На их праплемя напала тайная болезнь, отравлявшая им жизнь. Все, к чему бы они ни прикоснулись, оживало и пускалось вскачь: столы лягались, стулья брыкались, книги танцевали, неодушевленные предметы вели себя неистово и встревоженно, будто новорожденные. Мидас не мог съесть бутерброд из золота, и точно так же все эти векторы, Лайфозные Мэри, не могли съесть бутерброд с сыром, все составляющие которого вдруг испытывали непреодолимую тягу метаться туда-сюда.
- Это была мутация, - сказал Варди. Он произнес это осторожно и с нейтральным отвращением. - Адаптивная мутация.
- Это плохо? - спросила Коллингсвуд, увидев, как изменилось его лицо.
- Плохо для кого? Очевидно, мутация спасает.
Возможно, это случилось из-за тщательного ухода, которого требовали кремневые ружья, суетливые животные, плюющиеся свинцом; возможно, из-за подавляемого недовольства жизнью. Так или иначе, их огнестрельное оружие оживало теперь в более спокойной, не столь энергичной манере - любое средство уничтожения, попадавшее им в руки, становилось самовоспроизводящейся машиной.
- Пули - это оружейные яйца, - пояснила Коллингсвуд Бэрону, не сводя глаз с Варди.
Фермеры сдавливали священных металлических животных ради ускоренного созревания, оплодотворяли их путем продувки кордитом, заставляли откладывать яйца, искали теплые места, полные питательных веществ, прятали оружейных младенцев глубоко в костяных клетках, пока те не вылуплялись.
- Одного я никогда не понимала, - продолжала она, - почему все это делает их задирами.
- Они ухаживают за своим скотом, - сказал Варди. - И находят для него гнезда.
Он посмотрел на часы.
- Как скажете. Значит, кто-то подвергается тотальному уничтожению. Но что за урод им платит? Ко мне мало что поступает. А что это значит, хрен поймешь.
Если ее попытки что-то спрогнозировать, установить дистанционное наблюдение, произвести сенсорную щекотку или ночное вынюхивание, сжать потоки, создать помехи для чужих кодов не приносили никакой информации - тогда, разумеется, ее источники были под колпаком.
- Варди, куда это вы? А? - осведомился Бэрон.
- Оставьте, босс, - сказала Коллингсвуд. - Пусть Мистическая Пицца займется своим делом. Я сама хочу разобраться с этими оружейниками. Чтобы установить источник финансирования, наш док не нужен, верно?
Пит Дуайт гадал, правильно ли он выбрал себе карьеру. Он не был плохим полицейским: жалоб на него не поступало, начальство не разносило. Но он никогда не расслаблялся. Оставаясь без полицейской формы, Пит целый день неважно себя чувствовал, испытывая легкое беспокойство: его мучило ощущение, что где-то он непременно напортачил. А это могло привести к язве или еще к чему-нибудь.
- Привет, - бросил Питу полицейский в штатском, которого он узнал, хотя не мог припомнить его имени.
- Привет, приятель.
- Бэрона поблизости не видал?
- Нет, вроде нет, - сказал Пит. - Но Кэт у себя. Что тебе нужно от этих психов?
Пит по-товарищески рассмеялся и внезапно почувствовал ужас: что, если этот тип работает в том самом отделе по борьбе с культами? А тут про психов… Но нет, парень был не оттуда и к тому же рассмеялся сам. Пит направился в сторону помещений, выходивших во двор.
В главной комнате, посреди стука клавиатур, Симона Болл перелистывала свои бумаги. Ей было порядком за тридцать, она любила классические мультфильмы и обожала поездки по Европе, хотя и не часто в них бывала. У же семь лет она числилась во вспомогательном персонале. Симона подозревала, что ее обманывает муж, и недоумевала, почему это ее не слишком злит.
- Где Кэт? - спросил ее какой-то мужчина.
Симона его узнала, махнула рукой в нужную сторону и вернулась к мыслям о муже.
Инспектор сыскной полиции Бен Сэмуелз, стоявший в коридоре, весь в мыслях об экзамене своей дочери по классу фортепиано, поднял взгляд и радушно приветствовал проходившего мимо коллегу. Тот спросил у женщины-констебля Сьюзен Грининг, правильно ли он идет, и та, отвечая ему, расплылась в улыбке, уверенная, что они флиртовали. Рядом с кабинетами ПСФС трое мужчин обменивались мнениями о футбольном матче; один из них игры не видел, но притворялся, что видел. Они расступились перед своим коллегой, кивнули и неразборчиво - имя никак не шло на ум - поприветствовали его, а тот, что врал, спросил у новоприбывшего, что он думает о матче, как бы в порядке компенсации. Новоприбывший присвистнул и восхищенно покачал головой, все трое горячо согласились; имя его так и не всплыло в памяти, но полицейские припомнили, что их товарищ болеет за одну из команд.
Он вошел в офис ПСФС. Там была только Коллингсвуд, тыкавшая пальцем в клавиатуру, как будто совершенно наобум. Она мельком взглянула на вошедшего. Тот кивнул, направляясь к картотекам у дальней стены.
- Порядок, Кэт, - сказал он. - Просто надо найти несколько папок.
Он выдвинул ящики - и услышал, как Кэт встает. Последовала тишина. Он обернулся. Коллингсвуд твердой рукой сжимала пистолет, нацеленный ему в грудь.
- А ну-ка, скажи, - велела она, - кто ты такой, сучий потрох?
Глава 51
- Я хочу поговорить с кем-нибудь, кто понимает в ангелах, - сказал Билли.
Посредник начал звонить по телефону, разослал электронные письма, запустил программу мгновенной рассылки сообщений и направил запросы на разные чаты. Наконец он сказал Билли, куда нужно идти.
- Порядок, он знает, что вы придете. Иначе вы нарвались бы на неприятности.
- К кому я иду? Кто меня встретит?
- Бывший ангел, само собой.
Это превосходило ожидания Билли. Не специалист, не ангеломан - но тот, кто некогда принадлежал к бутылочному племени, тот, с кем можно более-менее поговорить. Хранителей музеев почти нельзя понять: их служба связана с памятью, и памятью не человеческой. Изначально они говорили не на общепринятом языке. Но, становясь ненужными, они протягивали по инерции еще несколько лет, и это своего рода одиночество делало их больше похожими на людей.
Здание Института Содружества - то ли раковина, то ли шлем конкистадора - раскинулось на южной стороне Холланд-парка. Институт закрыли в начале двухтысячных. Нелепые экспозиции в честь стран-участниц, вежливая и ненужная дань имперскому прошлому, давно исчезли. Но здание не было совершенно пустым. Когда стемнело, Билли проник в него - теперь, с его новыми умениями, это было просто. Он слушал раскатистый звук собственных шагов.
Толщина слоя пыли составляла лишь несколько миллиметров, но этого было достаточно. Билли шел по ней, точно вброд, направляясь к последним нетронутым стендам. Во многих помещениях должна была стоять полная темнота, и Билли недоумевал, что это за слабый свет позволяет ему видеть. Раз он услышал охранника - человека, - совершавшего свой равнодушный обход. Билли просто забрался в шкаф и стоял там неподвижно, дожидаясь, когда затихнет эхо шагов.
Несколько предметов с выставки сохранились - их забыли, сочли малоценными или не смогли найти. Теперь, в безлюдье, они снова появились на видном месте. Билли вошел в зал без окон, но освещенный, более того - сверху падали целые столбы света: каждый начинался в какой-нибудь точке совершенно ровного потолка, и все они шли вниз, пересекаясь, будто комната испытывала ностальгию по лунным лучам, которых никогда не видела, и вырастила их подобия. Пробираясь среди переплетенных толстых пальцев воображаемого света, Билли достиг того предмета, что его ждал.
Боже, подумал он, приблизившись. Да я же тебя помню.
На него глазел списанный ангел памяти выставки стран Содружества.
- Привет еще раз, - сказал Билли.
Он видел эту штуку еще ребенком, при дневном свете, когда она была экспонатом. Маленькая пластмассовая коровка глядела на него искоса, демонстрируя стеклянный бок. Внутри были четыре желудка, которые высвечивались один за другим, вспомнил Билли, и вот они, как и раньше, поочередно освещались. Рубец, сетка, книжка и сычуга, мерцающий процесс пищеварения, затеянный ради производства молока, - основы экономики какой-то из стран Содружества. Ах да, Новой Зеландии.
Он чувствовал внимание ангела, его убывающую самость. Когда открыли институт, этот мнемофилакс после работы топал по коридорам походкой Минотавра. Он защищал этот дурацкий дворец памяти от сил злобного времени и гневной постколониальной магии. Отсутствие интереса со стороны публики в конце концов убило его. Теперь, после смерти, он был одинок и набит разными историями.
Слышал, ты собирался прийти. Голос звучал издалека. Ангел пытался рассказать Билли о сражениях, в которых участвовал, но его пояснения были недоступны человеку. Он пробовал излагать бессмысленные истории, не доводя их до конца; Билли вежливо кивал после каждого неудавшегося анекдота. Наконец, кашлянув, как воспитанный человек во время чаепития, Билли вернул ангела к насущным вопросам.
- Мне сказали, ты можешь объяснить, что происходит. Один из ваших следовал за мной. Присматривал. Из Музея естествознания. Можешь сказать почему?
Могу, сказал бывший ангел. Он жаждал отвечать. Ты - тот, кого он ждал.
- Та бутыль? Ангел из Музея естествознания? Как ты узнал?
Рассказали. Другие. Мы разговаривали. Может, он и был мертв, но сохранял связь со своими все еще активными родственниками. Он провалился, сказала коровка. Билли ощущал за спиной дуновения воздуха, как будто распашные двери открывались и закрывались, помогая ангелу говорить. Его голос выстраивал звуки. Кракен пропал. Он не справился. Полон вины.
- Он покинул музей, - сказал Билли.
Все они. Все мы. Идет битва против сил конца. Нет смысла оставаться. Они сражаются с финальностью. Но этот. Ушел первым. Хочет загладить вину. Всегда пытается тебя найти. Присматривает за тобой.
- Почему?
Билли отодвинулся и наткнулся на закрывающуюся дверь. Он встал в стороне от нее, чтобы филакс мог говорить при помощи скрипа петель. Помнит тебя. Ты избран.
- Что? Я не… Как? Почему он избрал меня?
Ангелы ждут своих мессий.
Ангелы ждут своих мессий?
И ты пришел, рожденный не от женщины, но от стекла.
- Не понимаю.
Дает тебе силу - ты мессия его памяти.
- Эта штука со временем? Он дал мне это? Дейн сказал, что это из-за кракена… Ох! Стой, стой. Ты думаешь?..
Билли начал смеяться - сначала редкие, приступы хохота делались все чаще. Билли сел на пол и заставил себя хохотать беззвучно. Он знал, что это истерика. Облегчения не чувствовалось. Корова двинулась к нему. Мгновением раньше она была в конце комнаты - и вот уже оказалась на два или три фута ближе и смотрела на него стеклянным глазом.
- Все нормально, - сказал Билли угасающей памяти. - А знаешь, что думает Дейн? - Он улыбнулся экс-ангелу, как собутыльнику. - Что все это из-за кракена. Думает, я кто-то вроде Иоанна Крестителя. Но значит, он мыслил в неверном направлении. Спрут здесь ни при чем. Все дело в чертовом аквариуме. - Билли помолчал. - Ну что ж, это смешно, правда? А знаешь, что еще смешнее? Самое смешное? Что я тогда шутил.
Билли сохранял невозмутимость, когда утверждал, что стал первым ребенком из пробирки. Эту смехотворную, бессмысленную шуточку, которую он когда-то себе позволил, а потом повторял, чтобы не смазать впечатления, - ее подслушал genius loci, дух музея. Возможно, ангел улавливал все разговоры о бутылях и их силе. Возможно, он не понимал шуток и не различал лжи.
- Это неправда, - сказал Билли.
Ангел памяти в коровьем обличье ничего не ответил. "Щелк-щелк-щелк-щелк" - щелкали четыре его желудка, попеременно освещаясь.
Билли наклонился в его сторону.
- Я не пророк кракена, а бутылочный мессия. - Он снова рассмеялся. - Но это совсем не так, не так.
Бутылочный ангел все умалялся и умалялся, убывал ежедневно из-за блужданий за пределами своих владений, из-за своего провала, своих постоянных усилий - существо из стекла, консерванта и костей непрерывно распадалось. Он станет снова искать Билли, заново творя себя из разных останков в своем дворце, но вынюхивая ту часть своей сущности, которую успел вложить в Билли, которая давала ему эту незаслуженную мощь. Вплоть до полного своего исчезновения этот ангел будет пытаться найти Билли, и это из-за Билли он потерял архитевтиса.
- Я бы хотел, чтоб он вернулся, - сказал Билли.
Вернется.
- Да, но побыстрее. Пропал мой напарник. Мне нужна помощь, любая помощь.
Ты мессия памяти.
- Да, только это не так. - Билли медленно поднял взгляд, медленно встал и улыбнулся. - Но знаешь что? Я это приму. Приму что угодно. - Он мысленно потянулся, надавил и почувствовал, что время будто подалось. Да, может быть. - Ты собираешься идти? Наружу?
Ангел ничего не сказал. У него, как есть мертвого, не было сил сражаться на войне, которую вели его живые родичи. Билли ощутил прилив доброты.
- Ладно. Ладно, не имеет значения. Оставайся здесь, присматривай за этим местом. Оно в тебе нуждается.
Из другой части здания донесся шум, который не имел отношения к филаксу. Билли стоял у двери, наготове, с оружием в руках, вслушиваясь в звуки, - и без малейшего понятия, как он туда попал. Ангел пытался говорить, но Билли держал дверь закрытой, и тому нечем было производить скрип.
- Ш-ш-ш, - шепнул он, приказывая ангелу убираться.
Тот ушел, но шаги его, казалось, отдавались повсюду. Билли на мгновение решил, что сейчас прибежит охваченный ужасом охранник. (Он не знал, что все охранники давно знают о старой и меланхоличной сущности, бродящей по зданию, и не осмеливаются ее тревожить.)
- Проклятье, - сказал он и пошел за мертвым ангелом, держа фазер перед собой.
Следовать приходилось за скрипом петель и стуком вещей, падавших с верхних полок. Внезапно Билли оказался в комнате с незастекленными окнами, где пластмассовая корова кричала голосом здания на какого-то высокого мужчину.
Билли присел и выстрелил, но тот двигался быстрее; луч фазера прошел над бесполезной коровой и рассеялся по стене. "Билли Харроу!" - кричал высокий, который тоже имел при себе оружие, но не стрелял. "Билли!"
Билли понял, что первый крик донесся из-за его спины, а второй голос, потоньше, звучал у него в кармане. То был Вати.
- Я здесь не для того, чтобы драться! - крикнул высокий.
- Стой, Билли, - сказал Вати; ангел хрипел при помощи окон. - Он пришел, чтобы помочь.
- Билли Харроу, - обратился к нему незнакомец. - Я из братства Благословенного Потопа. Я пришел не затем, чтобы драться. У нас была Мардж.
- Что? Что? Мардж? Господи, что она делает, чего хочет? Ей нельзя ввязываться…
- Речь не о ней. Я пришел помочь. Поступило сообщение от моря. Оно хочет с тобой встретиться.
Глава 52
Море нейтрально. Море не вовлекалось в лондонские интриги, не принимало ничьей стороны. Не проявляло интереса. Кто способен понять, что именно движет морем? И кто настолько безумен, чтобы бросить ему вызов? Никто не в состоянии с ним сражаться. Никто не идет воевать против горы, против молнии, против моря. У него есть собственные советники, и просителям дозволено иногда посещать его посольство - но неизменно ради их выгоды, а не его. Море ничем не было озабочено: вот что самое главное.
То же в посольстве огня (невыносимо жаркое кафе на Крауч-энд), посольстве земли (полузасыпанный склеп в Гринвиче), посольствах стекла, проводов и других стихий, более изысканных: та же отстраненность и доброжелательная, но нейтральная власть. Но на этот раз - на этот раз - у моря возникло свое мнение. И братья Благословенного Потопа оказались полезны.
Их вера сложилась сама по себе, ни продиктованная, ни созданная морем. Правда, море, насколько могли судить лондонцы, принимало поклонение братства довольно сухо и снисходительно. Все это выглядело неискренним. Братство всегда могло правдоподобно увернуться: само море, конечно же, ничего не делало, это братья Благословенного Потопа разыскали Билли Харроу, и если они доставили его к посольству, что с того?
Поездка была спешной. Шел дождь, и Билли стало немного лучше, точно вода хотела его защитить.
- Что там с Мардж? - снова спросил он.
- Не знаю, - ответил Селлар. - Приехала со мной повидаться. Она думала, это мы забрали кракена. А мы полагали, что это сделали вы и Дейн. Когда Мардж сказала, что это не так, я пошел, поговорил с морем, и…
- Мардж в порядке?
- Нет.
- Верно, - сказал Билли. - Сейчас никто не в порядке.
Он снова посмотрел на телефон: пропущенных звонков не было. Джейсон не звонил. "Может, он туда еще не пошел, - подумал Билли, хотя сам не поверил этому. - Может, скоро он мне перезвонит".
Ряд спаренных викторианских домов на северо-западе Лондона. Поезд метро, появившись из туннеля, загрохотал в ночи, за кирпичной стеной. Машины двигались медленно. Пешеходы встречались нечасто. Трехэтажные здания почти не обветшали, хотя кирпичи порядком натерпелись от непогоды и покрылись пятнами, а раствор сыпался из швов, но назвать квартал трущобным или заброшенным было нельзя. Перед домами располагались палисадники с редкими растениями и ухоженными участками земли. Билли видел детские комнаты со зверьками-симпатягами и чудовищами на обоях, кухни, гостиные в спеленатом свете телевизоров. Из одного дома доносились смех и звуки разговора; сквозь открытые окна вырывалась музыка и сигаретный дым. Следующее строение было тихим и неосвещенным.
Подойдя ближе, Билли увидел, что это не совсем так. Шторы были задернуты на всех трех этажах, и внутри, возможно, горел очень слабый свет - снаружи казалось, что кто-то переносит свечи в глубине комнат.
- Вати, ты бывал здесь раньше? - спросил он.
- В комнатах - никогда, - отозвалась фигурка в руке Билли. - Там не в кого пробраться.
Селлар постучал в дверь - сложное кодовое стаккато. У его ног стояла целая батарея пустых бутылок. Селлар прижал ухо к деревянной двери, затем подозвал Билли. Шторы на нижнем этаже были из плотной хлопчатобумажной ткани цвета бычьей крови; на втором - из пестрой материи сине-зеленых тонов; на верхнем - с растительным рисунком. Все они прижимались к стеклу изнутри.
- Начнем, пожалуй, - сказал Селлар.
Он написал записку, содержания которой Билли не видел, свернул ее, сунул в бутылку, плотно закрутил крышку и протолкнул бутылку в отверстие для почты. Прошло несколько мгновений, не более. Билли вздрогнул, когда створка отверстия открылась и бутылка упала обратно, разбившись о бетонную ступеньку. Лай собак и крики заигравшихся детей не ослабевали. Билли поднял бумагу, держа свою куклу так, чтобы Вати тоже мог читать.
Бумага была влажной. Чернила расплылись вокруг слов, написанных замысловатым почерком с завитушками, которые выходили за пределы строк.
ТЕВТИС БОЛЬШЕ НЕ НАШЕ СУЩЕСТВО. БОЛЬШЕ НЕ СУЩЕСТВО. НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ ОКЕАНУ. МЫ ГОВОРИЛИ С КРАКЕНАМИ, ОБИТАЮЩИМИ СРЕДИ НАС, ЧТОБЫ ВЫЯСНИТЬ, ПОЧЕМУ ЭТО СЛУЧИЛОСЬ. ОНИ И МЫ НЕБЕЗРАЗЛИЧНЫ К ТОМУ, ЧТО НАСТУПАЕТ. ЭТО НЕ КНЯЗЕК, ИЗБРАННЫЙ НАМИ ИЛИ ИМИ В АКВАРИУМЕ.
Билли посмотрел на Вати.
- Ну? Ты что-нибудь понял?
- Я думаю… - сказал Вати. - Здесь говорится, что это всего лишь кракен.