Тот не ответил. А примерно через полминуты очередного гнетущего молчания вдруг резко переменил тему:
- Ты, я слышал, сегодня навещал нашу любимую "альма матер"?
- Да, навещал, - неохотно признался Джеймс.
- И как поживает уважаемый ректор?
- Прекрасно.
- Так уж и прекрасно? - Седрик недоверчиво нахмурился. - Что за дела у него с Кинзманом, ты узнал?
- Узнал. Ничего полезного он не сообщил.
Седрик фыркнул и опять задумчиво уставился в потолок. Но было бы наивно полагать, что он так просто оставит эту тему.
- И что ты обо всём этом думаешь? - серьезно спросил он. - Во что ввязался Кинзман?
Джеймс как можно непринужденнее пожал плечами. Нет, ближе подпускать Седрика к этой истории нельзя. С его-то идеализмом и безрассудством, он, во-первых легко поверит, а во-вторых, страшно даже представить, что может натворить потом!
- Похоже на какую-то незаконную сделку и месть обиженного компаньона. Мы в комитете подозревали, что дело связано с алхимией…
- А что, если Кинзман и его загадочный покупатель, мистер Ди или как его там? - воскликнул кузен, переводя взгляд с потолка на Джеймса. - На самом деле собирались уничтожать каких-то чудовищ?
Бледное лицо Седрика внезапно оживилось, в глазах блестел совершенно детский азарт.
- Глупости, - бросил Джеймс, стараясь не смотреть на него, - и правительственный комитет не стал бы ловить призраков.
- Да при чем здесь твой комитет! - Седрик раздраженно отмахнулся пустым стаканом. - Я вот сейчас вспомнил, насчет моего знакомого репортера, Риплинга…
- Вспомнил? - судорожно дернулся Джеймс. Что, Седрик уже ввязался в это дело, а он и не заметил?
- Да, наши пути пересеклись в Тегеране, я, вроде бы, уже говорил, - Седрик встал с кресла и прошелся по комнате, - он там снимал какую-то очередную хронику, а я тосковал по родине… Вечерами мы с ним сидели в клубе при посольстве, только там и можно было найти сносную выпивку. Вообрази себе, в этой Персии нигде не продают спиртное!
- Да, да. И что же Риплинг?
- Обсуждать нам было особо нечего, и как-то раз он мне обмолвился, что ищет местных…хм, кого-то вроде колдунов, он назвал их "охотниками на ламий". Сказал, что ему нужно доставить в Лондониум ритуальные кинжалы, такие, которыми у персов принято убивать нечисть. А еще сказал, что неплохо бы выторговать у местных имамов меч пророка Мухаммеда, мол, по легендам, у него было несколько мечей, и один хранится в Персии.
- Ламий? - переспросил Джеймс, впрочем, ничуть не удивившись словам кузена.
- Ламия - это, как я понял, тварь из их мифологии, полуженщина-полузмея, пожирающая младенцев, - уточнил Седрик, налив еще шерри и неторопливо прошагав от стола к окну, - пьет кровь и всё в таком духе.
Джеймс не ответил. Он подумал о "детях Лилит". Нужно было как-то отвлечь Седрика от этой темы.
- Подозреваю, что от твоего приятеля-репортёра толку будет не больше, чем от прочих свидетелей, - хмыкнул он, решительно вставая с кресла, - приходи на открытие выставки, Элизабет будет рада тебя видеть.
- О, спасибо за оказанную честь! - фыркнул тот и отвернулся к окну.
Джеймс почти не сомневался, что кузен всё равно бы пришел, так уж лучше пригласить его самому.
- А теперь прошу меня извинить, мне нужно еще поработать, - сказал лорд, направляясь к выходу из гостиной.
- А что если, - резко произнес Седрик, оборачиваясь к нему, - что если это правда, и такие вот ламии завелись в Лондониуме? Приползли сюда из заморских стран?
Джеймс тоже обернулся и поймал его взгляд. В глазах Седрика и во всем его виде Джеймсу вдруг показалось нечто такое неуловимо-тревожное, что бывает у людей на первых стадиях безумия.
- Седрик, это сказки, - очень спокойно произнес он. - Пожалуйста. Тебе пора повзрослеть.
Последнее касалось не только и даже не столько "сказок".
Кузен лишь криво ухмыльнулся и залпом допил шерри.
Глава 23. Лилит
Ночной туман Лондониума казался вселенской чернотой, спустившейся на землю. Газовые фонари спасали от неё лишь крошечные кусочки пространства. Фонари были беспомощны перед вселенской чернотой.
Джеймс тоже чувствовал себя беспомощным. Давно за полночь он сидел в своем кабинете и читал.
Лилит, Лилу, Лилих - языческая богиня, полуженщина-полузмея, впервые упоминалась в мифологии шумеров, позднее её "встречали" в Вавилоне и Карфагене. Некоторые исследователи даже отождествляют её с царицей Савской. В Карфагене ей поклонялись как богине Танит, божеству лунного света и колдовства. Упоминался похожий на неё образ и в персидской мифологии, там она представлялась как прародительница Аримана - верховного злого божества, по описаниям очень похожего на Антихриста из Откровений Иоанна.
Эти сведения вполне совпадали с тем, что Джеймс смог узнать за последние пять месяцев о "ночных созданиях". С помощью рыцарей и без оной помощи. Но про Лилит Посланник никогда не упоминал.
После разрушения Карфагена след культа богини-демоницы терялся. В средневековой Европе ею, всего лишь как мелким бесом, пугали непослушных детей.
Но подробнее всего про Лилит рассказывалось в трактатах по еврейской кабалистике. В старых иудейских текстах Лилит упоминалась как первая жена Адама, не вошедшая в каноническую Библию. На древнееврейском слово "лилих" означает "ночная", "ночной демон, пьющий кровь".
"Пьющий кровь". На этой фразе Джеймс отложил книгу и с силой потер глаза. Ему захотелось спуститься в гостиную и выпить стакан шерри, если, конечно, Седрик что-то еще оставил. Но нельзя было отвлекаться на такие глупости.
По мнению древних раввинов, Лилит существовала уже на пятый день творения и плавала в Мировом океане. Некоторые богословы утверждали, что её сотворил не Бог, а Дьявол, и отождествляли Лилит с древним морским чудовищем Левиафаном. После того, как Бог сотворил Адама, Лилит стала его женой, но из-за своего дурного нрава скоро сбежала от первого человека и стала сожительствовать с демоном Асмодеем. Бог послал трех ангелов, чтобы наказать Лилит. Ангелов звали Сеной, Сансеной и Самангелоф. Они настигли Лилит где-то на берегу Красного моря и пригрозили ей смертью, если она не вернётся к Адаму. Но Лилит удалось договориться с ними: демоница пообещала, что "ни она, ни кто из детей её не будет приходить и творить зло там, где увидит имена этих ангелов".
С тех пор у иудеев появилась примета - вешать над колыбелью младенца амулет с именами трёх ангелов. А Лилит окончательно отреклась от Бога и стала царицей демонов, предводительницей дьявольского воинства, "девой, восседающей на Звере", будущей матерью антихриста.
"И бродит она по земле, порождая существ, подобных себе, пьющих кровь".
Всё выходило очень складно.
Джеймс встал из-за стола и подошел к темному окну. Вгляделся в темноту, словно там можно было разглядеть тех самых существ.
Три ангела. Неужели только они могут победить Лилит и её детей-вампиров? Никакое ритуальное оружие, будь то эрландский языческий кинжал или меч исламского пророка, не поможет, так как человек бессилен против "духов ночи". Знал ли об этом отец Джеймса, знают ли другие рыцари? Но, если всё это так, то их единственный шанс на победу потерян вместе с той вещью.
Ту вещь необходимо вернуть. Легенда о Лилит, словно важнейшая часть мозаики, проявила, наконец, полный смысл работы первого графа Ди. Стало понятно, на что способна та вещь.
Джеймс, не удержавшись, стукнул кулаком по стеклу. К счастью, не слишком сильно, оно не разбилось, лишь глухо звякнуло в раме. Вампиры здесь, в Лондониуме, совсем близко, они могут убить любого, в любой момент! Даже королева в опасности, ведь им покровительствует кто-то…
О том, что опасность угрожает, прежде всего, ему, как наиболее близко подобравшемуся к тайне, молодой лорд старался не думать. Во-первых, беспокоиться о такой мелочи, как своя жизнь, недостойно лорда и джентльмена. А во-вторых, уже поздно об этом думать. Впрочем, если Джеймс достойный сын своего отца, то едва ли у него вообще мог быть выбор.
Джеймс вспомнил утренний разговор с ректором. Интересно, а сколько еще людей в обществе также "догадываются, что-то слышали, предполагали"? И как они живут с этой мыслью?
Он вернулся за стол, достал из ящика блокнот и перечитал одну из своих старых записей. Выписка из дневников первого графа Ди: "Этого я искал многие годы, в разных землях, далеких и близких. Я прочитал множество книг и выучил множество языков, я общался с разными людьми, я много трудился, чтобы увидеть хотя бы лучик истинного знания. Увидев это, я осознал, что мудрость не может быть достигнута усилиями человека, но лишь по Твоей воле, о Господь".
Абсолютную тишину ночи прервал резкий хлопок.
Прежде чем Джеймс успел подумать, что это было, раздался второй хлопок. Где-то в доме, внизу. Наконец лорд вспомнил, на что эти звуки похожи. Выстрелы.
Джеймс быстро выхватил свой револьвер из ящика стола и направился вниз, стараясь двигаться быстро, но тихо.
На первом этаже было темно, маленькие лампы горели только в прихожей и в кухне. На секунду Джеймс замер у лестницы, не зная, куда пойти, что делать дальше? Позвать ли кого-нибудь или постараться быть незаметным? Какую тактику выбрать? С кем ему предстоит столкнуться сейчас в сумерках?
- Джей, я здесь!
Джеймс метнулся в кухню.
Первый, кого он заметил, был кузен, прислонившийся к столу и зажимающий левое предплечье. Между пальцами сочилась кровь, сильно, неумолимо. Кровь уже пропитала рукав и капала на пол. Мгновение Джеймс смотрел, словно завороженный, как стекает кровь. Но в следующий миг растерянность сменилась отрезвляющим ужасом.
- Седрик! - воскликнул он, бросаясь к кузену. - Ты…
- Просто царапина, - сквозь зубы проворчал тот, - Огденс. Задняя дверь.
Только теперь Джеймс заметил, что на полу у стены лежит лицом вверх его старый дворецкий. Крови на нем не было, но с одного взгляда не оставалось сомнений: он мертв. На лбу Огденса виднелось маленькое отверстие от пули. Точно посередине.
- Дверь, - повторил Седрик.
Дверь, ведущая на задний двор, была распахнута. Джеймс метнулся в сад, держа револьвер в похолодевшей руке. Но едва ли можно было разглядеть кого-то в густой ночной тьме Лондониума.
Глава 24. Работа и работники
К открытию выставки Джеймс опоздал.
Часть прошедшей ночи и почти весь следующий день протянулись как один вязкий кошмар. Поняв, что никого не найдёт в темном саду, Джеймс вернулся в кухню и усилием воли заставил себя действовать. Вызвал полицию и врача. Помог Седрику перевязать рану, к счастью та оказалась не опасной, пуля лишь задела предплечье. Невероятно, почему вытекло столько крови…
От шума проснулись миссис Морис и хиндийка. Узнав, что случилось, экономка зарыдала в голос. Джая не издала ни звука, только смертельно, просто невероятно для её расы, побледнела. Она молча обняла миссис Морис и попыталась её увести, но та не желала уходить и сквозь слезы всё спрашивала, что же теперь делать?
Прибывшая полиция выслушала короткий рассказ Седрика. Засидевшись допоздна в библиотеке, он услышал шум в кухне и направился посмотреть, что происходит. Видимо, дворецкий в это время тоже не спал и тоже услышал шум. Огденс вошел в кухню раньше, и первая пуля угодила ему точно в голову. Седрик вбежал следом. Очевидно, преступник не ожидал, что перебудит весь дом, второй его выстрел оказался не столько метким. Лишь ранив Седрика, он бросился в сад, откуда, судя по всему, и проник, взломав несложный замок.
Толком разглядеть внешность грабителя-убийцы Седрик, конечно же не успел.
Зато полицейские нашли в саду брошенный револьвер - дешевая, самая простая модель, какой пользуются те, кого в газетах изящно называют "представители лондониумского дна".
Полицейские забрали револьвер и тело Огденса, а врач порекомендовал хозяевам поспать хотя бы несколько часов. Седрик так и сделал, выпив перед тем пару стаканов "лекарства". Он казался совершенно спокойным. Миссис Морис, поддавшись уговорам Джаи, приняла успокоительные капли и пошла к себе.
Только Джеймс так и не сомкнул глаз вчерашней ночью. Едва в доме опять воцарилась - мертвая! - тишина, он, наконец, полностью осознал, что случилось. И что могло случиться. Седрик, этот сумасшедший, несносный социалист, мог погибнуть. Джеймс не ожидал от себя, что эта мысль так его ужаснёт. Когда кузен три года носился где-то в диких и полудиких странах, Джеймс не особенно-то волновался за его жизнь. Из-за того ли, что был тогда очень зол на Спенсера, и старался вообще забыть о его существовании?
Но сейчас, видя Седрика посреди выставочного зала, Джеймс уже не беспокоился за его жизнь. Напротив, он хотел достать револьвер и сам пристрелить "дорогого" кузена.
- Я как-то раз был в гостях у одного знакомого мусорщика, так он мне сказал очень мудрую вещь: надо в любой работе находить светлую сторону, даже если твоя работа - капаться в дерьме, - бледный, с ног до головы одетый в черное, только белела повязка на простреленной руке, виконт Спенсер казался новым миссией. При таком благородстве и возвышенности образа слово "дерьмо" звучало особенно эффектно.
- Прошу прощения, леди! - воскликнул он, взмахнув не раненой рукой. - Но это жестокая правда жизни, мы не должны отворачиваться от неё! Так вот, супруга мусорщика показала мне три красивые фарфоровые тарелки и две скульптурки - это находки её мужа. Они с тех тарелок, конечно, не едят, держат на полке для красоты. В доме мусорщика о каждой вещи можно рассказать какую-нибудь историю, в этом приятная сторона его дела, о которой другие не знают. Да и работа у него здоровая, не то, что на химических фабриках.
Речь Седрика слушала небольшая группа гостей, в основном, девушки из клуба Элизабет, да еще какие-то джентльмены, очевидно, купившие благотворительные билеты. И, конечно же, сама Элизабет. Леди Голди смотрела на Седрика серьезно и взволнованно.
- И это еще далеко не самая тяжелая участь, - продолжал тот, - например, мальчишки, дети из бедных рабочих семей, лазают под столами в пабах, собирают окурки и продают их на одну затяжку другим беднякам. А то, что уже совсем невозможно раскурить, относят на табачную фабрику для переработки на дешевые папиросы. Некоторым беднягам приходится зарабатывать себе на пропитание тем, что собирать по выгребным ямам гнилые кости и старые тряпки. Это они сдают на другие фабрики для вторичной переработки. А есть еще такой род занятий - речные подбиралы. Они выходят на берег реки во время отлива и собирают всё, что можно найти в обнажившемся речном иле. При этом их ноги и руки цепенеют от холода, и часто такой бедолага вязнет в иле и не успевает выбраться до отлива.
Элизабет заметила Джеймса и быстро отделилась от своей группы.
- Слава Богу, ты здесь, - выдохнула она, протягивая к нему руки, - нас всех так напугала эта история. Ты точно не пострадал?
- Я в полном порядке, - заверил её Джеймс, стараясь, чтобы его голос звучал соответственно, - прости, что опоздал. Надо было устроить всё с Огденсом.
- Да, Огденс, - она еще больше помрачнела, - это так ужасно и нелепо… Он ведь начал служить у твоего отца, когда мы еще были детьми?
- Нет, даже раньше.
Оба замолчали. Гибель старого дворецкого казалась Джеймсу именно такой, как сказала Элизабет - ужасной и нелепой. Ужасно нелепой. Огденс был в их доме всегда, сколько Джеймс себя помнил, он был неотъемлемой, незыблемой частью их жизни. Всегда спокойный, собранный, внимательный. Джеймс не посвящал его в подробности своего расследования, но именно Огденс однажды подсказал ему обратиться к антиквару Кинзману.
А в то, что Огденса убил случайный грабитель, Джеймс не верил ни на грош. И приходил этот убийца точно не за дворецким. Огденс завершил своё служение семейству Мальборо самым достойным для слуги образом.
- Когда его похоронят? - тихо спросила Элизабет.
- Завтра в десять утра, на городском кладбище.
В последние дни Джеймс всё собирался поговорить с Огденсом об отце, надеялся, что старый дворецкий знает его чуть лучше, чем сын. Не успел.
- Я обязательно буду.
- Это совсем не обязательно… И ведь завтра открытие Королевских скачек, ты не можешь его пропустить.
- Ничего, опоздаю немного. Потом вместе поедим в Аскот, - решительно возразила она и добавила уже чуть менее уверенно, - может быть, нам стоит перенести наше объявление? Не лучший момент для помолвки…
Джеймс задумался, но лишь на секунду.
- Нет, мы сделаем, как решили, - твердо возразил он. Однажды их помолвка уже сорвалась из-за обстоятельств, больше этого допускать нельзя. - Огденс бы не хотел, чтобы из-за него расстраивались наши планы.
Элизабет лишь согласно вздохнула.
- А я смотрю, - осторожно заметил Джеймс, - Седрик уже здесь. Он… прилично себя ведет?
Благородный виконт Спенсер, тем временем, продолжал разглагольствовать:
- Не только труд, но и жилищные условия бедняков ужасны! Часто в одной съёмной комнате живет такое количество людей, что о элементарной гигиене не может быть и речи. В таких хибарах нет даже занавесок на окнах, обитатели их не имеют понятия, что такое постельное бельё. Комнаты полны клопов, тараканов, крыс. А кроме того совместное проживание нескольких лиц мужского и женского пола в одной комнате подвергает испытанию моральные устои. В одной комнате на одной кровати спит вся семья, взрослые сыновья и дочери спят в той же комнате с другими постояльцами, у которых на ночь запросто остаются приятели или подружки.
При этих словах слушавшие его леди смущенно опускали глаза, джентльмены укоризненно качали головами.
- Да, ты был прав, он изменился! - горячо ответила Элизабет. - Он очень учтиво поздоровался со мной и сказал, что рад за нас с тобой. И еще сказал, что мы с девочками делаем очень важное дело. Он, оказывается, столько знает о тяготах жизни бедняков, я сама многого не знала!
- О, да, он знает…
- Я думаю, ему надо войти в парламентскую комиссию по борьбе с бедностью. Мне кажется, это подходящая служба для него теперь.
- Да, наверное…
Джеймс бросил взгляд на кузена. Какую выходку тот задумал на этот раз? Лорд Леонидас знал Седрика несравненно лучше, чем знала того леди Голди, и поэтому не сомневался, что выходка будет. Вот только какая?
Голос того звучал вдохновенно и вдохновляюще, словно на проповеди или на митинге: