К Рождеству она перестала быть магом – способности вытекли из нее, как вода из кувшина с трещинкой. Разумеется, старые связи остались, да и товарищи никуда не делись, однако Лизе было очень одиноко и тоскливо. Ваня предлагал танцевать – она вежливо отказывалась. Мадина пыталась вытаскивать на вечеринки и праздники, Гамрян предлагал работу на факультете – ответ был таким же, что и в случае с танцами. Никто не знал, чего ожидать, и состояние Лизы, в целом очень ровное и спокойное, не нравилось никому – слишком уж оно напоминало затишье перед бурей. И никто не мог ожидать того, что Лиза тихо и без лишней помпезности выйдет замуж за Эльдара Поплавского, своего старого знакомого знающего мага второго посвящения, имевшего малоприятную репутацию типа с сумасшедшинкой – это мягко говоря. В кругу магов Эльдар считался подлинным психом, чуть ли не оборотнем, который плохо себя контролирует и которого допустили до второго посвящения только после вмешательства влиятельной европейской группы магов. Некоторое время окружающие были в шоке от подобного союза, а Гамрян натурально рвал и метал, прекрасно понимая, что подобные союзы никого до добра не доводят – на Эльдара ему было, что называется, наплевать с высокого дерева, его беспокоила судьба Лизы. Но однажды его собственная жена, типичная женщина гор и совсем не ведьма, тихо сказала ему:
– Геворг, оставь их. Девочке сейчас очень нужна опора, пусть и такая странная.
Гамрян собирался открыть рот, чтобы сказать тривиальное: молчи, женщина, опираться надо на того, у кого хотя бы крыша не едет, но внезапно ощутил, что его Софья права, и промолчал. Необычную парочку оставили в покое, и все пошло почти по-прежнему. Лиза увлеклась живописью и японской каллиграфией, вместе с Мадиной ходила по клубам и дорогим кафе, а в компании Ванечки на каток, и бездельничала, благо накопленные ею за карьеру ведьмы деньги могли позволить не работать по меньшей мере лет сорок, и это еще если не продавать коллекцию бриллиантов восемнадцатого века. А Эльдар трудился. Брак с госпожой Голицынской, которая еще пока была на виду и на слуху, позволил ему подняться из фактического парии к вершинам магической деятельности. Ему наконец-то стали доверять, его авторитет рос, тем более, что информация о припадках, которым якобы был подвержен господин Поплавский с ранней юности, больше не подтверждалась, и имиджу сильного мага, уверенного бизнесмена и прекрасного мужа ничто не мешало. При этом никого не интересовало то, что Эльдар живет в семи километрах от супруги и видится с ней хорошо если раз в неделю. Конечно, он был бы не против сделать свой брак настоящим, а не фиктивным, тем более, что некоторые из особо важных клиентов намекали, что пора бы обзаводиться наследником, однако свое мнение по данному вопросу Лиза высказала предельно жестко: если Эльдар попробует предъявить свои права на супругу, то она на следующий же день с ним разведется, причем скандал будет такой, что всем чертям в аду станет тошно. Эльдар в способностях женушки не сомневался, нарываться не стал и домогательства прекратил.
– Молодец, – подытожил Пономарев свой долгий рассказ о Лизе. – Как ты умудрился-то?
– Как-как, – Шура не особо хотел распространяться. – Через пятак.
Пономарев нехорошо прищурился. Так смотрят перед тем, как нажать на курок, так смотрел Эльдар Поплавский далеким летним утром.
– Ты что-то сказал? – осведомился Пономарев.
Шура покачал головой. Пономарев поставил руки в боки, помолчал, потом полез за сигарами.
– Молодец, – повторил он. – Давно?
– Сами смотрите, – произнес Шура и развел руки, дескать, берите. Пономарев хмыкнул.
– Твои мысли хрен прочитаешь. Я предположил то, чего больше всего боялся. Давно?
– Две недели, – ответил Шура. Этот допрос начинал его утомлять – хотелось отдохнуть после обряда, уехать к Лизе и остаться у нее. – Всего две недели.
– Она тебя узнала? – Пономарев вытащил сигару из пачки, сломал, достал вторую.
– Я убедил ее в том, что она обозналась, – процедил Шура.
Пономарев скептически усмехнулся.
– Еще бы ты ее не убедил. Она теперь пустышка.
– Не надо так говорить, – хмуро посоветовал Шура. Пономарев сощурился, выпустил струйку дыма в низкое серое небо.
– Ладно, пошли.
В город они приехали через час. Всю дорогу Пономарев молчал, периодически хмурясь и кусая губы, а Шура с разговорами не навязывался, глядя на бегущие за окном поля и чахлые посадки и ни о чем не думая – или, может быть, о том, что между ним и остальными людьми теперь всегда, словно толстое стекло, будет стоять подлинное равнодушное спокойствие его истинной сути, которого он раньше не замечал или принимал за хорошую выдержку – последствие качественного воспитания.
Пономарев высадил Шуру в центре неподалеку от филармонии и уехал размышлять о том, чем может обернуться встреча запечатленного даэраны и опустошенной ведьмы. Шура постоял немного, разглядывая афишу группы ХЛюП – Хорошим Людям Плохо – а потом побрел в сторону дома. Нет, пожалуй на Лизу у него сегодня сил не хватит – хотелось упасть в кровать и ни о чем не думать.
И, разумеется, Шура не заметил, как из стоявшей неподалеку машины представительского класса вышел мужчина в старом сером плаще и быстрым шагом двинулся за ним.
– Александр Александрович!
Шуре стоило значительного усилия не обернуться на зов. Я теперь Артур, подумал он, не замедляя шага, хотя голос показался ему знакомым. Вскоре его вежливо, но крепко ухватили за рукав.
– Александр Александрович, душенька моя, что же вы не отзываетесь?
Это был Эльдар собственной персоной. Выглядел он, конечно, не очень: впалые щеки, странно блестящие глаза и трехдневная щетина придавали ему известное сходство с больным или нищим. Впрочем, Шура понял, что вся эта внешняя шелуха не более чем камуфляж для выездной работы. Цепкий взгляд Эльдара впился в Шуру, и тот подумал, что разоблачен окончательно.
– Вы ошиблись, – промолвил Шура, тщетно пытаясь отгородиться. Ему чудилось, что мягкие пальцы ощупывают его, узнавая правду. "Не надо, – подумал Шура, – не надо: я Артур, а Шура убит, я Артур, Артур, Артур".
Чужое имя он повторял, словно заклинание, и взгляд Эльдара постепенно смягчился, пусть и самую малость.
– Что ж, это бывает, – улыбнулся Эльдар, и эта улыбка в сочетании с колким взглядом очень не понравилась Шуре. – Вы очень похожи на одного моего товарища.
– Да? – протянул Шура, решив косить под дурачка.
– Очень, – кивнул Эльдар и отпустил его рукав. – Знаете, случаются такие совпадения иногда.
– Да, бывает, – промолвил Шура.
Эльдар снова кивнул и отступил на шаг.
– Тогда извините, и до свидания. В следующий раз буду внимательнее, – он отсалютовал Шуре и пошел своей дорогой. Некоторое время Шура смотрел ему вслед, понимая, что попадает в неприятности, которые очень плохо кончатся либо для него, либо для Эльдара.
Хотелось закурить. Впервые после школы – он попробовал курить в выпускном классе, когда получил первую за школьную жизнь двойку по физике. Захотелось спрятаться от грядущих проблем, пересидеть где-нибудь спешащие к нему беды, захотелось повернуть все обратно, не купиться на предложение Пономарева и остаться самим собой – живым Шурой Черниковым – решив окончательно и бесповоротно, что все рассуждения о даэране только выдумка и бред.
Дома он упал на кровать прямо в пальто и ботинках, закрыл глаза и попытался ни о чем не думать. Обряд не прошел даром: Шура ощущал, как гудят виски, и ему казалось, что сердце сейчас разорвется. Надо бы спросить Пономарева, как с этим справляться, должно ведь что-то быть. Шура вспомнил Лизу после обряда – тогда по ней ударила отдача, и она долго не могла прийти в себя. Куда девалась отдача у Пономарева? Пришла на него, Шуру?
Размышлять дальше он не стал. Не открывая глаз, протянул руку и взял со столика телефон – номер Лизы можно было набрать нажатием одной кнопки. Техника хорошая штука. В памяти всплыл телефон, который стоял у Шуры дома – совершенно дикий аппарат чуть ли не шестидесятых годов, и диск у него всегда заедало.
– Вы позвонили Елизавете Поплавской. Пожалуйста, оставьте сообщение после гудка…
"Я встретил твоего мужа, и он меня узнал", – подумал Шура, а вслух сказал:
– Лиза, это Артур. Если свободен вечер, то у меня есть билеты на ХЛюП.
Он хотел было добавить, что ни за что не отдаст Лизу ее придурошному супругу, но, разумеется, не добавил.
* * *
На концерт они чуть не опоздали, попавшись на закуску к одному борзому гаишнику, однако в целом вечер прошел хорошо. И, неторопливо бредя по залитой неоновым светом реклам улице после расставания с Лизой, Шура уже не думал о встрече с Эльдаром. Мало ли… у него полно знакомых в этом городе, и натыкаться на них можно постоянно. К примеру, можно наткнуться на маму – а ведь он почти не вспоминал о ней с самого лета, да и теперь мысли о маме отдаются запыленным равнодушием, словно она была для него чужим человеком, соседом, с которым только здоровались и о котором никогда не хотели узнавать подробностей.
Шура почувствовал легкий дискомфорт – будто бы облачко закрыло солнце среди ясного дня.
Ну и что?
"Ты стал другим, – сказала ему улица, перемигиваясь огнями светофоров. – Запечатление не привязало тебя к Пономареву, оно всего лишь пробудило твою подлинную суть – равнодушие и спокойствие. В твоем случае это самый крепкий концентрат, Essence Absolue, никто на свете не может быть настолько спокойным и настолько равнодушным".
"Это неправда, – подумал Шура и сам себе же и ответил: – Правда".
Он остановился у перекрестка и долго смотрел вверх, туда, где наливалась золотом полная луна. Подумал, что раньше испытывал бы настоящий водоворот эмоций при виде полной луны – зрелище действительно было впечатляющим. Сейчас Шура был невозмутим и безмятежен, и не было рядом тех, чьи чувства он мог бы отразить. Он стоял и смотрел. Деревья, фонари, дома застыли перед ним неподвижно, словно симфонический оркестр в ожидании первого движения дирижера, и Шура не знал, что теперь делать.
* * *
Лиза не принадлежала Шуре. Конечно, их роман был в самом разгаре, они встречались чуть ли не каждый день и прекрасно проводили время, однако Шура не мог не воспринимать тонкую пленку отчуждения, отделявшую его от Лизы – пленка была не толще волоса, но Шура чувствовал ее и понимал: не мое. Она не со мной. Не сказать, чтобы его это обижало или задевало, но он все-таки ощущал легкий дискомфорт. И дело было даже не в пухлом обручальном кольце из белого золота с россыпью бриллиантов – Шура и сам не знал, что ему мешает.
И это внутреннее неудобство, некая заноза, что ли, изрядно поранило Шуру в чудесный апрельский день, когда он увидел из окна автобуса Лизу, неспешно идущую по улице под руку с неизвестным худеньким юношей, почти мальчиком. Автобус медленно двигался в пробке, и Шура получил прекрасную возможность рассмотреть парочку – Лиза выглядела безмятежной и довольной, а ее спутник – влюбленным на всю голову. Он что-то ей рассказывал, энергично жестикулируя свободной рукой, а Лиза улыбалась, периодически вставляя некие комментарии, после которых юноша просто заливался смехом. Он был хорош собой и очень мил; Лиза казалась счастливой, а Шура вдруг захотел выскочить на ближайшей остановке и приложить этого хлюпика физиономией об асфальт, да посильнее, до кровавых соплей. Желание было настолько сильным, что Шура едва сумел его подавить.
Однако на остановке он все-таки вышел и почти побежал вниз по улице – по Кировской шли сотни людей, гуляющих и веселых, весенних, но Шура видел только одну пару, бредущую навстречу. Теперь говорила Лиза, в ее глазах плясали хорошо знакомые Шуре лукавые бесенята, а молодой человек улыбался. Это социальная матрица, говорил внутренний голос, на самом деле ты не ревнуешь, на самом деле ты не чувствуешь ничего – Шура не слушал, и вот Лиза увидела его и что-то сказала своему спутнику.
– Привет, Лиза, – произнес Шура, когда пара подошла к нему.
– Привет, – улыбнулась Лиза. – Знакомься, это Данила, мой товарищ.
Данила расплылся в улыбке и протянул Шуре руку, которую тот без всякого удовольствия пожал.
– Артур Ключевский, – представился Шура, отметив про себя, что называться чужим именем с каждым разом становится все легче. – Гуляете?
– Гуляем, – ответил Данила. – Отличный день, правда?
– Отличный, отличный… – пробормотал Шура. Было в этом Даниле что-то такое, отчего ему расхотелось ругаться. – Лиза, наш вечер в силе?
Лиза вопросительно изогнула бровь, а Данила посмотрел на нее так, словно увидел впервые, и от этого его миловидное лицо стало совсем детским.
– А разве мы куда-то собирались? – невинно осведомилась Лиза.
– А ты забыла? – вопросом на вопрос ответил Шура. – Сегодня открытие выставки Саблина, мы собирались пойти.
Лиза нахмурилась, припоминая, а Данила вдруг изумленно и испуганно уставился на Шуру – так можно было бы смотреть на ожившего мертвеца или оборотня. Шура уже собирался спросить у него, в чем дело, как вдруг у Лизы зазвонил сотовый, и, когда она приняла звонок, мужской голос нервно заорал на всю улицу:
– Елизавета Анатольевна! Приедьте скорее, у хозяина приступ!
Лиза побледнела. Ух, как она побледнела – Шура видел ее такой всего один раз – в тот весенний день, когда они столкнулись на улице, и она его узнала.
– Он полдома разнес, мы с Игорянычем в подсобке сидим! – судя по голосу, у говорившего был натуральный истерический припадок. – Приедьте быстрее, ему ж наверно опять…
– Еду, – сурово проронила Лиза и отключила телефон. Посмотрела на Шуру, помолчала с минуту, а потом сказала: – Знаешь, Артур, прости. На выставку лучше завтра.
Шура только собрался ответить, а она уже садилась в такси, оставив на тротуаре обоих своих спутников. Данила помахал ей, а когда такси скрылось в потоке других машин, повернулся к Шуре и произнес:
– А вас ведь зовут не Артур. Вы, – он закусил губу и выпалил: – Саша?
* * *
– На самом деле это совсем не трудно, – Данила скосил глаза к переносице, а потом развел их в разные стороны. – Не трудно для меня, а остальным не по себе от этого. А вас очень хорошо прикрывают. Совсем почти не видно, что вы Саша, а не Артур.
Они сидели в той самой кофейне, куда Шура привел Лизу после встречи у супермаркета. Данила пил кофе, Шура к своему чаю даже не притронулся.
Данила был природным целителем; не так давно, восполняя пробелы в Шуриной эрудиции, Пономарев довольно подробно рассказал и о целителях тоже – людях колоссального магического потенциала, рядом с которыми гаснут и физические хвори, и душевные страдания. Такой вот Данила – молоденький, ясноглазый, с какими-то детскими завитками светлых волос возле ушей – был для истощенной Лизы истинным подарком судьбы. Разумеется, Шура сразу же перестал ревновать, задвинув матрицу куда подальше. Целитель оказался его ровесником. Сам же Шура чувствовал себя старше, и даже не потому, что старше был Артур Ключевский.
Хотя Данила не прошел даже первого посвящения, это не мешало ему с необыкновенной легкостью разбираться во множестве ходов, схем и интриг турьевских магов. Как бы между прочим он посоветовал Шуре не попадаться на глаза Гамряну, который вполне может увидеть, что его студент жив-здоров, да и Эльдар Поплавский тоже не поверил в то, что обознался. Услыхав это, Шура с трудом подавил желание убежать подальше от этого хлипкого провидца, но Данила вдруг посмотрел на него так, что Шура понял: все в порядке, дергаться не надо, и очень хорошо, что есть такой человек, который знает о нем правду и будет при этом держать язык за зубами.
– Как Лиза? – спросил он.
Данила нахмурился.
– Как маг – ноль. Вытекла. Я, конечно, делаю, что могу, но из нее сейчас даже знахарки не восстановить. Как человек тоже не очень, но все-таки получше.
– Как это случилось-то? – спросил Шура.