Мы с Четверг-5 уставились на вновь прибывшую с завороженным любопытством. В отличие от Четверг-5, которая всегда одевалась в приобретенный на взаимовыгодной основе хлопок и шерсть, эта Четверг предпочитала агрессивную черную кожу - кожаные брюки, жакет и длинный плащ, волочащийся по полу. Кожи было так много, что Четверг-1–4 поскрипывала при ходьбе. Волосы у нее были той же длины, что и у нас, но туже стянуты в хвост на затылке, а глаза скрывались за стеклами маленьких черных очков. На поясе висели два пистолета-автомата рукоятями внутрь, чтобы выхватывать их крест-накрест - бог знает зачем. За исключением этого и несмотря на то что она жила в книгах, действие которых разворачивалось между 1985 и 1988 годом, она выглядела в точности как я - даже с проблесками седины, которые меня, как я все еще притворялась, не волновали.
Но она не была мной. На самом деле она походила на меня меньше, чем версия, говорящая с цветами, если такое возможно. Я читала эти книги, и хотя она пыталась действовать по правилам, методы ее были в лучшем случае сомнительны, а мотивы - подозрительны. В Четверг-5 были в основном мысли и очень мало действия; в Четверг-1–4 было в основном действие и очень мало мысли. Авторы цикла пожертвовали описанием характера ради фабулы и юмором ради плотности действия и скорости. Вся атмосфера испарилась, и книги превратились в череду жестоких эпизодов, разбавленных романтическими интерлюдиями, и когда я говорю "романтическими", то делаю большую натяжку. Самый знаменитый момент - это ее знойный роман с Эдвардом Рочестером и откровенная потасовка с Джен Эйр. Я думала, хуже быть не может, пока не оказалось, что миссис Фэйрфакс - ниндзя-убийца, а Берту Рочестер похитили инопланетяне. И все это только в первой книге. Дальше все притягивалось за уши еще больше. К четвертой книге мне уже казалось, что изначальный вариант порвали волки, а потом его сляпали наугад перед самой публикацией. Я глубоко вздохнула, мысленно прокляла командора Брэдшоу и сказала:
- Четверг… познакомься с Четверг.
- Привет! - бодро сказала Четверг-5, примирительно протягивая руку. - Я так рада познакомиться с тобой, и с прошедшим тебя днем рождения!
Четверг-1–4 взглянула на протянутую руку Четверг-5 и вскинула бровь.
- Я имела несчастье читать "Великое фиаско Сэмюэла Пеписа", - недружелюбно произнесла она. - Если убрать из названия "Сэмюэла Пеписа", будет выглядеть честнее. Большего ушата дерьма мне видеть не доводилось. Я все ждала, когда же начнется стрельба, а ее так и не случилось - просто кучи обниманий, витаминов и людей, рассказывающих, как они друг друга любят.
- В объятиях нет ничего дурного, - возразила Четверг-5, защищаясь. - Может, если бы ты попробовала…
Она протянула руки, но в ответ прозвучало грубое:
- Только тронь меня своими воняющими мюсли лапами, и я тебе нос сломаю!
- Ну!.. - Четверг-5 негодующе фыркнула. - Я почти жалею, что поздравила тебя с днём рождения, и очень рада, что не испекла для тебя пирог.
- Это меня убивает!
- Слушайте, - рявкнула я, не дожидаясь, пока дойдет до рукоприкладства, - я не собираюсь просить вас поладить, я приказываю вам поладить. Ясно?
Четверг-1–4 равнодушно пожала плечами.
- Итак, - начала я, обращаясь к Четверг-1–4,- если хочешь стажироваться у меня, существуют три правила. Правило первое: ты делаешь в точности то, что я тебе говорю. Правило второе: ты говоришь, только когда к тебе обращаются. Правило третье: я называю тебя "Четверг-один-четыре", или "Чет-один-четыре", или "Хренверг", или… да как угодно. Ты же обращаешься ко мне "мэм". Если я зову тебя, являешься бегом. Правило четвертое: выкинешь какой-нибудь фокус - отправишься домой.
- По-моему, ты сказала, что существуют только три правила?
- Последнее я придумала на ходу. У тебя с этим какие-то проблемы?
- Полагаю, нет.
- Хорошо. Начнем сначала. Сколько часов теории у тебя было?
- Шесть недель. Сдала выпускные в прошлый вторник и пришла третьей.
- Неплохо.
- А сколько народу было в классе? - уточнила Четверг-5, все еще страдающая от заявления, что ее руки пахнут мюсли, не говоря уже об угрозе сломать нос.
Четверг-1–4 сердито глянула на нее и пробурчала:
- Трое, и на два процента выше минимального проходного балла, прежде чем ты спросишь. Но на стрельбище я набрала девяносто девять процентов. Пистолет, винтовка, станковый пулемет, гранатомет - назови любое.
Вот по этой главной причине я и не любила книги про Четверг Нонетот: слишком, слишком много оружия и горы трупов, каким позавидовал бы киношный Рэмбо. Четверг-1–4 вынула из кобуры агрессивного вида автоматический пистолет и показала нам обеим.
- Девятимиллиметровый "глок", - гордо сказала она. - Шестнадцать патронов в обойме и один в стволе. Конкретная останавливающая сила. Я ношу два, на всякий случай.
- Всего два? - съязвила я.
- Нет, раз уж ты спрашиваешь. - Она откинула полу кожаного плаща, чтобы продемонстрировать мне большой блестящий револьвер, заткнутый сзади за пояс штанов. - А у тебя что? "Беретта"? "Браунинг"? "Вальтер"?
- Ничего, - ответила я. - Ворвись в комнату с оружием, и кто-нибудь в итоге погибнет.
- А разве не так полагается?
- В твоих книгах - возможно. Но если кто-то погибает в процессе выполнения задания, задание считается проваленным. Без вариантов.
- Прибегать к дипломатии и пользоваться своей головой, - храбро вставила Четверг-5,- лучше, чем размахивать оружием.
- Да что ты об этом знаешь, мисс высшая фальшивность?
- Незачем оскорблять меня все время, - ответила та, явно расстроенная, - и потом, я не уверена, что есть такое слово "фальшивность".
- Слушай сюда, хренбургер, - насмешливо скривила губы кожаная Четверг, - я буду оскорблять тебя все время. Во-первых, потому что это прикольно, а во-вторых, потому… нет, мне не нужна вторая причина.
- Господи, - печально покачала я головой, чувствуя, что у меня кончается всякое терпение, - ты все еще бунтуешь.
- Бунтую? - огрызнулась она. - Возможно. Но поскольку я - в основном ты, полагаю, в этом есть отчасти и твоя вина.
- Заруби себе на носу, - сказала я, подходя ближе. - Общего у тебя со мной только имя и лицо. Можешь поливать "Великое фиаско Сэмюэла Пеписа" сколько угодно, но это, по крайней мере, не перманентная оргия насилия и бессмысленного секса из комиксов.
- Ах, извините! Да это никак критика? Или ты так думаешь, потому что тебе хочется так думать? Потому что я на днях смотрела цифры и я по-прежнему продаюсь нарасхват? - Она обернулась к Четверг из "Пеписа". - А ты сколько книг продала за последние пять лет?
Это было острое, но строго риторическое замечание. Нераспроданный тираж "Великого фиаско Сэмюэла Пеписа" уценили меньше чем через полгода после выхода в свет.
- Ты не ненавидишь меня, - сказала Четверг-1–4 Четверг-5,- ты втайне мечтаешь быть как я. Если хочешь кого-нибудь ненавидеть, ненавидь вот ее.
Эта реплика адресовалась мне.
- Да почему же это? - Четверг-5 едва не плакала.
Скрипя кожаными доспехами, Четверг-1–4 подошла к ней ближе и понизила голос:
- Потому что это она настояла, что твоя книга должна быть полна слюнявых семейных ценностей: домашний дронт, садоводство, муж, двое прелестных детишек…
- Трое.
- Неважно. Меня приглашали в пятую книгу, но я только взглянула на сценарий и велела им засунуть его понятно куда. - Она ткнула в мою сторону пальцем в перчатке. - Ее личное тщеславие обрекло тебя на медленную смерть нечитаемой, нерецензируемой, необсуждаемой и непечатаемой. Настоящая Четверг такая же целеустремленная, как и я, - даже в крайнем тщеславии переписать себя под видом маленькой мисс Сладкая Овсянка Обними-Дерево, исключительно чтобы защитить собственное хрупкое тщеславие, статус знаменитости Z-класса и непоследовательное общественное мнение. У нас с ней больше общего, чем она думает.
Она умолкла с победной улыбкой на лице. Вторая Четверг взирала на меня со слезами на глазах. Я сама кипела от возмущения, потому что сказанное было правдой. Единственная причина, по которой я вообще приняла Четверг-5, заключалась в том, что я чувствовала себя в ответе за нее. Не просто потому, что она действительно была невыносимой тряпкой, но еще и потому, что ее не читали.
- О нет! - Четверг-5 громко всхлипнула. - У меня все чакры напрочь разбалансировались… Можно, я возьму отгул на остаток дня?
- Хорошая мысль, - неприятно хохотнула Четверг-1–4.- Почему бы не отправиться помедитировать? В конце концов, это лучше, чем весь день ничего не делать.
Четверг-5 испустила очередной возмущенный вопль. Я сказала ей, что она может идти, и она исчезла с еле слышным хлопком.
- Слушай, - заговорила я, тоже подходя ближе и понижая голос, - ты можешь тут выделываться хоть весь день, изводя других персонажей, - это не важно. Важно то, что Совет жанров в своей заблудившейся мудрости считает тебя подходящей для беллетриции. Пять предыдущих наставников с этим не согласны. Не согласна и я. По-моему, ты гадина. Но дело не во мне. Дело в тебе. Это тебе, чтобы поступить в беллетрицию, надо научиться выживать во враждебной и постоянно меняющейся текстовой среде. Нам с тобой придется провести вместе следующие несколько дней, хотим мы того или нет, а написанная мной характеристика - единственное, что имеет значение для окончательного зачисления тебя в беллетрицию, так что тебе придется очень-очень постараться меня не злить.
- Ах! - покровительственно хмыкнула она. - Какие речи! Послушай, сестренка, может, сегодня ты и большая шишка в беллетриции, но на твоем месте я бы проявила здравый смысл и дипломатию. Однажды я займу место Глашатая и присматривать буду только за своими друзьями. Ну, станешь ты другом или нет?
- Боже правый, - тихонько произнесла я. - Чеширский Кот был прав: ты действительно совершенно несносна. Это твое последнее слово?
- Последнее.
- Тогда можешь валить обратно в свое подарочное издание прямо сейчас. Дай мне свой бедж.
На мгновение она встревожилась. Ее всепоглощающее высокомерие не допускало и мысли, что ее могут и впрямь выгнать. Но, верная себе, вместо того чтобы хотя бы попытаться помириться, она пустилась в дальнейшие угрозы:
- Комиссии по отбору курсантов при Совете жанров это не понравится.
- И фиг с ними. Твой бедж.
Она уставилась на меня с растущим замешательством.
- Ты выгоняешь… меня?
- Только что выгнала. Отдай мне свой бедж, или я арестую тебя.
Она вынула щиток беллетрицейского курсанта из кармана и шлепнула его мне в раскрытую ладонь. Без него или без подорожной она считалась де-юре книгобежцем и подлежала стиранию на месте.
- Удачного дня, - сказала я. - Не буду говорить, что было очень приятно, потому что не было.
И я пошла прочь, вынимая на ходу мобильник.
- Привет, Брэдшоу! Я только что выгнала Четверг-один-четыре. Поражаюсь, как кто-то сумел продержаться с ней больше десяти минут, - я не смогла.
- Да, уже. Скажи Жлобсворту, что мы сделали все, что могли.
- Жаль. Критику по этому поводу я переживу. Это серьезное…
- Погоди, погоди! - завопила Четверг, стиснув голову в нечеловеческом усилии взять себя в руки. - Это был мой последний шанс, так?
- Да.
Она терла виски.
- Я могу это сделать. Из… Из… ви-и-и…
- Ты можешь сказать это.
- Не могу.
- Постарайся.
Лицо у нее перекосилось, и она выдавила это слово:
- Извини. Я буду твоей ученицей. Беллетриции нужны такие люди, как я, и ради этого я готова прогнуться под твою властную посредственность.
С минуту я смотрела на нее.
- Расплывчатые извинения принимаются.
Я отошла, чтобы Четверг-1–4 меня не слышала, и снова заговорила в комментофон.
- Брэдшоу, насколько отчаянно нам нужно подлизаться к Жлобсворту именно сейчас?
Я велела Брэдшоу положиться на меня, он рассыпался в благодарностях, пожелал мне удачи и отключился. Я захлопнула мобильник и убрала его в сумку.
- Хорошо. - Я швырнула Четверг-1–4 ее бедж. - Первое твое задание - вернуть сюда Четверг-пять, сбалансировались там у нее чакры или нет, и извиниться перед ней.
С мгновение Четверг-1–4 таращилась на меня, затем набрала номер на собственном мобильнике. Я отвернулась и зашагала по усыпанной гравием подъездной дорожке, пытаясь расслабиться. Ну и начало!
Я села на декоративного льва у подножия парадной лестницы и издали наблюдала появление Четверг-5. После кратчайшей перебранки они пожали друг другу руки. Затем последовала пауза, еще несколько реплик на повышенных тонах, и наконец - невероятно! - стоя прямо, как палка, Четверг-1–4 позволила себя обнять. Я улыбнулась про себя, встала и пошла обратно, туда, где стояла эта парочка. Четверг-5 оптимистично сияла, Четверг-1–4 с каменным выражением лица думала.
- Разобрались между собой?
Обе кивнули.
- Хорошо. - Я взглянула на часы. - У нас есть еще несколько часов, прежде чем мы посетим заседание Совета жанров по политическому управлению, но перед этим…
- Мы идем на заседание Совета жанров?! - Глаза у Четверг-5 сделались как блюдца.
- Да… но только в том смысле "мы", что вы стоите позади и ничего не говорите.
- Bay! А что там будут обсуждать?
- Политику Книгомирья. Типа следует ли поставлять персонажей в видеоигры для придания им дополнительной глубины. Это особенно актуально, поскольку издание нынче не требует от книг оставаться исключительно книгами. Говорят, Гарри Поттер в кои-то веки появится. А теперь нам надо…
- Мы что, взаправду увидим Гарри Поттера? - прошелестела Четверг-5.
При упоминании о юном волшебнике ее глаза подернулись мечтательной дымкой. Четверг-1–4 демонстративно обратила взор к небесам и скрестила руки на груди, ожидая, пока мы приступим к работе.
Я вздохнула.
- Это зависит от того, обратишь ты внимание или нет. Теперь к заданию на вторую половину дня: сменить персонал, который разбирается с текущей фортепианной проблемой Книгомирья. А для этого нам надо отправиться в Главное текстораспределительное управление.
Глава 23
Фортепианная проблема
Считалось, что рояль изобрел в начале восемнадцатого века Бартоломео Кристофори, и изначально он назывался Gravicembalo col piano e forte, милосердно сокращенное до "фортепиано". Состоящий из пятисот пятидесяти фунтов железа, дерева, струн и фетра восьмидесятивосьмиклавишный инструмент способен воспроизводить нежнейшие из мелодий, однако в натянутых струнах таится разрушительная мощь семейного автомобиля, несущегося со скоростью двадцать миль в час.
Если беллетриция являлась полицейской службой внутри книг, а Совет жанров состоял из политиков, то Главное текстораспределительное управление представляло собой бюрократию, служащую мостом между этими двумя силами. Вплоть до скандала с Супер-Словом™ ГТУ оставалось безукоризненно честным, но после него Совет жанров - по моему совету - принял ряд жестких, однако единственно возможных мер с целью сделать Главное текстораспределительное управление слишком неэффективным и лишенным воображения, чтобы представлять угрозу. Была назначена комиссия для управления им.
Пока мы шли по одному из главных литшифровальных этажей, я слышала, как Четверг-5 ахает. Пропорции помещения больше соответствовали заводу, производящему Очень Большие Штуки, а каменные стены, сводчатый потолок и мигающие газовые лампы выдавали заимствование обстановки из некоего неопубликованного готического романа. В гулком пространстве залов стояли рядами сотни литшифровальных машин, каждая размером с автобус, из блестящей бронзы, красного дерева и литого чугуна. Представляющие собой запутанное переплетение труб, вентилей и датчиков, они казались чем-то средним между кофейным автоматом, корабельным двигателем и органом. Они были такие большие, что вокруг верхней секции для облегчения обслуживания тянулись мостки, куда можно было попасть по кованой винтовой лесенке в дальнем конце.
- Это Вымыслопередающие литшифровальные машины. Важнейшая деталь нашей технологии. Помнишь трубу, выходящую из смыслонакопителя в "Пиноккио"?
Четверг-5 кивнула.
- Трубопровод тянется через трансжанровое Ничто и заканчивается здесь, откуда его содержимое затем передается в читательское воображение.
Я не имела даже самого расплывчатого представления о том, как оно работает, и подозревала, что объяснения, вероятно, не существует вовсе - равно как и какой-либо потребности в оном. У нас это называется "отвлеченный сюжетный императив" и работает исключительно потому, что от него этого ждут. Таково Книгомирье, полное совершенно невероятных фабульных устройств, предназначенных для смазки повествовательных шестеренок.
Я умолкла, чтобы они обе могли понаблюдать за процессом. Четверг-5 не скрывала восхищения, а Четверг-1–4 подавила притворный зевок. При этом она все-таки озиралась. Трудно было остаться безучастной: ряды машин уходили в подернутую дымкой даль насколько хватал глаз. Техники муравьями сновали вокруг гудящих механизмов, проверяя датчики, смазывая, спуская пар и заполняя отчеты на планшетах. Другие двигались между машинами, толкая тележки, наполненные подлежащими регистрации документами. Воздух был насыщен запахами горячего масла и пара. Над головами у нас цепочки лязгающих валов и хлопающих кожаных ремней передавали машинам энергию, и общий стук и гудение в громадном помещении сливались в гул, подобный шуму водопада.
- Пятьсот машин на каждом этаже, - крикнула я, перекрывая грохот, - причем каждая способна справиться с пятьюдесятью тысячами прочтений одновременно. Люди в синих комбинезонах - литшифровальщики, их еще ласково называют словомартышками. Они обеспечивают бесперебойную работу машин, прочищают диалоговые инжекторы и следят, чтобы на компрессорах не накапливалась ирония. Тот человек в белом лабораторном халате - текстовый коллектор. "Читательское эхо" возвращается рикошетом к машине для передачи следующего слова, и мы пользуемся этим для проверки соответствия повествования исходным пожеланиям автора. Любое отклонение называется "текстовой аномалией" и задерживается в сбросовом затворе эхоуловителей, вон тех больших медных штук наверху.
- Вся эта техника совершенно восхитительна, - сухо заметила Четверг-1–4,- но мне не терпится понять, какое отношение она имеет к фортепиано.
- Никакого, о саркастичная. Это называется об-ра-зо-ва-ние.
- Бессмысленная демонстрация, если хотите знать мое мнение.
- Она не спрашивает твоего мнения, - возразила Четверг-5.
- Именно, - вставила я, - и некоторым людям нравится техника. За мной!
Я открыла стрельчатую дубовую дверь, ведущую из машинного зала в административную часть Главного текстораспределительного управления, лабиринт каменных коридоров, освещенных воткнутыми в стены пылающими факелами. Невыносимо мрачно, зато экономично - часть незаконченного готического романа, по образу которого было организовано все ГТУ. Как только дверь закрылась, шум из главного машинного зала разом стих.
- Я просто пыталась объяснить, как мы узнаем о сюжетных изменениях. По большей части аномалии оказываются всего лишь ошибками чтения, или ленивый читатель пропустил кусок, но проверять приходится все, на всякий случай.