Часть стены повернулась, как дверь на петлях, открыв темный провал.
Морис Клау замер в нише, подобно причудливой статуе, указывающей рукой в черную бездну.
- Спускайтесь, друг мой! - вскричал он. - Тот, кто смеется, на седьмой ступени!
- Седьмой ступени, - Шепот Климента Лейланда был едва слышен. Из провала в библиотеку накатывал волнами сырой воздух подземелья.
- Спускайтесь, друг мой!
Морис Клау снова и снова беспощадно повторял эти слова. В центре комнаты застыла жалкая фигура Климента Лейланда - он озирался, колеблясь. Внезапно заговорил его кузен.
- Не ходи, Климент! - прошептал он.
Тот изумленно обернулся к сэру Джеймсу.
- Не ходи - в эту яму. О Господи! теперь я наконец начинаю понимать… Ступай! Даю тебе полчаса!
Сэр Джеймс сгорбился в кресле и закрыл лицо руками; Морис Клау так и остался стоять у темного провала. Климент Лей- ланд, склонив голову, вышел из комнаты.
Молчание прервал голос Мориса Клау:
- Ждите меня, джентльмены! Спускаюсь я за хохотом!
Он шагнул в провал.
- Первая - вторая - третья - четвертая - пятая, - считал он вслух.
Его голос доносился к нам из глубины.
- Шестая!
Он стал подниматься. Войдя в библиотеку, Клау поставил на столик перед сэром Джеймсом довольно большой и весьма современный граммофон!
- Смех! - кратко пояснил он. - Той ночью, друзья мои, когда впервые спал я в Грейндже, запечатлел я средь других ужасных негативов образ того, кто прятался в потайном убежище. Видел я, как выбирается он из камина, держа в руках громадную булаву, что видел я висящей в зале! Наука разума едва не изменила мне; ибо счел я его мыслительной формой! Но разум Изиды взаимосвязь имеет с разумом бедного ее старого отца. Во сне увидала она опасность, и крик ее спас меня! - спас от убийцы с булавой в руках!
Сэр Джеймс молча слушал. Морис Клау продолжал:
- Рассудил я тогда, что тот, кто прятался в якобитском убежище, издавал дьявольский смех и производил иные феномены, имел одну только цель. А именно, заставить вас покинуть Грейндж и поселиться в Фрайарс–хаузе! Более ничего наука моя подсказать мне не могла. И оттого помог я прятавшемуся осуществить его план; и сам я приехал сюда, друг мой, дабы наблюдать, охранять и следить!
Граммофон его нашел я, исследовал и вернул на место. Имел он часовой механизм, изобретательный весьма, что запускал и останавливал его; скрежет иглы почти был не слышен. Нынче ночью, из этой комнаты, неизвестно для него, извлек я граммофон из ящика, что находился на дне его сундука. Да! похитил я ключ! Старый я лис! Зачем принес он граммофон сюда? Ответить я не могу. Быть может, желал им воспользоваться; планы его темны для меня, но назначение их светло.
Сэр Джеймс застонал.
- Старина Клем! - прошептал он. - Я так ему доверял!
- Не верил он в науку мою, - вновь заговорил Морис Клау, - но не ведал он, что спал я, спрятавшись, почти рядом с ним, покуда сидел он и строил планы в сей комнате! Из злобного его разума получил я второй негатив; показал он мне смертельную ловушку, что устроил древний блудный сын материнской Церкви! В Грейндже имелось лишь потайное убежище якобитов, здесь же дьявольщина феодальных времен! Вернулся я в Лондон. Отчего? Дабы узнать, обоснованы ли подозрения мои. О да! Могли вы знать то или нет, но если умрете вы бездетным, порочный Климент унаследует Грейндж!
- Я знал об этом, - прошептал сэр Джеймс.
- Ах! вы знали? Итак. Вернулся я сюда, ибо заподозрил, что случайная ваша смерть целью была переезда! Затем получил я второй свой негатив. Тянул я время, а покуда исследовал то пахнущее смертью подземелье. Сочленения зловещего механизма недавно смазаны были маслом! Ах! хорошо знал он секреты древнего дома, что надеялся унаследовать!
Однажды вечером, когда сидели бы вы здесь, в неведении полном, вместе с остальными гостями, нашел бы он ту дверь! И вы, хозяином будучи, возглавили бы экспедицию! Но понимал я, что боится он действовать, покуда я здесь, и создал для него привидение из собственного его призрака!
Сэр Джеймс поднял голову. Волнение явственно отражалось на его бронзовом от загара лице.
- Мистер Клау, - хрипло проговорил он, - почему вы так подчеркивали слова "на седьмой ступени"?
Морис Клау пожал плечами и коротко ответил:
- Потому что никакой седьмой ступени нет - лишь зев глубокого колодца!
Эпизод десятый
ПОКРЫВАЛО ИЗИДЫ
I
В этих хрониках я не стремился располагать дела, которые расследовал мой выдающийся друг, Морис Клау, по разделам. И все–таки, как мне не так давно указали, они естественным образом подразделяются на две категории. К первой относятся те, где Морис Клау брал на себя роль уголовного следователя и обычно действовал совместно с инспектором Гримсби. Другой вид расследований связан с делами, в которых криминальный элемент как таковой отсутствовал: эти загадки никогда не попадали в поле зрения Нового Скотланд- Ярда.
Поскольку Морис Клау использовал если не сверхъестественные, то уж во всяком случае паранормальные методы, меня нередко спрашивают, приходилось ли ему расследовать дела, не поддающиеся рациональному объяснению - то есть относившиеся всецело к сфере оккультного. На это я отвечаю, что мне известно о нескольких подобных случаях; но я воздержался от включения их в свои записки, поскольку читатели едва ли сумеют понять характер тех исследований Клау, что выходили за рамки естественных, привычных законов. Тем, кто интересуется подобными вопросами, рекомендую обратиться к замечательному труду Мориса Клау, озаглавленному "Психические измерения".
Мне хотелось бы, однако, рассказать об одном деле, в котором и сам я принимал участие: оно находится на разделительной черте между естественным и сверхъестественным и с равными основаниями может быть отнесено и к той, и к другой области. В целом, я склонен ставить его в один ряд с делом о безголовых мумиях.
Итак, позволю себе представить вам компанию, что собралась одним августовским вечером в доме Оттера Брирли.
- Воистину поразительно, - так говорил Морис Клау. - И я обязан моему доброму другу Сирльзу (кивок в мою сторону) возможностью присоединиться к вам. Сеанс ли это? И да, и нет. Но речь идет о мумии - а мумии те столь наставительны!
Он вытащил из кармана пузырек и увлажнил свой желтый лоб вербеной.
- Как жалко быть, что дочь моя в Париже, - продолжал он.
Грохочущий голос Клау странным эхом раскатывался по комнате.
- Она любит их, как мать любит детей - эти мумии! Ах, мистер Брирли, укрепит сие вашу прекрасную репутацию!
Оттер Брирли покачал головой.
- Я пока что не готов ознакомить публику со своим открытием, - задумчиво произнес он. - Никто, помимо присутствующих здесь, о нем не знает. И мне бы не хотелось, чтобы известия о нем распространились дальше - по крайней мере, в настоящее время.
Он оглядел сидевших за столом, переводя выразительные голубые глаза с меня на Мориса Клау и правильное смуглое лицо доктора Фэйрбенка. Последний, не слыша слов нашего хозяина, любовался нежными отблесками неяркого света в мягких волнах чудесных волос Айлсы Брирли.
- Вы собираетесь написать об этом статью? - внезапно спросил он.
- Дорогой доктор Фэйрбенк! - внушительно загрохотал Морис Клау. - Если бы вы обратили внимание на слова нашего доброго друга, вы услышали бы, что в настоящее время он не заинтересован в публикации своего чудесного открытия.
- Простите! - обратился Фэйрбенк к Брирли. - Но если публикации не последует, я не совсем понимаю, ради чего мы собрались. Что вы намерены предпринять, Брирли?
- Я задумал эксперимент, - ответил тот.
- Какого рода? - спросил я.
- Любого!
Доктор Фэйрбенк откинулся на стуле и задумался.
- План довольно–таки всеобъемлющий, вам не кажется?
Брирли положил руку на лежавшую перед ним стопку листов с рукописными заметками.
- Я успел изучить и отбросить семь вариантов, - сказал он. - Остается рассмотреть восьмой - и последний, как я считаю.
- Послушайте теперь меня, мистер Брирли, - сказал Морис Клау, покачивая длинным пальцем. - Я здесь, старый любопытный, и нахожусь в очаровательном обществе. Но до сего вечера я ничего не знал о вашей работе, хотя прочитал все ваши книги. Для меня будьте вы добры подробно все описать - да!
Оттер Брирли вполголоса попросил разрешения у собравшихся и обратился к своей рукописи. Всякий любит рассказывать о своей работе, но мало кому удается заинтересовать такими рассказами слушателей. Брирли был в этом смысле исключением. Он обожал говорить о Египте, фараонах, храмах, жрецах и их тайнах; но все остальные обожали его слушать. В этом и заключалась разница.
- Открытие, на которое я натолкнулся - ибо привела меня к нему чистейшая случайность, - начал он, - имеет большое значение, поскольку определенные фазы развития древнеегипетского культа окутаны мраком. Если помните, Фэйрбенк, в свое время я только и мечтал проникнуть в тайны культа Изиды в его первозданных формах. За исключением самозванцев и законопослушных беллетристов, никому не удавалось еще приподнять покрывало Изиды. Считалось, что детали мистической церемонии, в ходе которой жрец посвящался богине, иначе говоря становился высшим адептом, были навсегда утрачены. Некоторые утверждали, что то был миф, придуманный жрецами, стремившимися вселять благоговейный ужас в сердца невежественных масс. Говоря по правде, мы очень мало знаем о всей совокупности египетских религиозных представлений, помимо их внешних форм. Об оккультных традициях, которые так часто связываются с приверженцами египетской религии, мы не знаем совершенно ничего! Говоря "мы", я имею в виду ученых в целом. Лично я совершил шаг, если не прыжок, в святая святых!
- Осторожней, не заблудитесь там! - шутливо сказал Фэйрбенк.
Но на его лице мелькнула тень озабоченности - как врач, он был обеспокоен изможденным видом Брирли и лихорадочным блеском в глазах ученого. Очевидно, нашему хозяину нездоровилось, и это было замечено всеми. В глазах Айлсы Брирли, неуловимо похожих и все же так отличавшихся от глаз ее брата, доктор мог прочитать, мне кажется, такое же беспокойство, понимание - и жалобную мольбу о помощи.
Брирли беспечно взмахнул длинной белой рукой.
- Не стоит об этом тревожиться, доктор! - ответил он. - Готов признаться, что лабиринт, в котором я очутился, чрезвычайно сложен; но мои шаги тщательно взвешены и просчитаны. Вернемся к нашей истории, мистер Клау. Я нашел мумию одного из высших адептов! Это доказывается папирусом, предположительно написанным им самим, который лежал у него на груди! Я развернул мумию еще в Египте, где она теперь и хранится; папирус, однако, я привез с собой и недавно расшифровал. С первого же взгляда я понял, что передо мной вовсе не заурядные отрывки из "Книги мертвых". После шести месяцев работы выяснилось, что папирус представлял собой детальный рассказ о посвящении жреца в мистерии внутреннего круга!
- И этот папирус уникален? - спросил я.
- Уникален? - вскричал Морис Клау. - Проклятье! Он бесценен!
- Но почему, - продолжал я, - именно этот жрец, единственный среди посвященных, оставил нам рассказ о церемонии?
- Запрещено было разглашать любую деталь, любое слово, Сирльз! - сказал Брирли. - Нарушение закона каралось страшными казнями в нашем мире и еще более чудовищными наказаниями в мире потустороннем. Хамису (так звали жреца) это было хорошо известно. Тем не менее, некоторая причина, о которой, боюсь, мы никогда не узнаем, заставила его доверить тайну папирусу. Вполне возможно, если не вероятно, что его не прочитала ни единая душа, кроме меня и Хамиса.
Мы замолчали, раздумывая о сказанном.
- О да! - пророкотал через несколько мгновений Морис Клау. - Несомненно, открытие это исключительной важности. Вы согласны, друг мой?
Я кивнул.
- Вполне очевидно. Только я никак не пойму, в чем заключалась церемония, Брирли. В этом отношении ваша история несколько туманна.
- Чтение всего папируса займет слишком долгое время, к тому же вы мало что сумеете понять, - ответил Брирли. - Главная странность этого документа состоит в следующем: Хамис недвусмысленно утверждает, что ему явилась богиня. Человеком он был, похоже, в высшей степени здравомыслящим и сдержанным, и его рассказ о церемонии, вплоть до этого места, весьма познавателен. Я исследовал сам папирус - хотя возможность подделки, в сущности говоря, исключена; кроме того, я нашел подтверждение многих содержащихся в нем свидетельств. Остается, мне кажется, выяснить только одно.
- И что же? - спросил я.
- Действительно ли Хамис, пройдя указанную церемонию, увидел Изиду, и не было ли явление богини плодом его воображения!
Все вновь замолчали. Затем -
- Друг мой, - сказал Морис Клау, - у меня есть дочь, которую назвал я Изидой. Почему я назвал ее так? Знайте же, мистер Брирли, что имя это имеет мистическое и возвышенное значение. Но скажу вам - я счастлив, что дочери моей Изиды здесь нет! Мистер Брирли - берегитесь! Берегитесь, говорю я: вы играете с горящим огнем; друг мой - берегитесь!
Его слова произвели на нас глубокое впечатление; словно омут, они скрывали нечто зловещее, что нельзя было разглядеть на поверхности.
Фэйрбенк пристально поглядел на Брирли.
- Верно ли я понимаю, - тихим голосом заговорил он, - что вы готовы признать истинность видения Хамиса?
- Безусловно! - с уверенностью отвечал Брирли.
- И вы готовы также признать наличие сущности, именуемой Изидой?
- Я готов признать существование чего угодно, пока не будет доказано, что оно не существует!
- Если вы признаете вероятность существования Изиды, чем она или оно, по вашим предположениям, является?
- Вопрос не в предположениях, а в научном исследовании!
Доктор искоса глянул на Айлсу Брирли, чье прелестное личико отражало тревогу за брата.
- И это расследование - каким образом вы намереваетесь его провести?
- В обстановке, наиболее приближенной к той, что описана в папирусе, - воодушевляясь все больше, ответил Брирли. - Я проведу церемонию слово в слово, так, как описал ее Хамис!
В его глазах сиял еле сдерживаемый восторг. Мы, четверо слушателей, молча смотрели на него; и вновь доктор нарушил молчание.
- В ы говорите, что во время церемонии звучат слова?
- Первая ее часть включает длинную молитвенную песнь.
- Но ведь древнеегипетский, в качестве разговорного языка, давно мертв?
- Точное произношение утрачено, спору нет; однако многие умеют говорить на этом языке, в том числе и я.
- И я, - мрачно загромыхал Морис Клау. - Но необходимая обстановка? А, друг мой?
- Вот уже год я разыскиваю предметы, упомянутые в папирусе. Теперь моя коллекция полна. Кое–что я сам изготовил из описанных Хамисом материалов. В ряде случаев материалы эти было крайне трудно раздобыть. Но мне удалось целиком воссоздать храм Изиды! Точнее, орудие инициации Хамиса - маленькую камеру, которую он описывает сжато и детально. Моя реконструкция завершена; поэтому я и просил вас встретиться со мною этим вечером.
- Сколько времени вы потратили на свои исследования? - спросил Фэйрбенк.
Он задал вопрос тоном врача, расспрашивающего пациента о симптомах болезни; Брирли тотчас распознал этот тон и буквально взорвался от негодования.
- Фэйрбенк, - хрипло проговорил ученый, - мне кажется, вы считаете меня сумасшедшим!
Его бледное, исхудалое лицо, длинные, растрепанные светлые волосы и гневный взгляд, устремленный на собеседника, и в самом деле навевали мысли о желтом доме.
- Право, старина, что за странная идея! - успокоил его доктор. - Признаюсь, мой вопрос был вызван профессиональными соображениями: я подумал, что ваши труды отняли у вас слишком много сил. Вы последний человек на свете, которого я мог бы заподозрить в сумасшествии, Брирли, но за нервы ваши я не поручусь, если вы не бросите на время свои занятия.
Брирли улыбнулся и снова беспечно помахал рукой.
- Прошу прощения, Фэйрбенк, - сказал он. - Обычному человеку мои идеи и впрямь могут показаться фантастическими. Полагаю, это и делает меня таким раздражительным.
- Вы чересчур надеетесь на результаты того, что в лучшем случае является гипотетическим предположением, Брирли. Перевод манускрипта сам по себе - немалое достижение. На вашем месте я предоставил бы оккультные материи разного рода обществам духовидцев. "Сапожник, не суда…", знаете ли .
- Я слишком далеко зашел, - возразил Брирли. - Нужно довести дело до конца.
- Вы слишком многое поставили на карту, - строго произнес доктор. - Обещайте мне, что если ваш последний эксперимент ничего не даст, вы откажетесь от дальнейших исследований.
Брирли задумался.
- Вы вправду считаете, что я чересчур увлекся?
- Конечно, - был ответ. - Отдохните месяц–другой.
- Это невозможно.
- Почему же?
- Церемония должна состояться в первую ночь месяца Паи- ни, десятого месяца священного года Сотис . Он соответствует апрелю юлианского календаря.
- Да, - громыхнул Морис Клау, - нынешняя ночь!
- Ну как же! - воскликнул я. - Разумеется! Вы хотите сказать, Брирли, что собираетесь провести свой эксперимент прямо сейчас?
- Именно так, - последовал спокойный ответ. - Я пригласил вас всех, и в особенности мистера Мориса Клау, с тем, чтобы провести его в присутствии компетентных свидетелей.
Морис Клау покачал массивной головой и принялся многозначительно пощипывать свою реденькую, бесцветную бородку. Слова Брирли застали нас всех врасплох; у меня мелькнула мысль, что первое апреля - самая подходящая дата для подобного предприятия . Говоря по правде, я начинал серьезно сомневаться в здравом рассудке Брирли.