– Правое? – наконец поинтересовался он.
– Ручаюсь.
Игорь взял с соседнего сидения коричневую папку, передал ему в окно. Паша раскрыл папку на крыше машины и не удивился. В ней лежали пачки денег и сложенная карта Кавказа, – красной изломанной линией на видимой части было проведено начало маршрута, который исчезал за изгибом. Паша вынул и разложил карту, протезом расправил изгиб, чтобы разобраться с продолжением маршрута.
– Это связано с Женькиной гибелью? – вдруг спросил он у Игоря.
Тот провёл ладонью по дёрнувшейся щеке.
– Не следовало им этого делать.
– Им придётся раскаяться, – согласился Паша и качнул головой из стороны в сторону. – Наших трогать не надо.
На сезонную демонстрацию мод публика собралась изысканная: политики, представители крупного бизнеса, телезвёзды. Многое в предлагаемой одежде оказалось необычным, – на этот раз передовых модельеров вдохновляли космические веяния. И большинство непосредственно присутствующих восприняли показ как призванную возбуждать экзотику: трудно было вообразить мужчин элиты и сверкающих драгоценностями женщин в подобных одеяниях. А вот среди широких слоёв тех, кто смотрели демонстрацию на телеэкранах, она вызвала повышенный интерес. Только включение в представление шумных, распространяемых телевидением эстрадных номеров придало происходящему настроение необычного шоу с намёками на предстоящие выборы, и это сблизило и устроило всех.
– Успех! Полный успех зелёного! – провозгласил красавец ведущий, намеренно поправляя изумрудного оттенка бабочку под воротником белой рубашки. – Все рекорды бьёт зелёный цвет! В зелёном настроении нас приветствует группа "Я люблю тебя, Горыныч!" Со своим одноимённым хитом последних месяцев! Уже продано пять миллионов компакт-дисков! !
Красавец ведущий трижды хлопнул в ладоши и театральным жестом призвал на сцену трёх музыкантов и девушку с микрофоном – в весьма экстравагантных, но в духе этой демонстрации одеяниях. Публика, кто с охотным одобрением, кто снисходительно, зааплодировала.
Хлопанье стихло, уступая зал раздавшейся музыке и голосу девушки. Она запела, а на огромном экране за нею и музыкантами с зелёной вспышки начались кадры сопровождающего песню клипа. В клипе простоватый Иван вызвался спасти царскую дочку. Он преодолевает множество препятствий, тёмные силы мешают ему держаться своего пути, и он бьётся, проходит через огонь и воду, чтобы наконец очутиться у цели: пещеры дракона. С мечом в руке он зовёт похитителя царевны на бой, ищет его в подземных переходах и оказывается в тронном зале чудища. И здесь застывает, поражённый увиденным. Царская дочка обнимает, ласкает зелёного разбойника-дракона, – тот млеет, а она знать никого не хочет, видеть никого не желает.
Под конец исполнения этого хита прекрасная помощница Нау Грина Тамара и казначей второго Кандидата Протасова будто случайно столкнулись за спинами большинства присутствующих: оба взяли с подноса девушки по фужеру с шампанским. Делая неторопливый глоток, казначей небезразлично оценил длинные ноги разносящей фужеры девушки. Выше её короткой юбочки, на белом с воздушными рукавчиками блузоне красовалось изображение трёхглавого дракона. Две головы ревниво косились на млеющую третью, горло которой щекотал шаловливый девичий пальчик, и под пальчиком желтела надпись: "Я люблю тебя, Горик!" Проводив девушку и рисунок на блузоне взглядом, казначей искоса заметил усмешку на классически красивом лице Тамары, повернулся к ней лицом, затем и телом.
– Что ж. Мы в вашей тени, – признал он без каких-либо проявлений чувств. – Но мы поскользнёмся, не заметят. Или быстро отмоемся. Для вас поскользнуться – катастрофа.
– Мы всё просчитали, – в прекрасном настроении возразила Тамара.
– Ой, ли?! – насмешливо, якобы в приветствии, приподнял фужер казначей. – Избирателем располагает один бог.
– И что вы предлагаете? – спросила Тамара, делая вид, что её внимание привлекло появление среди показываемой одежды модных, но с классическими традициями вечерних туалетов.
– Срок – мы, срок – вы.
Тамара отвлеклась от демонстрации, протянула ему для пожатия ладонь с цепкими и красивыми тонкими пальцами, чем-то напоминающими пальцы хищной птицы.
– Срок мы, срок вы.
Уже пожав ей руку, казначей при этой поправке привлёк женскую ладонь, будто пожатие было лишь случайным, а целью являлось желание разглядеть её. Мизинцем левой руки он медленно провёл по линии жизни ладони Тамары и, как будто вдруг увидел что-то нехорошее, покачал головой из стороны в сторону.
– Не поскользнитесь, – интонацией голоса предвещая ей это нехорошее, произнёс казначей и отпустил руку.
Тамара ему улыбнулась, показала прекрасные зубы. Его ответная улыбка была ещё более уверенной, и он глянул на наручные золотые часы.
– О! К сожалению, мне пора! – воскликнул он, всем своим видом показал, что торопится на условленную встречу.
Тамара с насмешливым недоверием отвернулась к подиуму, где наконец-то стали появляться коллекции, по-настоящему интересные присутствующей публике, коллекции дорогих и сверхдорогих нарядов.
Но казначей её не обманывал, он действительно торопился. На свидание с женщиной.
Русский ресторан, как все дорогие и престижные рестораны в такое время позднего вечера, был полон. На эстраде гитарист лихо наигрывал сложную новой аранжировкой известную мелодию. И словно прислушиваясь к ней, Марина и казначей Кандидата Протасова неловко молчали.
Они сидели в отдельном зашторенном кабинете. На столе были остатки ужина, и между недопитыми фужерами с шампанским он держал её ладонь в своей, другой рукой перебирал красивые пальцы девушки, превращая это занятие в бесконечное.
– Есть такое слово "карьера", – он пытался быть понятым. – Я хочу стать министром финансов. Иначе жизнь бессмысленна. – Он вдруг окаменел лицом и выговорил вполголоса, но с резким ожесточением. – Я буду им! – Очнулся от мысленной борьбы с тенями врагов, снова вернулся к их разговору. – Тогда разведусь... Сейчас развод – крест на карьере, потеря нынешнего положения перспективного человека. А без положения я тебе не нужен. – И раздражительно отпустил ладонь девушки. – И не надо говорить, я не прав.
– Два года назад ты обещал, – грустно сказала Марина.
– Я люблю сильнее, чем два года назад.
На это его возражение Марина натянуто улыбнулась.
– А я тебя впервые, кажется, нет.
От таких слов он холодно поднялся. Поднялась и Марина. Она была спокойнее, чем он ожидал, и казначей взял себя в руки.
– Знаю. Не уделяю тебе внимания. – На этот раз он выглядел мягким, убедительным. – Это временно. Потерпи. Ты ж видишь, занят с утра и до ночи.
Они направлялись к выходу, минуя основной зал. Но возле поварской их поджидал, отвлёкся от разговора с поваром хозяин ресторана. Из-за бородки он напоминал русского купца царского времени, и старался выглядеть русским предпринимателем, каким его себе представлял. Широким жестом он вынул из кармана, протянул казначею чек.
– Дополнительный взнос, – объяснил он. А обнятый казначеем, продолжил. – Если победит этот Грин, закрою дела в России. Уеду в Австралию, к чёртовой матери.
Казначей похлопал его по плечу.
– До этого не доёдёт.
Он сказал так, точно имел доступ к тайным сведениям, о которых не могли знать другие.
Расставшись с хозяином ресторана, ни он, ни Марина не возвращались к прежнему разговору. Безмолвствовали до тех пор, пока машина не выехала на ночной, расцвеченный яркими огнями проспект.
– К тебе? – сказал казначей, за рулём взглянув на девушку.
Он не сомневался в ответе, и был удивлён, когда она сказала:
– Не надо.
Больше не произносили ни слова до самого дома, где жила девушка. Он остановил машину на свободном месте у края стоянки, и Марина вышла, направилась к своему подъезду. Казначей глянул на наручные часы. Включил противоугонную систему и зашагал следом. Догнал её у лифта, и она промолчала, когда он вошёл в кабину и нажал кнопку её этажа. И только на лестничной площадке, куда они вышли, Марина прервала это молчание.
– Не надо заходить, – сказала она у входной двери своей квартиры.
– Кто он? – голос казначея вдруг прозвучал уязвлено, резко и требовательно.
– Не важно. Важно, что я отдыхаю за ним… От тебя… – Её голова дёрнулась от хлёсткой пощёчины. Но Марина продолжила. – Ты не хочешь понимать, как женщине важно ощущать надёжность в своём мужчине. Это успокаивает…
Пытаясь удержать слёзы, она прикусила губу.
– Тем лучше, – растягивая слова, зло произнёс казначей.
Он отыскал в кармане электронный ключ, вставил в щель и набрал код. Замок щёлкнул… Марина видела, что дверь сама распахнулась, и волосатая лапа изнутри прихожей в мгновение схватила казначея под воротником, кулак другой лапы врезал ему в челюсть, и его вдёрнули в квартиру. Девушка вскрикнула и побежала к лифту. Её нагнал, сзади зажал рот и, невзирая на сопротивление, потащил обратно высокий парень.
– Не он, – последнее, что она услышала прежде, чем потеряла сознание от несильного, однако умелого, рубящего удара ребра ладони по шее.
Дрались молча, жестоко, в полутьме вестибюля подъезда, в котором была выкручена лампа освещения. Драка сопровождалась хрипами, внезапными стонами, бормотаниями, руганью. На пол со звоном лезвия упала финка, за нею шумно отлетел, ударился о ступень лестницы тяжёлый пистолет. Затем двое повалились один на другого. Тень мужчины метнулась от них к парадному выходу, и этот мужчина, Вадим, выскочил наружу.
Он успел пробежать до подъездной дороги, свернуть направо. Позади хлопнула дверь подъезда, и с пешеходной дорожки он прыгнул, нырнул в густые заросли кустарника, мягко приземлился на руки и плечо. Сразу же туман вдоль подъездной дороги, где он только что бежал, прорезал свет мощных фар. Он успокоил дыхание, перебрался к деревьям и распластался на траве, замер, как сделал бы преследуемый охотниками зверь. Отбрасывая перед собой огромные тени, в свете фар приближались двое в разобранных плащах. Они тяжело дышали и с пистолетами в руках всматривались вокруг, а с особым вниманием в кусты и деревья по обе стороны дороги. Он притаился, сдержано вдыхал тягучий запах ночных цветов и удивился, что раньше этого запаха не замечал, что такое возможно в мегаполисе. Те двое прошли мимо, не обнаружили его близкого присутствия.
– Я выбил у него пушку, – сказал один из них, вынул пистолет Вадима из левого кармана, словно убеждался, что действительно выбил. – Теперь не уйдёт.
– Здесь он. Я чую… – согласился сообщник и рывком, с треском ткани оторвал от рукава болтающиеся лохмотья. – Фонари нужны.
Их не заинтересовало появление в свете фар двадцатилетнего парня в невообразимо рыжей спортивной кутке и такой же кепке; тот двигался по подъездной дороге от шумной широкой улицы, и они обратили на него внимание лишь из-за странно высокого роста и того, что он скользил по асфальту. Стало слышно, что парень катился на коньках-роллерах. Напевая под нос модный шлягер, он приблизился, а, когда ловко запрыгнул на пешеходную дорожку, они убедились, рыжим был и рюкзак за его спиной, и зашагали к машине с горящими фарами.
Парень свернул к подъезду, рядом с укрытием Вадима. Вдохновлённый неожиданной мыслью, Вадим привстал, насколько можно пригнулся, украдкой догнал парня и прошмыгнул за ним внутрь подъездного вестибюля. В разодранной одежде он производил впечатление бомжа, и парень откровенно прикрыл собой домофон возле следующей двери, но код электромагнитного замка набрать не успел. Вздрогнул от короткого удара, хотел поднять ладонь к шее, однако рука уже не слушалась его, и он обмяк, позволил подхватить себя и осторожно привалить к стене. Вадим живо снял с него спортивную куртку и кепку, ботинки с роллерами, скинул свои туфли.
Надвинув козырёк кепки почти до глаз, он в куртке парня выкатился на роллерах обратно на дорожку и с ходу ловко спрыгнул на подъездную дорогу. Двое в драных плащах, уже с фонариками тщательно осматривали придорожные кусты, там, где несколько минут назад он нашёл укрытие, и Вадим свернул в противоположную сторону, прямо к ослепительному потоку света от фар иномарки. Иномарка оказалась "БМВ", и возле неё стояли, курили ещё двое. Они равнодушно пропустили Вадима, позволили спокойно прокатиться мимо, и всё вышло бы удачно, но в прыжке на дорожку, которая напрямую вела к автобусной остановке на широкой улице, левый конёк задел за бордюр. Трудно сохранять похожесть на худощавого парня, когда борешься за равновесие тела, и молодёжная куртка чрезмерно обтягивает мужские плечи, предательски трещит по швам.
– Эй?! А ну стой!– на всякий случай крикнул позади один из тех, кто были возле "БМВ". Тут же догадался, кому кричал.
Разом побросав сигареты, оба охотника у машины кинулись следом, но сообразили, что бегущего на роллерах по асфальтовой дорожке им не догнать, и шустро вернулись к "БМВ".
Вадим успел достичь перекрёстка, когда "БМВ" взвизгнула на развороте всеми покрышками, и с подъездной дороги огни фар повернули к нему на широкую улицу. После всех потрясений дня мозг Вадима устало отключился, оставил заботу о его выживании наитию, инстинктам, словно опасался принимать запоздалые и неверные решения. И Вадим понял, что совершил, лишь после прыжка к грузовику, цепляясь за задний борт приторможенной красным светом светофора машины.
Красный глаз светофора сменился жёлтым, и тут же резко вспыхнул зелёный. Грузовик не остановился на перекрёстке, начал набирать скорость. Коньки-роллеры были хорошо смазаны, и Вадим покатил сзади грузовика. Он глянул назад, с облегчением увидал: стремительность происшедшего, туман сбили преследователей с толку. Те остановились у автобусной остановки, у дорожки, по которой он удирал от дома, и у него появилась надежда, что получится оторваться.
Вскоре убедился – надежда была обманчивой. Они нагоняли: на заднем борте грузовика появилось слабое пятно света с его тенью, поток света усиливался, уплотнялся, и тень проступала всё отчётливее. Издали распознав горящую букву "М", указывающую на вход в подземное метро, он изготовился, а когда грузовик подъехал к ней, отпустил задний борт и на лихой скорости умудрился преодолеть пологий въезд на бордюр, неимоверным усилием изменил направление, куда его несло. Он всё же попал в прозрачную пластиковую дверь строения над спуском в подземку, – ударился в неё плечом, плечом распахнул и влетел в вестибюль, слыша, как сзади завизжала шинами, остановилась машина преследователей.
Из "БМВ" выскочили двое в целых плащах, бегом очутились у ряда прозрачных дверей, из-за них увидели, что он прокатился между турникетом и будкой контролёра, и женщина в будке сама изумилась своей прыти, сразу вскинула свисток к губам, засвистела вдогонку. Но он уже достиг верхней ступени движущегося эскалатора. Его встряхнуло, опрокинуло, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы он намеренно не упал на колени, не вцепился в резиновую ленту бегущего поручня.
Преследователи Вадима ворвались в вестибюль и уверенно и безмолвно разделили задачи. Один хладнокровно навёл пистолет на полицейского, который на звук свистка хмуро вышел из помещения с табличкой "полиция". Другой, повыше и покрупнее, оттолкнул онемелую от испуга женщину-контролёра, пробежал к эскалатору, запрыгнул на ступеньку. Холодная улыбка проступила на бычьем лице преследователя, когда он остановился, широко расставил на плавно спускающейся ступеньке ноги и неторопливо вынул из внутреннего кармана глушитель к своему пистолету.
Эскалатор не спустил Вадима и на треть слишком протяжённой длины, а ему пришлось первый раз неуклюже увильнуть в сторону. Пуля неприятно шмякнула о резиновое покрытие ступеньки много дальше, внизу спускового тоннеля. Он схватился за оба поручня, завилял между ними, обманывая себя, что таким образом не позволяет вести прицельную стрельбу. Снова тихо пальнул, вздрогнул пистолет в руке бандита, и за спиной Вадима со звуком хлопка и разбитого стекла разлетелся в куски светильник. Вадим на миг оглянулся.
– Ложись! – заорал он мужчине и женщине, которые внизу зашли на поднимающий эскалатор, и растерялись, не поняли, что происходит.
По ухмылке бандита ему почудилось, тот играет с ним, упивается своим положением этакой большой и сильной кошки. Ну, нет, решил Вадим, беспомощной мышкой он не будет.
– А-а! – с отчаянным хриплым выкриком он быстро перевалился за поручень к очередному светильнику, с опорой на него поднялся, встал на эскалаторном бордюре на роллеры. Отпустил светильник и, подобно лыжнику на трамплине, ускоряясь с каждой секундой, пропуская между нелепо растопыренными ногами следующие торчащие светильники, он устремился книзу тоннеля.
Бандит не ожидал такого поворота, ухмылка растаяла на его физиономии, он заторопился со стрельбой и перестал целиться в стремительно удаляющегося Вадима. Глушитель утяжелял ствол, усугублял его ошибки. У "мышки" появился шанс ускользнуть, и "кошка" прекратила напрасно палить, с прыжками через ступеньки кинулась в погоню.
Вадим постарался на нижнем изгибе эскалаторного бордюра оттолкнуться, как это делают прыгуны с трамплина, и изумился, что ему это удалось. Пролетел с десяток метров и с вскинутыми в стороны руками приземлился. Но от удара о гранитный пол на левом ботинке сломался ролик, и он едва не опрокинулся, с большим трудом удержал равновесие, вроде цапли быстро поджал левую ногу, так поехал между рядами тяжёлых колонн до самого конца вестибюля. Значительно растеряв скорость, там налетел на скульптуру в тупике, обхватил её, и уже с её помощью опустился, сел на гранитный пол. Послышалось приближение подземного электропоезда, и он с лёгкой дрожью в руках заторопился отстегнуть липучки, избавиться от бесполезных теперь ботинок с роликами.
У бандита получилось спуститься с эскалатора, подбежать к краю платформы одновременно с останавливающейся электричкой. Он был уверен: раз Бульдог не сломал шеи, будет пытаться уехать, улизнуть подземным поездом. В вагонах раскрылись все двери, и по ночному усталые вышли несколько человек. Они пропадали за колоннами, и бандит медленно пошёл по платформе, со скрытым под отворотом плаща пистолетом ждал, когда же из-за какой-нибудь колонны выскочит к поезду, покажется его безоружный противник. Даже если бы тому удалось запрыгнуть в один из вагонов, он тоже успел бы сесть в поезд, чтобы в любом случае вскоре настигнуть свою жертву, за которую обещано крупное вознаграждение. После голосового предупреждения двери вагонов закрылись, и бандит опять растерялся – игра шла не по понятным ему правилам. Поезд тронулся, потянул вагоны в железнодорожный тоннель, где они с ускорением исчезали в слабо освещённом зеве. Внезапно из-за последней колонны вылетели брошенные со всей силы тяжёлые, с железными полозьями ботинки, и последнее окно последнего вагона от удара ими покрылось трещинами; а следом выпрыгнул Бульдог, – он босиком, в одно касанье оттолкнулся от платформы и подбадриваемый собственным надрывным выкриком, налетел на то же окно.