Сколько времени его крутило во мгле – сказать трудно. В конце концов, астральный вихрь выбросил его наружу, и Николай обнаружил себя лежащим на берегу реки – той самой, что огибает холм с их городом. Поднявшись, отряхнулся от налипшего песка, огляделся…
С уст его сорвался возглас удивления. Метрах в пяти маячила знакомая фигура – клиент, которому Гордеев помог отвезти ящик на другой берег. "Ёксель-моксель"! – вспомнилось молодому человеку любимое выражение чудака в бейсболке.
Тот скрестил на впалой груди худые руки и неотрывно глядел на Николая. Во взгляде отчетливо угадывались жалость и тревога. Мужичок как будто скорбел о чем-то, и скорбь эта была адресована Гордееву.
– Здорово, – от удивления брякнул Николай.
– Не надо, не надо, Коля! – внезапно зачастил странный тип, – Не твое это, супротивное. Не ходи к ним… Они темные – не по пути тебе с ними. Все они одним миром ядовитым мазаны – и те, и другие!..
– Кто?!
– Все, все они! Что те, что другие!..
Вот напасть, какие "другие"?
Но "Ёксель-моксель" вдруг замахал на него руками, замахал и попятился к реке. Ловко прыгнул в лодку и отчалил. Вернее, лодка сама поплыла, хотя никакого мотора на ней не было.
– Не ходи, Коля! – крикнул "ёксель". – Но уж если пойдёшь, то помни: на четвёртый раз! Четвёртая встреча!..
Гордеев стоял оторопелый и смотрел, а мужичок, стоя в лодке, улыбался так ласково, и глаза у него были добрые-добрые… у Николая защемило сердце, он вскинул руку в ответ.
И тут нечто взвилось над водой. Николай так и вздрогнул.
– Атас! – отчаянно крикнул он.
Но было поздно.
Это НЕЧТО был сам воплощённый ужас. Гордеев увидел огромную драконью башку с разверстой зубастой пастью, горящие злобой дымно-красные глаза. Миг! – и пасть сомкнулась.
Хруст человеческих костей как пилой прошёлся по сердцу Николая. Он раскрыл рот, но этот крик замер на его губах. Вода взбурлила, вскипела, сверкнула кровавыми брызгами – и всё.
Николай впился взглядом в поверхность воды, чуть волнующейся, играющей и слепящей солнечными бликами. Никого и ничего. Пусто!
Будто и не было ни лодки, ни живого человека в ней. И монстр – всего лишь фантом.
И тут кто-то невидимый шепнул ему на ухо, быстро, но отчетливо:
– Сожрал его Змей… Теперь ты один против всех…
Николай вздрогнул, захлопнул рот. Обернулся – ни души. Пустынный пологий берег…
…Николай вышел из транса, с трудом приходя в себя – отчего-то на этот раз процесс перехода в "земную" реальность осуществился труднее, чем обычно.
Больше того. В теле была убийственная слабость. Николай с трудом встал, прошёлся по комнате. Посмотрел на руки. Они дрожали. И как-то странно ощущалось сердце: не то чтобы болело, но раньше Николай никогда его и не чувствовал, не знал, где оно, а тут оно само напоминало о себе…
Чёрт побери! Ведь это же в потустороннем мире погиб тот чудак… даже не он сам, а его образ. Виртуальность…
Так уговаривал себя Николай и сам не верил себе. Эти миры – не чья-то шутка, это самая что ни на есть жизнь. Да такая, что жизненней не бывает.
Остановился у окна, смотрел пустым взором, покусывал губы. Ничего не видел. Потом вдруг круто развернулся, побежал к двери, наспех надел ботинки и пустился к "Газели".
28
Цыганский спуск.
Гордеев остановил машину.
Вышел, бесцельно прошелся по берегу. Пусто. Он внимательно осмотрел песок. Нет. И следов никаких нет.
Было иль не было?! Почти по Шекспиру…
Но Николай даже не улыбнулся.
Он поднял голову, стал смотреть на реку, несущую свои воды мимо него, куда-то в далёкие, далёкие моря…
Слуха достигло тарахтение мотора. Краем глаза Гордеев заметил приближающуюся сбоку моторку. Пожилой мужик в тельняшке под темным засаленным пиджаком причалил к берегу, поднял движок, втащил лодку на песок.
– Привет, земеля, – сказал так, точно знал Николая всю свою жизнь.
– День добрый, – нейтрально отозвался Гордеев.
– Закурить не найдётся? Я, вишь, бакенщик здешний, – поспешил объяснить мужик, – плавал, бакены проверял, а папиросы-то в кармане… ну, возьми, наклонись, старый пень, да так в воду и выронил. Вот уж точно, сто лет живи, да дураком помрёшь…
– Ладно, чего там, – Николай рукой махнул, – кури на здоровье…
Закурили. Мужичок кивнул в сторону реки:
– Входит речка-то в берега. Понижается уровень.
– Да, – согласился Николай, – теперь до следующего половодья.
Он затянулся, выпустил дым, мечтательно протянул:
– Хорошо здесь у вас. Сейчас бы прокатиться по реке – вот где спокойное место, мигом забудешь все проблемы… Как думаете?
– Оно-то так… да и не так, – уклончиво ответствовал случайный собеседник, – хорошо-то хорошо, спору нет… Да только и здесь случается лихо. Вчерась вот один наш тут утонул.
– Как утонул? – насторожился Гордеев.
– А просто. Утром на лодке поплыл порыбачить. А к обеду нашли только лодку вверх дном – вот на этом самом месте. Перевернутая, значит, она, а его и следа нету.
– И что же – не нашли?..
– Разве тута найдешь! Да толком-то и не искали ни хрена – кому нынче наш брат простодыр нужен? Так, для виду поплавали, покрутились… А течение тут – ого-го!.. Если и был мертвяк – унесло, а куда – один водяной знает.
Мужик покачал головой, всмотрелся в рябь на реке:
– Пропал наш Ёксель-Моксель, совсем пропал…
– Как?!
Мужик аж вздрогнул от этого вскрика. Воззрился на Гордеева. Тот спохватился.
– Простите… Я просто… Слушайте, он такой невысокий, щупловатый… был. В бейсболке, в майке. И присказка всё – ёксель-моксель?..
– Ну! Он самый… А ты, стало быть, знал его?
– Ну да, – кивнул Коля. – Немного знал…
Бакенщик вопросительно смотрел. Николай пояснил:
– Я водитель, вон машина… Как-то вещички ему перевозил, сдачи не было, – приврал он. – Вот приехал отдать долг… Отдал, едрён-батон.
– Ну, это ничего… Тебя как звать-то?
– Коля.
– А меня Пётр Петрович. Ты погоди-ка.
Мужик сходил к лодке, покопался в рюкзачке. Вернулся споро с двумя пластмассовыми стаканчиками, початой бутылкой водки и закуской – парой малосольных огурчиков да краюхой хлеба.
– Помянем раба Божьего Ивана.
– За рулем я, нельзя.
– А мы по маленькой, чисто символически.
Николай тряхнул головой – от рюмашки ничего не будет, и принял наполовину наполненный стаканчик. Подмахнул, зажевал огурчиком. Хозяин бутылки разлил по второму, но Николай отказался.
– Норма, – сказал веско.
– Ну, как хошь, – не настаивал Пётр Петрович. – А я ещё приму, за помин души…
Засим они приятельски расстались. Николай сел за руль и поехал, напряжённо глядя на дорогу сквозь пыльное лобовое стекло.
Значит, все правда!
Гордеев зябко передернул плечами и остановился. Вышел из кабины, постоял на пустой дороге. Минут пятнадцать стоял, смотрел вдаль, поверх одевшегося в зеленый наряд леса и светлой ленты реки.
Устал он – вот верное слово! До черта устал от всех этих сюрпризов судьбы. Почти три недели в сплошной натуге – шутка ли?.. Как еще нервы выдерживают, другой кто давно бы свихнулся от напрягов. Тяжкая доля выпала…
А впрочем, это как посмотреть. С другой-то стороны живет человек, ничего с ним особо непредвиденного не случается, все вокруг привычно, обыденно, никаких тебе эксцессов и приключений – и так всю жизнь. А потом – саван белый да доска гробовая… И ведь таких большинство.
А вот он, Николай, за какой-то месяц испытал и узнал столько всего, что иным и семи жизней не хватит! Да и другим он стал теперь человеком. Совсем другим. Не тот это Коля, сын Гриши Гордеева, простой водила, среднестатистический горожанин…
Ожил мобильник.
Николай встрепенулся, схватил аппарат, глянул на табло. Бородулин!
– Слушаю!
– Николай, беда. Только что мне сообщили: обнаружен труп девушки. Два ножевых – в область сердца и шеи. По предварительному заключению – между десятью и двенадцатью утра.
У Николая всё опустилось.
– Сколько… – и голос осип. – Сколько лет?!
– Потерпевшей? – всё понял Бородулин. – Восемнадцать. Личность сразу установили. Студентка.
Стыдно сказать, но с Николая как гора свалилась.
– Понял, – сказал он. – Ждите, Евгений. Еду! Только я… ну, словом, минут через сорок буду.
– …так проявился наш душегубец?
– Пока ничего точно нельзя сказать, – Бородулин нервно шмыгнул носом. – Но характер повреждений… весь почерк…
– Где её нашли?
– На территории детского сада. Она примыкает к территории её института.
– Что за институт?
– Да коммерческий какой-то, из новых. Туфта!
Николай хмыкнул, потеребил себя за мочку уха.
– Странно… – начал было он, но тут задребезжал его мобильник. Николай глянул:
– Ага, вот и он…
– Яковлевич?
– А то кто же.
– Недреманное око…
– Алло, – сказал Николай и стал слушать, делая знаки глазами Бородулину, на что тот понимающе кивал.
– Да, да… Да, Александр Яковлевич, понял… Понял, конечно. В двадцать один ноль-ноль у вас. Буду.
И отключился.
– Знает уже, – уверенно сказал консультант.
– Он бы да не знал… Но между прочим он одну интересную штуку сообщил, – и Николай рассказал о сегодняшней беседе, о том, что убитые – посвящённые… и так далее.
Как он и предполагал, Бородулина он этим не удивил. Тот привычно взъерошил бороду и сказал:
– Ну, этого можно было и ожидать… Хотя все они людишки были такие малоприметные, кроме разве что Ушакова. Тот-то – да, зверь крупный.
– Так вот тут и загвоздка! Пинский сказал, что убийства идут по нарастающей – чем дальше, тем крупнее чин. А эта девушка… сами понимаете.
– Не вписывается в систему?
– Вот-вот. Конечно, в жизни чего только не бывает, но… а самое главное – брегет мой молчит! Я перед тем, как к вам заехать, домой… ну да, теперь уж домой заскочил. Проверил – ничего! Ноль.
Теперь настала очередь помолчать собеседника. Наконец, он осторожно сказал:
– Может, часики твои того… крякнули?
– Как это?..
– Ну-у… как бывает – механизм сломался, завод кончился, батарейка села?
– Батарейки у них нет, – недовольно буркнул Николай.
– Ну, я вообще имею в виду… А хотя, извини, глупость, конечно. Да и как я понял, Яковлевич сам удивлён?
Николай кивнул. Взгляд его сделался задумчивым и пребывал таким секунд пять, а затем Гордеев тряхнул головой и сказал:
– Ладно! Тут ничего не выдумаешь, пойду домой, передохну малость. Устал.
– Давай, давай. Отдых с умом – большое дело!
Николай механически вёл машину, думал. А что, если слетать в подсознание?.. Да нет, в данный момент он не в форме, не стоит рисковать. Ждать, ждать…
Он и ждал. Дома отдохнул, вздремнул. Ближе к шести пошел в поликлинику. Увидев его, Марина тотчас почувствовала: случилось неладное. По дороге домой Николай ей обо всем рассказал. Поломали вместе голову, попереживали. Но ведь из переживаний, понятное дело, шубу не сошьёшь… Ну, а к двадцати одному ноль-ноль Николай направил стопы к мэтру психоанализа.
– Итак, – начал Пинский, когда все были в сборе, – произошло очередное убийство. Трое подозреваемых у нас были под плотным наблюдением. Послушаем отчет каждого. Что там у нас на Глухаревского?
– Докладываю, – подал голос темноволосый Вадим, – вышел из дома в девять утра, я как раз заступил на пост. Мой сменщик сообщил, что ночь объект провел дома, дрых… Далее: объект сел в машину – шестисотый "Мерседес" серебристого цвета – и поехал на работу. В университете поднялся на второй этаж, зашел к себе на кафедру. Я посмотрел – по расписанию с одиннадцати до тринадцати у него должны были быть лекции. До этого из здания он не выходил.
– Есть какие-либо выходы помимо парадного? – поинтересовался психоаналитик.
– Имеется один запасной выход – пожарный – но он закрыт на английский замок. Правда…
– Правда, его можно открыть изнутри и захлопнуть за собой, – усмехнулся Пинский, – а потом, имея ключ, спокойно вернуться тем же путем.
– Это точно. Но дверь эта сбоку, в торце. Мимо меня бы не прошёл.
– А что с территорией университета?
– Вокруг клумбы с кустарником и цветами там разными. По периметру металлический забор.
– В ограде лаза нет?
– Уже проверил, – виновато признался детектив, – есть одно отверстие на задворках.
– Все ясно. Что потом?..
– Объект пробыл в здании до трех пополудни, вышел и уехал домой. Через два часа показался из дома, поехал на южную окраину, там часто останавливался, прохаживался, осматривал окрестности, что-то записывал в блокнот.
– Какие именно улицы?
– Вначале Заозерная, Шерстомойная, затем выехал на Красный ключ.
Пинский с Гордеевым многозначительно переглянулись.
– Ясно, – кивнул хозяин кабинета, – что потом?
– Где-то в районе девятнадцати часов вернулся к себе и уже никуда не выходил. В девять вечера пришел сменщик, и я поехал сюда.
– Благодарю тебя, Вадим… Теперь Шарапов – что с ним?
Брюнет Борис откашлялся и принялся отчитываться:
– Сменщик сказал, что вчера около восемнадцати часов объект проводил жену с дочкой на вокзал, посадил в электричку – вероятно, уехали на дачу. Затем в районе десяти вечера объект вышел из дома, болтался на Проспекте, снял там двух шлюх. Привез их к себе, предварительно затарился бутылками – водка, пиво. По всей видимости, гудели там. Во втором часу ночи появились обе эти профуры – пьяные в хлам. Громко разговаривали, наблюдателю удалось подслушать. Из разговора получалось, что девицы на халяву кирнули, а когда объект стал намекать, что пора бы и того… стали динаму крутить. Ну, тот разозлился и выгнал их.
– Вот как? – Пинский улыбнулся. – А дальше?
– Рано утром объект вышел из дома, похоже, мучился похмельем. Купил банку пива – так и выжрал прямо на остановке…
– Какое пиво?
– "Белый медведь".
– Так, так… – покивал Пинский. – И что далее?
– Далее поехал в свой институт, зашел, побыл минут пятнадцать и вышел. Постоял на крыльце, с кем-то поговорил по сотовому, затем направился в центр. Зашел в издательство "Заря", я сумел проследить в какой кабинет, но дальше не сунулся – у них вахтер там… такой дед въедливый, цепляется ко всем. Я не хотел светиться. Расположился так, чтобы был виден вход и все здание спереди. Прошел час. Я зашел внутрь, сказал вахтеру, что к редактору насчет рукописей – пришлось оставить права. Заглянул в кабинет, куда заходил Шарапов, представился его другом, спросил, где могу его найти? Оказалось, ему кто-то позвонил на мобильный, и после этого он сразу же ушел. Я проверил – там на другую сторону выходит дверь в подъезд, смежный с жилыми этажами. Дверь была нараспашку. Позвонил ему домой – никто не брал трубку. Позвонил на мобильный – отключен. Поехал на работу – нету. Появился в районе пятнадцати тридцати. Далее ничего подозрительного – пробыл на работе до семи пополудни, затем вернулся домой. Всё!
– Благодарю, Борис, – аналитик кивнул. – Что у тебя, Артем?
Блондинистый здоровяк Артем приосанился и сообщил:
– Вчера вечером, ближе к двадцати часам, объект вышел из дома. Сменщик повел его, дошли до пятиэтажного дома старой постройки, а потом потерял. В подъезде, куда зашел объект, имеется второй выход. Наблюдатель вернулся к дому объекта. В девять утра я сменил его, попросил проверить на работе Баркова – нет ли его там. Спустя два часа сменщик позвонил, сообщил, что Барков в университете, ведет занятия.
– То есть, было одиннадцать утра? – уточнил Пинский и что-то пометил в блокноте.
– Чуть больше. Ну, далее объект проторчал на работе до трех часов дня, затем поехал домой на автобусе. Через час вышел, сел в маршрутку и доехал до остановки "Детский мир". Оттуда пешком добрался до здания Союза писателей, где встретился с Леонтьевым. Пробыл у него до восемнадцати часов. Затем оба вышли и разъехались каждый по домам… У меня все.
На минуту в комнате воцарилось молчание. Пинский нахмурился, поразмышлял и обратился к присутствующим:
– Подведём итоги. Получается, что местопребывание всех троих на момент совершения преступления не установлено точно. То есть, твердого алиби у них нет. Каждый мог незаметно выйти, сделать дело, а потом по-тихому вернуться.
– Барков вообще неизвестно где был с ночи и чем занимался, – отметил Николай.
– Верно, – согласился аналитик, – полагаю, теперь необходимо усилить наблюдение. Пусть вам дадут в помощь по человеку, – обратился он к детективам, – с вашим шефом я согласую сегодня же. Один топает за объектом пешком, второй преследует на машине. Необходимо поставить на прослушку домашние телефоны подозреваемых – технически это возможно?
– Вполне, – ответил за всех Артем.
– Ну и прекрасно. Пожалуй, попрошу выделить еще одного человека – пусть понаблюдает за Леонтьевым. Береженого Бог бережет… Если вдруг у кого объект ускользнет, немедленно ставьте в известность своего начальника или звоните напрямую мне. И пусть ваши коллеги займутся проверкой возможного знакомства жертвы с нашими писателями. Впрочем, я сам поговорю с директором агентства. На сегодня у меня все, вы свободны.
Он подал знак Николаю остаться. Когда детективы ушли, Пинский обратился к нему:
– Я абсолютно точно знаю, что убитая – совершенно посторонний человек и никоим боком не относится к нашему Ордену… Что скажешь?
Николай не долго думал:
– По-моему это совсем другой убийца.
– Основания? – Пинский поощрительно кивнул.
– Он запоздал на целые сутки, чего за ним раньше никогда не наблюдалось. То есть, нарушен цикл убийств – раз. Погибшая не является членом Клана, а значит, не имеет никакого отношения к оккультному противостоянию – два. Правда, если верить часам, то неизвестный нам погибший тоже не из ваших… Но в этом-то случае часики молчат, стрелка не сдвинулась и музыка не заиграла – три.
Пинский профессорски жевнул губами.
– Все может быть… – задумчиво протянул он, – как это ни банально звучит, но чужая душа действительно потемки.
"Даже для вас, уважаемый доктор?.." – мысленно съехидничал Николай, но вслух ничего не произнёс, наоборот, лицо сделал такое неопределённо-сочувствующее.
Не успел он вернуться домой, как вышел на связь Бородулин.
– Я дома, Евгений Петрович, – сказал Николай, – перезвоните на городской… – и назвал Маринин номер.
Бородулин перезвонил.
– Всё подтверждается, Николай, – сказал он. – Это – не наш маньяк.
– Экспертиза подтвердила?
– Да. Глубина проникновения, наклон… то есть траектория движения руки с оружием, длина разреза – все иное, чем в тех случаях. И главное! – никакого серебра, обычный клинок из нержавейки.
– Плагиат, – Николай усмехнулся.
– Да уж. Но наши братья Гонкуры – во всяком случае, Барков, Глухаревский и Шарапов, о серебряном клинке знали – я намеренно проболтался об этом.
– Ага… – глубокомысленно заметил Николай, – исходя из этого, можем конкретизировать поиск – Ягодкин-то в психушке.