- Отлично, - сказал Найтингейл. - Мне нужен кто-то, кто способен мыслить ясно и объективно.
- "Ну точно в морг", - подумал я.
Официально это место называется Центр судмедэкспертизы имени Иэна Веста. Оно олицетворяет стремление Министерства внутренних дел превратить один из муниципальных моргов в роскошное заведение, как в американских фильмах. Чтобы неопрятные полицейские не умудрились как-нибудь запачкать тела и этим испортить улики, здесь созданы специальные смотровые, в которых установлены телеэкраны. Изображение транслируется туда непосредственно из операционной, где производится вскрытие. Таким образом, даже самые жуткие случаи воспринимаются не так тяжело и больше напоминают чернушный документальный фильм. Меня это более чем устраивало, но Найтингейл, напротив, сказал, что нам необходимо увидеть труп своими глазами.
- Зачем? - спросил я.
- Затем, что кроме зрения есть и другие формы восприятия, - сказал Найтингейл.
- Вы имеете в виду экстрасенсорное восприятие?
- Будьте готовы ко всему, - последовал ответ.
Лаборанты заставили нас облачиться в чистые халаты и надеть маски и только потом допустили в лабораторию. Мы не были родственниками погибшего, поэтому ради нас не стали прикрывать простыней место, где голова отделена от тела. И я вдруг очень порадовался, что не стал ничего есть в том ресторанчике.
Уильям Скермиш, судя по всему, был ничем не примечательным человеком. Средних лет, среднего роста, рыхлый, но не полный. Вопреки ожиданиям, мне не было страшно смотреть на отрезанную голову, на рваный край рассеченных мышц и кожи посередине шеи. Все считают, что первый труп, который видит полицейский, - это жертва убийства, но обычно это бывают погибшие в автокатастрофах. Я впервые увидел труп на второй день своей работы, когда курьера на велосипеде переехал грузовик, оторвав ему голову. После такого не то чтобы привыкаешь к виду трупов, но понимаешь, что всегда может быть еще страшнее. Я, конечно, смотрел на безголового мистера Скермиша без всякого удовольствия, но ожидаемого отвращения тоже не ощущал.
Найтингейл склонился над телом - так низко, что его лицо почти соприкоснулось с изуродованной шеей трупа. Покачав головой, он повернулся ко мне.
- Помогите перевернуть его.
Я совсем не хотел прикасаться к мертвому телу, даже в резиновых перчатках, - но трусить и отказываться было поздно. Тело оказалось тяжелее, чем я ожидал, - холодное, негнущееся. Я перевернул его на живот - оно легло на стол с тихим шлепком. Я поспешно отпрянул, но Найтингейл сделал мне знак снова подойти к столу.
- Мне нужно, чтобы вы как можно ближе наклонили голову к его шее, закрыли глаза и сказали мне, что чувствуете.
Я не двинулся с места.
- Честное слово, вы сразу все поймете, - пообещал инспектор.
Маска и защитные очки оказались очень кстати, иначе бы я точно поцеловался с этим мертвым типом. Я закрыл глаза, как было велено. Вначале чувствовались лишь запахи спирта, медицинской стали и свежевымытой кожи, но потом к ним примешалось что-то другое. Ощущение присутствия чего-то вертлявого, лохматого, с мокрым носом и виляющим хвостом.
- Итак? - поинтересовался Найтингейл.
- Собака, - ответил я. - Маленькая брехливая собачонка.
Рычание, лай, крик, булыжники мостовой, мелькнувшие перед глазами, удары палки, смех - визгливый, сумасшедший хохот.
Я резко выпрямился.
- Нападение, потом смех? - спросил Найтингейл.
Я кивнул.
- Но что это было? - спросил я.
- Это сверхъестественное, - ответил инспектор. - Оно оставляет некий след, воспоминание. Если вы посмотрите на яркий свет, а потом закроете глаза, - ощущение останется. Так и здесь. Мы называем это "вестигий" - след, отпечаток.
- А как узнать, что мне не показалось? - спросил я.
- Это приходит с опытом, - сказал Найтингейл. - Со временем научитесь.
К счастью, на этом мы закончили и вышли из смотровой комнаты.
- Но я почти ничего не почувствовал, - сказал я, пока мы переодевались. - Они всегда настолько слабые, эти следы?
- Тело пролежало в холодильной камере два дня, - ответил инспектор, - а трупы не очень хорошо держат вестигии.
- Значит, его появление было вызвано чем-то очень мощным, - предположил я.
- Именно, - согласился Найтингейл. - Из этого следует, что собака играет здесь какую-то важную роль, и нам необходимо выяснить, какую.
- Возможно, это была собака мистера Скермиша?
- Возможно, - сказал Найтингейл. - Давайте с этого и начнем.
Мы переоделись и уже выходили из морга - но тут нас подстерегло несчастье.
- Поговаривают, здесь здорово воняет, - сказал кто-то позади нас. - И чтоб я сдох, если это не так!
Мы замедлили шаг и повернулись.
Шеф-инспектор Александер Сивелл имел два метра роста, грудь колесом, пивное брюхо и голос, от которого дребезжали стекла. Он приехал откуда-то из Йоркшира, и, как для многих истинных северян, переезд в Лондон был для него дешевой альтернативой психиатрической лечебнице. У него была определенная репутация - согласно ей, с ним никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя пререкаться. Он несся на нас, как племенной бык, и, глядя на него, я с трудом подавил желание спрятаться за Найтингейла.
- Найтингейл, это долбаное дело расследую я! - прогремел Сивелл. - Мне плевать, чем вы занимаетесь, но я не позволю, чтобы вы лезли со своей паранормальной хренью в работу настоящей полиции.
- Уверяю вас, инспектор, - ответил Найтингейл, - я не собираюсь вмешиваться в ваше расследование.
Тут Сивелл заметил меня.
- А это еще кто, черт возьми? - спросил он.
- Констебль Питер Грант, - сказал Найтингейл. - Мы теперь работаем вместе.
Насколько я понял, Сивелл был изумлен. Он очень внимательно посмотрел на меня, потом снова повернулся к Найтингейлу.
- Вы что, взяли ученика?
- Окончательное решение пока не принято.
- Еще посмотрим, - сказал Сивелл. - Есть соглашение, не забывайте.
- Соглашение было, - сказал Найтингейл, - но обстоятельства изменились.
- Черта с два, не так уж они и изменились, - буркнул Сивелл. Как мне показалось, уже не так уверенно.
Он снова повернулся ко мне.
- Послушайся моего совета, сынок, - тихо сказал он. - Сваливай-ка подальше от этого типа, пока не поздно.
- Я могу чем-то еще помочь вам, инспектор? - спокойно спросил Найтингейл.
- Не лезьте в мое расследование, и все, - бросил Сивелл.
- У меня есть доступ всюду, куда нужно, - сказал Найтингейл. - Таковы условия соглашения.
- Обстоятельства, черт их возьми, могут и измениться, - проговорил Сивелл. - А теперь прошу прощения, джентльмены, я спешу на промывание прямой кишки.
Сказав это, он развернулся, пронесся по коридору и вышел вон, оглушительно хлопнув створчатыми дверьми.
- А что это за соглашение, о котором вы говорили? - спросил я.
- Неважно, - уклонился от ответа Найтингейл. - Давайте лучше попробуем отыскать ту собаку.
Над районом Кэмден возвышаются два холма - Хэмпстед на востоке, а Хайгейт на западе. Между ними гигантской зеленой седловиной пролегает Хит, один из самых больших парков Лондона. Склоны обоих холмов спускаются к Темзе и к пойме, над которой высится центральная часть Лондона.
Дартмут-парк, где проживал Уильям Скермиш, находится на самом пологом склоне Хайгейта, в шаговой доступности от Хита. Скермиш жил на усаженной деревьями тихой улице, по которой почти не ездили машины. Его квартира на первом этаже углового дома была перестроена из веранды времен королевы Виктории.
Ниже по склону Хайгейта находится Кентиш-таун, Лейтон-роуд и район, где я вырос. Соответственно, это место мне хорошо знакомо - кое-кто из моих бывших одноклассников жил в двух шагах от дома Скермиша.
Мы продемонстрировали консьержу в форме наши удостоверения, и в этот момент за занавеской в окне второго этажа мелькнуло чье-то лицо. Как и во многих перестроенных домах, стены когда-то элегантного холла залепили гипсокартоном, отчего он стал казаться темным и тесным. Дополнительные передние двери сняли. Дверь справа была приоткрыта, но лента, стягивающая проем, красноречиво говорила, что вход опечатан полицией. Левая дверь, очевидно, вела наверх, в ту квартиру с занавеской в окне.
У Скермиша было чистое, аккуратное жилище. Обстановка представляла собой смешение стилей, обычное для человека, лишенного чрезмерных амбиций. Книжных стеллажей в доме журналиста могло бы быть и побольше. Фотографий, наоборот, много, но все детские портреты - черно-белые либо абсолютно выцветшие - сделаны допотопной "мыльницей" "Кодак".
- Большинство людей ведет безнадежное существование, - произнес Найтингейл. Я сразу понял, что это цитата, но не собирался доставлять ему удовольствие вопросом, откуда именно.
Шеф-инспектор Сивелл при всех своих недостатках был далеко не дурак. Отдел расследования убийств провел здесь большую работу - и это заметно. На телефоне, на рамках с фотографиями и ручках дверей остались следы дактилоскопического порошка. Книги, вынутые из стеллажей, были поставлены обратно вверх ногами. Последнее почему-то разозлило Найтингейла гораздо сильнее, чем можно было ожидать.
- Какая небрежность, - сказал он.
Ящики стола были выдвинуты - их исследовали и оставили чуть приоткрытыми, чтобы не спутать, какие осмотрены, а какие еще нет. Все данные, имевшее потенциальную ценность, были зафиксированы и внесены в систему ХОЛМС (скорее всего, беднягами вроде Лесли), но в отделе расследования убийств ничего не знали о моих экстрасенсорных способностях и вестигии лающей собаки.
А собака-то была. Либо сам Скермиш питал слабость к корму "Лакомые кусочки" в аппетитном соусе - но сомневаюсь, что его безнадежное существование принимало такие формы.
Я набрал номер Лесли.
- Ты рядом с ХОЛМСом?
- Не вылезаю отсюда, с тех пор как приехала, чтоб его черти взяли, - сказала она. - Мне поручили ввод данных и проверку показаний, так ее растак.
- Да ладно, - проговорил я, стараясь не слишком злорадствовать, - а угадай, где я?
- В квартире Скермиша, в Дартмут-парке, так его растак, - проворчала Лесли.
- А ты откуда знаешь?
- Оттуда. Шеф-инспектор Сивелл у себя в кабинете только об этом и орет, аж через стену слышно, - ответила она. - Кто такой инспектор Найтингейл?
Я скосил глаза - Найтингейл выжидающе смотрел на меня.
- Я тебе потом расскажу, - ответил я. - Нам тут нужна кое-какая информация, ты можешь посмотреть?
- Конечно, - сказала Лесли, - что тебя интересует?
- Когда группа из отдела убийств обыскивала квартиру, они обнаружили здесь собаку?
Я слышал в трубке щелканье клавиш - Лесли просматривала нужные файлы.
- Никакая собака в отчете не упоминается, - ответила она наконец.
- Спасибо, - сказал я. - Ты нам очень помогла.
- За это ты сегодня угостишь меня выпивкой, - буркнула она и положила трубку.
- Я сообщил Найтингейлу, что никакой собаки не было.
- Ну тогда пойдемте навестим любознательную соседку, - предложил он. Очевидно, тоже заметил лицо в окне, когда мы заходили.
У входной двери над звонками был установлен домофон. Не успел Найтингейл нажать на кнопку, как раздался писк, дверь открылась, и голос в решетке домофона произнес: "Заходите, пожалуйста". Еще один сигнал - и вторая дверь тоже открылась. За ней обнаружилась лестница - пыльная, но в целом довольно чистая. Мы стали подниматься и тут услышали лай маленькой собачки. Дама, встретившая нас наверху, не закрашивала седину фиолетовой краской. Откровенно говоря, я плохо себе представляю, как выглядят волосы, выкрашенные фиолетовой краской, и почему вообще считается, что это хорошо. У нее не было ни митенок, ни стада кошек - но что-то в ее облике подсказывало: в недалеком будущем, возможно, появится и то и другое. Однако пока она казалась очень высокой и подтянутой для пожилой леди и ничуть не выглядела дряхлой. Она назвалась миссис Ширли Пэлмарон.
Нас пригласили в гостиную - судя по мебели, последний раз перестановка здесь была где-то в семидесятых - и предложили нам чаю с печеньем. Пока хозяйка суетилась на кухне, собака - короткошерстный бело-коричневый метис терьера - виляла хвостом и без конца лаяла. Похоже, никак не могла понять, кто из нас двоих представляет наибольшую угрозу, - а потому вертела головой, глядя то на меня, то на Найтингейла, и не умолкала ни на секунду. В конце концов инспектор направил на нее указательный палец и прошептал что-то себе под нос. Животное тут же улеглось на бок и уснуло.
Я глянул на Найтингейла, но тот только молча приподнял бровь.
- Тоби уснул? - спросила миссис Пэлмарон, заходя в гостиную. В руках у нее был поднос с чаем. Найтингейл тут же встал, чтобы помочь ей примостить его на журнальном столике. Подождал, пока хозяйка сядет, только потом вернулся на свое место.
Тоби дернул лапой и заворчал во сне. Окончательно успокоить эту собаку могла, наверное, только смерть.
- Очень беспокойный пес, верно? - проговорила миссис Пэлмарон, разливая чай.
Теперь, когда Тоби лежал относительно тихо, я огляделся вокруг и подумал, что эта квартира мало похожа на дом собачницы. На камине в рамках стояли фотографии мистера Пэлмарона и, вероятно, детей - но никаких кружевных салфеток и ситцевой обивки. На диване не было ни шерстинки, собачья корзина у камина также отсутствовала. Я достал блокнот и ручку.
- Это ваш пес? - спросил я.
- О господи, нет, конечно, - сказала миссис Пэлмарон. - Он принадлежал мистеру Скермишу, бедняге, а теперь вот я взяла его к себе. Он вообще-то хороший, если к нему привыкнуть.
- Он появился здесь до гибели мистера Скермиша? - спросил Найтингейл.
- О да, - с облегчением призналась старая дама, - видите ли, Тоби у нас скрывается от правосудия. У него тут политическое убежище.
- И какое же преступление он совершил? - поинтересовался Найтингейл.
- Его разыскивают за нанесение тяжких телесных повреждений, - ответила миссис Пэлмарон. - Он укусил человека. Прямо за нос. Даже полицию вызывали.
Она глянула на Тоби - тот во сне увлеченно гонялся за крысами.
- Так-то, дружок, - сказала она, - если б я тебя не приютила, светила бы тебе тюрьма, а потом и усыпление.
Я связался с участком в Кентиш-тауне, оттуда меня соединили с участком Хэмпстеда, и там я узнал, что да, действительно, был такой вызов: перед самым Рождеством в парке Хит собака напала на человека. Потерпевший не стал подавать заявление. Больше никакой информации по данному случаю не было, но мне сообщили имя и адрес пострадавшего: Брендон Коппертаун, Дауншир-хилл, Хэмпстед.
- Вы заколдовали эту собаку, - сказал я, как только мы вышли на улицу.
- Совсем немного, - ответил Найтингейл.
- Так, значит, магия существует. Но тогда получается, вы… кто?
- Волшебник.
- Как Гарри Поттер?
Найтингейл вздохнул.
- Нет, - проговорил он. - Не как Гарри Поттер.
- В каком смысле?
- Я не плод писательского воображения, - был ответ.
Сев обратно в "Ягуар", мы направились на запад. Объехали по южной окраине Хит, потом свернули на север и стали подниматься на Хэмпстед. Верхняя часть его склона представляет собой лабиринт узких улочек, сплошь забитых "БМВ" и разными джипами. Стоимость домов исчисляется в семизначных цифрах. Если здесь и есть место безнадежному существованию, то оно, скорее всего, связано с вещами, которые нельзя купить за деньги.
Найтингейл оставил машину на парковке для жильцов, и мы принялись подниматься по Дауншир-хилл в поисках нужного дома. Им оказался один из величественных викторианских особняков, расположенных на северной стороне дороги. Очень красивый дом, в готическом стиле, с эркерами и ухоженным садом вокруг. Дом был двухквартирным, но, судя по отсутствию домофона, целиком принадлежал Коппертаунам.
Подойдя к входной двери, мы услышали детский плач - монотонный писклявый вой, который обычно учиняет младенец, твердо вознамерившийся поплакать как следует и способный заниматься этим целый день напролет. В таком шикарном доме я ожидал увидеть няню или, по крайней мере, экономку - но женщина, которая открыла нам дверь, выглядела совершенно измученной, ни горничные, ни экономки такими не бывают.
Августа Коппертаун, лет тридцати или около того, была высокой светловолосой датчанкой. Последнее стало нам известно почти сразу - она не замедлила упомянуть свою национальность в разговоре. До появления ребенка у нее была подтянутая, спортивная фигура, но роды сделали свое дело - бедра раздались, на ляжках отложился жир. Эти обстоятельства она тоже упомянула, и тоже почти сразу. И во всем этом, по ее глубокому убеждению, были виноваты англичане, которые не поддерживают в своей стране высокие стандарты сервиса, достойные уважающей себя скандинавской женщины. Не знаю, что она имела в виду, - может, датские роддома все как один оборудованы спортзалами.
Августа принимала нас в столовой, куда вела проходная гостиная. Здесь был светлый деревянный пол и стены, отделанные вагонкой, - честно говоря, такое количество некрашеного дерева радует мой глаз исключительно в сауне. И, несмотря на все усилия хозяйки, присутствие младенца уже начало сказываться на стерильной чистоте и образцовом порядке этого дома. Под массивный дубовый сервант закатилась детская бутылочка, а на стереосистеме "Бэнг и Олафсен" валялись скомканные ползунки. Пахло прокисшим молоком и детской рвотой.
Младенец лежал в своей кроватке за четыре сотни фунтов и орал без умолку.
Семейные фото были со вкусом размещены над аккуратным гранитным камином, выполненным в минималистском стиле. Брендон Коппертаун оказался приятным мужчиной сорока с небольшим лет, с тонкими, изящными чертами лица. Как только миссис Коппертаун отлучилась на минутку, я тайком сфотографировал этот портрет на мобильный.
- Я и забыл, что так можно, - шепнул Найтингейл.
- Добро пожаловать в двадцать первый век, - отозвался я и добавил: - Сэр.
Миссис Коппертаун вернулась в гостиную, и инспектор вежливо встал. На этот раз я был готов и не замедлил последовать его примеру.
- Могу я узнать, кем работает ваш супруг? - поинтересовался он.
Супруг ее - телепродюсер, и довольно известный, - получал премии Британской академии кино и телевидения, сотрудничал с американскими компаниями. Это объясняло возможность выложить семизначную сумму за дом. Он мог бы достичь и большего, но его стремление покорить высоты мирового телепродюсирования безжалостно загубила местечковость британского телевидения. Если бы британцы делали передачи не только для своих сограждан или хотя бы подбирали более-менее привлекательных актеров, все могло быть не столь печально.
Комментарии миссис Коппертаун насчет закоснелости английского телевидения весьма впечатляли, однако мы были вынуждены задать вопрос касательно инцидента с собакой.
- Этого тоже следовало ожидать, - сказала миссис Коппертаун. - Разумеется, Брендон не стал подавать заявление - он же англичанин. Он предпочел все замять. Тем не менее полиция должна была привлечь к ответу хозяина собаки. Животное опасно для общества, это же очевидно, - оно вцепилось бедному Брендону прямо в нос.