Скоморох скользнул на следующую строчку.
- "Айн", по-старому "глаз" – греческое "Омикрон" – славянское "Он", что значит "лицо". Следить за врагом из засады, чтобы внезапно напасть – древняя тактика боя. Поэтому глазу придаётся особый смысл. У нас эта буква символизирует смелость, способность встречать опасность с открытым лицом. Робкая осторожность превращается в лихую отвагу.
- Число семьдесят.
- Идём дальше, - продолжил Константин, - финикийский знак "Пе", что значит рот – греческое "Пи" - славянское "Покой". Получилась связь: Пе – Пи – Покой. Здесь всё предельно ясно – рот на замке означает тишину и спокойствие.
- Восемьдесят, - кивнул архиепископ.
- Есть две финикийские буквы, которые не прижились у греков. Это "Цаде" (дерево) и "Коф" (обезьяна). Не будет их и у нас. За ними следует символ "Реш", что значит голова, ему соответствует греческое "Ро" и славянское "Рцы", что означает изречение, высказывание. Здесь тоже всё понятно: в голове рождаются мысли, которые облачаются в определённую форму и потом выплёскиваются наружу. То есть, мысль превращается в речь.
- Этой букве соответствует число "сто", - произнёс Михаил.
- Следующий финикийский знак – "Шин", переводится, как зуб, его греческого потомка зовут "Сигма", в нашей азбуке эта буква получает наименование "Слово". Зуб в древности был синонимом врага, и говорили о нём, сжав кулаки и стиснув зубы. Слова, составленные с помощью нового алфавита, будут нести людям свет и радость. Итак, злая речь превращается в доброе слово.
- Двести, - не забывал присваивать литерам числа архиепископ.
Полоска с шутом оказалась в самом низу древнего свитка.
- И последний финикийский символ – "Тав", иначе "знак". Ему соответствует греческий "Тау". У нас это буква "Твёрдо", что значит "истина". Тав – Тау – Твёрдо. Это очень символичная цепь. Она показывает, что поклонение знаку, то есть идолу, кануло в небытие, а на место ложной религии пришла истинная вера.
- Это подтверждает и божественная цифра три, которая формирует число триста, относящееся к этой букве.
- Финикийский алфавит закончился, - философ вытер со лба пот, - но для того, чтобы закончить верхнюю часть новой азбуки, нам потребуются ещё две буквы. Мы назовём их "Оук", то есть закон, и "Ферт", что означает вершина, венец.
- Им будут присвоены числа четыреста и пятьсот, - подытожил старший из братьев.
- Их греческие предшественники – это "Ипсилон" и "Фи", - рука Константина переместила закладку с клоуном на жирную черту, подведённую под последней литерой первой части.
В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь шумом волн, плещущихся за стенами крепости. Братья смотрели на своё творение. Они выглядели уставшими, но их глаза выражали радость.
- Теперь мы можем сравнить два алфавита – финикийский и славянский, - первым нарушил молчание Константин, - и посмотреть, к чему взывали древние знаки, и чему учат новые символы. Уж не знаю, правильно ли я разгадал старую тайнопись, но у меня вышло следующее.
Философ положил закладку на старую азбуку и стал вслух расшифровывать древнее послание:
- Сила в том, чтобы найти укрытие и вытерпеть боль. А потом оружием сломать все преграды, выбить вражескую дверь и захватить стол. И будет тяжела рука, и не дрогнет ладонь. Основа свободы – это острая сабля, морской простор и хитроумная засада. И пусть одеревенеет мой рот, и я превращусь в обезьяну, если зубами не вырву сердце у того, кто посягнёт на голову бога Ваала.
Если бы братья взглянули сейчас на пергаментную полоску, то их поразили бы удивительные перемены, произошедшие с шутом. Вместо весёлой улыбки на лице скомороха застыл зловещий оскал, а сама закладка потемнела.
Но они ничего не замечали. Михаила неприятно поразил этот текст. Всего несколько слов, но они словно диктуют, как надо жить и что делать. Эта кровавая инструкция призывала к войне и насилию, захвату чужого и поклонению кровавому идолу. Архиепископа передёрнуло от омерзения, и он перевернул финикийский свиток, придавив им почерневшую закладку. Из-под большого листа теперь были видны только ноги помрачневшего клоуна.
- Ты уверен, что это читается именно так? – архиепископ взглянул на брата.
Тот ответил не сразу. Философ сделал несколько шагов вдоль стола, потом взял в руки древний свиток и свернул его в цилиндр. На лице освобожденного клоуна вновь сияла улыбка.
- Может быть, я и ошибаюсь, - не спеша произнёс Константин, - но думаю, что всё равно недалеко ушёл от истины. Поклонение идолам всегда связано с агрессией, насилием и кровью. Наше послание, заключённое в новом алфавите, несёт прямо противоположный, светлый смысл. Потому что оно отмечено Словом Божьим, и рождается под лучами Истинной Веры.
Он разложил перед собой лист с новыми символами и торжественно, как молитву, начал читать закодированный в них текст:
- Аз буки веди: я знаю буквы.
Глаголь добро есть: слово – это достояние.
Живёте, зело, земля, иже, како, люди: живите, трудясь усердно, земляне, и, как подобает людям.
Мыслите наш он покой: постигайте наше мироздание.
Рцы, слово, твёрдо, оук, ферт: изрекайте слово божье и укрепляйте его, как высший закон.
Последний звук взметнулся вверх и, замерев на мгновение, растворился в прохладном воздухе комнаты. Философ взглянул на брата. В глазах архиепископа стояли слёзы.
Глава 7.
У командира Боинга-767 Сергея Макарова были дурные предчувствия. Вроде бы и причин никаких для этого не было, но нудный червячок засел где-то в сознании и не давал покоя. Лётчик попытался уснуть, но не смог. Промаявшись полночи, он встал и вышел на балкон. Погода была чудесной. Летний зной уступил место ночной прохладе, и лёгкий ветерок приятно освежал тело.
Завтра ему предстоял перелёт через океан. Ничего нового. Обычный рейс в Штаты. Сколько раз он проделывал этот путь – не сосчитаешь. И никогда не волновался. Что же случилось сегодня? Откуда взялось это чувство тревоги? Или опасности?
Сергей попытался выбросить мрачные мысли из головы и думать о чём-нибудь другом, но всё время ловил себя на том, что снова и снова возвращается к предстоящему полёту. Тогда он не торопясь, час за часом проанализировал прошедший день, пытаясь найти причину своей тревоги. Кажется, всё в норме. Самолёт исправен, экипаж проверен не только в воздухе, но и на земле. Чувствует он себя превосходно. Маршрут знакомый. Решительно, нет никаких причин для беспокойства. И всё же… Интуиция подсказывала лётчику, что лететь не стоит.
Но не может же он, взрослый человек, вот так просто прийти в Управление и заявить, что у него нет настроения лететь. Рассказывать о предчувствиях тоже не стоило. Его или поднимут на смех, или отстранят от полётов. Или и то, и другое, что более вероятно. Значит, остаётся только одно - выбросить дурные мысли из головы и положиться на судьбу.
Горизонт уже просветлел – наступало утро. Командир борта понял, что ему уже не уснуть и отправился на кухню варить кофе. Проделав нехитрые манипуляции с кофе-машиной, он включил телевизор и принялся ждать, когда аппарат нацедит ему коричневую жидкость. Новости, на удивление, были спокойными, без известий о терактах или стихийных бедствиях. Единственное, что омрачало ровный новостной поток, было сообщение о дорожной обстановке. В утренний час пик город задыхался в пробках. Шоссе, соединяющее мегаполис с аэропортом, также было загружено, а степень затора оценивалась в восемь баллов по десятибалльной шкале. Пропускная способность трассы снизилась из-за ремонтных работ, которые настолько сузили дорогу, что она напоминала теперь бутылочное горлышко.
"Чёрт бы побрал этих строителей, - выругался про себя Сергей, - раздолбали всю трассу, а восстанавливать не торопятся. Полёт до Лондона и то занимает меньше времени, чем дорога в аэропорт".
Попеняв на дорожников, Макаров почувствовал, что ему стало легче. Поддавшись импульсу, он вдруг громко крикнул. Совсем хорошо! Может и правы японцы, когда платят кровные йены за то, чтобы от души побить посуду? Всё-таки внутренняя разрядка – великая вещь! С настроением на несколько пунктов выше, чем раньше, лётчик вышел из квартиры и отправился в аэропорт.
Перед съездом с кольцевой движение начало замедляться, машины стали вязнуть в липком потоке, пока окончательно не замерли в наглухо вставшей пробке. Сергей посмотрел на часы – времени было более чем достаточно. Он не стал дёргаться, пытаясь объехать скопище транспорта с боков, как некоторые нетерпеливые автолюбители, а спокойно стоял в его середине. Да, ползти придётся долго. Лётчик включил магнитолу – звуки любимой музыки отвлекли его от работающих двигателей и возмущённых клаксонов.
Неожиданно Макаров разглядел сзади беспокойное мелькание проблесковых маячков. Патрульная машина двигалась почему-то не слева, как обычно, а посередине потока, рассекая его на две части.
- Чёрт, принесла их нелёгкая, - выругался он про себя, - надо бы подвинуться, только куда?
Машины стояли так плотно, что свернуть не было никакой возможности. Тем временем мигающий транспорт приближался. Как ему удавалось так быстро двигаться - было совершенно непонятно. Вдруг соседняя машина, перестроившись вправо, освободила небольшую нишу, в которую тут же нырнул Сергей. Через минуту с ним поравнялся милицейский микроавтобус, истошно вопя "крякалкой" и мельтеша огнями. Макаров бросил взгляд на окна продирающегося сквозь толпу машин фургона и увидел там задумчивое лицо молодого человека и ещё какого-то шута в колпаке.
- Странно, - подумал лётчик, - сегодня что – плановая операция по поимке клоунов-гастарбайтеров?
Неожиданно для самого себя он выкрутил руль влево и пристроился в хвост полицейской машине. Проехав несколько сотен метров, авангардный автомобиль вдруг замер, напрочь застряв вместе со всеми. Макаров снова посмотрел на полицейскую машину. Клоуна видно не было. Взгляд лётчика переместился чуть выше. Над дорогой болталась длинная растяжка с издевательским предостережением: "Водитель, сбавь скорость"! Сергей усмехнулся над "своевременным" лозунгом, но улыбка тут же съехала с его губ – он вдруг увидел, как буквы сами по себе забегали по плакату. Через мгновение они сложились в следующую надпись: "Водитель, если ты попал в пробку – не отчаивайся, а просто перелети её!"
Макаров ещё не успел до конца прийти в себя от необычного призыва, как его ждало новое потрясение – его автомобиль вместе с полицейским микроавтобусом вдруг вздрогнул и стал не спеша подниматься в воздух. Лётчик зачем-то покрутил руль и даже нажал на клаксон, но машина, не обращая внимания на потуги хозяина, продолжала двигаться сама по себе, в точности повторяя маневры впередиидущего транспорта.
Достигнув определённой точки, дуэт парящих авто вдруг сорвался с места и исчез из поля зрения остальных автомобилистов, оставив их удивляться необычному происшествию.
Миновав пробку, автомобиль лётчика мягко спланировал на обочине в нескольких километрах от аэропорта. Перед ним приземлился знакомый микроавтобус. Сергей вытер пот со лба, но тот тут же покрылся новой испариной. Лётчик машинально открыл бардачок и достал оттуда брошюрку с правилами дорожного движения, которую всегда возил с собой. Используя книжицу не по назначению, он стал обмахиваться ею, как веером. Немного придя в себя, он бросил "Правила" на соседнее сиденье и решил выйти из машины. Сергей взялся за ручку и уже собрался открыть дверь, как рядом раздался чей-то голос:
- Между прочим, мог бы и спасибо сказать!
Макаров застыл. Он готов был поклясться, что находится в машине один. Лётчик с надеждой взглянул на приёмник, но тот был выключен. Он осторожно оглядел салон – никого.
- Всё-таки люди – существа неблагодарные, - продолжал пенять неизвестный.
- Кто здесь? – охрипшим голосом произнёс авиатор.
- Серафим.
Макарову показалось, что голос раздаётся из "Правил". Раскрытая книжка лежала на пассажирском сидении. Он потянулся к говорящей книге, но вдруг отдёрнул руку, словно ошпаренный. Среди стрелочек и схем появилась клоунская физиономия в тройном колпаке. Изображение подмигнуло лётчику и стало принимать объёмные формы. Через мгновение рядом с Сергеем уже сидел маленький человечек в странной одежде и забавно болтал ножкой.
- Я вижу – вы лётчик, - вместо приветствия произнёс гаер. – Это очень кстати. Вы знаете, нам с моим другом очень срочно понадобилось слетать в Америку. Обтяпать одно дельце. Вот я и подумал – раз мы выручили вас, то почему бы и вам не оказать нам маленькую услугу. Проведите нас на самолёт. Я и волшебное слово знаю - пожалуйста.
Макаров никак не мог сосредоточиться на том, что именно говорил маленький человечек. Его настолько поразило внезапное появление этого странного существа, что он не мог сконцентрироваться на словах джокера.
- Эй, - напомнил о себе фигляр, - ты что, глухой? Я тут распинаюсь, а меня, оказывается, не слышат?
- Что? – наконец сумел выговорить лётчик.
- О-о, - оживился карлик, – в переговорах наметился явный прогресс. Вторая сторона смогла выдавить из себя целых три буквы.
- Вы кто? – не обращая внимания на ёрничание джокера, спросил Сергей.
- За последнее время я устал от этого вопроса, - сообщил ему человечек, - да это и неважно. А важно, сумеем ли прийти к соглашению или нет.
- Какому?
- Сможешь ты нас провести на борт?! – вдруг вспылил карлик.
- Это невозможно, - отшатнулся от него лётчик, – даже если бы я и хотел.
- А ты, значит, не хочешь?
- Не в этом дело, - Сергею пришлось оправдываться, - слишком строгий контроль и много постов.
- Так чего ты мне тогда голову морочишь?
- Я? – удивился несправедливо обвинённый Макаров.
Человечек ничего не ответил. Он сделался тонким и снова исчез в "Правилах".
В то же мгновение полицейский автобус завёлся и, обдав лётчика облаком пыли, сорвался с места.
Сергей смотрел вслед фургону, пока тот не растворился в потоке машин. Потом он осторожно взял в руки "Правила" и слегка потряс брошюрку. Ничего не произошло. Никто не выпрыгивал из книги и не просил больше захватить с собой в Америку. Сергей осторожно открыл окно, и выбросил несчастное издание на улицу. Повернув ключ зажигания, он выкрутил руль и вдавил педаль газа в пол. Машина, взревев мотором, буквально выпрыгнула с обочины на дорогу и понеслась в сторону аэропорта.
Оставив автомобиль на парковке, Макаров направился к зданию терминала. Он никак не мог прийти в себя из-за недавнего происшествия. Что это было? Галлюцинация? Нет, не может быть. Всё было слишком реалистично. Но даже если допустить, что это ему привиделось, как же тогда он выбрался из пробки? Ведь машина-то и в самом деле была в воздухе. Да ещё этот карлик, вылезающий из книги и требующий провести его контрабандой в Америку. Бред какой-то!
Сергей поморщился. Может быть, он заболел и ему надо в клинику? Вряд ли. До сегодняшнего дня он не замечал за собой никаких отклонений, ни физических, ни умственных. Внезапно мысль об отпуске светлым лучиком прорезала мрачные мысли лётчика.
- Ничего, - воспрял духом Макаров, – вот вернусь из рейса – и полечу на отдых. Хотя нет, никаких полётов. Возьму удочки и на месяц уеду на Клязьму. Буду ходить босиком и ловить рыбу. Глядишь – и не встретятся больше карлики.
Рассуждая таким образом, он направился к служебному входу. Вдруг, его внимание привлёк шум у стойки регистрации. Скандалила иностранная гражданка. Она что-то громко выкрикивала на английском языке. Ей вторил тощий мужчина в дорогом костюме. Макаров хотел было пройти мимо, как вдруг среди ожидающих своей очереди людей он заметил знакомый колпак. Не веря своим глазам, лётчик подошёл ближе и увидел следующее: человечек из книжки стоял рядом с инвалидным креслом, в котором находился молодой человек, и, пытаясь перекричать американку, убеждал таможенницу:
- Да ясно, как день - эти двое стащили наши билеты и собрались вместо нас лететь в Америку. Надо проверить их на причастность к радикальным группировкам и экстремистским организациям!
Девушка в форме растерянно смотрела то на иностранцев, то на обличающего их карлика. Ей на помощь подоспел полицейский. Он взял в руки оба паспорта и стал изучать их содержимое, внимательно сверяя данные с билетами.
- Даже не сомневайтесь, - продолжал голосить человечек, - паспорта настоящие.
Неожиданно гаер заметил обескураженного лётчика и тоном человека, встретившего старого приятеля, прокричал:
- А-а, Макарыч, привет! Сколько лет, сколько зим! А мы вот в Америку собрались! Не одному же тебе по заграницам разъезжать. Так ты не забывай, заглядывай!
Сергей, не зная, как реагировать на этот пассаж шута, в растерянности пожал плечами. Полицейский взглянул на лётчика, потом отдал документы таможеннице и, коротко извинившись, козырнул клоуну. Затем он подошёл к верещащей по-английски парочке и вежливо попросил их пройти с собой.
Девушка в форме с облегчением вздохнула и, сделав в паспортах отметку, вернула их аферистам. Довольный шут замурлыкал какой-то мотивчик и с видом победителя миновал таможенный пост. Молодой человек в коляске направился следом.
Проводив их взглядом, Макаров решил действовать. Он не мог допустить, чтобы на его борт проникли эти двое. Конечно, он не собирался рассказывать всё, что произошло с ним сегодня. Но обратить внимание на подозрительных типов он был просто обязан. Он поднялся на третий этаж, где располагалось руководство отряда, и вошёл к командиру. Ему повезло – начальство находилось на месте.
- Разрешите? – Сергей вошёл в кабинет.
- Да, пожалуйста, - послышалось из-за стола.
Макаров собрался с духом.
- Сейчас на таможне я видел двоих очень подозрительных типов, – выпалил он.
- Их задержали?
- В том-то и дело, что нет, - ответил лётчик.
- Значит документы у них в порядке?
- Да, наверное, - неуверенно подтвердил Макаров, – но дело не в этом.
- Тогда в чём же?
- Один – маленький карлик в смешном колпаке, а другой – в инвалидной коляске.
Сергей запнулся. Получалось так, что на этом все подозрительные приметы необычной парочки и заканчивались. То есть, их, конечно, было намного больше, но рассказывать о них не хотелось.
- Это всё? – поинтересовалось начальство.
Сергей, чувствуя себя полным идиотом, кивнул головой. И чего он сюда притащился?
- Их нельзя пропускать в самолёт, - привёл он последний довод.
Командир встал из-за стола и подошёл к Сергею.
- Вам ведь известна политика нашей авиакомпании в отношении людей с ограниченными возможностями? – Макаров кивнул. - Мы должны относиться к ним с максимальной терпимостью и не можем позволить, чтобы нас обвинили в нарушении прав человека или ещё в чём-то подобном. Поэтому для того, чтобы не допустить кого-нибудь до полёта, нужны очень веские основания. Во всяком случае, более веские, чем простые подозрения. Ну а маленький рост и необычная одежда – это вовсе не повод снимать с рейса.
Командир вернулся за стол и углубился в чтение какого-то документа, ясно давая понять, что вопрос исчерпан и говорить больше не о чем.