– Улика! Как мы сразу не подумали о прихожей. Обследовать нужно, оказывается, не только лабораторию, где украли, но и весь путь, где мог пройти преступник. Когда я, друзья мои, направился к вам, чтобы сообщить о результатах исследования взрыва, то обнаружил у себя в кармане пузырёк с этим химическим реактивом, Я поставил его на телефонную тумбочку рядом с аппаратом и отправился к вам. А сейчас, когда мне позвонили, вижу – пузырёк валяется на полу и содержимое рассыпано. Кто-то в спешке его смахнул на пол.
Я торжествующе переводил взгляд то на одного, то на другого, но в их глазах таилось непонимание.
– Что это нам даёт? – не выдержав, спросил Евгений.
– Дело в том, что порошок, попадая на тело человека, оставляет на коже чёрные точки, как от взрыва пороха, – пояснил я. – Их ничем не смыть и не вывести, держатся они около полугода, потом исчезают. Так что по этим точкам и будем искать преступника.
– А если реактив попал на одежду? – засомневалась Валентина.
– Одежда не мешает, он пробивает мягкие ткани, так что на коже обязательно останутся следы.
Лица моих друзей просветлели.
– Нам нужно опросить старушек и детей, которые постоянно торчат во дворе дома, не видели ли они кого-нибудь подозрительного, выходившего из подъезда, – предложила Валентина.
На следующее же утро мы начали опрос.
Старушки ничего интересного нам не сообщили, а вот дети на вопрос, не останавливались ли возле нашего подъезда какие-нибудь машины, охотно рассказали, что останавливались две машина – красненькая и синяя, мы поняли, что "Жигули", и у соседнего подъезда останавливалась зелёненькая с крестиком. Мы стали уточнять.
– "Скорая помощь"?
– Нет, зелёненькая с крестиком на боку, – пояснила девочка лет шести.
– А крестик какой – синий или красный?
– Красный, как мой бантик, – ответила та же девочка.
Стало ясно, что останавливалась машина, на которых в нашем городе разъезжают врачи по вызовам к больным.
– Опять врач, – воскликнул Евгений оживлённо. – Третий раз на нашем пути попадается врач.
– Пожалуй, именно его и нужно взять за ориентир, – заметила Валентина, и наши поиски начались.
Глава 5
В первую очередь, осуществляя план поиска, мы познакомились под разными предлогами со всеми врачами "скорой помощи", затем с врачами поликлиники, обслуживающей наш район, точнее, знакомилась Валентина и сообщала результаты нам. Выдавая себя за больного, она терпеливо жаловалась то на печень, то на глаза, то на уши, то начинала хромать, то у неё появлялись подозрения на рак или начальную стадию туберкулёза. Врачи терпеливо выслушивали жалобы и выписывали рецепты или всевозможные процедуры, или направления на обследование. Иногда Валентине надоедало выступать в роли больного, и она заскакивала в какое-либо помещение узнать, не попала ли по ошибке её карточка в чужой кабинет. Врачи проверяли лежавшие у них на столе истории болезней и сообщали, что нет. Пока они рылись в карточках или осматривали её, она усиленно озирала их кожу на всех доступных для глаза местах, так что осмотр был двусторонним: пока врачи изучали "больного", он изучал их.
Однажды на приёме у невропатолога ей показалось, что на руке у врача, прикрытого рукавом белого халата, какие-то точки или пятнышки. Когда невропатолог начал водить молоточком перед глазами пациента, тот сосредоточил свой взгляд не на кончике молоточка, а на его руке.
Врач приказал:
– Смотрите на кончик молотка.
Пациент на секунду взглянул, куда ему указывали, и вновь перевёл взгляд на кисть руки.
– Смотрите на кончик молотка, – сердито повторил невропатолог.
В ответ пациент вдруг схватил его за руку, бесцеремонно задрал рукав халата кверху и, обозрев всю руку, уткнувшись в неё чуть ли ни носом, остановился на больших ручных часах и как ни в чём ни бывало сообщил:
– Захотелось узнать, сколько времени, не решился вас беспокоить. Дай, думаю, сам посмотрю, который час. Боюсь на работу опоздать.
Невропатолог смотрел на него оторопело и, по всей вероятности, даже забыл, что делать дальше, Тогда Валентина решила дать ему совет:
– Я вообще-то алкоголик по призванию, так что молоточек вы зря перед глазами крутите, у меня глаза на него не реагируют. А к человеку нужен индивидуальный подход. Вы вместо молотка бутылку возьмите и поводите. Уверяю вас – мои глаза за ней на все триста шестьдесят градусов забегают, к горлышку намертво припаяются.
После такого заявления невропатолог не стал выписывать Валентине успокоительных микстур, а направил к наркологу. Обследование руки невропатолога показало, что крапинки – всего лишь мелкие родинки, кожа его оказалась весьма склонной к появлению разнокалиберных родимых пятен.
Вскоре не осталось ни одного врача, у которого бы она ни побывала на приёме, но чёрные точки на коже ни у кого обнаружить не удалось. Мы приуныли. И тут мне в голову пришла мысль, что врач после того, как препарат и тетрадь попали в его руки, чтобы замести следы, мог уволиться и перейти в новое учреждение. Моя мысль несколько приободрила нас, и мы продолжили поиск. Сначала я узнал, сколько врачей уволилось за последние два месяца и переписал их фамилии. Их оказалось трое: Сергей Бакин, Степан Михайлов и Юрий Воблов.
Наш город обслуживали три поликлиника, одну мы обследовали, оставались две. Поиски затягивались. Чтобы ускорить обход врачей, Валентина перестала записываться на приём, а забегала во все кабинеты с одним и тем же вопросом – не попала ли её карточка по ошибке к ним на стол. С этим вопросом она побывала даже у главного врача и его зама. Опять же, ничего интересного для себя мы не нашли.
В третьей поликлинике обход решили начать с новеньких, работающих не более двух месяцев, и в случае, если встреча с ними ничего не даст, продолжить обход оставшихся врачей. Ни одного с фамилией, выписанной у меня в районной поликлинике, среди новеньких не оказалось. Но нас это не тревожило, так как фамилию могли сменить. Среди новых специалистов было трое мужчин и одна женщина. Валентина начала с мужчин. Но они не оправдали наших надежд. Двое только что прибыли из института, третий был слишком стар, чтобы обнаружить в себе какую-либо живость и интерес к бурной жизни грабителя.
Опасаясь повстречаться с кем-нибудь из знакомых, надо заметить, что Валентина, пользуясь методами самих преступников, стала маскироваться тоже, считая, что врага лучше бить его же оружием. Вряд, ли он заподозрит в своих методах других: человек всегда сам себе кажется умнее и хитрее, чем остальные. Вторую поликлинику она обходила, завив волосы под модного эстрадного певца и обрамив, таким образом, своё лицо ореолом светлых и упругих пружин. Русые усы были дополнены бородой и широкими бровями. Перед осмотром третьей поликлиники пришлось перекраситься в жгучего брюнета, изменив цвет волос на голове, а также цвет усов, бровей и ресниц. Чтобы придать коже смуглый цвет, она целую неделю старательно загорала у меня под кварцевой лампой, так что можно било подумать, что она сменила не только внешность, но и национальность. Обход совершался исключительно в гражданской одежде, которая тоже разнообразилась, играя не маловажную роль в изменении внешнего вида.
На приём к женщине-врачу Валентина явилась, когда та уже закончила работу и снимала халат. Валентина ворвалась в кабинет запыхавшаяся и с умоляющим лицом стала просить:
– Извините, пожалуйста. Не задержитесь ли на пару минут? Не успел записаться, примите без карточки.
– У меня рабочий день закончился десять минут назад, – возразила врач, – Приходите завтра.
– Примите. До завтра я не доживу, – болезненно морщась, жалобно стонал молодой человек.
– А что у вас? – поинтересовалась врач.
– Сердце. – Валентина страдальчески схватилась за левую сторону груди. – Периодически оно у меня останавливается совсем, а периодически так болит, что жить хочется больше и больше. Страшно умереть. Представления не имею, какие лекарства для сердца принимать. Выпил одно, а потом оказалось, что оно от желудка. Вы мне только капельки выпишите, чтоб я не отравился, а больше ничего и не надо.
– Хорошо, присаживайтесь, – согласилась врач и, не надевая халата, села за стол выписывать рецепт.
Декольте платья явно обнажило прелести молодой женщины, так что Валентина не знала, куда девать глаза, почувствовав себя мужчиной и чуть не забыв, зачем явилась к ней в кабинет. Чтобы не смущаться нескромностью молодой женщины, пациент опустил глаза, в поле зрения его тотчас попали ноги врача, и тут он чуть не вскрикнул от радости – на левой икре женщины чернели крошечные чёрные точки. В химическом происхождении их не приходилось сомневаться.
– Принимать только при появлении болей в сердце по двадцать капель, – пододвигая рецепт молодому человеку, порекомендовала она.
Валентина внимательно всмотрелась в серые глаза женщины, они показались ей знакомыми, где-то она видела их. Но где?
– Что вы меня так изучаете? – передёрнула недовольно плечами врач.
– Где-то я ваше лицо видел, – улыбнулся беспечно пациент.
Женщина шутливо засмеялась.
– Не знаю, не знаю, где вы могли видеть моё лицо. Вроде бы я всегда ношу его при себе.
– Большое спасибо, – Валентина сунула рецепт в нагрудный карман пиджака и покинула кабинет.
На следующий день она принесла мне фотографию молодого человека, разыскиваемого милицией как опасного рецидивиста.
– Взгляните, – обратилась она ко мне, протягивая фотокарточку, – вы никогда не встречали этого человека? Не обращайте внимание на лицо в целом, обратите внимание на. глаза, потому что в оперативной сводке вместе с приметами указано – "способен изменять внешность".
Я долго изучал фотокарточку, глаза тоже показались мне знакомыми, хотя с уверенностью можно было заявить, что в целом точно такое лицо мне встречать не приходилось.
– Не могу припомнить: вроде бы видел, а вроде бы и нет. Возможно, действительно – глаза мне знакомы.
– Точно такие же глаза я обнаружил на липе молодой женщины-врача вчера в кабинете. На правой ноге у неё чёрные точки, такие, о каких вы говорили. Только мы ищем мужчину, а нашли женщину. Может, у неё есть брат, и они действуют заодно? – предположила Валентина.
– Не забывай, что преступник завладел моим препаратом, и у него для перерождения было достаточно времени.
– Неужели он так смел, что без всяких рекомендаций мог испытать на себе неизвестный препарат? – удивился Евгений.
– Рецидивистам смелость не занимать, – ответил я и предположил: – Но трансформация могла произойти и случайно, достаточно мизерной дозы, чтобы началось перерождение. Так что, возможно, препарат попал в организм не преднамеренно, а дальше всё пошло абсолютно как у вас. Смена работы и фамилии объясняется этим же.
– Неплохо бы вам самому увидеть её. Вы же помните того врача, который навещал вас во время болезни радикулитом?
– Да, лицо его я хорошо запомнил.
– Может, рискнёте посетить её, убедиться собственными глазами?
– Но если это одно и то же лицо, он меня узнает.
– А мы вас замаскируем так, что комар носа не подточит.
На следующий же день я сидел в кабинете врача, жалуясь на боль в животе. Вид мой был не узнаваем: голова сверкала как бильярдный шар – чего только не сделаешь ради науки, мне пришлось пожертвовать волосами; сбрив их, на лицо наклеил усы и бороду, а в рот засунул пластмассовый шарик, чтобы несколько изменить свою дикцию.
Врач уложила меня на кушетку и стала осматривать живот, периодически надавливая то в одном, то в другом месте. Я же не спускал с неё глаз. Когда она взглянула на меня, и наши взгляды встретились, мне пришлось сделать ей комплимент.
– Ваше внимание так приятно, что я готов пролежать на этой кушетке весь свой отпуск. Не согласитесь ли посетить со мной ресторанчик? – предложил я, уверенный, что она откажется.
– Спасибо, по ресторанам мне разгуливать некогда, – ответила она и, бросив: – Лежите! – полезла в шкаф, достала оттуда марлевый пакет и, подойдя ко мне, неожиданно набросила его на моё лицо со словами: Вам понравилось, так лежите.
Инстинктивно я рванулся вперёд, женщина навалилась на меня всем телом, достаточно было сделать два вздоха, чтобы туман заволок глаза, и я провалился в какую-то бездну. Мир для меня исчез.
Очнулся я в полном мраке. Мне почудилось, что я в каком-то склепе, пахло сыростью, землёй, воздух был затхлый. Подо мной на полу лежал старый матрас. Я протянул руку, мои пальцы пробежали по полу и стенам, они были бетонными и сырыми. Голова кружилась, противно поташнивало.
С трудом поднявшись, я обошёл помещение, тщательно ощупывая всё, что попадалось под руки, и заключил, что нахожусь в подвале. К этому выводу привело меня отсутствие в помещении окон и прочих проёмов, не удалось обнаружить даже двери, а это натолкнуло на мысль, что я мог попасть сюда только сверху. Кроме матраса, на полу ничего не оказалось, и я вернулся на прежнее место, решив, что лучше отлежаться, прийти в себя и наметить план действий.
"Где я, и что со мной собираются делать? – мелькало в голове. – Неужели меня узнали? Как же выбраться отсюда? Нет, делать изобретения проще, чем решать такие головоломки".
Прошло, очевидно, очень много времени, потому что я страшно проголодался и замёрз, по крайней мере, мне показалось, что миновало дня два. Я согревался, периодически прыгая и делая зарядку, но требования желудка удовлетворить было нечем, и я уже мечтал о зачерствелой корочке, как о величайшем деликатесе. "Кажется, меня собираются уморить голодом, а лучшее оружие против него – кусок колбасы. Как же быть? Голыми руками бетон не расковыряешь".
Пока я думал и метался в бетонном мешке, наверху послышались шаги, крышка подвала жалобно заскрипела, и в мою темницу проник поток света, обнажив серое, мрачное помещение площадью не более шести квадратных метров. Вверху обрисовался яркий квадрат – люк в подвал. Из него, как с небес, спустилась деревянная лестница, и в светящемся проёме возникли огромные пятки. Очевидно, так ждали явление Христа с небес, как и я ждал прихода своего тюремщика, хотя был уверен, что ничего хорошего от визита не получу, но однако же надеялся – а вдруг удастся войти в нормальный контакт и вырваться на свободу. Вниз спустился здоровый чернявый детина, совершенно не божеской внешности, с длинной физиономией, крепкими лошадиными зубами и маленькими колючими глазками, выглядывавшими из-под широких бровей.
– Привет. Как житуха? – довольно оптимистично осведомился он, и у меня сразу отлегло от сердца – убивать не будет. – Заскучал, небось. Надеюсь, не чихаешь и не кашляешь, а то вызову врача на дом, – продолжал балагурить детина, остановившись напротив меня.
Я продолжал сидеть на матрасе.
– Зачем заперли? – задал я встречный вопрос парламентёру. – Не понятно, за что посадили без суда и следствия. Что надо?
– Ты – деловой. Сразу суть ему подавай, – детина оскалил лошадиные зубы.
– Зачем играть в прятки, говорите, зачем взяли?
– Хорошо, будем говорить, у нас тоже нет времени сюсюкать. В общем, дело вот в чём: мой шеф спёр у тебя тетрадь и сказал, что в ней не хватает каких-то параметров.
– Всё хватает, – отрезал я. – Это у него шариков в голове не хватает.
– Не оскорблять! Нас не проведёшь. Шеф консультировался с одним знающим человеком, так вот он утверждает, что не хватает. Так что – выкладывай. Скажешь сейчас, через два дня выпущу, и гуляй себе.
– А если не скажу?
– Займёмся твоим воспитанием. Дурь из головы выбивают ремнём, но кроме ремня у нас есть много способов развязать язык. Церемониться не станем. Так что думай.
– Чего тут думать! – вспылил я и вскочил на ноги. – Всё в тетради. Это заявляю я, автор. Неужели кто-то чужой способен разобраться в моём изобретении лучше, чем я. Передай шефу – пусть дураков не слушает. Я пятнадцать лет вёл записи, а записывают, между прочим, для того, чтобы не забыть, у меня память плохая, и я записывал всё со скрупулёзной точностью. Можешь передать своему шефу, что зря меня держите.
– Ладно, передам, – детина не знал, что говорить дальше. Видимо, умственные способности его были ограничены, поэтому требовалось наставление шефа.
Он полез наверх, когда я вспомнил:
– Слушай, ты, как там тебя? А поесть мне чего-либо нельзя? И пить хочется. В тюрьме, между прочим, кормят.
– Ладно, снабдим, пообещал он.
Детина принёс мне, как лошади, кастрюлю вареной в мундирах картошки, две буханки чёрного хлеба и ведро воды.
– Ешь поменьше, – напутствовал он, – Когда приду в следующий раз – неизвестно.
Проём над головой погас, крышка захлопнулась, я остался в полной темноте и с остервенением накинулся на картошку. Ел прямо в кожуре, отломив от буханки кусок хлеба. Казалось, что зараз съем целую кастрюлю, но уже после десяти картофелин почувствовал, что наедаюсь и способен управлять чувством голода дальше, поэтому остановился и пришёл к умозаключению, что как только захочется есть, буду съедать по две картофелины и маленькому кусочку хлеба. Но оставаться в подвале становилось опасно и для здоровья, и для жизни. Нужно было искать выход из данного положения. Холод проникал в подвал всё больше, и моя стриженая голова начинала замерзать.
"Схватишь так воспаление мозгов – и прощай мои открытия, – думал я. – Если бы находиться в каменной башне, можно бы как-нибудь продырявить стену или сломать решётку в окне и спуститься вниз, пустив матрас на верёвки. А куда выберешься из подвала? Кругом земля. И матрас не поможет. Свяжешь верёвку, но вверху у люка нет никакой ручки, не за что зацепиться. Да, положение безвыходное". Сделав такое заключение, я растянулся на матрасе и уснул.
А в это время мои приятели били тревогу. Из поликлиники я не вернулся. Они прождали меня день, ночь, пробовали звонить в квартиру – безрезультатно, никто не отвечал. Я для них исчез непонятным образом. В поликлинике через медперсонал удалось узнать, что одному больному в кабинете Жанны Эдуардовны Шелестовой сделалось плохо, больной потерял сознание, и "скорая помощь" увезла его в больницу. Обегав все стационары, Валентина не нашла меня и вернулась домой удручённой.
– Мы остались без головы, – тяжело вздохнув, сообщила она супругу. – Лев Алексеевич пропал бесследно. Увезли на "скорой помощи", а куда – неизвестно.
Они уже смирились с мыслью, что навсегда останутся в том виде, в каком я их сотворил, но мириться с моим исчезновением не собирались.
– Будем искать вдвоём, – уверенно заявил Евгений. – Не думаю, чтобы они убили его, скорее всего, спрятали для своих целей.
– А если убили как свидетеля? Раз он не вернулся, значит, его узнали, несмотря на наш маскарад.
– Только дурак способен убить учёного, препарат которого не удалось получить самому. Сначала его нужно получить, наладить производство, а потом уже избавляться от свидетелей. Я так понимаю, несмотря на то, что на слишком высокий интеллект не претендую, – высказал своё мнение Евгений. – Значит, они должны его спрятать, чтобы он им не мешал или даже заставить его самого показать, как изготавливать препарат. С чужого языка запомнить легче, чем самому разбираться в чужих конспектах.