Он ничего не знал. Только номер, который дал ему Билли и который он сразу же назвал. Вот и все. Коллингсвуд глянула через зеркало, помотала головой, затем вышла из комнаты и присоединилась к коллегам.
- Ну и что мы имеем? - спросил Бэрон. - Немного неожиданно, так, что ли?
- И вы ему верите, - сказал Варди.
- Да, - сказала Коллингсвуд. - Да. Итак…
- Итак, получается, - заметил Бэрон, - нашего Билли никто не похищал. На самом деле он сотрудничает с известным прихожанином Церкви Бога Кракена, ныне отлученным. Выходит, наш простак не так уж и прост.
- А что, если это связано с долбаным Стокгольмским синдромом? - предположила Коллингсвуд. - Может, Билли, как ее, долбаная Патти Херст?
Она взглянула на Варди.
- Возможно, - отозвался тот. - От всего этого дела так и несет верой, по-моему. Из того номера, что дал Джейсон, мы ничего не извлекли, так ведь?
- He-а. Верой во что?
- В нечто.
- Хорошо, дети, хорошо, - сказал Бэрон. - Значит, мы думали, что ищем заложника, а выяснилось, что мы ищем беглеца. Варди, а теперь о Коуле - вам бы надо ввести Коллингсвуд в курс дела.
- Кто это? - спросила она. - Что натворил? Или это она? Я могу поиграть?
- Это пиромант, - объяснил Бэрон. - Бывший компаньон Гриза.
- Пирик? - У Коллингсвуд сузились глаза. - Тот, кто имеет дело с огнем? А, Варди?
- …Да, это так. Простите, я просто… я… - Варди закусил палец; Бэрон и Коллингсвуд заморгали при виде такой необычной для него нерешительности. - Пиромант, спрут из музея, конец всего сущего, это… в этом есть что-то общее. Мне просто надо разобраться в этой вере.
Ну а что же с Мардж? Лучшая ее наводка никуда не привела.
У нее возникли новые приоритеты. Она поверила всем этим незнакомцам, которые твердили ей, что она в опасности и привлекает к себе опасное внимание, что ей нужна защита.
"Разве ты не знаешь, что такое улица-ловушка?" - спросил у нее собиратель культов. Мардж действительно не знала, но через минуту разобралась, поискав в Сети. Вымышленные улицы, вставляемые в карты, чтобы доказать нарушение авторских прав, неоспоримо подтверждающие, что одна карта содрана с другой. Трудно было найти окончательные списки таких улиц, но кое-какие предположения имелись. Несомненно, именно на улице-ловушке стояла "Старая королева".
Были ли эти особые оккультные улицы созданы, а затем спрятаны? Может, их названия давались, чтобы служить ловушками в хитроумном двойном обмане, чтобы туда ходили только те, кто знал, что на улице и вправду есть адреса? Или же там, где ставились ловушки, на самом деле никаких улиц не было? Возможно, эти тупики были контрабандными остатками тех времен, когда атласы рисовались лжецами?
Что ж, так или иначе, улицы эти явно заслуживали исследования. Мардж принялась за дальнейшие поиски.
Глава 54
Нацисты Хаоса особо не прятались. Просто пустое здание. В его расположении не было никакой метафорической логики, никакого космического каламбура: оно просто стояло более-менее на отшибе, более-менее пустое внутри, в него более-менее легко было вломиться и переоборудовать изнутри - поставить звукоизоляцию и все такое, - а потом защищать. Поэтому его и выбрали. Оно располагалось далеко на востоке Лондона, в районе настолько унылом, что немногие обращали внимание на постройку. Там имелся глубокий подвал, где истязали Дейна, где дребезжали и поворачивались свастики Хаоса. Неподалеку находился гараж.
Нацисты были одни и без присмотра - ресурс, отданный на субподряд, что в стране гангстеров модно так же, как и в стране победившего фордизма. Тату в неопределенных выражениях велел им продолжать свое дело и постараться выбить что-нибудь из Дейна, хотя бы намек на то, где искать Билли и кракена.
Внутри у них все было декорировано подлинными сувенирами Третьего рейха - с настоящими брызгами крови, мозгов, гауляйтерской спермы. Свечи в нишах у икон с изображением разной нечистой силы, закопченные плакаты неонацистских групп, фотографии из лагерей - как и следовало ожидать.
Нацисты Хаоса выстроились в ряд, пестрая вереница фашистских щеголей, блеск, латекс, кожа, орлы. Они пожирали глазами Дейна. Тот висел, связанный, за стеллажом с инструментами, покрытыми коркой запекшейся крови. Его дыба повернулась, чтобы ввести в него еще немного болезненной жизни; у него остались глаза и зубы (зубы - не все), и он мог дышать через нос, пусть и сломанный. Они вернули его назад всего за пару часов до этого и толком снова еще не приступали. Дейн смотрел на них, то плюясь и разъяряясь, то обмякая и пытаясь уйти в себя.
- Смотрите-ка, - сказал один. - У него губы шевелятся. Снова молится своей улитке.
- Тупая жидовская улиточная морда, - вставил другой.
- Гав, - пролаял человек-собака.
- Где Билли, мразь?
- Где спрут?
- Твой дохлый спрут тебя не спасет.
Все рассмеялись, стоя в комнате без окон. Они медлили. "Тупой жидяра", - сказал кто-то. Все снова рассмеялись.
Способов испытывать боль не так уж и много. Существует почти безграничное количество способов ее причинять, но сама боль, поначалу столь отчетливая во всех своих особенностях, неизбежно становится просто болью. Не то чтобы Дейн был безразличен к мысли об усилении боли: он содрогался, когда эти типы над ним насмехались. Но он удивлялся тому, что они уже дважды подводили его к порогу смерти с помощью своих сучьих изобретений, а он до сих пор не сказал ни о том, что знает, где кракен, ни о том, у кого он, ни о том, где может быть Билли. Последнего Дейн и сам не знал, но, конечно, мог дать кое-какие наводки - однако не дал, и его мучители пребывали в растерянности.
И все же Дейн едва не плакал. Он продолжал молиться.
- Да прекрати ты свое нытье, - сказал какой-то нацист. - Ты один. Никто не знает, где ты. Ничто тебе не поможет. Никто не придет тебя спасать.
Выжидало ли море именно этого момента? Явилось ли оно с максимальным театральным эффектом, выдерживая паузу в системе труб, что пронизывали дом, как и все дома, и ожидая услышать как раз это заявление, дабы его опровергнуть? Как бы там ни было, звезды выстроились должным образом, все пришло в равновесие для этого идеального удара - и, будто давая ответ, морская вода прорвала в доме все трубы, и из здания начало изливаться море.
Соленая вода вспорола стены, вспучила полы. Любовно позолоченные безделушки времен Второй мировой войны ушли в новообразованные дыры.
Нацисты бросились врассыпную, побежали, не зная, куда бежать. Дейн беззвучно кричал - с яростью, восторгом, надеждой и неистовством. Вода заглатывала нацистов; леденящая морская вода и лондонская муть засасывали их и утягивали вниз в водоворотах и глубинных течениях, позаимствованных у самого океана. Некоторые добрались до лестницы, но многие были подкошены нежданно нагрянувшими волнами, и, грубо удерживаемые под ними, стали тонуть прямо посреди города.
Вода достигла подбородка Дейна, гадавшего, не погибнет ли и он заодно. Он не согласен, дошло до него, не согласен, не согласен. Кракен, позволь мне дышать.
Нацисты, поднимавшиеся по лестнице, были встречены огнем. Билли бил в них без промаха из своего фазера, включенного на полную мощность, и спускался, стреляя на ходу. Раскаленным докрасна лучом он прожег шкуру человека-пса, обожествлявшего Гитлера. Свернув в камеру пыток, Билли зарычал, как проклятый богом зверь, и продолжал стрелять, а море меж тем ревело, срывая со стен нацистские безделушки и утаскивая их чуть ли не на дно мира.
- Дейн, - сказал Билли. - Дейн, Дейн, Дейн. - Он опустился на колени посреди зыби; Дейн прохрипел и улыбнулся; Билли поднес ножовку к его оковам. - Ты цел. Все хорошо. Мы добрались сюда вовремя, прежде чем они успели что-нибудь сделать.
Дейн даже засмеялся в ответ на эти слова, когда шлепнулся в воду, освобожденный от своего звездообразного распятия с изогнутыми концами.
- Нет, приятель, - прошептал он. - Ты опоздал. Дважды. Но не бери в голову, ладно? - Он снова засмеялся нехорошим смехом. - Ничего. Рад видеть тебя, парень.
И Дейн оперся на Билли, будто был изранен гораздо сильнее, чем казалось внешне. Билли смешался.
- Они блокируют выход, - сказал он; нацисты из других комнат столпились на лестничной площадке и стреляли вниз из оружия времен Третьего рейха. - Держи. - Билли вручил Дейну его пушку. Тот слегка выпрямился. - Ты со мной, Дейн?
Дейн что-то сделал, прицелился и выстрелил вверх. Там, на площадке, врагов было много.
- Я с тобой, - сказал он и посмотрел на свое оружие. Его хриплый голос теперь звучал почти обычно. - Хорошо работает.
- Этим путем нам не выйти, - заметил Билли.
Как будто в ответ - в ответ, конечно же, - море сильно всплеснуло и стало очень быстро отступать, достаточно быстро, чтобы захватить с собой огромный кусок пола. Оно оставило дыру посреди комнаты - грязную скользкую полость размером с комнату поменьше, где торчали огрызки труб и валялась развороченная кладка. Море яростно вытекало наружу и прорвало на своем пути брешь, изливаясь из этой ямы то ли в заброшенный коллектор, то ли в старое речное русло, откуда был выход в подземный лабиринт.
- Сможешь? - спросил Билли, поддерживая Дейна; тот кивнул.
Опираясь друг на друга и наклоняясь, они двинулись по холодному, опасно скользкому, грязному полу вслед за отступающей морской водой, в громадную полость.
Оглянувшись, они посмотрели вверх, на хаотический каскад из торчащих труб и вывалившихся кирпичей, и дальше, в покинутую ими комнату. Через край дыры на них пялились нацисты. Билли и Дейн, вскрикивая, стали стрелять залпами, и перекошенные физиономии тут же пропали из вида. Последовали секунды тишины. Билли с Дейном вбежали в оставленные водой липкие наносы, а оттуда, роняя с себя капли грязи, словно свежеслепленные глиняные големы, - в темные туннели Лондона.
Часть пятая
ПОДЪЕМ НАВСТРЕЧУ ПАДЕНИЮ
Глава 55
Было очень поздно. Уже довольно долго Джейсона никто не допрашивал и тем более не применял к нему силу. Прежде Коллингсвуд время от времени наведывалась к нему в камеру с кошмарными петлями вопросов, но вот уже несколько часов Джейсон ее не видел.
Еду и питье просовывали через оконце. На требования предоставить телефон, обратить на него внимание, принести сэндвичи с беконом, которые Джейсон то и дело выкрикивал, никто не отвечал. В углу его камеры имелся химический туалет, и Джейсон давно уже перестал угрожать, что пожалуется на это в Международную амнистию. В отсутствие Коллингсвуд или кого-нибудь, способного изменять реальность и тем приглушать магический навык Джейсона, тюремщики стали его отчасти узнавать, понимая, что знают его какое-то время. А поскольку он не был, не мог быть - гляньте-ка, да он же в камере - их коллегой, церберы рассудили, что это какой-то закоренелый злодей, и стали обращаться с ним жестче.
Когда Джейсон услышал шаги, шепот, отдающийся эхом в коридоре, он не ожидал, что кто-нибудь остановился рядом. Но шаги - да, шаги замедлились и прекратились прямо напротив его камеры, после чего дверь отперли.
В дверном проеме стоял полицейский, уставившись перед собой в странной неподвижности, седой и очень больной с виду. Позади него был еще кто-то. Полицейский не смотрел на Джейсона, а буравил взглядом стену над его головой и все время сглатывал, сглатывал. Стоявший позади него был весь опутан тенями от флуоресцентных ламп. Слышался шепот.
- Что?.. - начал было Джейсон и тут же осекся.
В дверной проем заглядывал ребенок. Мужчина за ним шептал что-то в ухо полицейскому, наклоняясь, словно дерево под ветром, показываясь то с одной стороны от своего сопровождающего, то с другой, - этакий игривый маятник. Он подмигивал Джейсону из-за спины полицейского то левым, то правым глазом.
- Кристина! - обратился мужчина в сером к Джейсону. - Это ты?
Джейсон понял, кто эти мужчина и мальчик, вжался спиной в стену и начал вопить.
- Я знаю! - сказал Госс, вступая в камеру вслед за полицейским.
Сабби прикрыл за ними дверь со старательно-детской точностью. Джейсон кричал и сучил ногами на койке.
Полицейский прикрывал глаза, всхлипывал и шептал:
- Мне так жаль ш-ш-ш я сейчас не удержался я не хотел пожалуйста не надо пожалуйста.
- Я знаю! - снова сказал Госс, потом захихикал. - Прекратить! - велел он, выдыхая дым. - Это секрет, ты все испортишь, прекрати!
Он подтолкнул констебля к Джейсону, шепнув ему какое-то слово, и тот, даже не открывая глаз, нащупал орущий рот узника, зажал его ладонью и прошептал: "Ш-ш-ш, ш-ш-ш, перестань, перестань, так надо, так надо". Джейсон задыхался, пытаясь кричать из-под его руки. Полицейский и заключенный вцепились друг в друга.
Кто-нибудь придет, думал Джейсон, кто-нибудь придет, есть же камеры - но что, если Госс обошел их? Как бы иначе он сюда явился? Джейсон снова попытался закричать.
- Вы двое просто ужасны, - сказал Госс. - Ты обещал, что мы увидимся на автовокзале, а потом пришел Майк, и я не знал, куда смотреть! - Он уселся на скамью и бочком придвинулся к Джейсону. - Эй, - стеснительно шепнул он и похлопал полицейского по плечу; тот всхлипнул. - Сабби хочет тебе кое-что показать. Он нашел жука. Пойди и взгляни, просто прелесть.
- Ш-ш-ш, ш-ш-ш, - повторял полицейский, из-под закрытых век которого текли слезы.
Он убрал руку со рта Джейсона, который не мог издать ни звука. Сабби взял полицейского за руку. Тот проковылял, приноравливаясь к детскому шаху, в угол и застыл там, отвернувшись от Госса и Джейсона, лицом к сходящимся бетонным стенам.
- Я все там облазил, - сказал Госс. - Я ведь был на отдыхе. Чудесно загорел. Искал то да се. Не видел официанта? Мальчика в кукольном домике? У меня для него подарок. - Он поднес палец к губам Джейсона. - Итак, Кларабелла говорит, что обожает тебя. - Он сильнее ткнул пальцем в лицо Джейсону, прижав его к стене. - Я ей: что? А она продолжает: "Да, можешь себе представить?" - Он придавил губу Джейсона к его зубам; Сабби раскачивал руку полицейского, так, словно они прогуливались. - Сегодня вечером она будет в парке. Ты подойдешь попозже? - Госс разорвал ногтем кожу, и кровь хлынула Джейсону в рот. - Где Билли? Где Дейн?
- О боже, о боже, я не знаю, клянусь, господи… - проговорил Джейсон.
Госс не убирал палец, кровь Джейсона разбрызгивалась мимо него и попадала на Госса, который не утирался. Госс давил и давил; Джейсон взвыл, когда его губа расплющилась о верхние зубы. Полицейский стоял там, где Сабби держал его за руку, и послушно глядел в сторону. Всхлипнув, он, казалось, сильнее стиснул руку мальчика, словно искал утешения.
- Помнишь, как она была с нами на географии, а он вечно тибрил фломастеры для проектора? - спросил Госс. - Я знаю, тогда она тебе нравилась. Знаю, ты кое-что делал для Дейна, вот почему ты здесь, а он где? - Он надавил, и Джейсон взвыл, а потом завизжал, когда с хрустом ломающегося карандаша Госс выдавил один резец из лунки, и тот стал болтаться у Джейсона во рту.
- Я не знаю, я не знаю, - говорил Джейсон. - Билли звонил мне, господи, пожалуйста, я не знаю…
- Я и не знал, что она осталась в нашем классе. Смотри на меня. Смотри на меня. Ты в порядке, Саббстер? Хорошо присматриваешь за моим маленьким братцем? - Госс улыбнулся и заглянул Джейсону в глаза, продолжая держать свой залитый кровью палец на его губах. - Кларабелла сказала, что может привести Петру, и мы вчетвером тогда поедем в город. Твой друг забрал кое-что, а я хочу это вернуть. Где он? Иначе мне придется отменить сегодняшнюю встречу.
- О боже, я не знаю, я не знаю, слушайте, слушайте, он дал мне номер, вот и все, есть номер, я могу его сказать…
- Номер помер шумер грампус орка Белинда. Где сами парни? Думаю, я увижу то, что ты хочешь сказать, у тебя во рту, что, забраться туда? Забраться туда? Забраться? Говори, или я туда залезу. Где он? Я это вытащу. Где он? Я выдавлю это из тебя, ты, резиновая утка!
- Я клянусь, я клянусь…
- Я своего добьюсь! Буду давить тебя, пока не заскрипишь! - Госс надавил сильнее.
У Джейсона заскрипели корни зубов, и он опять закричал. Полицейский в углу судорожно вздыхал и не оглядывался. Госс положил другую руку Джейсону на живот.
- Я надавлю, если ты не скажешь, потому что я хочу это вернуть. Поторопись, я сказал Кларабелле и Петре, что мы будем там через час, так что говори, говори…
Джейсону нечего было сказать, и Госс продолжал давить. Констебль держал глаза закрытыми, стискивал руку Сабби и старался не слушать беспрестанных вопросов Госса, но не мог оградиться от звуков, производимых Джейсоном: крики сменились коротким и резким клаксонным ревом, ужасным, как вопль агонии, затем влажным сиренным воем, затем какой-то звериной отрыжкой - и наконец наступила тишина. Спустя долгое время раздалось "п-фф" - пыхтение усилия, - капанье жидкости и звук проталкивания некоего предмета сквозь что-то влажное. Бряк-бряк. Погремушка.
- Что это? - сказал Госс. Бряк-бряк. - Ты в самом деле не знаешь? - Бряк. - Ладно, если ты уверен. - Скребущий звук.
- Он не знает. - Теперь Госс говорил у самого уха полицейского. - Он мне сказал. Вы тоже можете заставить его признаться. Да, заставьте его побренчать зубами. Благодарю, что показали мне, где он, вы чудесно поработали, я так признателен. Помню времена, когда блюли честь мундира, да возлюбит вас Бог, люди тогда проявляли уважение, - (Тюремный страж не открывал глаз и не дышал.) - Тогда отдавай сюда Сабби, ты! Живо!
Сабби убрал свою руку. Констебль услышал, как открылась и закрылась дверь. Он оставался неподвижен более трех минут.
Он приоткрыл глаза, на мгновение. Никто его не ударил, и тогда он открыл их снова. Повернулся. В камере никто не стоял. Госс и Сабби исчезли. Констебль вскрикнул, увидев кровь на полу и Джейсона у своих ног, похожего на тушу животного. В груди у него виднелось отверстие, шея сильно распухла, разорванная изнутри, а язык был продырявлен так, что прошел бы большой палец. Надеть язык на палец и заставить Джейсона говорить: бряк-бряк.
Последние остатки магического навыка Джейсона улетучились, узнавание прекратилось. Полицейский перешел от воплей над кем-то знакомым к воплям над тем, с кем, как выяснилось, он никогда не работал. Но этот человек оставался таким же мертвым, как показалось сперва.