Чёрный помидор - Андрей Бондаренко 11 стр.


— Ага, правильно, на, — равнодушно пожал широкими плечами мужик. — Он самый. Объект. Неопознанный, на…

— И часто ваши края посещают «летающие тарелки»?

— Чаво? Какие ещё, на, тарелки?

— Прекращай Ваньку валять, — нахмурился Писарев. — Неопознанные летающие объекты часто здесь летают?

— Дык, это, — засмущался паромщик. — Частенько, на, врать не буду…. Тут давеча, третьего дня, телек, на, смотрел. Программу «ТВ-3». Там передача шла, на, про всякую и разную хрень аномальную. Ну, и смазливая ведущая спрашивает у бородатого дядечки, на. Мол: — «А где, Семён Семёнович, этих самых НЛО больше всего, на?». А тот, чудак чалдонистый, на, и не знает. Лоб морщит. Позорище махровое, на…. Где-где? В Катынде, конечно же, зорька моя ясная, на. Вот — где. Гы-гы-гы…

— Ой, акула! — позабыв про летающую «тарелку», заволновалась Анна Павловна. — Смотрите!

— Перестань, милая, — недоверчиво усмехнулся Сергей Васильевич. — Какая ещё акула — в горной реке? Да, очень крупная рыба, погнавшись за хариусами, плеснула. Наверное, огромная щука. Или же таймень. Я читал в книжке, что таймени иногда вырастают до двухметровой длины и весят вплоть до центнера.

— Нет, акула, — заупрямилась женщина. — Я характерный плавник видела. Она, прежде чем броситься, проплыла рядом…

— Тебе, наверное, показалось…. Ох, ты, мать моя женщина!

Примерно в пятнадцати метрах от парома над речной водой, действительно, возник-появился большой плавник: угольно-чёрный и треугольный — с длиной двух видимых сторон на уровне тридцати-сорока сантиметров.

Плавник, развив весьма приличную скорость, бодро оплыл вокруг парома, а после этого исчез под водой.

— Акула? — потерянно забормотал Писарев. — Но этого же, просто-напросто, не может быть…. А? — вновь обернулся в сторону небритого паромщика. — Чего молчишь-то, абориген хренов? Объясни-ка нам эту закавыку. Будь так добр.

— Дык, акула, наверное, на, — в сердцах сплюнул под ноги паромщик. — Бывает. В здешних краях, мил-человек, всякое бывает. Всякое и разное, на. Лично я уже ничему не удивляюсь. Ничему, на, и никогда…

«А я, вот, совсем запуталась», — мысленно констатировала Айлу (она же Кристина Панченко). — Летающая «тарелка» и акула — они настоящие? Или же, наоборот, умело «смистифицированные»? Вот же, ребус заковыристый…. А, пардон, паромщик? Он-то, надеюсь, настоящий? Или же это мой Мисти, загримированный под алтайского паромщика? Кто бы подсказал…».

Паром грузно причалил к берегу. Путники, попрощавшись с диковатым паромщиком, который любезно перекинул на берег деревянные мостки, уселись в машину. «Жигуль» медленно съехал с настила парома и, недовольно порыкивая, покатил по раздолбанному просёлку.

Впрочем, эта часть маршрута оказалась совсем недолгой и короткой: уже через двенадцать километров, свернув на узенькое боковое ответвление, автомобиль остановился.

— Урочище Кангай, прошу любить и жаловать, — объявила Айлу. — Дальше на машине ехать нельзя — зайсан Костька, объявив здесь режим «личного летнего заповедника», строго-настрого запретил.

— А если, всё же, поехать дальше? — заинтересовался Писарев. — Что тогда будет?

— Через некоторое время машина обязательно остановится. В том смысле, что сломается. Навсегда. То бишь, отремонтировать её будет невозможно, сколько не старайся. Проверено…. Всё, вылезаем, достаём из багажника вещички и стартуем. Можно, конечно, дошагать до лагеря-улуса и по дороге. Но мы перевалим вон через тот невысокий холм, сократив — тем самым — путь на добрые десять километров.

— Ваш Кангай напоминает мне гигантскую поляну, поросшую кустарником (с вкраплением редких хвойных деревьев), и расположившуюся между Катунью и каким-то безумно-мрачным горным массивом, — покинув «Жигули», высказалась Анна Петровна. — Этот мрачный массив и есть — искомый Катунский хребет?

— Он самый, — открыв автомобильный багажник, подтвердила Айлу, а после этого принялась ворчать: — Вроде бы, взрослые и опытные люди — геолог и геодезистка, а туда же. Разве это — походный рюкзак? Насмешка природы сплошная, с узкими лямками. Хорошо ещё, что пакет с продовольствием в него поместится…. А этот дорожный кожаный баул, неудобный для транспортировки пешим ходом? На фига он, спрашивается, нужен? Хлопоты сплошные, и не более того…. Ладно, сделаем, пожалуй, так. Рюкзак, естественно, потащит Сергей Васильевич. А мы, Анна Петровна, будем транспортировать ваш неудобный баул по очереди. И не спорьте со мной, пожалуйста. Ни к чему это. По очереди.

— Хорошо. Только я первая его понесу…

Они двинулись по направлению к холму, и почти сразу же началось топкое болотце, заросшее хилыми кустиками цветущего вереска и одиночными ёлочками-пихточками-сосёнками. Под подошвами резиновых сапог противно зачавкало, а пышный светло-зелёный мох многообещающе заходил меленькими волнами.

— Ерундовое болотце, — не оборачиваясь, заверила шедшая первой Айлу. — По крайней мере, сейчас, в летнее время. Это поздней осенью и ранней весной здесь не пройти, сколько не старайся. А вообще-то, дамы и господа, нам с вами здорово повезло.

— Это в чём же? — не удержался от вопроса любопытный Писарев.

— А недавно в этих местах — целую неделю напролёт — дул очень сильный северо-восточный ветер. Практически ураганный. Всё дул и дул, сволочь упрямая. И высоченные деревья валил. И кусты с корнями выдёргивал из земли. Ужас — что такое было. Только за сутки до вашего прилёта ветер прекратился. Поэтому и всякого «лесного» мусора в водах Катуни и других местных речек нынче хватает…. Но у каждой медали, как известно, две стороны. Поваленный лес и выдранные кусты — это, безусловно, очень плохо. Но ураганный ветер, кроме всего прочего, качественно «раздул» во все стороны злобных кровососущих насекомых: комаров, мошкару, оводов и слепней. А это, как раз, просто замечательно. Теперь целую неделю (а то и дольше), можно будет обходиться без едких антикомариных спреев и неудобных накомарников…

Через некоторое время болото осталось позади. Узкая тропа, беспорядочно петляя среди серо-чёрно-красных скальных обломков, резко пошла вверх. Солнышко принялось припекать уже по-взрослому. Навалилась самая натуральная жара, сопровождаемая вязкой духотой.

— Всё, отдавайте мне баул, — решила Айлу. — Отдавайте-отдавайте, вы уже порядком устали. А также — попрошу возглавить авангард нашего славного отряда.

Анна Петровна, смахнув со лба капельки-бисеринки пота, пошла по тропе первой и вскоре даже оторвалась от своих спутников метров на тридцать-сорок.

— Айлу, а вот зайсан Костька…м-м-м…. Он какой? — неожиданно спросил Писарев.

— Какой? — размеренно шагая, задумалась девушка. — Обыкновенный, скорее всего. Обыкновенный шаман, я имею в виду.

— А шаман — это кто? Если в глобальном понимании?

— В глобальном? Наверное, проводник-посредник.

— Посредник между нашим Миром и…э-э-э, Миром Мёртвых?

— Почему же — Мёртвых? Просто между нашим — и другими Мирами, которых, по заверению Ворона живородящего, существует великое множество.

— Ага, кажется, понял…

— А-а-а! — впереди послышался сдавленный женский крик. — А-а-а, какой кошмар…

Сергей Васильевич, выхватив из бокового кармана брезентовой тёмно-зелёной куртки компактный чёрный пистолет, бросился — со всех ног — вперёд.

«Интересно, а откуда у фигуранта взялся пистолет?», — мысленно удивилась Айлу. — «Как же он, минуя контролирующие службы московского аэропорта, пронёс его на борт самолёта? Очередная шарада навороченная…. Да, непрост наш высокопоставленный питерский бизнесмен. Совсем даже непрост…».

Она, пристроив тяжёлый дорожный баул на шершавом красно-розовом валуне, побежала по тропе.

Анна Петровна, слегка подрагивая всем телом, крепко прижималась спиной к вертикальной поверхности гранитной скалы, а в её огромных светло-серых глазах плескался липкий ужас.

— Милая, успокойся, — бестолково суетился вокруг жены Писарев. — Ну, пожалуйста…. Что случилось?

— Т-т-там, вон за тем к-к-камнем, з-з-змея, — едва шевеля побелевшими губами, сообщила женщина. — П-п-переползает…. Через т-т-тропу…. Оч-ч-чень большая. Ог-г-громная…

— Только не надо паниковать. Срочно возьми себя в руки. Сейчас я взгляну…. Черт побери. Впечатляет. Айлу, посмотрите-ка…. Что можете сообщить нам по данному поводу?

За камнем, действительно, ползла змея: длинная-длинная, иссиня-чёрная, толщиной с человеческую лодыжку, а её извивающийся хвост был украшен тёмно-коричневым уродливым наростом, слегка напоминавшим огромную сосновую шишку.

— Почему вы молчите, госпожа проводница?

— Что тут, собственно, скажешь? Змея, спорить не буду. В отрогах Катунского хребта они — время от времени — встречаются. И большие, в том числе.

— Что тут, собственно, скажешь? Змея, спорить не буду. В отрогах Катунского хребта они — время от времени — встречаются. И большие, в том числе.

— А этот уродливый нарост на змеином хвосте? — проявил настойчивость Сергей Васильевич. — С каких таких подгоревших пирожков он взялся? С чего? Ещё я приметил, что на концах веток некоторых молоденьких лиственниц, встретившихся нам на болоте, набухают странные чёрно-багровые почки…. Какая-то мутация?

— Никаких мутаций, — стараясь, чтобы её голос звучал спокойно и уверенно, заверила Айлу. — Просто — сильная аномальная зона. А в них, как известно, всякое возможно. Очень всякое и очень разное. Иван Павлович вам вечером подтвердит…. Эта конкретная змея? Подумаешь. Дождёмся, когда она покинет тропу, и двинемся дальше…

Про себя же она подумала иное: — «Это что же такое происходит, а? Неисправимый выдумщик Мисти, зная наш маршрут, запустил сюда некую «змееподобную» электронную штуковину? Мол, чтобы бизнесмен-строитель не заскучал и окончательно отвлёкся от дум деловых? Ну-ну…. Лишь бы, фантазёр законченный, не перестарался. Фигуранты же могут — в конечном итоге — всерьёз испугаться и повернуть назад. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…. Или же эта страхолюдная змеюка — настоящая? Бр-р-р, гадость какая…».

— Милая, может, ну его? — ожидаемо предложил Писарев. — Неуютно здесь как-то. И, судя по всему, небезопасно…

— Предлагаешь — вернуться в Питер?

— Предлагаю.

— Извини, но не согласна, — отрицательно помотала головой Анна Петровна. — Пойдём, Серёжа, до конца. Так надо. Сам же недавно говорил, что этот алтайский шанс — по ощущениям — представляется реальным…. Говорил?

— Говорил, — тяжело вздохнув, подтвердил Сергей Васильевич. — Ладно, продолжим нашу познавательную и нетривиальную прогулку…. Айлу, а почему вы не интересуетесь моим пистолетом?

— С чего вы взяли? Интересуюсь, конечно…. Как вам удалось пронести на борт самолёта огнестрельное оружие?

— Действительно, интересуетесь. Глаза у вас характерные. Как у опытного оперативника-следователя.

— Ха-ха-ха! Уморили, — очень даже натурально развеселилась Айлу. — Вам, просто-напросто, показалось…. Так как, собственно, удалось?

— Элементарно. Этот пистолет собран сугубо из керамических деталей. И патроны к нему сработаны из аналогичного материала. Так что, металлоискатель на него никак не реагирует.

— Где достали, если не секрет?

— Начальник моей «Службы безопасности» с неделю назад вручил. Чисто на всякий пожарный случай. Очень опытный и предусмотрительный сотрудник…

Через два с половиной часа путешественники добрались до плоско-покатой вершины холма, где беззаботно гулял ласковый юго-западный ветерок, наполненный чуть горьковатым дымным привкусом.

Здесь было пусто, голо и неуютно: никаких тебе деревьев и кустарников, лишь только чёрно-серые камни, поросшие — местами — буро-зелёными мхами и жёлто-фиолетовыми лишайниками.

А ещё на вершине, в самом её центре, присутствовал трёхметровый деревянный Идол, вырезанный — в незапамятные Времена — из ствола толстенной лиственницы. Величественный истукан был вкопан в землю и для пущей надёжности обложен — в несколько плотных рядов — крупными разноцветными валунами.

Анна Петровна, наспех отдышавшись, тут же подошла к Идолу и, зачарованно поглаживая ладонями его деревянную поверхность, принялась восторженно комментировать:

— Какой же он. Какой…. Гладенький такой. Тёмно-тёмно-серенький. И, скорее всего, судя по выражению деревянного лица, очень умненький. А ещё и старенький. Старенький-старенький-старенький. Напряжённо и внимательно всматривается в сторону Катунского хребта…. Интересно, а сколько ему лет?

— Наверное, в районе ста пятидесяти, — предположила Айлу. — А может, и гораздо больше. Лиственница — дерево особое. Его крепкая древесина и пятьсот лет, практически не разрушаясь, выдерживает.

— И как же его зовут?

— «Ульгень». Он — главный алтайский Бог, сотворивший — в древние-древние Времена — весь наш Мир. Добрый Бог, естественно…. Что он здесь делает? Охраняет проходящих мирных путников и близлежащие населённые пункты от каверз-происков злого Бога, которого величают — «Эрлик». Обычное дело, между нами говоря…

— А почему здесь дымком пахнет?

— Ветром надувает — со стороны летнего улуса зайсана Ворона живородящего, — указала рукой на юго-запад девушка. — Там сейчас мясо и рыбу коптят. Начался сезон заготовок.

— Ну-ка, ну-ка, — поднеся ладонь к глазам, заинтересовался Писарев. — Это вы имеете в виду вон те разномастные островерхие строения, разместившиеся — среди нескольких серо-чёрных дымков — в ярко-изумрудной лощине?

— Ага. На так называемом «Костькином лугу». Очень симпатичное и живописное местечко. Там растут разнообразные и шикарные травы-цветы. В том числе, много лечебных…. А вон те крохотные разноцветные точки, окружившие летний улус практически со всех сторон, это лошади, коровы, бараны, овцы и козы. С приплодом, естественно…. Предлагаю, дамы и господа, слегка перекусить. Лишним, считаю, не будет. Да и добрый Ульгень этого не возбраняет…

Они разместились на округлых валунах подходящих размеров, метрах в пятнадцати от величественного Идола.

— Нормальный вариант, — ознакомившись с содержимым полиэтиленового пакета, выданного официантом, одобрила Айлу. — Бутерброды с колбасой, сыром, варёной говядиной и зеленью. Варёные куриные яйца. А также двухлитровый пакет с яблочным соком и пластиковые стаканчики. То, что старенький очкастый доктор прописал, образно выражаясь. Для лёгкого перекуса, я имею в виду. Как можно выходить на серьёзный маршрут — с переполненным желудком? Только не подумавши, понятное дело. А полноценно поужинаем мы уже в лагере зайсана…. Ой, совсем забыла. Надо же и с добрейшим Ульгенем поделиться. Так издревле заведено. Одну минутку….

Прихватив стаканчик с яблочным соком и большой бутерброд с мясом-колбасой-сыром, она подошла к Идолу, почтительно поклонилась, аккуратно выплеснула яблочный сок на деревянные «ноги», почтительно прислонила к ним бутерброд, запихала пластиковый стаканчик в боковой карман безрукавки, сделала два шага назад и, опустившись на колени, принялась достаточно громко молиться — на гортанном и очень тягучем языке.

— Это не бессмысленная звуковая какофония, — вслушавшись, тихонько прошептала Анна Петровна. — Всё по-настоящему…. Что это, Серёжа, ты так удивлённо уставился? Мне, ведь, уже приходилось бывать на Алтае. В 1993-ем году наша геодезическая партия отработала на Колыванском хребте полноценный полевой сезон. Колывань, конечно, находится в стороне от этих мест, недалеко от города Змеиногорска. Но, тем не менее, отдельные слова тубаларского языка я помню до сих пор…

— То есть, ты сомневалась в личности Айлу? — так же тихо уточнил Писарев. — Считала, что её за нами «закрепили»?

— Не считала, а лишь допускала такой вариант: иногда в поведении нашей милой проводницы однозначно проскакивало нечто «городское». И даже, не побоюсь такого смелого предположения, «питерское».

— А теперь, значит, все твои сомнения рассеялись без следа? Мол, раз девица умеет бойко лопотать по-тубаларски?

— Нет, не все. Но, тем не менее, большая их часть…

Трапеза уже практически завершилась, когда со стороны восточного склона холма раздалось не громкое:

— Поть, поть, поть…

Ладонь Писарева тут же непроизвольно скользнула в правый боковой карман брезентовой куртки.

— Не надо делать резких движений, — посоветовала Айлу. — И вообще, нет ни малейшего повода для беспокойства. Это, всего-навсего, здешние мирные аборигены. И не более того.

— Точно — мирные?

— Другие в урочище Кангай, слава добрым Богам и зайсану Костьке, не допускаются…

Вскоре на вершину холма выбрались два мужичка: невысокие, смуглолицые, узкоглазые и черноволосые. Мужики, облачённые в потрёпанные походные одежды, умело направляли — с помощью длинных кожаных уздечек — двух приземистых тёмно-гнедых лошадок, которые — в свою очередь — влекли вперёд небольшую аккуратную телегу на широких резиновых колёсах. Один из вновь прибывших был уже достаточно пожилым, в районе шестидесяти пяти-семи лет. Второй — среднего возраста. А на телеге были закреплены — с помощью надёжных верёвок — три толстых и длинных бревна, тщательно обмотанных кусками мешковины.

Лошади остановились.

Пожилой алтаец, пристально глядя на Айлу тёмно-карими раскосыми глазами, разразился длинной гортанной фразой.

Девушка, молча, достала из внутреннего кармана безрукавки и протянула на открытой ладони маленькую серебряную бляху, на которой был искусно выгравирован важный и сердитый ворон.

— Всё, однако, понял, — мельком взглянув на бляху, тут же перешёл на русский язык старик. — Приветствую тебя, русская родственница уважаемого зайсана. Рад встрече и наслышан о тебе. И твоим гостям — доброго и скорого пути. Пусть светлый и всемогущий Ульгень всегда присматривает за ними…. Я — Акчабай Тургаев. А это, — указал рукой на напарника, — мой младший сын Карачак.

Назад Дальше