* * *
Этот телефон предназначался для связи с Москвой, руководством московского метрополитена. Связь установили давно, ещё когда московский метрополитен носил имя Кагановича и состоял из одной красной Сокольнической ветки, появление которой и привело к строительству Чёрной ветки, а она была прорыта силами тутошних гномов с привлечением гигантского червя-мутанта Олгой-Хорхоя, выписанного из Средней Азии.
Вот из-за этого червя всё и случилось.
Опыта перемещения таких огромных масс, как этот червь, длиной в пять поездов метро и толщиной в три, Тут ни у кого не было. Пока червь рыл Чёрную ветку, проедая её под землёй, он слегка дребезжал, и тот же Табачный Дух устал предупреждать начальство о том, что червь перенесён некачественно, и он Тут нестабилен.
Однажды червь задрожал так, что лопаты выравнивающих стены тоннеля гномов зазвенели об их зубы, и соскользнул обратно, в тот мир, где была Москва и совсем ещё короткое метро из одной красной линии.
Мало кто знает, что фантастически быстрые темпы строительства метрополитена имени Кагановича и некоторые странности в географии тоннелей и станций связаны с гигантским среднеазиатским песчаным червём Олгой-Хорхоем. Например, строительство кольцевой линии изначально не планировалось, а она стала результатом погони за ним в толще земли.
Труднее всего было найти приманку, за которой червь следовал бы, проедая тоннели в нужном направлении. Перепробовали всё ‒ от живых слонов и мёртвых кротов до огромных слитков золота и ковшей с кипящим чугуном. Но совершенно случайно выяснилось, что червь сходил с ума от чернозёма с дачи товарища Ягоды, начальника Народного комиссариата внутренних дел. Причём земля с соседних дач его совершенно не интересовала, как будто ровно по забору вкус её кардинально менялся. Землю на вкус пробовал лично товарищ Каганович, в большом количестве, под присмотром товарища Сталина, но разницы так и не нашёл.
А то, как удалось помещать приманку перед червём в ещё не проеденном тоннеле, является тайной тутошнего Управления всего, без права доступа для кого бы то ни было.
После того, как червь был сначала пойман, потом укрощён и использован в целях народного хозяйства СССР, его вернули обратно в Казахстан. Для перевозки пришлось привлечь драконов, что вызвало среди москвичей изрядный переполох. Но газета "Правда" успокоила население, объяснив невиданное зрелище испытаниями новых секретных боевых самолётов с гибкими фюзеляжами и изменяемой геометрией крыла.
Впрочем, вырывавшиеся из драконьих пастей струи пламени, заметные на фотографиях, сделанных иностранными корреспондентами, навели молодого немца Вернера фон Брауна на мысль о создании реактивного самолёта. И уже через год на полигоне в Куммерсдорфе первый самолёт был относительно успешно испытан.
Казалось бы, всё завершилось благополучно, и оставалось, не торопясь, провести отделочные работы в готовых тоннелях тутошнего и московского метро. Но однажды ночью несколько отрядов НКВД попытались проникнуть Туда.
* * *
Генрих Ягода, тогда второй человек в СССР после Сталина, оставшийся без дачи, и не способный это простить, приказал доставить в Москву всех сибирских шаманов, которых смогла найти его могущественная и вездесущая организация, тайная полиция НКВД. Набралось около полутора сотен, и однажды в полнолунье они собрались возле станции Сокольники и начали камлать. После трёхчасового битья в бубен и поедания мухоморов им удалось совместить в пространстве Москвы два тоннеля двух веток, Чёрной и Красной. По соединённому тоннелю Туда устремились отборные отряды бойцов НКВД, вооружённые самыми современными на тот момент немецкими автоматамиМП-40.
Но Тут трёхчасовой взлом, конечно же, заметили, и встретили нежданного врага достойно. Из тутошних погиб всего один дракон, и тот от переедания. А случайно оставшимся в живых чекистам был предложен выбор: их отправляют в сибирскую тайгу, или они навсегда остаются Тут, но соблюдают все тутошние законы. В тайгу захотел только один сержант, родом из-под Минусинска. Остальные, все пятеро, долго ещё писали в Москву издевательские письма, адресуя их товарищу Сталину, пока в сорок первом году не началась война, и они не попросились на фронт. После долгих споров их отпустили и даже забросили в тыл врага, как они хотели, но оттуда уже никто не вернулся.
А Ягоду Сталин через два года расстрелял. И больше попыток проникнуть Туда из Москвы не было, а о том, что мир сложнее, чем кажется, знали только верховный правитель страны и два-три самых доверенных его помощника. И - обязательно - начальник московского метро.
* * *
После этой истории, которую Тут принято называть "червивый кризис", и была установлена прямая телефонная связь между двумя метрополитенами. Сначала связь установили между Кремлём и Управлением всего. Но Тут государства в нашем понимании не существовало, государственной службы тоже. Сейчас худо-бедно наладили дисциплину и делопроизводство, а в те дни в Управлении всего работали волонтёры, иначе называемые бездельниками, которые могли неделями там не появляться. Просто потому что не хотелось.
Однажды ночью товарищ Сталин решил в сотый раз позвонить и спросить об эликсире, продляющем жизнь, вдруг именно сегодня каким-то чудом согласятся ему продать хотя бы один пузырёк. Он уже был готов отдать не просто половину страны, а большую часть. Трубку взял пьяный гоблин, завалившийся в неохраняемое Управление просто переночевать. Ну они и поговорили.
После этого телефоны и переставили в кабинеты начальников метро, там и Тут. Во-первых, потому что метро - это дело серьёзное, и уже тогда у Чёрной ветки был начальник в кабинете и в мундире. Во-вторых, этот телефон у Сталина надо было отобрать, иначе он не был способен говорить и думать о чём-то другом, кроме бессмертия для себя и членов Политбюро. А для членов Политбюро не было кошмара страшнее, чем бессмертный Сталин и они рядом с ним навеки.
С тех пор телефонную линию использовали всего восемь раз. Все восемь раз звонили из Москвы. Один раз начальник московского метро перепутал аппараты, один раз новый начальник не поверил тому, что ему рассказали, один раз мастер менял аппараты и проверил, работает или нет. Оставшиеся пять раз никто из тех, кто знал, о чём речь, вспоминать не хотели.
И вот телефон зазвонил в девятый раз.
- Гоблин лешему в дупло, - ещё раз ругнулся тролль, - ой, простите, Иосиф Грабович.
- Да ничего-ничего, - проговорил явно не расслышавший леший.
Проскрежетал уже третий звонок, а он смотрел на чёрный аппарат, сжимая и разжимая пальцы, не решаясь снять трубку. На четвёртом звонке бросился к телефону, как прыгнул в холодную воду.
- Алло! - торжественно произнёс леший, как научил его предшественник. - Начальник Чёрной ветки тутошнего метро Иосиф Грабович Ракитский у аппарата.
Все собравшиеся в его кабинете постарались придвинуться поближе к столу, на котором стоял телефон. Но расслышать смогли только какое-то бульканье в трубке. Кроме Табачного Духа, который, как бы невзначай, воткнул в корпус телефона как бы случайно вытянувшийся палец.
- Не может быть, - сказал леший деревянным голосом и побледнел настолько, насколько вообще лешие способны бледнеть.
* * *
По всей Москве происходило что-то странное.
Сотни, тысячи, десятки тысяч человек вдруг почувствовали, что мир стал как-то тесен. Что их словно сжимает. Нет, стены вокруг них не сдвинулись. Но так, наверное, могло бы чувствовать себя варёное яйцо, сжимаемое в намыленной руке, если бы оно могло что-то чувствовать. Или зубная паста, выдавливаемая из тюбика. Десятки тысяч человек вдруг почувствовали, что должны пойти к метро. Если бы кого-то из них остановили и спросили: "Зачем?", никто бы не смог объяснить. Их просто выдавливало из этого мира в сторону ближайшей станции метро, как пасту выдавливает из тюбика. Но кто же в Москве останавливает мирно идущего человека и спрашивает: "Куда ты идёшь?", даже если глаза этого человека видят то, чего здесь нет.
Они заходили на ближайшую станцию, и, как железные опилки к магниту, тянулись на красную ветку. Движение по Сокольнической было закрыто, они, не торопясь, перелезали через турникеты, отодвигали в сторону заборчики, закрывающие переходы, спускались или поднимались по неподвижным эскалаторам. На служащих метрополитена, кричавших: "Стой, куда, там закрыто!", не обращали внимания. Их пытались остановить дежурные полицейские, но удержать за руки и даже приковать наручниками один полицейский мог одного-двух, а шли тысячи.
Скоро все перроны всех станций красной ветки были заполнены публикой, стоящей молча и неподвижно. К ним, конечно, подходили, спрашивали, дёргали за руки, пытались увести, но ничего не получалось. Можно было вдвоём-втроём утащить одного человека, но стоило его оставить в покое, как он направлялся обратно. Он возвращался, вставал на своё место, которое никто не занимал, пока его не было, и молча стоял, как обычно стоят пассажиры, ожидающие поезда.
Была одна особенность. Обычно пассажиры равномерно распределены по сторонам платформы. На красной ветке все стояли лицом в одну сторону. Как будто ждали поезда, который отвезёт их в сторону Красносельской.
Когда стало ясно, что, возможно, придётся закрыть не станцию, не ветку, а всё московское метро, потому что никто не мог сказать, что происходит, и чем это может кончиться, начальник метрополитена вспомнил, что говорил ему предыдущий начальник, когда передавал дела.
Точнее, когда уже передал все дела, и поздно вечером они сидели в кабинете, на двери которого ещё не сменили табличку, и пили коньяк, сняв галстуки и пиджаки. Вроде бы прежний начальник мог уже расправить плечи: он уходил на пенсию, и груз ответственности за огромный механизм, который обеспечивал жизнь огромного города, только что был переложен на преемника. Но он сидел, ссутулившись, и пил, не закусывая. Наконец решился:
- Знаешь, я тебе не всё ещё рассказал. Только ты выпей ещё.
Новый начальник испугался, что старый сейчас признается, например, в воровстве в огромных масштабах, и надо будет или сдавать его в прокуратуру, а у них столько общих знакомых, или покрывать, но тогда есть риск рано или поздно самому угодить за решётку. Но старый начальник его успокоил: никакого криминала. И всё ещё не мог начать рассказ.
Новый начальник был уже готов услышать, что в метро всё износилось и вот-вот развалится. Про секретное правительственное метро-2. Даже про то, что в тоннелях метро действительно живут крысы размером с собак, и теперь ему придётся их кормить и выгуливать каждое утро. Но был совершенно не готов к тому, что прочитал в старой, картонной, ещё довоенных времён папке с большими буквами "Дело" на обложке, вытащенной из потайного отделения сейфа, имевшего свой собственный замок.
И сейчас пора было сейф открыть и папку достать. А он так надеялся, что этого никогда не придётся делать, что почти забыл о её существовании.
Какое-то время он перелистывал страницы. Полностью пожелтевшие и хрупкие, тридцатых годов прошлого века. Тронутые желтизной по краям, восьмидесятых годов. И совсем свежие, начала двухтысячных. Отложил в сторону несколько фотографий, чтобы потом рассмотреть подробнее.
На одной были Сталин, Молотов, Ягода, Ворошилов, Каганович и ещё кто-то, он не узнал, на фоне страшной морды Олгой-Хорхоя в каком-то подземелье. Пейзажное фото: Кремль и над ним - драконы. Хохочущий Сталин в узнаваемом френче, с трубкой в руке, из которой поднимается очень странный клуб дыма, большой и по форме напоминающий Черчилля с сигарой в зубах. И ещё одна, уже цветная: станция метро, которую он никогда не видел, и одетые в незнакомую форму с красной буквой М леший, тролль и гном.
Фотографию, на которой был запечатлён, судя по всему, путевой обходчик с целой сворой странного вида собак, смахивающих на бультерьеров, только сами покрупнее, морды поострее, хвосты подлиннее, он откладывать не стал.
Под фотографиями нашёл листок с инструкцией: как связаться с… в общем, с якобы волшебным метро.
Чувствовал себя начальник московского метрополитена плохо.
Ему бы не составило труда позвонить в ФСБ, в Генштаб, в Кремль. Объектом он командовал режимным, стратегическим, и общение с самым высоким начальством для него дело привычное. Позвонить Президенту и просить прислать дивизию внутренних войск при поддержке танков и вертолётов? Легко! А сейчас он кому собирается звонить? Лешему?
Чувствуя себя какой-то бабкой-гадалкой, он достал из шкафа старинный телефонный аппарат. В шкаф его спрятали, чтобы не портил вид кабинета, и чтобы все посетители не спрашивали: "Что это у вас за антиквариат?" Заменить современным телефоном этот хлам было нельзя. Современный телефон не смог бы связаться с тем, что стоял в тутошнем метро. Напичканный электроникой почти разумный аппарат принял бы своего предка за чайник, и даже не электрический.
Номер был простой: 1.
Начальник метро вздохнул, сунул указательный палец в круглое отверстие номеронабирателя, рядом с которым была буква А, повернул, пока палец не упёрся в металлический крючок, отпустил.
Диск застрекотал, вращаясь в обратную сторону и набирая номер.
В ухо ударил противный, похожий на крик моржа гудок. Второй, третий. В голове начальник метрополитена мелькнула мысль, что прежний начальник его просто разыграл, фотографии подделал, и сейчас он звонит в никуда. Или хуже: в дурдом.
На четвёртом гудке трубку сняли.
- Алло! Начальник Чёрной ветки тутошнего метро Иосиф Грабович Ракитский у аппарата! - проквакала трубка далёким голосом.
Начальник московского метрополитена представился, смог заставить себя не задать вопроса: "А вы правда Леший?" и коротко доложил обстановку. Разговаривать таким способом, с большой старинной трубкой в руке, было неудобно и непривычно обоим, но важность того, что они обсуждали, заставила забыть о неудобствах за пару секунд.
Тролль, вслушиваясь в разговор, ковырял пальцем столешницу, отковыривая каждый раз по изрядной щепке. Дух одной рукой подслушивал, другой курил ненастоящую папиросу. Дым, который он выдыхал, струился кольцом под потолком, втекая обратно в него через затылок.
Дверь приоткрылась одновременно почтительно и отчаянно. Стараясь открывать её как можно меньше, выражая таким образом почтение к начальству, в кабинет протиснулся Фёдор. Он где-то успел найти форменную одежду, которая была ему мала, но по всем статьям превосходила травяную юбочку.
- Иосиф Грабович… Иосиф Грабович, - испуганно зашептал он.
Леший был так сосредоточен на разговоре, что не услышал сдавленно-панического шёпота, зато Дух и тролль сделали гному зверские лица. Гном закрыл глаза, чтобы не потерять сознание от страха, и зашептал громче:
- Иосиф Грабович, там пассажиры…
О том, что там пассажиры и так всё знали, в этом, собственно, и была проблема.
- Там пассажиры… Они ходят… Они спрашивают… Иосиф Грабович, или давайте дракона, или они в город уйдут…
Тролль и Дух переглянулись.
- Я сейчас ребят позову, мы их удержим, - начал подниматься тролль.
- Сиди! - Дух выпростал из себя ещё одну руку, положил ему на плечо, и усадил обратно на колоду, которую тролль использовал в качестве табуретки.
- Пока они видят только незнакомую станцию. А если увидят тебя с ребятами, половина сразу с ума сойдёт, половина - чуть попозже. Погоди чуток.
Дух задумался.
- Значит, так: обратно мы их отправить не можем. Запереть на станции можем. Но жалко их. Кто-то начнёт прорываться, дракон их сожрёт.
- А наверх, в город нельзя? - спросила Яна. - Ну там лагерь беженцев, палатки, миротворцы, полевые кухни.
Дух наморщил лоб.
- Нет у нас палаток и полевых кухонь. Мы их, конечно, как-то приютим, в крайнем случае, но придётся им рассказать, где они оказались. Значит, потом головы придётся чистить. А это сложно, дорого и даром никому не проходит. Будут потом…
Дух сделал бессмысленный взгляд и пустил из угла рта струйку слюны. Хорошо, что из дыма.
- А может, их куда-то перекинуть? На время? - предложил Артём. - Ну как я Фёдора.
Гном, который так и не открыл глаза, вздрогнул.
- Пусть пока где-нибудь побудут, а когда отремонтируют, ну что там сломалось, мы их назад вернём.
Дух вздохнул.
- Даже я их буду месяц перекидывать. Это же с каждым отдельно возиться надо…
Его перебил повысивший голос Леший:
- То есть, как навсегда закроете тоннель? Как вы его можете!..
Леший испуганно оглянулся на зрителей и прикрыл трубку рукой. Дух помолчал, подслушивая через палец.
- Кажется, ребятушки, дело пахнет керосином, - сказал он через минуту с таким выражением лица, что Артём невольно принюхался. - Я тут, пожалуй, помогу советом, а вы дуйте на перрон. Полчаса у вас, по моим расчётам, чтобы что-то придумать. Потом дракона выпустим.