- Всего лишь?
- Вроде как… обычный кракен. Полагаю. И… я хочу сказать… он больше не их, мне так кажется.
- Дейн считал, что в этом кракене может быть что-то особенное, поэтому его и умыкнули. Что он может быть заложником.
Одна из бесподобных распрей между кракенами. Враждующие полководцы, битвы со скоростью дрейфа континентов. Столетие уходит на вытягивание каждого щупальца длиною с провинцию, чтобы охватить ими конечности врага; укус, во время которого челюсти стискиваются на протяжении нескольких человеческих поколений, и в итоге отрывается кусок плоти величиной с город. Даже быстротечные величественные столкновения их отпрысков, архитевтисов, были только пародиями на споры родителей.
- Должно что-то такое быть, - сказал Билли. - В мире есть и другие гигантские спруты. Почему именно этот? Почему все вертится вокруг него? Какого он… происхождения? Откуда родом?
- Оно говорит, не в этом кракене дело, - сказал Вати. - Море.
Билли и фигурка уставились друг на друга.
- Так почему же мы здесь? - спросил Билли. - Почему младенец кракен ведет к концу всего сущего? - Он вперился кукле в глаза. - Что на самом деле известно морю - или кракенам? Как насчет?.. Вати, как насчет того, чтобы ты спросил у кракенов напрямую?
Если взять лодку… Им надо взять лодку и, скажем, большого железного или медного Будду. Оказавшись над глубоководьем, над впадиной в Атлантике, они могли бы наклонить статую, чтобы та упала за борт, - и Вати начал бы, покачиваясь, долгое путешествие, спуск в самую сокрушительную тьму. Наконец он остановился бы в донной грязи, среди обглоданных миксинами костей, и привлек бы внимание какого-нибудь глаза, которому дела нет до того, что он так огромен. "Здравствуйте, - мог бы сказать Вати. - По какой именно причине ваш мелкий ребенок, питающийся планктоном, возжелал сжечь целый свет?"
- Как я потом выберусь обратно? - спросил Вати.
На морском дне были, конечно, разбросаны статуи, но вопрос - на каком расстоянии от места его глубоководного интервью? Что, если они окажутся вне пределов досягаемости? Тогда Вати придется сидеть там в черноте и ужасающей скуке, и его станут ощупывать мерцающие рыбины, пока океан не разрушит статую, лишив Вати и местопребывания, и личности. Значит, поместить самую тяжелую статую-якорь на конец цепи, увешанной другими изваяниями, чтобы он, закончив опрос, мог подняться через них обратно в носовую фигуру…
- Что это мы делаем? - перебил сам себя Билли.
Донесся еще один звук разбившейся бутылки. Новое сообщение.
МЫ НЕБЕЗРАЗЛИЧНЫ. К ОГНЕННОМУ СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЮ. МЫ НЕ ЖЕЛАЕМ, ЧТОБЫ ЛОНДОН ИСЧЕЗ. И ВЫ С ИЗГНАННЫМ КРАКЕНИСТОМ, И МЫ ХОТИМ ОДНОГО И ТОГО ЖЕ. МЫ СУТЬ ПРОДУКТ ВЗАИМОЗАВИСИМОГО РАЗВИТИЯ. У КРАКЕНОВ ЭТОГО НЕ БУДЕТ, К НИМ ЭТО НЕ ОТНОСИТСЯ.
Помогали ли в этом сами гигантские спруты - или их родители, другая стадия развития бога, обожествляемая родня? Из-за чего - из-за божественной ярости вследствие неверного истолкования?
- Почему именно это головоногое? - прошептал Билли.
ТЕ, ДРУГИЕ, - ПРОТИВ НАС. ПРЕЖДЕ МЫ ДУМАЛИ ИНАЧЕ. ТЕПЕРЬ ЗНАЕМ. ВЫ ДОЛЖНЫ ДОБРАТЬСЯ ДО КРАКЕНА И УБЕРЕЧЬ ЕГО ОТ ОГНЯ.
- О, вы думаете? - пробормотал Билли. - За это спасибо, в голову не приходило…
Он продолжил чтение.
ВЫ ДОЛЖНЫ ОСВОБОДИТЬ ИЗГНАННИКА.
- Это Дейн, - сказал он.
ВАМ ПОКАЖУТ.
- Зачем это? - спросил Билли. - Что такое "взаимозависимое развитие"?
Он нахмурился, наклонил голову и дочитал.
УНИЧТОЖЬТЕ ЭТУ БУМАГУ. ВАМ ПОМОГУТ.
А что же Дейн?
Дейн висел вниз головой и истекал кровью, пересказывая самому себе истории своего деда, истории о мужестве своего деда. "Однажды, - сказал он внутри собственной головы голосом деда, - меня схватили". Было это воспоминанием или выдумкой Дейна? Неважно. "В то время, значит, случались драки с рингстонерами. Когда-нибудь сталкивался с рингстонером? В общем, что-то у нас с ними было, даже не помню, мы обещали помочь какой-то другой церкви с какими-то святыми мощами, а те помогали нам, не помню…" Сосредоточься, подумал Дейн. Дальше. "В общем, они всего меня опутали, устроили чертову колыбель для кошки, а потом явились, чтобы задать мне трепку, и все такое прочее. Вот". Принюхайся. Дейн в роли своего деда стал принюхиваться. "Я подпустил их совсем близко. Представляешь, дал своей голове распространиться по всей комнате! Они торжествовали. Тебе никогда сего, а нам завсегда того. Но когда они приступили, когда подошли прямо ко мне, я ничего не говорил. Пока они не оказались совсем рядом. Тогда я произнес молитву, и я как знал, что так оно случится, как будто знал, что с ними это будет, что все веревки, которые у них были, оказались, как всегда, руками Бога, и Бог распустил их, и я освободился, и вот тогда, парень, я им показал".
Ура. В какой-то момент отзвуки внутри комнаты, где висел Дейн, изменились - в нее входили люди. Дейн перестал говорить с собой и попытался слушать. При том что сотворили с его глазами, он не видел, кто там. Не видел, но даже сквозь волны боли слышал - и понимал, что голос, который он слышит, принадлежит Тату.
- Серьезно, совсем ничего? - спросил Тату.
- Много крика, но это не считается, - сказал кто-то из нацистов. - Вам нехорошо? Вы вроде расстроены.
- Да, расстроен. По правде говоря, я чертовски расстроен. Помните монстропасов?
- Нет.
Гнусавость, слюнявость, собачий скулеж. Тот самый человек-собака. Напичканный магией член этой бригады, сделавший себя наполовину немецкой овчаркой, жалкая фашистская поделка, мясной каламбур, - Дейн презирал ее даже тогда, когда поделке случилось рвать его своими клыками.
- Ну… Они обычно работали с Гризаментом, давно, когда я… Давно, в общем. Ну и только что одну из моих фабрик остановил сгусток пыли или еще чего, очень похожий на чертова дракона…
- Не понимаю, что это значит…
- Это значит, возвращается какая-то дрянь, которую я не ожидал больше увидеть. Этот дерьмоед должен что-то знать. Он в чем-то замешан. Он знает, где находится долбаный спрут - ведь это его бог, не так ли? И он знает, где найти Билли Харроу. Продолжай разбираться.
Продолжай разбираться. Дейн молился безостановочно, молился беззвучно и неподвижно. Щупальцевый Бог во тьме, пожалуйста, дай мне силу. Силу слушать и силу учиться. Кракены милосердны в огромной и аммиачной мудрости своей. Он знал, что должен слушать, что должен ждать и ничего не говорить, если бы даже мог отвечать на вопросы, на большинство из которых он не мог ответить, даже если бы захотел, но не захочет, потому что это никогда не кончится. Дейн понимал, что все это не протянется слишком долго, ведь он ослаб и обескровлен из-за ран, нанесенных нацистами, оглушен, измучен и утомлен, не в силах даже кричать, он стал предметом, подвешенным в восходящих потоках боли, - и терпеть это можно лишь до определенного предела, а поэтому снова, во второй раз, прежде чем он исторгнет достаточно себя самого и получит критическую массу нехватки чувствительности, ему некуда будет отправиться, кроме как в смерть, в страшное солнечное колесо хаоса, вращения которого он не увидит. Свастика, как настаивают ее защитники из числа антифашистов-хиппи, есть символ жизни, даже когда предстает вот такой.
Кто тебя создал? Меня создал Кракен. Как побочный продукт. Есть ли в этом утешение - или потаенная надежда, что тайный кракен втайне о тебе заботится? Все мы суть спрутовое дерьмо, подумалось Дейну.
Свастика Хаоса не способна была возвращать ушедших, давно и надолго, но обладала достаточной головорезно-жизнетворной силой, чтобы вплоть до самой смерти снова заражать человека жизненной энергией. Вращаясь вместе с Дейном, распятым в форме свастики, она заново вливала в него жизнь, так что кровь капала вверх, поврежденные органы восстанавливались, растопыренные концы костей нащупывали друг друга, скрипели, когда сколы входили в сколы, - свастика восстанавливала его целиком и вбрасывала обратно в боль.
Глава 53
"Двустороннее зеркало" - когда-то, давным-давно, оно, возможно, предназначалось для маскировки, но теперь сделалось обманкой, притягивающей к себе внимание. Позади него стояли Бэрон и Варди - в позах настолько похожих, что наблюдатель счел бы их комичными. По другую сторону стекла Коллингсвуд допрашивала Джейсона.
- Как же это вышло, что теперь я обратил на него внимание? - спросил Варди. - Я бы, наверное, решил, что он мне знаком.
- Коллингсвуд, - сказал Бэрон.
- Она неплоха, верно?
- Она чертовски хороша, - согласился Бэрон. - Поэтому она его сразу и разглядела, - (Вопросы, которые Коллингсвуд задавала Джейсону, были сдержанны, полны нюансов и усилены различными магическими приемами: от сверхъестественно-непереносимой вкрадчивости до нефизической боли.) - Будь вы здесь, когда вам полагалось… Где, черт возьми, вы были, профессор?
- Теперь уже профессор?
- Вот что. - Бэрон повернулся к нему. - Вы ведь не можете сказать, что я наступал на горло вашей песне, верно? Слава богу, что Коллингсвуд сейчас этого не слышит - иначе мы не дождались бы, пока она закончит хихикать. Я знаю, что ваша работа - устанавливать каналы с чертовыми божественными сущностями, и разве я когда-нибудь стоял у вас на пути? Разве не я тот тип, что написал на вашей двери: "Не беспокоить, собираются откровения об эсхатологии"? А? Но вам положено держать меня в курсе и быть на месте, когда вы мне нужны, и оказывать мне хоть капельку почтения и всего такого, верно? Вам полагалось прибыть на этот допрос около двух часов назад. Так где же, черт возьми, вы были?
Варди кивнул.
- Мои извинения. Но я-таки раздобыл новости. - Он что-то очертил в воздухе руками. - Невозможно, чтобы такой конец света наступал без чьего-то желания, - это отнюдь не простая случайность. А теперь Тату сходит с ума. Я до сих пор не могу разобраться, каким боком это светопреставление входит в чьи-нибудь планы.
- Он сходит с ума, - повторил Бэрон; Тату разрывал город на части. - Мы пытались переговорить с его людьми, но что-то довело его до крайности…
- Ну вот, я опрашивал тех, кто находится, можно сказать, в полутени Гризамента и Тату, - сказал Варди. - Мы знаем, что Адлер был связан с первым из них, но не знаем, почему он был в музее. Мы не знаем, что он замышлял, и я все время думал, не стоит ли за всем этим… кое-кто другой, кто остался совершенно сам по себе после смерти Гризамента.
- И?
- Послушайте, я как раз об этом и толкую. За всем этим кроется руководящий разум. Что бы ни надвигалось, что бы ни заставляло ангелов выходить на улицы - это не побочное следствие другого плана, это намеренное действие. Но какое, мы не знаем.
- Я знаю, что…
- Нет. Это не случайность. Слушайте. Мы уже близко. Понимаете? - Варди говорил скучным лекторским тоном. - Мир движется к концу. Конец и в самом деле скоро наступит. Конец. Скорый. А мы не знаем, зачем или кто хочет его наступления.
- Это должен быть Гриз, - тихо сказал Бэрон. - Непременно. Он никогда не умирал…
- Но зачем? Какой в этом смысл? Зачем ему тогда сжигать самого себя? Вот почему я отлучался. Задавал вопросы.
- И что? Что, черт возьми? К чему вы пришли?
- При имени Коул ничего не припоминаете? - спросил Варди. - А если добавить "физик". И "Гризамент". А?
- Нет.
- Это одно из имен, которые часто повторялись при дворе Гризамента примерно в то время, когда он, гм, умер. Умер, согласно заключению онкологов. Коул - пиромант, работает с джинией, говорят. И довольно в тесном контакте, судя по кое-каким слухам. Это один из нескольких человек, которые по невыясненным причинам разговаривали с Гризаментом в его последние дни. Очевидно, Коул был среди тех, кого вы пытались опросить после похорон, но он всегда усердно избегал бесед с силами правопорядка.
- …О, верно, кажется, припоминаю. Если честно, я всегда полагал, что он был там, потому что Гриз хотел пышных театральных проводов, большого и яркого погребального костра. А что вы думаете?
- Есть театральность и театральность.
- Что же в таком случае он делал для Гриза?
- Экспериментальную пироштуковину: памятный костер, как он говорит.
- Говорит?
- Я изучал связи Гризамента и повсюду о нем расспрашивал. Я же сказал, у меня новости. Если честно, многого я не ожидал. Ожидал увиливания, чего-то вроде "Гризамент был джентльменом, от него можно было не запираться, работать с ним было удовольствием, большое вам спасибо и сваливайте поскорее". Но все оказалось слегка занятнее. У него есть дочь. У Коула.
- Значит, и миссис Коул тоже есть?
- Умерла много лет назад. Хотите знать, что я услышал? Его дочь пропала.
Бэрон выкатил глаза и в конце концов закивал.
- В самом деле? - медленно проговорил он.
- Так говорят.
- Что это значит?
- Сначала Адлер, затем Коул. Кто-то занимается известными компаньонами Гризамента, причиняя им… неудобства.
- Например, засовывает в бутыли.
- И похищает их детей.
- Зачем?
- Если бы я знал, Бэрон! Но это факт.
- Но это вне вашей компетенции, верно? Где здесь божественное? - Варди закрыл глаза и пожал плечами. - Что ж… Как, по-вашему, нам быть? Поговорить надо, ясное дело, но…
- Вы босс, ясное дело, но я бы предложил себя на роль координатора в этом деле.
- Думаю, он не захочет говорить с копами.
- Само собой, но я ведь не полицейский, верно? Я, как и он, ученый.
- А братство ученых - самое крепкое, да? - Бэрон кивнул. - Хорошо. Но ради бога, держите меня в курсе. Посмотрим, к чему приведут поиски юной мисс Коул. Но имейте в виду: то, что я говорил, совсем не чепуха. Держитесь скромнее и наблюдайте за тем, что делают ваши коллеги. Как, например, вот эта коллега, прямо сейчас.
Бэрон указал на то, что происходило за окном.
Нет такого места, где не проходят канализационные трубы - толстые нити, следующие за людьми под землей, под чем угодно, непрерывно промываемые потоком отбросов и фекалий. Под слабым уклоном все трубы идут к морю, и оно по тем же трубам идет обратно, игнорируя тяготение и зловонный поток, ибо море протягивает собственные нити, сенсорные каналы соленой воды, - воды, что плещется под городом, слушает, лижет кирпичную кладку. На протяжении полутора дней под Лондоном простиралось тайное море, распределенное по всем туннелям.
Трубы заполнились морской водой, которая шпионила за обитателями зданий, наблюдая, подслушивая, преследуя. Внимание лондонмантов можно отвлечь благодаря сообщничеству предательских районов или могучим штрейкбрехерским чарам, но ничто не укроется от любознательного моря.
Билли ждал, оставаясь в одиночестве, если не считать беспокойных появлений Вати, который то оказывался в кукле, то снова пропадал, отправляясь на передовую забастовки.
- Сделал все, о чем меня просило море, - сказал Селлар в какой-то унылый и темный момент ночи, вслед за чем исчез в быстрой обратной волне, возвращаясь к своим мечтам о мокром апокалипсисе.
"Это огонь, а не вода, - подумал Билли. - Сомневаюсь, чтобы тебе он понравился".
Телефон звякнул, и Билли немедленно нажал кнопку ответа, ничего не говоря, только слушая. После короткого молчания чей-то голос произнес: "Билли?" Он понял, что это не Джейсон, разорвал соединение и выругался. Пролетарского хамелеона взяли. Все пошло не так.
Билли стоял в палисаднике перед морским посольством - среди темноты, в темной одежде, без малейшего отблеска на очках - и, поняв, что сможет сделать это незаметно, метнул телефон изо всех своих сил, теперь немалых, в темноту над крышами. Как трубка упала на землю, Билли не слышал. Наконец, сидя на крыльце дома, он услышал плеск воды в трубах у себя под ногами. Из почтового ящика вытолкнули очередную бутылку.
Море сообщило ему, где находятся нацисты Хаоса, и сказало, что на этом его морская помощь заканчивается, что оно не будет вмешиваться, что не может принимать ничью сторону. Посольство закрывается на дневное время. Билли подался вперед и прижался лбом к двери.
- Послушай, - сказал он. - Послушай минутку. Ты не можешь попасть туда, верно, Вати?
- В этом доме нет никаких фигур.
- Послушай, море, - сказал Билли. - Эй, море, смотри сюда. - Он устало улыбнулся. - То, что мы имеем сейчас, мы имеем благодаря тем, кто хочет быть нейтральным.
Пришло некое узнавание. Билли испытал такое чувство, будто помнит это, будто он был в этом море лишь несколько дней назад, или несколько ночей назад, да, ночью, в ночи, когда ему снились те чернильные сны. Он положил руку на дверь. Это место было ему знакомо.
- Из-за чего ты так хочешь остаться нейтральным? - продолжил Билли. - Не хочешь участвовать в войне? Это не будет война между тобой и Лондоном - нам предстоит совсем не это. Так в чем же дело? В нацистах Хаоса? Не верю. В Тату? Тебя что, всерьез пугает главарь банды?
Ну же! Сработает ли этот пустячный психологический прием с долбаным океаном? Никакого риска, подумал Билли, никакого риска. Что еще у него есть? Два оружия, в которых он не разбирается, да многотелый профсоюзный лидер. Изнутри посольства не слышалось ничего - тишина.
- Так в чем же дело? В протоколе? В тонкостях? Я вот что скажу. Я буду умолять. - Билли уже стоял на коленях. - Пожалуйста. Значит, ты нарушаешь какой-то баланс сил? И что? Ты знаешь, что надвигается. Огонь и конец всему. Спорим, что в этом огне сгорит и морская вода? Но Дейн, как ты знаешь, собирается все уладить. И если ты не хочешь, чтобы все сгорело, чтобы сгорел Лондон, чтобы сгорело море… помоги мне.
- Вы понимаете, что сейчас происходит? - спросила Коллингсвуд. (Джейсон Смайл дышал с присвистом. Несколько косметических приемов, небольшая сверхъестественная дерматологическая операция - и кожа его стала выглядеть нетронутой, все синяки исчезли.) - А происходит вот что. - Вы нарушили разные законы, но вам также известно, что это дурацкие законы. Неписаные, вроде конституции. Это значит, вы оказываетесь в другой системе судопроизводства. А это, в свою очередь, значит все, что я захочу. - Коллингсвуд была моложе Джейсона больше чем вдвое. Она откинулась и задрала ноги на стол. - Так что ваше сотрудничество будет высоко цениться. Итак. - Она резко проквакала со смешным американским акцентом. - ’Ще раз. Зачем вы сюда явились? Где Билли? И где спрут?
Это они проходили уже много раз, и никакие уговоры или угрозы не помогали.
- Клянусь, клянусь, клянусь, - твердил Джейсон, и Коллингсвуд ему верила.