- Журналистка… она могла что-то увидеть в гробнице. Я уже сказал, Гирхарт этим занимается.
- Вы знаете, кто она? - спросил пожилой собеседник.
- Ее зовут Коттен Стоун. Старик выпрямился:
- Стоун, - повторил он, потом медленно кивнул, словно что-то понял. - А знаете, Чарлз, вероятно, пора вам слегка помочь. - Он повернулся к Синклеру. - У меня есть давний приятель, который может посодействовать.
Синклер сдержал вздох.
- Все будет сделано, как вы просили. Не надо никого больше впутывать.
Старик похлопал Синклера по колену:
- Просто чтобы подстраховаться. В конце концов, кто знает… - Он снова уставился на алтарь и замолчал, словно давая понять, что разговор окончен.
Синклер встал и вышел в проход. Он по привычке преклонил колена и перекрестился, затем направился к выходу. Распахнув дверь, обернулся и посмотрел на распятие над мраморным алтарем. Солнечная мозаика придавала распятию почти неземной вид. Он отчетливо видел, как Иисус склоняет голову набок - усталый, измученный, в криво сидящем терновом венце.
В дверь ворвался холодный ветер, принес с собой листву, и Синклер, плотнее закутавшись в пальто, зашагал к лимузину.
ВТОРЖЕНИЕ
Коттен Стоун вошла к себе, радуясь, что можно укрыться от нью-йоркской зимы. Она устала, ее вымотали не только новые тревоги из-за встречи с Джоном Тайлером и таинственной шкатулки, но и то, что время, оказывается, не исцелило ее сердце. Увидев Торнтона, она вспомнила прежние чувства, которые, казалось, остыли и умерли.
Коттен стянула тяжелое пальто и шарф, разобрала небольшой пакет с продуктами. В квартире было прохладно, она включила газовый обогреватель, и тот знакомо загудел.
Она потерла руки, пытаясь согреться, и задумалась о Тайлере. Сидя у него в кабинете и слушая теорию Арчера, она все больше и больше нервничала, понимая, что сама была в той гробнице, видела кости крестоносца… держала шкатулку. Должно быть, Тайлер счел ее полоумной грубиянкой.
Заявив, что получила всю нужную информацию, она чуть ли не бегом бросилась прочь из его кабинета. Стыд какой. А Джон был таким любезным, даже предложил задавать вопросы.
В мыслях возник Торнтон. Торнтон.
Она слишком глубоко увязла в их отношениях - еще одна из множества ее дурацких ошибок. А ведь он не только женат, он - практически идол в миллионах домов по всей стране. Вряд ли можно переспать с кем-то более знаменитым.
И, конечно, эта шкатулка. Очередная ошибка. Надо было оставить ее в гробнице. Но разве не этим она занималась почти всю жизнь - бежала от проблем, ответственности, отношений, надеясь, что все разрешится само собой?
Но ничего не разрешалось.
Коттен сделала бутерброд, убрала мясную нарезку в холодильник и побрела в гостиную смотреть новости. Тут-то и заметила мигающий индикатор автоответчика. Три сообщения.
Сев на диван, она нажала кнопку воспроизведения и откусила бутерброде ветчиной. Гудок.
"Коттен, это Тед. Я получил твое сообщение, что ты сегодня не вернешься. Что-то не так? Почему ты ушла с монтажа? Что происходит? Позвони мне".
Гудок.
"Коттен, это снова Тед. Твой сюжет почти доделали, не хватает одного куска. Что делать? Мы его ставим в эфир завтра вечером. Если ты со мной не свяжешься, скажу редактору поставить какие-нибудь кадры из архива. Позвони мне, как только сможешь".
Гудок.
"Привет".
Голос Торнтона.
Пауза.
"Мне с тобой очень надо поговорить. Я знаю, ты думаешь, что все кончено, но ничего не кончено. У нас была не просто интрижка. Я тебя люблю. И ты меня любишь, я знаю. Пожалуйста, Коттен, нам надо поговорить". Пауза.
"Давай пообедаем вместе, Я хочу просто поговорить, и все. Перезвони мне. Я тебя люблю."
От его голоса внутри все сжалось - как и раньше, когда звонил телефон и она знала, что это Торнтон… молилась, чтобы это был Торнтон.
Когда они впервые занимались любовью, это была чистая похоть. Они иногда обедали вместе, строили глазки на работе - в коридорах, в лифте, на лестницах. Однажды вечером он пригласил ее выпить. Они встретились в баре какой-то гостиницы на Бродвее, недалеко от здания CNN, а уже через двадцать минут срывали друг с друга одежду в номере на восемнадцатом этаже. После трех тайных встреч к их любовной горячке наконец добавилось некое чувство. Но у Торнто-на оно быстро угасло, а ей все еще хотелось нежности, свежести, любви. Стало ясно, что ему нужен просто секс. И только. Он отвергал ее обвинения, оправдывался, что им достается лишь несколько минут украдкой, а она так его возбуждает… Коттен хотела ему верить, но почти каждый раз, когда они кончали - он кончал, - Торнтон уходил, возвращался на лимузине домой, к жене Шерил, а Коттен лежала на смятых простынях, в темноте, и плакала. Дура она, если думала, будто что-то изменится. Поездка в Ирак должна была помочь все забыть.
А теперь все началось вновь - его задумчивый искренний тон. Столько надежды в голосе. Как можно кого-то ненавидеть и в то же время желать? Глупость какая. Пить яд, потому что он вкусный.
Коттен оглянулась на кухню. В дверном проеме виднелась плита. Шкатулка - лишь очередная досадная мелочь.
Сняв трубку, она набрала номер его мобильника, почти надеясь, что Торнтон окажется дома, с женой, и не ответит.
- Алло.
- Привет, - почти прошептала она.
- Ну слава богу, - взволнованно произнес он. - Я чуть с ума не сошел. Нам надо срочно увидеться.
- По-моему, не стоит.
- Пожалуйста, Ко. Надо поговорить. Я принял решение.
Повисла пауза.
- Дай-ка угадаю. Ты хочешь ее бросить?
- Да.
Коттен не ответила. Все та же песня.
- Да, я уже говорил это. Но теперь все серьезно.
- Торнтон, не надо. У меня совсем нет сил.
- Я знаю, что был несправедлив. Просто давай увидимся. Пожалуйста. Ты не пожалеешь.
Уже жалею, подумала она.
Крепко зажмурившись и вздрагивая от собственных слов, она произнесла:
- Ну хорошо.
Будет все по-прежнему. Они встретятся. Поговорят. Займутся сексом. Неважно, что он там обещает.
- Ты можешь со мной встретиться? Коттен рухнула на диванные подушки.
- Когда?
- Я сегодня поздно, но через час закончу и уберусь отсюда.
Она молча повесила трубку.
* * *
Раньше они часто встречались у "Джованни" - в маленьком ресторанчике в десяти кварталах от ее дома. Он напоминал ей ресторан из "Крестного отца", в котором Майкл Корлеоне впервые совершил убийство. Непонятно, какой из ее грехов хуже, - прелюбодеяние или глупость.
В "Джованни" метрдотель поприветствовал ее:
- Добрый вечер, мисс Стоун. Мистер Грэм ждет вас. Он проводил ее к столику в глубине зала.
Стены украшали эстампы с видами Италии, пустые бутылки из-под кьянти и искусственные цветы.
- Коттен. - Торнтон поднялся и обнял ее. - Боже, я так рад, что ты пришла.
Он хотел поцеловать ее, но она отвернулась.
- Здравствуй, Торнтон.
Она опустилась в кресло напротив него. Он потянулся через стол и взял ее руки в свои.
- Я с ума сходил, беспокоился. Тед рассказал, как ты выбиралась из Ирака. Ты везучая!
- В каком-то смысле.
- Ну, как там было? Сделала репортаж своей мечты?
- Почти. Завтра вечером покажут.
- Я знаю. - Торнтон сжал ее руки. - Я его посмотрел перед уходом с работы. Просто замечательно. - Он помолчал. - Тед сказал, ты вчера расстроилась и убежала с монтажа. Говорит, весь день пытался дозвониться, но тебя не было дома. Пришлось монтировать без тебя. Что случилось, милая?
- Да, в общем, ничего, - сказала она. - Я перепутала кассету и нужную еще не нашла.
- Что-то важное?
- Там все важно, - ответила она, убирая руки при виде официанта.
- Что будете пить? - спросил тот.
- Мне большую порцию "Танкерея" и тоник, - заказал Торнтон. - Коттен, а тебе?
- "Абсолют" со льдом и лимоном, пожалуйста. Официант ушел, и Торнтон наклонился к ней:
- Мне завтра к врачу, надо проверить свертываемость крови. Мало мне забот. Не могут поддерживать уровень этого проклятого кумадина.
Она видела, что он уходит от разговора.
- Да, ты мне уже говорил.
Коттен развернула приборы и стала теребить салфетку на коленях.
- Кто бы мог подумать, тромбы в ногах могут появиться просто оттого, что сидишь в самолете! Боже сохрани, но с этим разжижителем я истеку кровью, даже если порежусь бритвой.
- Давай к делу, Торнтон. Кружишь вокруг да около. Пытаешься для начала надавить на жалость?
Он снова потянулся к ней, но она убрала руки подальше.
- Я знаю, ты хочешь сказать, что мы все это сто раз проходили, - произнес он. - Но сейчас все будет иначе, клянусь.
- Лучше скажи, что ты решил.
- Попрошу у Шерил развод.
- Зачем?
- Как это "зачем"? Потому что я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.
- Когда ты ей скажешь?
- Сию минуту. - Она уставилась на него. - Очень скоро. Как только ее дизайнерский бизнес пойдет в гору. Чтобы ей было чем заняться, ну, чтобы справиться…
- Торнтон, черт возьми, она эту фирму уже два года пытается создать. - К концу фразы Коттен почти закричала, так что несколько голов повернулось в их сторону.
Он поднял руки, словно сдаваясь.
- Коттен, прошу тебя…
- Ты мне эту лапшу каждый раз вешаешь на уши. Ничего не изменилось, да? Мы с тобой знаем, что ты не можешь ее бросить. - Коттен посмотрела на дешевые искусственные цветы. Очень к месту, подумала она. - Черт, какая же я дура. Я знала, что ты затеял, и все равно пришла. Я была готова позволить тебе уболтать меня, затащить в постель. А потом ты бы меня трахал и шептал, что жить без меня не можешь, а сам на часы смотрел, чтобы не опоздать домой и не выдумывать оправданий. - Коттен потерла виски. Голос ее дрогнул. - Я больше так не могу. Не надо было приходить. Ступай домой к Шерил и оставь меня в покое.
Схватив сумочку, она побежала к выходу и в слезах пошла по улицам Манхэттена.
Почти час Коттен бродила под холодным дождем, затем поймала такси. Она проплакала до изнеможения. Может, зря она так бурно реагирует? Вдруг он и правда хочет уйти от Шерил? Она совсем запуталась. Может, уехать из Нью-Йорка, вернуться домой, в Кентукки? Но эта идея быстро отпала. Хватит уже, пора это прекратить раз и навсегда.
Я смогу жить без него, повторяла она себе. На Торнтоне Грэме свет клином не сошелся.
* * *
Коттен сидела в гостиной, уставившись на телефон на столе. Она знала, что придется видеть Торнтона на работе - это неизбежно. Лучше всего сразу обозначить правила. Она не станет говорить с ним, если это не связано с работой. Не будет отвечать на его звонки. И ни под каким видом не станет встречаться с ним наедине. Вот такие правила, так она ему и скажет. Все в прошлом. Конец.
Зазвонил телефон, и Коттен, взглянув на определитель номера, сняла трубку.
- Как дела, дядя Гас?
- Отлично, девочка. Вот, решил узнать, как там моя самая любимая племянница.
Это была их личная шутка. Ведь она у него единственная племянница. Услышав его смех, она представила своего дядю, так похожего на Санта-Клауса. Даже волосы белоснежные. Она любила Гаса и хотела, чтобы он похудел и меньше курил. На том конце провода раздалось щелканье зажигалки.
- Давненько мы с тобой не болтали, - сказал он.
- После того, как не стало мамы, я почти ни с кем из родственников не болтаю, - отозвалась она. - Но твой звонок - очень приятный сюрприз.
- Плохо, что молодежь совсем отрывается от семьи, когда уходит старшее поколение. Не только в нашей семье.
- Я знаю. Нужно поддерживать связь.
- Обязательно. Что у тебя интересного? Коттен подумала, не рассказать ли ему о шкатулке и Торнтоне, но сегодня она и так слишком устала от эмоций.
- Да так, ничего. А у тебя?
- Дела идут в гору. По-моему, нью-йоркцы совсем стали параноиками. Частные детективы сейчас на коне. У меня больше заказов, чем мне под силу.
- Рада за тебя, - произнесла она, обводя взглядом стол, стул, телевизор, книжные полки и застекленный шкафчик с посудой, - и вдруг поняла, что вещи расставлены как-то странно.
Ее охватил страх, ледяной, словно воды Гудзона.
- Дядя Гас, мне тут звонят по другой линии, - соврала она. - Я тебе перезвоню как-нибудь.
Не дожидаясь, пока он попрощается, она аккуратно повесила трубку. Потом снова осмотрела комнату, внимательно и неторопливо, замечая, что маленькая золотая лошадка на тумбе у телевизора - подарок матери - смотрит не в тут сторону, ящик стола слегка выдвинут, крышка кедрового сундука закрыта неплотно, книги на полках стоят неаккуратно.
Она быстро проверила остальные комнаты. Ценных вещей у нее было мало: несколько украшений, ноутбук, недорогой проигрыватель. Все на месте.
- Господи! - воскликнула она, бросаясь на кухню. Шкатулка.
Кастрюля и чайник стояли так, как она их и оставила. Коттен сняла их с плиты и схватилась за крышку духовки. Потянула за ручку, услышала металлический лязг.
Шкатулка была на месте - простой черный ящичек без надписей. Крышка духовки со щелчком захлопнулась.
Здесь кто-то был, обыскивал ее квартиру. Если они искали шкатулку, то не нашли, а это значит, что они вернутся.
Сердце заколотилось.
Коттен побежала к входной двери, проверила замок, закрыла на цепочку. Потом привалилась к двери и обвела взглядом гостиную.
Они нашли ее всего за несколько дней.
Подбежав к телефону, Коттен начала звонить в полицию, но, помедлив, передумала. Что она расскажет полиции? Они станут задавать вопросы, а она отвечать. Кто-то проник в квартиру?
Да.
Вы застали взломщика в квартире? Нет.
Что-то украдено, пропало? Нет.
Откуда вы знаете, что кто-то к вам вломился? Ну, некоторые вещи лежали не на своих местах. И все? Да.
Есть какие-то признаки незаконного проникновения? Дверь взломана, окно разбито? Нет.
Значит, если это не взлом, они открыли дверь ключом. У кого еще есть ключи? У квартирного хозяина. Может ли он входить к вам домой без вас? Да, он забирает мою почту, когда я в отъезде. Вы ему доверяете? Да.
Вам звонили какие-нибудь странные незнакомцы? Угрожали? Нет.
Есть ли у вас что-нибудь, что имеет смысл красть таким сложным способом? Ну, есть одна шкатулка.
Какая шкатулка?
Ничего особенного, я протащила ее в страну контрабандой из Ирака. Знаете, это одна из стран "оси зла", которую мы собираемся бомбить.
Что в шкатулке?
Не знаю, не смогла открыть.
Почему?
Там нет ни крышки, ни петель, ни замков. Просто цельный кусок дерева.
Но вы все равно думаете, что внутри этой шкатулки нечто ценное, хотя не можете ее открыть?
Да, я думаю, что в ней самая большая ценность христианского мира - предмет, который ищут вот уже две тысячи лет - не что иное, как знаменитый чертов Святой Грааль.
Ух ты, это потрясающе. Мисс Стоун, вы наблюдаетесь у врача или принимаете какие-то лекарства? Может, у вас депрессия? Вы одиноки? Неприятности с любовником?
Вообще-то как раз сегодня вечером у меня возникли неприятности с любовником…
- Черт! Вот дерьмо! - Коттен швырнула трубку на место. Ужасно бестолково! В полиции целую неделю будут потешаться. Почувствовав, что готова расплакаться, она закрыла лицо руками. Огорчение переросло в страх. Нужно выяснить, что, черт возьми, происходит. Надо что-то делать.
Нагнувшись, Коттен вытащила сумочку из-под пальто и достала из бумажника визитку. Повернувшись к телефону, она набрала номер.
ГОЛОВОЛОМКА
В час ночи Джон Тайлер стоял у окна на кухне, поджидая Коттен Стоун. Было полнолуние, и замерзшее озеро недалеко от жилого комплекса казалось тускло-серой плитой, исчерченной жемчужными островками снега. Голые клены отбрасывали угловатые тени на стылую землю. Пейзаж - как на старых литографиях конца XIX века. Вид за окном напомнил, что он и сам часто представлял себя чистым холстом. Еще не написанная картина - вот метафора его существования. Должно быть что-то еще - нечто, способное заполнить внутреннюю пропасть. Он испробовал так много способов служения Богу, но ни один не принес ему мира с самим собой. Что же такого уготовил ему Господь? Годы самоанализа и поисков не дали ответа. Если Бог хочет, чтобы он жил так, как сейчас, он был бы умиротворен и счастлив. Но этого нет.
Джон смотрел на дорогу, ожидая увидеть свет фар. Коттен Стоун должна быть с минуты на минуту, если выехала сразу после телефонного разговора. Очень странного разговора - она настойчиво просила немедленной встречи с ним, заявила, что никак не может ждать до утра. В ее квартиру кто-то вломился, но она не вызывала полицию. Пообещала объяснить, когда приедет.
Он рассматривал блеклый пейзаж, удивляясь, что за важное дело заставляет эту девушку ехать к нему среди ночи. Почему-то он продолжал думать о ней и после того, как она ушла. Казалось, она боялась - словно что-то скрывала. Во время разговора Коттен ерзала, закидывала ногу на ногу, запиналась.
Странное поведение для профессиональной журналистки.
В дверь постучали, и он отвернулся от окна.
В поезде Коттен сто раз спрашивала себя, не стоило ли подождать до утра. Можно было просто уйти из квартиры, переночевать в отеле, а с ним связаться утром. Но теперь уже поздно. Она стояла у него на пороге, прижимая к себе большую кожаную сумку.
- Входите, - пригласил Джон, открывая дверь. Она прошла в гостиную. - Позвольте ваше пальто.
Она размотала шарф.
- Вы, наверное, думаете, что я спятила, приехала вот так, среди ночи, - говорила Коттен, пока Джон помогал ей снять пальто. Расхаживая по комнате и постепенно согреваясь, она не выпускала из рук сумку, словно оберегая что-то.
- Большая коллекция, - заметила Коттен, оглядываясь.
На полках лежали всевозможные древности: глиняные черепки, рисунки, карты, инструменты, несколько пожелтевших костей. Одну стену целиком занимали книжные полки; некоторые книги были старые и потертые, другие - новые. Еще там оказалось множество снимков - Джон на археологических раскопках, то в пустыне, то в лесистых горах. А на столе в серебряной рамке стояла фотография, на которой он был рядом с Папой, среди других священников. Коттен взяла снимок.
- Вы знакомы с Папой?
- Я был в Риме, помогал экспертам определять подлинность кое-каких реликвий. Кардинал Антонио Януччи - куратор Ватикана и заведующий Отделением изящных искусств и древностей - пришел как-то побеседовать с нами, узнать, как успехи. Во время перерыва он устроил нам экскурсию по трем реставрационным отделам Ватикана - там, где гобелены, картины и скульптуры. Мы зашли в один из залов, и Януччи сказал, что устроит нам сюрприз. Из двери в глубине зала как раз выходили священники, человек шесть. В центре шел Папа. Мы были поражены. Они приблизились к нашей группе и остановились. Он благословил нас, сверкнула вспышка, и Януччи проводил нас обратно, туда, где мы работали. Если это считается за знакомство, то да, я с ним знаком.