- Но я же совсем не это имел в виду, я никого не винил, - принялся запальчиво оправдываться Уилберфорс Дампти. - И вообще, знаете ли, когда все погибают, а один остаётся жив, невольно напрашивается вопрос…
- Да как вы можете? - взорвалась Эмили. - Кто дал вам право…
- Так, знаете что? - это встала со своего места ведьма Агата. - Профессор, вы не станете возражать, если мы с мистером Веттели и мисс Фессенден покинем почтеннейшее собрание? Боюсь, оно послужит очень дурным примером для наших молодых коллег.
- Разрешите и мне к вам присоединиться, леди? - поклонился ей доктор Саргасс. - А то здесь стало как-то… не свежо.
- Вы правы, профессор Брэннстоун, - в голосе директора Инджерсолла звучал металл. - Это собрание пора прервать. Мы слишком далеко уклонились от основной темы. Жаль, что в час тяжелых испытаний в нашем обществе нет должного единства. Кажется, моё прежнее представление о нём было слишком идеализированным. Не смею вас дольше задерживать, господа!
Это было так трогательно, так мило с их стороны, что они решили за него вступиться. Но лучше бы всё пошло иначе. Лучше бы совещание продолжилось, и какое-нибудь практическое решение было бы принято. А уж нападки коллег он бы как-нибудь пережил, не рассыпался бы. В конце концов, это всего лишь слова. В отличие от колющих предметов в руках неизвестного убийцы.
- С-скотина! - оказавшись в коридоре, в сердцах выдохнула Эмили.
- Кто? - полюбопытствовал Веттели.
- Да этот! Историк! Хампти-Дампти! И как ты это вытерпел? Я бы на твоём месте, наверное, дала бы ему в морду… в смысле, ударила бы по лицу, - поправилась она, вспомнив родительские наставления о том, как должна себя вести молодая леди, а как, наоборот, не должна.
Веттели улыбнулся - ему нравилось, когда Эмили вела себя не совсем как леди, это придавало ей очарования - и посоветовал:
- Не обращай на него внимания. Он смешной, пусть болтает, что хочет.
- И тебе даже не обидно? - не поверила Эмили. - Ведь он тебя бог знает в чём обвинил!
- Нисколько. Это же Хампти-Дампти, такой уж он есть, прекрасный в своём безобразии. Если бы он стал вести себя иначе, то был бы уже не самим собой, а кем-то другим. А мне нравится именно этот, понимаешь? - немного путано объяснил Веттели.
- Не совсем, - честно призналась она. - Я поняла так, что ты питаешь странную симпатию к безобразным типам. Тебе нравится Дампти с его ужасными манерами, Харрис с авокадо, Гаффин с мнимыми болезнями, инспектор Поттинджер с…
- А-а-а! Нет!!! - протестующе завопил Веттели, напугав пробегавшую мимо прислугу. - Поттинджер мне совсем не нравится! Я его просто не выношу!
- Вот этого я и не понимаю! - обрадовалась Эмили. - Какая разница между ним и тем же Дампти, к примеру. По-моему, они одинаковые невежи.
- Нет! Совсем не одинаковые! - для Веттели разница была очевидной и несомненной. - Один принадлежит Гринторпу, другой - нет.
- Во-он оно что! - протянула Эмили понимающе. - Тебе нравится не конкретно Дампти, а Гринторп во всех его проявлениях. Ладно. А убийца - как быть с ним? Ведь он, скорее всего, тоже принадлежит Гринторпу?
- Он не принадлежит Гринторпу, он его разрушает. Ставит под угрозу его существование. Так что покрывать убийцу из симпатии ко всему безобразному я не стану, если ты это имеешь в виду, - рассмеялся Веттели.
- Уже легче, - хихикнула Эмили в ответ и вдруг подступила свирепо: - А ну-ка, Норберт Реджинальд Веттели, немедленно признавайся!
- В чём? В убийстве? - удивился тот.
- Хуже! Признавайся, если бы я не принадлежала твоему любимому Гринторпу, ты бы в мою сторону и не посмотрел, да?
- Эмили Джейн Фессенден! Даже если бы ты принадлежала не Гринторпу, а самой гадкой, грязной, вонючей и жаркой деревне Такхемета и ходила закутанная в тряпки с ног до головы, так что на волю выглядывал бы один лишь кончик носа, и целыми днями толкла в ступе зерно, я всё равно только на тебя и смотрел бы всю свою жизнь! Клянусь! - на одном дыхании выпалил Веттели.
Несколько секунд Эмили Джейн Фессенден эту информацию переваривала, потом изрекла с чувством:
- Да! Вот это комплимент! Не каждой леди доведётся подобное услышать!
Чем ближе к ночи, тем тревожнее становилось на душе. Не радовали синие гринторпские сумерки, расцвеченные вдали уютными огоньками деревенских окон, не радовал вечер, в кои-то веки свободный от тетрадей, конспектов, планов и прочей учительской премудрости, и даже ужин показался почти безвкусным, проглотился как-то незаметно, хотя все очень хвалили ростбиф.
Но Веттели было не до ростбифа и прочих житейских удовольствий, потому что из головы не шёл капрал Барлоу, так некстати вспомнившийся днём. Точнее, рядовой Барлоу: как лежит он навзничь в коридоре казармы, а из окровавленной глазницы торчит рукоять ножа… Спроста ли такое совпадение? И совпадение ли это вообще? Что сталось с негодяем после смерти, учитывая, какую жизнь он вёл? Обратился полковник Кобёрн в управление магической безопасности или пренебрёг советом мальчишки-капитана? Не шляется ли мятежный дух разжалованного капрала средь живых? Не задумал ли отомстить своему убийце?
От таких мыслей становилось жутковато: с живыми Веттели умел воевать лучше, чем с мёртвыми. Конечно, есть управа и на них - не в том суть. Не давала покоя тягостная мысль: если дух Барлоу притащился в Гринторп по его следу, если именно он привёл за собой в школу проклятого мертвеца - значит, в том, что двое погибли, а третий стал невольным убийцей, есть доля и его вины? Что там бормотал бедный Гаффин? "Беды в Гринторпе начались с вашим появлением, до этого у нас не случалось никаких преступлений". Верно. Не случалось.
Сколько-то месяцев назад, ещё в Баргейте ему случайно попалась в руки газета. Их, вернувшихся с фронтов солдат, кто-то из журналистов назвал "поколением, опустошённым войной". Тогда эта фраза показалась ему очень меткой: действительно, на душе было пусто, как в старой дырявой бочке - ни боли, ни радости, ни стремлений, ни надежд… Но теперь он начал подозревать худшее: не опустошённое - отравленное! Война настолько въелась в их души и тела, что они стали частью её самой. Война приходит туда, куда приходят они. Как зачумлённый разносит по свету заразу, так они разносят беду. И значит, им не место среди людей, значит, нужно бежать без оглядки от тех, кто дорог их сердцу. Надеждам на новую, мирную жизнь сбыться не суждено. Так может, им лучше совсем не жить?
Вот и попробуй, засни с такими мыслями!
Веттели промучился до пяти утра, потом всё-таки заснул, да так крепко, что не расслышал звонка и проспал. В результате, завтрак пропустил, на первый урок чуть не опоздал, стопу проверенных тетрадей забыл в комнате, а послать за ними воспитанника не рискнул - мало ли что с ним приключится по дороге?
Начал день неудачно - и дальше всё пошло вкривь и вкось.
На страницу классного журнала посадил жирную кляксу, похожую на амёбу-переростка.
На перемене заметил, что у авокадо опали три нижних листка - доказывай теперь Харрису, что сами опали, что никто не ободрал.
К уроку по анатомии вынес из лаборантской скелет, и обнаружилось, что в глазницу вставлен кусок губки, из неё торчит карандаш - кто-то уже успел развлечься. Старый, добрый чёрный юмор. Всем, кроме мистера Веттели, было очень весело. Разозлился и пообещал мрачно: ничего, когда в следующий раз кого-то из вас найдут в подобном виде, я тоже посмеюсь. Всем стало страшно, и мистеру Веттели тоже - надо же было такое сказать! Тьфу-тьфу, чтобы не накликать!
После анатомии шло военное дело у выпускного класса. Занялись топографией, вышли на местность с мензулой. Стоило отвернуться - ухитрились испортить лимб у кипрегеля, стал заедать. И ведь взрослые парни, вот что обидно! Он в их возрасте взводом командовал, а этим не доверишь простой прибор. Что за криворукое поколение растёт?
Так он им и сказал:
- Вам ничего нельзя в руки дать, как маленьким! Между прочим, на фронте за такие дела недолго попасть под трибунал. Это называется "порча полкового имущества". Хорошо, если докажете, что испортилось по независящим обстоятельствам. А иначе…
- Расстреляют? - охнул кто-то.
- Ну, за мензулу, конечно, не расстреляют, - он не стал грешить против истины. - Но неприятностей не оберёшься, особенно если негде достать новый прибор.
- А что же тогда делать?
- Чинить, если подлежит восстановлению.
- А не подлежит? Совсем вдребезги разнесли?
- Тогда выход один. Берёте трофейное ружьё, отходите подальше, палите по испорченному узлу, а потом докладываете старшему: так мол и так, сами видите, вражеская пуля.
- И он не догадается?
- Догадается, скорее всего. Только что он докажет?
Словом, молодец, капитан Веттели, просветил молодёжь. Так и надо воспитывать подрастающее поколение! Ещё бы научил их самострелом заниматься!
…Это тянулось до самого вечера: Веттели делал глупости, каялся и делал новые.
- Просто у тебя сегодня чёрная полоса, со всеми бывает, - увещевала его вечером Эмили, после того, как он разбил окно в собственной комнате (лежал, читал книгу, надоела, захотел положить на стол, поленился встать, швырнул - перелёт!) - Её надо просто переждать, и всё наладится. Давай ты спокойно сядешь на кровати и больше ничего не будешь делать. А я напою тебя чаем.
Этим самым чаем он и облился.
Так закончился день. Когда же назавтра его вызвал вернувшийся в школу инспектор Поттинджер, Веттели закономерно решил, что его чёрная полоса ещё не минула.
- А-а! Это вы!
Возглас, изданный сыщиком при виде явившегося на допрос Веттели, был таким торжествующим, будто в руки ему шёл самый страшный убийца из всех, что когда-либо носила земля.
- Ну, мистер Веттели, больше вы меня не обманете!
- Разве я вас когда-нибудь обманывал? - с искренним недоумением моргнул тот.
- А кто мне тут два часа кряду из себя умника изображал? Естествознание он преподаёт! Скажите, какой учёный, и шапочка у него с кисточкой! Но меня не проведёшь, я старый лис! Я всё разузнал, мне теперь про вас всё известно, мистер Веттели… или лучше капитан Ветал?
Веттели брезгливо поморщился, ответил холодно:
- Как вам будет угодно, инспектор. Хотя, по моему глубокому убеждению, использование прозвищ в официальной беседе - это чрезвычайно дурной тон. Впрочем, я никогда не делал тайны ни из него, ни из своего прошлого, и даже не представляю, чего такого экстраординарного вы могли обо мне разузнать. Просто теряюсь в догадках…
- Да будет вам! - грубо оборвал его Поттинджер. - Говорю же - я знаю ВСЁ. Знаю, что вы воевали в колониях… - "можно, подумать, я один там воевал!" - едва не брякнул Веттели, но вовремя спохватился. Меньше всего ему хотелось подвести старого боевого товарища. - …прошли Махаджанапади и Такхемет, что были лучшим разведчиком Двадцать седьмого Королевского полка. Знаю, что значит ваше жуткое прозвище, каких именно тварей так называют на Востоке. Знаю, на что вы способны. Мне рассказали, как в Махаджанапади вы, с небольшим отрядом таких же головорезов, за одну ночь вырезали крепость, которую две недели не могли взять честной осадой… Скажете, этого не было?
- Было, - равнодушно признал Веттели.
Было.
Форт примыкал к городу Аснапагади с южной стороны. Город был давно взят, но цитадель продолжала держаться, причиняя большое беспокойство генералу. Её было приказано взять любой ценой, но исполнить приказ никак не удавалось. Эта крепость не походила ни на одну из тех махаджанападийских крепостей, что им прежде доводилось видеть. С первого взгляда возникало ощущение, что строили её не люди. То есть, к внешним-то стенам они, скорее всего, приложили руку, хоть и сделали их необыкновенно широкими, сложной конструкции: внешний каменный контур, внутренний каменный контур, а пространство между ними засыпано песком. Тонны и тонны песка. Никакой возможности пробить брешь, а ведь в те времена, когда крепость строилась - местные утверждали, что ей не меньше семи тысяч лет - люди ещё не знали ни взрывчатки, ни артиллерии. Выходит, их знал кто-то другой? Может быть, тот, кто соорудил внутреннюю башню?
Она имела форму усечённого ступенчатого конуса высотой около ста и диаметром у основания (расчётным) около восьмидесяти футов. Нижняя часть строения была каменной - или обложенной камнем, украшенной ярусами маленьких башенок и изрядно осыпавшимися, с трудом угадываемыми изображениями богов. Верхняя часть состояла из неизвестного, очень блестящего металла. Прямое попадание ракеты не оставляло ни царапины на её почти зеркальной поверхности. В металле было проделано несколько уровней небольших отверстий и по одному большому с каждой стороны - из них выглядывали орудийные жерла. На верхней площадке башни, увенчанной толстым и коротким шестигранным шпилем и четырьмя непонятными чашевидными конструкциями, дежурили наблюдающие, но Веттели почему-то с первого взгляда решил: изначально её назначение было совсем иным. И только спустя неделю стало известно, что местные считают башню Аснапагади ни чем иным, как замурованной в камень виманой - небесной колесницей древних богов. Вроде бы, когда-то эта огромная штука умела летать по воздуху, но потом то ли сломалась и её бросили за ненадобностью, то ли бог, управлявший ею, погиб в бою, - так или иначе, она осталась торчать посреди долины, и постепенно - чего добру зря пропадать? - обросла камнем, превратилась в замечательно неприступную человеческую крепость…
Вот эту крепость и предстояло взять 27 Королевскому полку, желательно, в рекордные сроки, потому что генерал сильно нервничал.
В течение двух недель они пять раз пытались штурмовать стену - атака за атакой захлёбывалась, люди гибли впустую. Самое-то обидное, что никакой отдельной ценности цитадель не представляла, ведь город уже был взят. Ну, засел там гарнизон мятежных сипаев, ну постреливают. Подержать их в осаде месяц-другой - сами вылезут. Или дождаться подхода других частей. Или вызвать драконье подкрепление, на худой конец - пусть выжгут с воздуха всё что можно, глядишь, и людей из башни выкурят… В общем, вариантов было придумано множество, но для генеральских нервов ни один не подходил.
И настал день, когда первого лейтенанта Веттели, лучшего разведчика стрелковой роты, вызвали к полковнику Финчу.
- Генерал обеспокоен, - сердито сказал полковник Финч, глядя под ноги лейтенанта, чтобы не смотреть в глаза.
- Так точно, сэр! Обеспокоен! - об этом знали все.
- Вот именно, лейтенант, рад, что вам это известно. И я хочу, чтобы вы поняли, чтобы очень чётко для себя уяснили: если бы он не был обеспокоен, я бы вас на такое дело никогда не послал.
- Так точно, сэр, уяснил!
- Вы ведь понимаете, что от вас требуется?
- Понимаю, сэр. Виноват, не до конца.
- Добрые боги, Веттели! Вы же окончили Эрчестер! Что за выражение: "понимаю не до конца"? Где вы такого набрались?
- Виноват, сэр, у солдат. Я хотел сказать, что не вполне понимаю, как мы переберёмся через стену, сэр.
- Садитесь, - велел полковник. - И перестаньте, ради бога, через каждые три слова вставлять "сэр". Давайте поговорим как нормальные люди.
- Слушаюсь, сэ… В смысл, простите, господин полковник, я вас слушаю.
- Так вот. Сегодня в полк прибыл новый интендант - видели его?
- Так то… Да, видел. Очень представительный господин, сразу видно, что из хорошей фамилии. Такие люди редко идут в интенданты. Признаюсь, я был удивлён.
Полковник озабоченно нахмурился.
- Да, похоже, маскировку мы выбрали неудачную… Вы правы, Веттели, конечно же, никакой он не интендант, а маг. Очень сильный маг, специалист по особым поручениям. Сегодня ночью он откроет проход в стене. Уж не знаю, как он этого добьётся, но камень и песок всего на несколько минут станут проницаемы, как воздух. Возьмёте с собой десять человек - больше пройти сквозь стену не успеют, и проникнете в крепость. Что делать дальше - не мне вас учить.
- Я всё понял, полковник, - Веттели отвёл глаза.
- Подождите, это ещё не всё. Вы должны знать. Маг не даёт гарантии, что проход будет стабильным. Есть вероятность, что стена "схлопнется" - так он выразился, - когда вы будете внутри. Тогда вы так внутри и останетесь, даже не замурованными в камень, а превращёнными в камень… ну, или в песок, тут уж как повезёт… Веттели, если вам страшно, я даю вам право отказаться. Подумайте, прежде чем отвечать.
Веттели долго думать не стал - позавчера, по причине слабых нервов генерала, погиб последний из его однокурсников.
- Мне не страшно, сэр. Я пойду.
Он в самом деле не видел большой разницы, оказаться замурованным или превращённым, в камень или в песок, или сложить голову под стенами Аснапагади каким-нибудь иным, менее экзотическим способом. Но тем, кто должен был с ним идти, он предоставил тот же выбор, что полковник Финч предоставил ему. И один даже отказался, по каким-то религиозным соображениям, его за это никто не винил.
Под покровом темноты они выдвинулись к стене. Ночь была душной и влажной. В траве истошно стрекотали цикады, из джунглей доносился рёв ночных зверей, а может, тварей. В городе тоскливо выла собака, а может, тоже тварь. Луны не было, только звёзды рассыпались горохом по чёрному и чужому южному небу. На их фоне стремительно мелькали едва различимые силуэты летучих мышей. Или это тоже были твари? Махаджанапади - странная страна, многое здесь кажется одним, а оказывается совсем другим. Видимость обманчива, об этом всегда нужно было помнить и стараться не попадаться на глаза летучим мышам.
Сначала шли короткими перебежкам по одному, затем ползком до самой стены, очень рискуя вляпаться в коровью лепёшку - это в лучшем случае. А могло подвернуться и не коровье, а то, что противник сбрасывал со стен, чтобы выразить презрение врагу.
Вопреки опасениям Веттели, маг действовал не хуже опытного лазутчика, его не приходилось ничему учить. И это настораживало - хорошие маги никогда не утруждали себя ползаньем по-пластунски, просто отводили наблюдателям глаза.
Должно быть, маг почувствовал его тревогу, потому что счёл нужным объяснить:
- Не хочу растрачиваться на маскировку, берегу силы. Они мне сегодня ещё понадобятся.
Веттели решил, что это разумно, и больше не беспокоился.
… Страшно, конечно, было. Не так-то легко заставить себя нырнуть в бесплотную, чуть мерцающую черноту, зная, что на самом деле это твёрдый камень, готовый в любое мгновение стать твоей могилой.
- Резвее, парни, - пошипел маг сдавлено. - Долго не удержу. Вперёд!
Ох, страшно!
Веттели шагнул первым, помчался, что есть духу, едва успев притормозить на выходе, чтобы не нарваться на патруль. Но всё было чисто, мятежники верили в неприступность древних стен. Они ещё не знали, на что способна магия Запада. У них была своя магия. Не хуже, но - другая.