– Алло, здравствуйте. Педиатра Строкину можно к телефону? Что? Строкину, говорю! Побыстрее, пожалуйста, я по сотовому… Что? Занята, приём у неё? А, спасибо. Нет-нет, не надо, ладно, я сам потом… Что? Кто звонил? Штирлиц звонил, всего хорошего.
Николай и сам понял, что сострил по-дурацки, но уж что сказано, то сказано.
В этот момент клиенты вытащили из кузова последнюю вещь.
– Товарищ водитель! – окликнул Николая один. – Вы как работаете, за так или за бесплатно?
Тоже остряк, мать твою.
– За бесплатно при коммунизме будем, – буркнул Николай.
– А правда, – подхватил тот, – что при коммунизме товары можно будет заказывать по телефону?
– Правда, – в тон ему ответил Гордеев. – Только выдавать их будут по телевизору…
Принял от этого юмориста наличные, пересчитал, убрал во внутренний карман куртки, кивнул на прощанье и поехал. Пора домой и за Мариной.
Разговор с Барковым поднапряг его, он и думать забыл о том, что маньяк должен нанести сегодня свой тринадцатый и вероятно, последний удар. Почувствовал, что устал. Решил, пока есть время, сгонять домой, чайку хлебнуть, вздремнуть чуток.
Чайку-то попил, но, пристроившись на тахте, вдруг почувствовал, как нечто из глубин сознания близится к нему, норовит само вторгнуться в сон… Этого ещё не хватало! Так и спать толком не будешь. Николай сердито сосредоточился – неведомое слиняло.
Ага. Боишься, сволочь, – с удовлетворением констатировал он и спокойно заснул.
Проснулся внезапно, как от тычка в бок. Глянул на часы: мать честная! Проспал. Без пяти семь!..
Сорвался в ванную, плеснул в лицо холодной водой, растёрся полотенцем так, что щёки запылали.
Так. Ключи, права, телефон. Всё?.. Деньги. Сунул наспех в карман. Теперь всё.
И тут в дверь позвонили. Тьфу ты, как не вовремя!
Николай чертыхнулся, напялил ботинки.
– Иду! – и распахнул дверь.
На пороге торчал Василий.
Вот ещё кого не хватало!
– Здоров, сосед. Извини, спешу, – Николай вышел, не слишком церемонно оттеснив пьянчугу в коридор. – Что хотел?
– Да я… – замялся Вася. – Тут такое дело…
– Если насчёт взаймы – пардон, – сразу взял быка за рога Гордеев. – Сам на нуле.
– Да ну! – Вася аж осерчал. – Я по другому…
А по другому – значит, опохмелиться. Так понял Николай и отсёк и этот заход.
– Слушай, время – край! Опаздываю, – он захлопнул дверь. – Потом, ладно? Вечером. Пока!..
И кинулся бегом, без лифта.
– Колян! – отчаянно донеслось сверху. – Да постой ты! Да стой!..
Но Гордеев уже был далеко.
Что торопился – правда, не соврал. Звонить не стал: больше времени потеряешь. Прыгнул в "Газель", не прогрел толком, машина рыпнулась, заглохла. Николай пустил матом: щелчок по шофёрскому самолюбию. Вновь завёл, придавил газ крепче, помчался к клинике.
Успел. Увидел Марину в регистратуре, как и договаривались. Молодец, докторша!
Вышли на крыльцо счастливые – точно и нет ничего такого в окружающем их тревожном, переменчивом мире. Да так оно, наверное, и было: в этот миг для них двоих существовали только они – и тревоги мира отступили, растворились где-то, потому что пред любовью отступает всё.
– Лимузин подан! – Николай шутливо прищёлкнул каблуками, на манер кавалергарда. Марина с достоинством кивнула.
Так по-королевски это вышло у неё, что Николай вдруг иными глазами увидел и себя и свою до слёз заезженную "Газель".
– Слушай… – выговорил он. – Я как-то не думал… Тебе ничего такого, что я тебя на грузовике катаю? Не ломает?
Марина рассмеялась, приникла щекой к гордеевскому плечу.
– Коля! Чудак ты у меня!..
"На букву "эм" – чуть было не вырвалось у Николая, но он спохватился.
– Ну-ну… – пробормотал растроганно. – Ладно, поехали.
Поехали. Устроились в кабине, Николай завёл мотор:
– Куда едем? К тебе, ко мне?
– Как скажешь, – девушка пожала плечами. – Ты у нас главный.
– Ну, если я… Тогда к тебе?
– Только хлеба купим по дороге.
Заехали в гастроном и купили не только хлеба. Гордеев почувствовал себя ухарем-купцом: раззудись плечо, размахнись рука! – набрал всяких деликатесов: ветчину, шпроты, дорогой сыр, маслины, ананасы консервированные… Увидел арахисовое масло, тут же захотел и его взять, да Марина остановила. Но вино всё же приобрели: знакомое "Токайское".
Дома сервировали стол по всем правилам. Аристократически пригубили вина из высоких бокалов. Говорили о чепухе, посмеивались.
С аппетитом жуя ветчину, Николай вспомнил:
– Да слушай-ка. Хотел тебя спросить: ты Пинского откуда знаешь?
– Александра Яковлевича?
– Ну да.
Николай сделал вид беззаботный, ткнул вилкой в ломтик сыра.
Марина отхлебнула вина.
– Ну, я же как-никак детский врач. А с детьми психология нужна. Я этим всегда интересовалась: в журналах статьи смотрела, книжки покупала… И вот как-то иду по улице, гляжу: ба, вывеска – доктор Пинский и всё такое. Не постеснялась, зашла, представилась – здравствуйте, коллега. Очень интересуюсь психологией… и так далее.
– И когда это было?
– Год назад. Чуть меньше?.. Да, в июне.
– Так… А потом?
– Да это, собственно, и всё. Он мне дал список литературы, от себя дельные советы. Потом я ему как-то звонила ещё раза три, за консультацией. Очень толково помог.
– Угу… А сам он к тебе?
– Да зачем ему… А ты почему спрашиваешь?
– Да так, – Николай сделал невинные глаза. – Как-никак соратники теперь. Работаем!
– И есть прок?
– Ещё какой! Ты обратила внимание, что я теперь сплю спокойно?
– Да, да. Не донимают больше кошмары?
– Нет. Теперь совсем другие сны.
Николай сказал так расчётливо – чтобы Марина заинтересовалась. Она и заинтересовалась:
– Да-а?.. И что же?
– О, это отдельная история!..
И Гордеев, отпив полбокала, пустился в эту самую историю. Понятно, он не стал говорить всего, а выборочно поведал свой самостоятельный опыт – путешествие по заколдованному лесу, только без упоминания о Пинском, о маньяке и о самой Марине. Но сам лес, всю местность он как раз постарался описать по возможности точнее, предполагая, что в Маринином сознании колыхнётся нечто знакомое…
Но ничего не колыхнулось. Марина слушала с живым интересом, поддакивала, наивно смотрела Николаю прямо в глаза. Когда он закончил, она воскликнула:
– Как любопытно! – и приникла губами к фужеру.
А Николай понял, что она понятия не имеет о приключениях своего "Оно", о похищении Пинским… Он засмеялся:
– Вот так-то, – и наполнил бокалы.
И вновь потекла у них лёгкая незатейливая беседа. Николай охотно поддерживал её, улыбался, шутил… а сам всё думал: ах, зараза ты, зараза, Яковлевич, зачем же ты воровал мою женщину?!..
Ясно, что вопрос был риторический, Николай и не пытался отвечать на него. Но он считал, что завтра, на встрече с Пинским пусть не всё, но кое-что прояснится. Утро вечера мудренее! – утешил он себя расхожей мудростью.
26
Мудрость не сработала. Утро ничем не оказалось мудренее вечера.
Они вообще стали теперь как близнецы, Николаевы утра. Как клоны, говоря современным языком. Марине в восемь надо было уже быть в поликлинике, поэтому трезвонил у них будильник в полседьмого – чтоб не спешить и всё успеть.
Николай любил секс по утрам. Марина – нет. Говорила, что у неё от этого на весь день какая-то вялость и разбитость. Николай, будучи джентльменом, уступил, и, проснувшись, они обнимались, миловались, Коля ласкал подружке самые нежные её места – против этого она не возражала. Завершался сей петтинг глубоким, страстным поцелуем.
Затем они стремглав вскакивали и, покуда один умывался, другая готовила завтрак; затем менялись местами: Марина в ванную, Николай в кухню. Дама свершала свой сложный дамский туалет, он завтракал, одевался, и к тому моменту, как ей выйти в парадном образе, был полностью готов.
Марина же выходила из ванной вся сияющая и благоухающая. Она как будто и помолодела в эти дни – с радостным удивлением всё чаще Николай замечал в ней черты той прежней, семнадцатилетней Марины. Он говорил ей об этом, а она улыбалась и отвечала, что и ей во взрослом мужике вдруг начинает казаться далёкий уже, юный Коля – точно для них двоих время повернуло вспять…
А может, и в самом деле стало так.
Николай подкатил к крыльцу поликлиники почти впритирку.
– Слушай, – сказал всё-таки он, – а над тобой правда не будут посмеиваться: что это у нас Марина Владимировна на грузовиках раскатывает? Что это за ухажёр такой у неё?..
Она легко коснулась щеки Николая губами.
– Не начнут, – засмеялась. – А начнут – так мне на это наплевать.
И пальцем смахнула с его лица след помады.
…Разворачиваясь на пятачке меж домами, Николай улыбался. Развернулся, покатил. Куда?.. Он приостановился, размышляя.
А хотя чего долго думать! Ведь Бородулин говорил – вчера должно быть убийство. А раз так, то стрелка на брегете должна сдвинуться. Вот и проверим!
"Газель" взревела и понеслась.
На подъезде к дому Николай издали усёк щуплую фигурку Василия, спотыкливой похмельной походкой спешащую к ларьку. Мама дорогая! Гордеев аж притормозил, подождал, когда сосед удалится – и тогда даванул акселератор. Видеться с этим деятелем страх как не хотелось.
На его возможные звонки Николай решил не открывать, а вероятность того, что алкаш узнает его авто на площадке, расценил как ничтожную – Василий вряд ли ближайшие дома сумеет друг от друга отличить, не то, что машины.
Нетерпение подхлёстывало – Николай явно ощутил это ещё в лифте. Но он не поддался ему, а, войдя в квартиру, аккуратно разулся, отцепил мобильник, положил его и ключи на тумбочку, вымыл руки, вытер полотенцем, и лишь после этого открыл шкаф и достал часы. Отщёлкнул крышку.
Ф-фу! Стрелка на месте.
Он испытал колоссальное облегчение. Сам поразился! Не ждал от себя, что способен на такие чувства.
Это и вправду было крепко. Облегчение сменилось слабостью. Обмякли ноги. Николай положил часы на стол, лёг на диван, и сразу же подплыла сладкая дремотная истома. Он не противился, закрыл глаза. Думать она не мешала.
Та-ак… – думал он. Значит, этот козёл никого не убил. Уже хорошо. Но почему?.. Неужто это я его так шуганул в том мире? Марина вот о самой себе ничего не знает… Но Марина обычный человек, а ТОТ-то, тварь, тот должен всё знать, всё помнить! Он знает, что сражался со мной там. И что? Понял, что так, нахрапом, ему со мной не сладить? И отступил. И приготовился к удару с той стороны, откуда никто не ждёт. И потом – раз! – и всё.
Николай беспокойно заелозил на тахте, промычал что-то. Дьявол, всё может быть! Ведь этот гад, он не дурак, совсем наоборот. Он может затаиться так, что я и представления не буду иметь, где он. А он за это время… Может, и к Марине как-то хитро подкрадётся, сволочь?!
Гордеев вскочил. Слабости как не было! Сердце колотилось.
Учитель!! Учитель, шут тебя возьми, лукавый старикашка, где ты?! Как бы сейчас мог мне помочь! – а ты таишься, темнишь, старый хрыч… И где искать тебя, скажи на милость!
Во рту пересохло. Николай прошёл на кухню, нахлебался воды из-под крана. Открыл форточку, сел и закурил.
Он отлично понимал, что в диковинных этих мирах он странник, едва начавший свой путь. Что во многом его ещё мотает там без руля и без ветрил. А значит, искать Учителя… ну, не то, чтобы иголку в стоге сена, но что одну звезду средь бесчисленного сонма светил. И как же её найти?..
Какое-то время Николай курил, лицо его было отрешённым. Пепел с сигареты упал на стол.
Почему сам Учитель не придёт на помощь своему воспитаннику… Почему? Николай думал. И чем дольше он думал, тем больше крепла уверенность: придёт! Придёт непременно, только…
Что "только" – додумать не успел, потому что задринькал оставленный на тумбочке мобильник.
Чертыхнувшись, Николай встал, уронил пепел теперь на пол. Кинул окурок в раковину и поспешил в коридор.
Звонил Пинский.
Ага – сказал себе Гордеев и взял телефон.
– Да!
– Коля?.. – голос в трубке был умело благодушен.
– Я, – Николай прошёл в комнату.
– Жду тебя. Как договаривались.
– Понял, – сдержанно ответил Николай. – Через полчаса буду, – и отключился.
Ну-ка, что у нас с заказами на сегодня… Николай даже садиться не стал, только закрыл глаза и чуть сосредоточился – такие задачки он теперь щёлкал шутя, как косточки из компота. Тут же интуиция и выдала ответ: нет ничего.
Он сразу перезвонил с домашнего диспетчерше.
– Тамара Михайловна? Здравствуйте, это Николай. Тамара Михайловна, я сегодня занят, не могу. Так что… Ну, вы меня поняли. Всего доброго, до завтра!
Быстро прибравшись на кухне, Николай обулся и вышел из дому. В лифте он вспомнил почему-то о том, как они с Пинским растекались мыслью насчёт Тамары Михайловны: какова-де её роль во всей истории… Он усмехнулся.
Уже на улице подумал: а не попробовать ли на ней интуицию? И решил попробовать. Сел в машину, расслабился, закрыл глаза.
Что-то сработало. Сместился мир, поплыло странное, бежевое марево, то ли туман, то ли дым. Оно было совсем непрочное, клубилось, рвалось, и в его разрывах взор угадывал иные движения, столь же неясные…
Стоп. Николай вернулся. Тряхнул головой. Не то! Занесло куда-то не туда, а куда – разбираться нет времени. Поехали!
…да уж… – текла его мысль – Пинский мужик не промах. Сейчас-то мы союзники, но кто же знает, какой у него дальний прицел, какие планы на меня… А планы есть, тут и говорить нечего. Но вот что в них!.. Занырнуть в подсознание? Вряд ли. К Пинскому-то! Ого-го!.. Как бы, кстати, он уже не просёк меня с этим своим воеводством. Вот посмотрим, скажет ли он об этом что-нибудь, хотя бы намёком… А впрочем, что об этом толковать – пока нам надо взять маньяка. Прочее – потом.
Мысль перескочила на убийцу. Николай попытался вспомнить его вид – там, в лесу, в облике чёрного рыцаря. Рослый, плечистый… Молодой. На кого похож?
Да ни на кого. Николай пожал плечами и сам этого не заметил. Глухаревский – крепкий, но ростом пониже. Барков – сухощавый… Ягодкин, Шарапов… ну пусть даже Леонтьев – нет, никто не похож. Хотя, конечно, в том мире всякое возможно, хрен их знает, может, аллегория какая…
Тут Гордеев поймал себя на том, что ему очень не хочется видеть преступника в ком-то из писателей. По крайней мере, в Баркове и в Глухаревском, после разговоров с ними. Нормальные мужики, приятные в общении… Ну, маньяки многие такие и есть – обычные люди… Люди, чёрт возьми! Люди ли они – вот уж воистину чудны дела твои, Господи… Так, приехали. Яковлевичу о своих размышлениях – ни гу-гу!..
Пинский выглядел свежим и как всегда невозмутимым. Гостя принял с обычным спокойным доброжелательством, встал, поприветствовал. Когда сели, Николай ожидал, что тот поведает ему о новых тайнах, но вместо этого психолог поинтересовался:
– Есть какие-нибудь новости, что-либо стоящее?
– Есть, – подтвердил Гордеев и передал содержание беседы с Барковым. Про Бородулина же, естественно, умолчал.
– Вот ка-ак… – протянул Пинский. Легонько побарабанил пальцами по столу. – Да, ушлые ребята. Неужто почуяли твои проникновения?
Эта фраза слегка напрягла Гордеева, но ответил он равнодушно:
– Не знаю… – и тут же перевёл стрелки на вопрос: – А что за эти дни по криминальной статистике?
– По нашему делу – ничего, – Пинский покачал головой.
Николай про себя перевёл дух. Не врут часы! Хорошо.
– Ничего… – повторил Пинский. Руки его замерли на столешнице. – Пока тихо ведут себя наши гении. Пока, увы.
Николай кашлянул, придал лицу вид крайней рассудительности.
– Не нравится мне что-то Глухаревский, – заявил он, – хитер парень, держится ловко… не разберешь – что там, за фасадом кроется?
– Глухаревский – кадр интересный, – согласился аналитик. – Умен, хитер, силен физически и чрезвычайно скрытен. Судя по содержимому подсознания – имеет садистские склонности. И ко всему прочему богат до неприличия.
Тут Николай вопросительно приподнял брови.
– Зарабатывает как декан коммерческого вуза он недурственно, – пояснил свою мысль Пинский. – И потом… доказательств нет, конечно, но я уверен, что и на лапу берет, не стесняясь.
– Все равно, – покачал головой Николай, – верится с трудом. На зарплату "шестисотый" купить?.. Ну, пусть и на взятки. Не смешите меня!
– А-а, так ты не в курсе?..
– Что такое?
– Не так давно, с годик назад, у Глухаревского умер дядя в Америке. Не в Штатах, правда, а в Канаде, но… Был он достаточно крупным предпринимателем, занимался недвижимостью. Своих детей у него не было, ну и оставил нажитый капитал племяшу и жене – в равных долях. Миллиардером он, конечно, не был, но уж миллиона три – в долларах США, разумеется, у него точно имелось. Так что Владик теперь обеспечен до конца жизни.
– Да уж, – Николай слегка ошарашенно улыбнулся. – А у меня вот тоже дядя помер, да гнилуху однокомнатную оставил, так я и то рад до упаду…
Бегло улыбнулся и Пинский, но ничего не сказал. Тогда Николай спросил:
– Чего ж он тянет эту лямку свою?
– Чужая душа – потёмки, – психоаналитик поднял брови. – Возможно, нравится ему работать, преподавать, общаться со студенческим людом, с коллегами. Опять же студенточки привлекательные вокруг него крутятся…
С этим не поспоришь. Гордеев кивнул:
– Все может быть.
За все время разговора от Николая не укрылось, что аналитик бросает озабоченные взгляды на часы, словно ждет кого-то еще… Так оно и оказалось.
Секретарь сообщила, что прибыли посетители, и Пинский дал указание немедленно пропустить. А Гордееву сказал:
– Николай, ты не уходи, я тебя прошу…
Вошли трое – рослые, плечистые, крепкие, под стать Николаю. Примерно его возраста, может, чуть постарше. Выражение лиц – серьезное и в то же время благосклонное. Гордеев сразу почувствовал: профессионалы. Из тех профи с твердыми яйцами и стальными мускулами, что обычно служат в спецподразделениях полиции, службы безопасности, армии и флота, либо подаются в бандиты и террористы.
– Прошу знакомиться, господа… Николай Григорьевич Гордеев, мой друг и ассистент.
Трое чуть улыбнулись. Первый, брюнет с карими глазами, протянул руку:
– Борис.
– Вадим, – сероглазый брюнет.
– Артем, – шатен с голубыми глазами, прямо хоть в Голливуд его.
– Сотрудники детективно-охранного агентства "Витязь", – закончил за всех Пинский.
Николай кивнул: ясно, откуда.
– Ну, а коли так, то давайте к делу, – подал голос хозяин кабинета. – Распределим наши обязанности. Николай у нас штурман, лоцман и одновременно дозорный – прокладывает курс и наблюдает. Я – координирую деятельность каждого. Вы, трое, будете вести наблюдение за каждым из намеченных объектов. Я всегда полагал, что человек, тем более специалист, пользуется своей интуицией, а не только логикой. Так вот, перед вами три фотографии лицевой стороной вниз. Двое из вас выберут карточки наугад. На самом деле так я включу работу вашего подсознательного наития, а уж оно само предпочтет подходящую кандидатуру… Борис, ты первый!