в которые сначала отрывают вход, а после осмотра снова закапывают. Вот про археологов что-то. А вот про "усердную фальсификацию древностей" которой усердно промышляют подделыватели Керчи. Вместо привычных букв я видела какие-то перечеркнутые твердые знаки, латинские "и" с точкой наверху. Прочитав "на месте нынешней Керчи находился главный город БоспорскАго царства – Пантикапея" я начала понимать логику этих устаревших значков. Про добычу асфальтовой руды читать было скучно. Ну что с меня взять – я даже не знала про существование Гнилого моря Сиваш. А фотография дядек, зарытых в грязь, меня совсем расстроили. А в таинственном месте Карасубазар наметились явные проблемы с правилами дорожного движения. Во-первых, там почти не было проезжих дорог, а во-вторых, попав на экипаже в узкий переулок первым, от вас требовались определенные навыки – во избежание неприятной встречи нужно было орать волшебное слово "тохта", дабы не застрять посредине улицы.
– Вот и славно, – голосом палача сообщил Вова, забирал у меня Путеводитель и метко забросил на высоченный шкаф.
Когда они вернулись, я решила, что бритый налысо Панк выглядел как завзятый буддист и что, наверное, я его люблю. Как просветленный буддист, он был смиренно печален. К печали добавилась еще одна странная особенность – он даже не попытался добыть Путеводитель. Лишив нас тем самым новых и, в общем-то, бесполезных знаний. Но без его восторженного декламирования стало скучно. Словно в звуках Вовиного жилья возникла пустота, которую не могла заполнить даже громыхающая музыка, которой наслаждался Вова.
У меня от тяжелого рока, как и от легкого, моментально начинала болеть голова. Поэтому я сказала, что желаю принять душ, что у меня немерянно стирки накопилось и собралась домой.
– Ты только близко к двери за ванной не подходи, – предупредил Панк.
Он было, хотел последовать за мной для охраны, но Вова состроил многозначительное лицо, сказав – через пару часов, не раньше. Похоже, им было нужно что-то обсудить без меня.
Первое что я заметила, войдя в квартиру – был странный запах. Конечно, еще проходя через двор, я заметила, как поменялся цвет неба и догадалась, что к ним в гости заглянул дым пожарищ. А теперь, судя по всему, он проник и квартиру.
Приняв душ, я ринулась к ноуту, чтоб узнать новости от Дэна. И поняла, что в ближайшее время мне это не грозит. Потому что какая-то мерзкая сволочь вылила на клавиатуру флакон моющего средства для посуды. Флакон стоял на столе рядом.
Между клавиш скопилась зеленая густая жижа. Первой мыслью было сполоснуть ноут, но потом я поняла, что не хочу до него дотрагиваться. Пошла на кухню, чтоб выпить воды. Где и обнаружила источник тошнотворного запаха. Все конфорки были включены до отказа. И это при открытых окнах.
– Ребята, кажется, меня все-таки решили убить, – кашляя, пожаловалась я, и только после этого вырубила газ.
Вова пересекал двор шустрее Панка. Я даже не предполагала, что можно так проворно бегать в шлепанцах.
– Идиоты! Окна были открыты? Ну и чего они хотели добиться?
– А вот это мы сейчас и выясним, – Панк, потирая руки, позвал нас в закуток, где дверь на черный ход.
– Пипец, – в полном недоумении заявил он. – А где оторванная нога и лужа крови?
Но на полу не было ни того ни другого. Там не оказалось даже капкана на крупного хищника, оставленного накануне. Пока мы с Вовой удивлялись, Панк отомкнул дверь и смотался проверить, что творится на лестнице.
– И все-таки он попался! Это по следам видно. Шаркал копытом так, что полосу на ступеньках оставил.
– Китайское фуфло твои капканы. Нанотехнологии хреновы. Наверное, он тупой совсем, – решил Вова.
– Ни фига подобного! Я на венике проверял. От веника только ручка осталась. Отличный капкан, никаких сомнений.
– А ты его к чему приковал?
– Чего? – Панк замер, подозревая, что лопухнулся. – Там цепь была, я думал, что он поймается, а я его потом как каторжанина поведу…
– Надо было эту цепь закрепить, хотя чего теперь говорить… А на кого капкан-то был?
– На среднюю дичь.
– С зубьями?
– А то!
– Тогда крови должно быть много. Сходи, малая, глянь, все ли полотенца на месте.
Я проверила. Большого, желтого, махрового не было.
– Тогда кровь должна быть тут, – Вова посмотрел на наши ноги.