И вот нам предстал Трусбери-Мид в свете позднего утра, под нежно-голубым небом. Согласно данным управления геодезии и картографии, именно здесь, в ста тридцати километрах к западу от Лондона, Темза берет свое начало. К северу от него находится то ли вал, насыпанный еще в железном веке, то ли основание римского фортификационного укрепления. Когда-нибудь туда приедет съемочная группа сериала "Тайм-Тим" и докопается до истины. Невооруженный же взгляд видит пока лишь сырую луговину и памятный камень. Он отмечает исток - иногда, после особенно сырой зимы, его даже бывает видно. Дорога, которая ведет к истоку, ответвляется от главной, идет мимо частных домов и потом переходит в тропу, посыпанную гравием. Русло реки густо заросло по берегам деревьями и кустарником, а сам исток находится выше.
Двор Отца Темзы как раз и собрался на лугу у источника. Мы услышали его еще прежде, чем увидели. Ревели дизельные генераторы, звенели стальные каркасы шатров, из динамиков гремела музыка на низких частотах. Орали громкоговорители, визжали девчонки, лучи неоновых фонарей метались между древесных стволов. В общем, слышался классический шум отдаленного ярмарочного лагеря. Мне вдруг вспомнился далекий-далекий день из детства. Были банковские каникулы, и отец вел меня за руку. В другой руке я сжимал драгоценную горсть фунтовых монет. Конечно же, этих самых монет почти ни на что не хватило.
Оставив "Ягуар" на обочине, мы пошли пешком. Над кронами деревьев виднелась верхняя часть карусели. А еще такая штука, где тебя фиксируют на конце длинного каната и надо прыгать с большой высоты (никогда не понимал смысла этого аттракциона). Ручей уходил в трубу под современной бетонной насыпью. По ней, судя по следу, недавно проезжали тяжелые грузовики. Через пару минут мы вошли под сень деревьев.
Пройдя их полосу и оказавшись снова на открытом месте, мы тут же увидели первые фургоны. Большинство из них были старые, с продавленными крышами и идиотскими узкими дверцами. Но было и несколько современных, обтекаемой формы и с продольными "гоночными" полосами по бокам. Позади скопища газовых баллонов, шезлонгов, растяжек и спящих ротвейлеров я даже заметил подковообразный торец деревянной цыганской повозки - раньше я думал, такими только туристов завлекают. Казалось, все фургоны припаркованы где попало, но потом я, к своему изумлению, заметил, что их расстановка имеет некую схему. Казалось, вот-вот пойму, какую именно, - но никак не мог. Во всяком случае, граница у лагеря уж точно была, и ее, несомненно, охранял крепкий коренастый дядька, стоявший у открытой дверцы своего фургона. У него были черные густые волосы, давно не мытые, а еще длинные баки - такие носили в конце пятидесятых, когда мой папа играл вместе с Тедом Хитом. К стенке фургона было прислонено ружье двенадцатого калибра - явно приобретенное без лицензии.
Мы как раз шли мимо.
- Добрый день, - поздоровался Найтингейл, не замедляя шага.
- Добрый, - отозвался дядька.
- Хорошая погода сегодня, - заметил Найтингейл.
- Да, похоже, весь день будет ясно, - согласился обладатель ружья. В его речи сквозил акцент - ирландский либо шотландский, я не понял точно, но определенно какой-то кельтский. По загривку у меня забегали мурашки. Лондонская полиция такие места обычно посещает в сопровождении опергруппы, снаряженной для борьбы с уличными беспорядками, - иначе жители лагеря решат, что их недостаточно уважают.
Жилые трейлеры образовывали полукруг в центре собственно ярмарки. Эти монстры ярмарочных площадей ревели и сигналили, из чьей-то магнитолы неслась "I feel good" Джеймса Брауна. Каждый коп в Англии знает, что все ярмарки всегда устраивает Гильдия ярмарочников - организация, объединяющая несколько семей. Они так тесно связаны, что уже, можно сказать, образовали самостоятельную этническую группу. Их фамилии написаны на боках грузовиков, выведены на рекламных щитах. На оградах я насчитал как минимум шесть фамилий, еще примерно столько же попалось мне на глаза, пока мы шли через ярмарку. Похоже было, что на весеннем празднике в Трусбери-Мид все без исключения семьи ярмарочников представили свои аттракционы.
Мимо в вихре смеха и струящихся по ветру рыжих локонов пробежала ватага тощих девчонок. Их старшие сестры демонстративно разгуливали в ультракоротких шортах, лифчиках от купальников и сапогах на высоких каблуках. Сквозь клубы сигаретного дыма и ресницы, удлиненные с помощью туши "Макс Фактор", эти девы внимательно наблюдали за парнями постарше. Последние, стремясь скрыть неловкость, вели себя нарочито грубо и с показным равнодушием проходили мимо каруселей и других аттракционов. Их мамы в это время работали в киосках и балаганах, разрисованных аляповатыми портретами кинозвезд прошлого десятилетия и увешанных плакатами и объявлениями. Было похоже, что все катались на каруселях и угощались сахарной ватой совершенно бесплатно. Очевидно, именно поэтому здешние дети выглядели такими счастливыми.
Сама ярмарка располагалась полукругом. В центре стоял грубо сколоченный кораль - такие, бывает, показывают в вестернах. Внутри него и находился собственно исток великой и могучей Темзы. Выглядел он как обыкновеннейшая лужа, в которой плавали утки. А снаружи, прислонившись спиной к брусьям загона, возвышался Отец Темза собственной персоной.
В Трусбери-Мид раньше стояла статуя Отца Темзы. Потом ее перенесли в Лехлейд - тамошний приток реки выглядит несколько внушительнее. У Батюшки была окладистая борода, как у Уильяма Блейка. Он сидел на своем постаменте, положив на плечо лопату. У ног его стояли бочонки и перетянутые бечевкой свертки - плоды мануфактурного производства и торговли, существующих за счет реки. Даже я заметил, что есть в этом образе что-то древнеримское. Поэтому в принципе не ожидал, что вживую Отец Темза будет похож на свою статую. Однако все-таки думал увидеть кого-то попредставительнее человека, облокотившегося на ограду.
Невысокого роста мужчина, с крючковатым носом и кустистыми бровями, выделявшимися на узком лице. Лет ему было, похоже, немало - на вид не меньше семидесяти, однако он был крепкий, жилистый. Во всех движениях чувствовалась какая-то нутряная, глубинная энергия; ясные серые глаза блестели. Одет он был в старомодный, несколько выцветший черный костюм. Двубортный пиджак расстегнут, являя миру красный бархатный жилет. Из одного его кармана свешивалась медная цепочка часов, а из другого выглядывал краешек аккуратно сложенного носового платка, ярко-желтого, словно весенний нарцисс. Из-под потрепанной фетровой шляпы свисали неряшливые седые пряди. В зубах он держал сигарету. Опершись спиной на ограду, он одну ногу поставил на нижнюю штакетину. Не выпуская сигареты изо рта, Отец Темза беседовал с приятелем - одним из нескольких таких же неестественно бодрых стариков, которые тоже стояли, прислонясь к ограде. Он периодически указывал рукой на лужу и крепко затягивался своей сигаретой.
Когда мы подошли ближе, он поднял взгляд. При виде Найтингейла нахмурился, затем посмотрел на меня. И я ощутил, как меня буквально охватывает, увлекает мощная харизма его личности, суля выпивку и развлечения, прогулку поздним вечером домой из паба, тепло очага и общество дам легкого поведения. Хорошо, что я к этому времени уже успел пообщаться с Мамой Темзой и знал, что к чему, иначе тут же подошел бы и предложил ему содержимое своего кошелька совершенно безвозмездно. Подмигнув мне, Отец Темза полностью переключил свое внимание на Найтингейла.
Он поприветствовал его на каком-то странном языке - гэльском или валлийском, а может, вообще на древнем кельтском диалекте доримской эпохи - кто его знает. Мой наставник ответил на том же языке, я же подумал: не придется ли мне учить еще и это наречие? Компания стариков потеснилась, чтобы Найтингейл тоже мог опереться на ограду. Но подвинулись они так, чтобы мог встать только один человек, это сразу бросилось мне в глаза. Найтингейл встал рядом с Отцом Темзой, они обменялись рукопожатием. Найтингейл со своим ростом и солидным видом смотрелся как поместный лорд среди простолюдинов, однако Отец Темза рядом с ним отнюдь не выглядел приниженным.
Говорил в основном он, то и дело подкрепляя свои слова жестами и щелчками пальцев. Найтингейл специально так облокотился на ограду, чтобы по возможности сократить разницу в росте. И в нужные моменты рассказа кивал и задумчиво хмыкал.
Я уже подумывал, не подойти ли поближе, чтоб попытаться понять, о чем они говорят, как вдруг мое внимание привлек один из мужчин, стоящих возле ограды. Он был помоложе остальных, выше и шире в плечах, чем Отец Темза. Но руки у него были такие же жилистые, а лицо такое же узкое.
- Вам неинтересно это слушать, точно говорю, - сказал он, - они только через полчаса с приветствиями покончат.
Шагнув ко мне, он протянул широкую, мозолистую ладонь.
- Оксли.
- Питер Грант, - представился я.
- Пойдемте, с женой познакомлю.
Жена его оказалась прелестной женщиной с круглым лицом и потрясающими черными глазами. Она встретила нас у небольшого фургона 1960 года выпуска, припаркованного в стороне, слева от самой ярмарки.
- Моя жена Айсис, - сказал Оксли. - Питер, новый ученик, - представил он меня.
Она пожала мою руку. Ее ладонь оказалась теплой, кожа была такая же нереально гладкая, как у Беверли и Молли.
- Очень рада, - сказала Айсис. Выговор у нее был совершенно классический.
Мы уселись на складные стулья вокруг карточного столика со столешницей, обитой потрескавшимся линолеумом. На столике стояла высокая и топкая стеклянная ваза с одним-единственным нарциссом.
- Хотите чашечку чаю? - предложила Айсис. Я нерешительно молчал, и она проговорила: - Я, Анна-Мария де Бург Конпингер Айсис, торжественно клянусь жизнью своего супруга… - Тут Оксли хихикнул. - …и будущим Оксфордской команды по академической гребле: ничто, вкушенное вами в моем доме, не будет налагать на вас никаких обязательств передо мной.
Она перекрестилась и вдруг лукаво улыбнулась мне.
- Спасибо, - сказал я, - с удовольствием выпью чаю.
- Вижу, вам не терпится узнать, как мы познакомились? - спросил Оксли.
Ему самому явно не терпелось об этом рассказать.
- Я полагаю, она упала в реку? - предположил я.
- Вы полагаете неверно, сэр. В былые времена я просто обожал театр. Бывало, разоденусь в пух и прах - и плыву в Вестминстер, на вечерний спектакль. Тот еще пижон был, да. И, думается мне, привлекал немало восхищенных взглядов.
- Да, проходя через скотный базар, - сказала Айсис, внося чай. Я обратил внимание, что чашки совершенно новые, без единой трещины, и очень изящные, а у чайника стильный платиновый ободок вокруг носика. Меня принимали по высшему разряду, и я задумался, с чего бы такая честь.
- Впервые я увидел мою Айсис в старом Королевском театре на Друри-Лейн - том, который вскоре после этого выгорел дотла. Я сидел на галерке, а она - в ложе, со своей сердечной подругой Анной. Я влюбился с первого взгляда, но увы - у нее уже был кавалер.
Сказав это, Оксли умолк и принялся наливать чай. Закончив, он добавил:
- Но, скажу я вам, его постигла просто ужасная неудача.
- Помолчи, любимый, - улыбнулась Айсис. - Молодому человеку это совершенно неинтересно.
Я взял чашку. Настой был очень светлый, я вдохнул знакомый аромат "эрл грея". Некоторое время я колебался, держа чашку у самых губ, но ведь когда-то же надо начинать учиться доверию. И я решительно пригубил. Чай был превосходен.
- А я - как река, - сказал Оксли. - Бегу, бегу, а сам все время на месте.
- Только не во время засухи, - заметила Айсис, протягивая мне кусочек баттенбургского кекса.
- Я всегда неподалеку, где-то рядом, - продолжал Оксли. - Так и в тот раз. У ее подруги был замечательный дом в Строубери-Хилл - просто прелестное местечко, и к тому же тогда там еще не было этих коттеджей в так называемом тюдоровском стиле. Если бы вы видели этот дом - он выстроен как самый настоящий замок, а моя Айсис была словно принцесса, запертая в самой высокой башне.
- Долго гостила у подруги, только и всего, - пояснила Айсис.
- И вот они устроили у себя в замке бал-маскарад, - сказал Оксли. - Это был мой шанс. Я надел свой лучший костюм и, скрыв лицо под маской лебедя, проник в замок через служебный вход и вскоре влился в разряженную толпу гостей.
Я подумал, что раз уж хлебнул чаю, то если теперь угощусь кексом, хуже уже не будет. Кекс оказался покупной, приторно-сладкий.
- Это был великолепный бал, - вспоминал Оксли. - Там были знатные лорды, леди в длинных платьях с декольте и джентльмены в бриджах и бархатных жилетах. И каждый из них скрывал под маской мысли мрачные и порочные. Но порочнее всех была моя Айсис, несмотря на маску египетской царицы.
- Я была Изидой, - сказала Айсис, - и тебе это хорошо известно.
- И вот я бесстрашно приблизился к ней и вписал свое имя напротив каждого танца в ее записной книжке.
- Неслыханная наглость и бесстыдство, - вставила Айсис.
- Но благодаря мне твои ноги не были оттоптаны толпой незадачливых танцоров, - сказал Оксли.
Айсис нежно погладила его по щеке.
- Не могу с этим не согласиться.
- На маскараде всегда нужно помнить, что, когда бал кончается, гости снимают маски, - говорил Оксли. - В приличном обществе, по крайней мере, но я подумал…
- Вот-вот, с этого обычно и начинаются все сложности, - ввернула Айсис.
- …а почему, собственно, маскарад должен заканчиваться? - продолжал Оксли. - И дело у меня последовало за мыслью, как сын следует за отцом. Я схватил свою желанную Айсис, вскинул ее на плечо и бросился бежать через поля к Чертси.
- Оксли, - проговорила Айсис, - бедный юноша представляет здесь закон. Не стоит ему рассказывать, как ты меня похитил. По долгу службы он обязан будет арестовать тебя. - И продолжила, адресуясь уже мне: - Уверяю вас, это было абсолютно добровольно. Я тогда уже дважды побывала замужем и родила детей, и я всегда четко знала, чего хочу.
- О да, она показала себя опытной женщиной, - сказал Оксли и подмигнул мне, отчего я ужасно смутился.
- Не думайте, он тоже был не святой, - улыбнулась Айсис.
- Я был самый настоящий монах, - возразил Оксли, - но появилась Айсис, и у меня началась совсем другая жизнь. Ну вот, - сказал он, постукивая ладонью по столу, - мы вас накормили, напоили и заболтали до полусмерти. Думаю, самое время обсудить наши дела. Так чего же хочет Большая Леди?
- Вы же понимаете, что я только посредник, - поспешно проговорил я. В Хендоне у нас был тренинг по урегулированию конфликтов. На нем учили, что главное - сразу и четко обозначить нейтральность своей позиции. И одновременно дать понять каждой из противоборствующих сторон, что лично ты поддерживаешь именно ее. Тренинг включал ролевые упражнения и всякое такое - это была единственная тема, по которой я обгонял Лесли. - Мама Темза полагает, вы стремитесь пробраться ниже Теддингтонского шлюза.
- Но река-то одна на всех, - сказал Оксли. - А он - Отец реки.
- Она утверждает, что он покинул приливную зону в 1858 году, - сказал я.
Точнее говоря, во время Великого Зловония (именно так, с заглавных букв), когда вода в Темзе загустела от нечистот, а Лондон наполнился таким жутким смрадом, что парламент чуть было не перебрался в Оксфорд.
- Тем летом из города убрались все, кто мог, - возразил Оксли. - Ни зверь, ни человек просто не могли там оставаться.
- Но она говорит, он так и не вернулся. Это так? - спросил я.
- Так, - проговорил Оксли. - И, говоря по правде, Батюшка никогда не любил город, особенно после того, как он убил его сыновей.
- Каких сыновей?
- Вы знаете их, конечно, - сказал Оксли. - Тай, Флит и Эффра. Все они захлебнулись потоком грязи и дерьма, а умный и хитрый гад Базалгет - ну, тот, который построил коллекторы, - добил их, чтоб не мучились. Я видел его - такой, знаете ли, важный, с кучей патентов от парламента. И я отвесил этому проклятому убийце хорошего пинка под зад.
- Вы считаете, это он погубил реки?
- Нет, но это он загнал их под землю, - сказал Оксли. - Мне пришлось передать их дочерям Большой Леди - они как-то пожестче моих братьев.
- Но если он так не любит город, зачем же рвется к устью? - спросил я.
- Кое-кого из нас все еще манят яркие огни, - сказал Оксли и улыбнулся жене.
- Должна сказать, я была бы счастлива снова побывать в театре, - сказала она.
Оксли налил мне еще чаю. Где-то позади фургона из громкоговорителя с помехами неслось "Давайте будем веселиться" - Джеймсу Брауну по-прежнему было хорошо, как никогда.
- И вы хотите сразиться с дочерьми Мамы Темзы за эту территорию?
- Думаете, они такие грозные, что мы испугаемся?
- Думаю, вам в принципе не слишком этого хочется, - сказал я. - И потом, можно же договориться, я в этом уверен.
- И что вы предлагаете, экскурсию туда в сопровождении гида? - с нервной иронией спросил он. - Паспорта с собой брать?
Вопреки расхожему мнению, чаще всего люди не хотят драться, особенно если силы равны. Толпа может растерзать одиночку, человек, имеющий огнестрельное оружие и великую цель, способен расстрелять множество невинных людей, включая женщин и детей. Но честно драться стенка на стенку - на это не каждый решится. Вот почему пьяные подростки устраивают показные истерики на тему "не надо меня удерживать", а сами втайне надеются, что обязательно найдется кто-нибудь, кто их удержит. И всегда радуются приезду полиции - потому что мы выручаем их, даже если они нам глубоко несимпатичны.
Оксли пьяным подростком не был, но тем не менее точно так же хотел, чтобы его удержали от опрометчивого шага. Или, может быть, его отца?
- А ваш отец - он чего хочет? - спросил я.
- Того же, чего хочет любой отец, - ответил Оксли. - Чтобы дети уважали его.
Я чуть было не сказал, что уважения заслуживает далеко не всякий отец, но вовремя прикусил язык. В конце концов, не каждому же достается папа вроде моего.
- Будет здорово, если вы все немного возьмете себя в руки и успокоитесь, - примирительно проговорил я. - И не будете ничего предпринимать - а мы с инспектором пока кое-что разрулим.
Оксли внимательно посмотрел на меня поверх своей чашки.
- Весна началась, - произнес он, - выше Ричмонда сейчас столько дел.
- Окот у овец, - подсказал я, - и все такое.
- А я вас представлял совсем не таким, - задумчиво проговорил он.