* * *
- Я бы на твоем месте обязательно женился! - воскликнул инспектор Хутиэли, когда сержант Беркович положил телефонную трубку. - Достаточно посмотреть на тебя, когда ты разговариваешь с Наташей по телефону, и можно смело сказать: человек созрел для брака.
- Какого человека вы имеете в виду, инспектор? - мрачно спросил Беркович. - Если того, кто ждет в приемной, то назвать его человеком можно только при большой игре воображения. Кстати, что это за личность и что ей здесь нужно?
- А, - махнул рукой Хутиэли, - это Арончик. Выглядит он непрезентабельно, потому что провел ночь на площади Дизенгоф.
- Участвовал в демонстрации гомосексуалистов?
- Нет, с сексуальной ориентацией у него все нормально. Настолько нормально, что лет десять назад он сел за изнасилование своей квартирной хозяйки. Выйдя из тюрьмы, явился к ней опять и заявил, что снимать квартиру намерен либо у нее, либо - нигде. Ты ж понимаешь, женщина предпочла не искушать судьбу вторично и отказала. С тех пор Арончик живет на улице.
- А здесь он что делает? - удивился Беркович. - Или его привлекли за бродяжничество?
- Нет, - вздохнул Хутиэли. - У полиции нет собственных хостелей, а для тюрьмы Арончик еще не созрел. Не знаю, чего он хочет сейчас, давно я его не видел, в последний раз он к нам заглядывал года полтора назад, ты еще здесь не работал. А действительно, - инспектор удивленно посмотрел на Берковича, - что ему нужно? Ну-ка, позови, послушаем… Кстати, кто его впустил-то?
Этот вопрос Хутиэли и задал оборванцу лет сорока, когда тот вошел в кабинет и тяжело плюхнулся на единственный свободный стул.
- Кто впустил, кто впустил… - пробормотал Арончик. - Есть еще в полиции добрые люди. Правда, мало.
- А если конкретно? - поморщился инспектор. - Ты ведь пришел, как в старые времена, продать информацию, я правильно понял?
- Правильно, - кивнул Арончик. - Триста шекелей.
- Бюджет в этом году сократили, - покачал головой Хутиэли. - Так что если хочешь поделиться безвозмездно - давай. А если нет, так я тебя привлеку за сокрытие информации о преступлении. Пойдешь в тюрьму.
- Напугал! - хмыкнул Арончик. - Я бы с удовольствием, но ведь судья больше чем на двое суток арест не продлит, какие у вас причины меня сажать? О каком преступлении вы толкуете, инспектор?
- О смерти Моти Визеля, о чем еще! - буркнул Хутиэли, приведя Арончика в состояние крайнего возбуждения.
- Послушайте, инспектор! - воскликнул бродяга. - Вы откуда… Кто вам сказал, что… И вообще!
- Всем известно, - назидательно произнес инспектор, - что ты околачиваешься возле дома Нурит. Мало тебе одного срока? Не хочет женщина, так оставь ее в покое.
- Не вмешивайтесь в мою личную жизнь, инспектор! - гордо заявил Арончик. - Я, как вы выразились, околачиваюсь там, где мне хочется, у нас свободная страна!
- Безусловно, - согласился Хутиэли. - В той самой квартире, которую Нурит сдавала тебе десять лет назад и где ты ее… м-м…
- Ах, не напоминайте! - вскричал Арончик, воздевая руки.
- Скажите, какой стыдливый… Так вот, в той самой квартире двое суток назад умер жилец, страховой агент по имени Моти Визель. Умер на глазах трех его друзей - стоял и вдруг упал мертвый. Полагаю, что ты можешь что-то сказать о том, почему это произошло. Я прав?
- Вы верно выразились, - задумчиво произнес Арончик. - Такое у меня предчувствие, что Моти хлопнули. Были причины.
- Причины, может, и были, - пожал плечами Хутиэли, - но, да будет тебе известно, эксперт однозначно утверждает, что Визель умер от обширного инфаркта. Никто его не убивал и убить не мог. Так что твоей информации, в чем бы она ни состояла, грош цена…
- Погодите, инспектор, - вмешался Беркович, внимательно слушавший разговор Хутиэли с бродягой, - я слышал об этой истории краем уха на утренней летучке. Дело ведет Горелик?
- Именно. Это дело скинули на сержанта, потому что там и искать-то нечего, - хмыкнул инспектор. - Никакого криминала.
- Смерть Визеля действительно была естественной?
- Однозначно. Инфаркт. Случается даже с молодыми людьми, ничего не поделаешь.
- Я все же хотел бы послушать, что имеет сказать… э-э… Арончик.
- С вашего позволения, мое имя Арон Шикльгрубер, - заявил бродяга, приподнимаясь на стуле.
- Теперь ты понимаешь, Борис, почему этого типа все предпочитают звать только по имени? - ехидно спросил инспектор.
- М-м… да. Так что вы хотели сказать, господин… э-э… Арон?
- Сто шекелей, - потребовал однофамилец главного негодяя планеты.
- И ключ от квартиры? - произнес Беркович фразу, которую присутствующие не поняли. - Хватит с тебя пятьдесят.
Он достал бумажник и протянул Арончику купюру.
- Эй, - воскликнул инспектор, - что ты делаешь? Теперь он тебя достанет своей информацией!
Бродяга схватил купюру, рассмотрел на свет, сложил и спрятал в карман, больше похожий на дыру в одежде.
- Так вот, - сказал Арончик, глядя Берковичу в глаза и не обращая на Хутиэли никакого внимания, - в тот вечер в гостях у Моти были три его друга: Цахи, Реувен и Барак. Цахи работает в компьютерной фирме, Барак - в каком-то министерстве, а Реувен - химик, причем, я слышал, гениальный. Впрочем, это и полиции известно. А неизвестно полиции, что Барак с Реувеном ненавидят Моти сильнее, чем моя бабушка ненавидела свою свекровь, вечная ей память.
- Почему? - быстро спросил Беркович.
- Старая история. Они вместе служили в Гивати. Была какая-то очередная военная операция в Ливане, Реувен был ранен, Барак бросился его спасать и был ранен тоже. А Моти струсил. Или хуже того. Я слышал о какой-то истории с девушкой… Моти за ней ухаживал, она предпочла Реувена… В общем, Реувен как-то сам говорил, что Моти намеренно не стал их спасать - воспользовался случаем и оставил умирать на поле боя. Негодяй, верно? Я бы на месте Реувена тоже захотел его убить.
- Если бы все было так, как ты говоришь, - вмешался инспектор, - в армии провели бы расследование, и Визель пошел бы под суд.
- О чем вы говорите? - Арончик даже не повернулся в сторону Хутиэли. - Конечно, расследование провели, но ничего не доказали. Реувен с Бараком не стали ворошить прошлое, а остальные солдаты просто не видели того, что происходило. Конечно, ни Реувен, ни Барак с Моти долгое время не поддерживали отношений. Но потом помирились - Моти сделал им очень выгодные страховки, видно, замаливал свой грех. Они опять начали бывать друг у друга. Говорили, что, мол, все проходит, все забывается. Ничто не забывается, господа! Это я вам говорю! Просто Реувен с Бараком ждали подходящего момента, вот и все. А когда момент настал, они этого негодяя отравили.
- Кошмарная история, - пробормотал инспектор. - Я бы тебе поверил, если бы не одно обстоятельство: Визель умер от инфаркта, и тому было трое свидетелей, не считая врачей, поставивших диагноз, и нашего лучшего эксперта, производившего вскрытие. Никто Визеля не отравил и отравить не мог. Кстати, для сведения - вся посуда, которой пользовались в тот вечер, была подвергнута анализу. На всякий случай. Никаких следов яда. Во всяком случае, если говорить об известных. Может, какой-нибудь редкий… такой, что Рону и в голову не пришло проводить такой анализ. Но это, согласись, слишком сложно - есть более простые способы убийства. Так что, Борис, ты зря потратил пятьдесят шекелей.
- Вы сказали, что Реувен работает в химической фирме, - сказал Беркович. - Может, знаете - в какой?
- Я все знаю, - заявил Арончик. - Еще полсотни…
- Ну ладно, - вздохнул сержант, - я это и сам могу узнать.
- Э-э… Я не такой хапуга, как вам кажется, - сказал Арончик укоризненно. - Могу и бесплатно… Он работает в компании "Авиталь". Они там что-то делают для фармацевтической промышленности. Точно не скажу.
- И не нужно точно, - кивнул Беркович. - Я думаю, что и так все понятно.
- Что тебе понятно, Борис? - с подозрением спросил Хутиэли. - Если фирма производит лекарства, это еще не причина подозревать человека в том, что он кого-то отравил. К тому же, сколько раз повторять: умер Визель от инфаркта, а не от отравления.
- Еще вопрос, если уж вы все знаете, - продолжал сержант. - В тот вечер Визель с… э-э… приятелями пил кофе, чай или что-то покрепче?
- Ну… - растерялся Арончик. Похоже, что он не знал ответа и срочно придумывал правдоподобную версию.
- Это я тебе и сам скажу, - вмешался Хутиэли. - По словам Цахи Бен-Дора, четвертого в этой компании, они обычно пили чай, но в тот вечер Реувен принес бутылку "Голды", сказал, что у него сегодня событие, за которое стоит выпить. Выпили по стопке.
- Какое именно событие?
- Понятия не имею. Сержант, все это не имеет значения. Водку, естественно, проверили на наличие яда, как и стаканчики, из которых пили хозяин и гости. Я сказал уже: никаких следов.
- А в чае, который они обычно пили? Может, яд был там?
- В тот вечер они не пили чай, Борис.
- Почему?
- Почему, почему… - раздраженно сказал инспектор. - Откуда мне знать? Какая, собственно, разница?
- А какой сорт чая они пили обычно? - продолжал допытываться Беркович. - И кто предложил пить именно этот сорт?
- Понятия не имею! - воскликнул Хутиэли. - При чем здесь чай, ты мне можешь сказать?
- А Горелик этого тоже не знает?
- Горелик, может, и знает, он всех троих гостей допрашивал. Ты хочешь, чтобы я его спросил? И чтобы он решил, что я идиот?
- Я могу и сам позвонить, - задумчиво произнес Беркович, - только ведь мне он не скажет…
- Господи, - вздохнул инспектор, - ну, хорошо. Если ты мне потом объяснишь, зачем тебе это понадобилось…
Он поднял трубку телефона и несколько минут спустя, закончив разговор, сказал:
- Визель не любил чай и дома его не держал. Коробку рассыпного чая принес когда-то Реувен, там оставалось на дне, экспертиза показала, что чай обычный, цейлонский, с ароматическими добавками.
- С какими? - встрепенулся Беркович.
- Да какая разница? Совершенно невинные добавки!
- Конечно, - согласился Беркович. - Несколько месяцев назад, инспектор, газеты писали о том, что в Израиле, возможно, производят компоненты бинарного оружия. Вы читали об этом? По глазам вижу, что, даже если читали, то не помните… Бинарный газ…
- А! - вспомнил Хутиэли. - Это когда два компонента совершенно безобидны, но, если их соединить, то такой газ смертелен. Да, читал. Израиль тогда заявил, что не производил и не производит бинарных газов, это запрещено международной конвенцией.
- Запрещено, - согласился Беркович. - Отравляющих газов у нас и не производят. Но в фирме "Авиталь" работают над лекарствами, которые действуют по такому же принципу. Вы знаете, что даже яд может быть лекарством, если его использовать в малых дозах. Так вот, в "Авиталь" синтезировали сердечный стимулятор, состоящий из двух компонентов. Один нужно принимать постоянно, речь идет о хронических больных. Этот компонент всего лишь укрепляет сердечную мышцу. Но если возникает сильная боль, нужно принять второй компонент лекарства, и тогда оба компонента соединяются, производя нужное обезболивающее действие. Вы не читали об этом?
- Нет, - покачал головой Хутиэли. - Но, если все так, как ты говоришь, Рон обнаружил бы следы…
- Следы чего? В чае были "обычные" добавки, и в "Голде" тоже. Почему Рон должен был ставить перед собой вопрос: могло ли это быть бинарным оружием? Бинарным ядом локального действия. А не задав себе такого вопроса, он, естественно, и ответа на него не получил.
- Колоссально! - воскликнул Арончик, вскочив на ноги. - Я же говорил, что Моти убили! Мне должны заплатить триста шекелей! Лучше - пятьсот!
- А еще лучше - коленом под зад! - отрезал инспектор.
Полчаса спустя, получив от Горелика сообщение, что Реувен Базак задержан для допроса, Хутиэли сказал Берковичу:
- Хорошая у тебя память, сержант, я ведь тоже читал эти статьи, но совершенно из головы вылетело.
- Память? - задумчиво переспросил Беркович. - Не думаю, что ваша память хуже моей. Просто я придумал себе такое упражнение: сопоставлять все со всем, а вдруг возникнет нужная ассоциация? Так делают поэты, когда пишут стихи…
- А, - понимающе сказал инспектор. - Ты, я вижу, действительно собираешься жениться! Ведь верно? Иначе с чего бы тебя потянуло на поэзию?
* * *
- Замечательная история! - воскликнула Рена и повернулась к своему спутнику. - Послушай, Рон, как это ты отравление не отличил от инфаркта?
- Так ведь умер Визель действительно от инфаркта, - пожал плечами Рон. - А вот чем был вызван инфаркт…
- Ты бы и сам догадался об этом, - заметил Беркович, - если бы знал, в какой фирме работал Реувен.
- Да кто знает… - задумчиво произнес Хан. - Сейчас столько всякой отравы… Все не предусмотришь. Вот возьми этого русского… Литвиненко. Кому бы в голову пришло проводить анализы на полоний? Если бы следователи не раскопали… Так что ты свою роль не преуменьшай, Борис.
- А еще что-нибудь такое… Расскажите! - потребовала Рена.
- В следующий раз, - отрезал Хан, - пойдем лучше танцевать. Мы зачем сюда пришли: веселиться или криминальные истории слушать?
ЧИСТАЯ РЮМКА
Старший инспектор Беркович положил телефон на стол и с беспокойством сказал сидевшему напротив эксперту Хану, зашедшему к другу на минуту - поболтать о начавшемся Мондиале:
- Не понимаю, почему у нее закрыт телефон. С работы Наташа ушла еще час назад, у родителей не появлялась, сын сейчас у них, она должна за ним заехать…
- Зашла в магазин, - предположил Хан. - В некоторых высотках проблемы со связью, ты же знаешь…
Беркович уже опять набирал номер. Секунду спустя раздался его бодрый голос:
- Наташа! Все в порядке? Почему у тебя телефон был выключен?
Выслушав ответ, старший инспектор сказал:
- Понятно. Да, я буду дома как обычно.
- Как обычно - это в пять вечера или в два ночи? - ехидно спросил Хан, когда Беркович отключил связь.
Звонок телефона на столе не позволил старшему инспектору ответить. Молча выслушав собеседника, он сказал:
- Хорошо, не упусти его. Мы выезжаем.
- Мы? - поднял брови Хан.
- Муж убил жену и сам вызвал полицию, - объяснил Беркович. - На месте сержант Берман. Так что без тебя, Рон, не обойтись. Сообщи своим, пусть выезжают, адрес у дежурного.
- А ты говорил, что вернешься домой как обычно, - сказал Хан, набирая номер лаборатории.
- К сожалению, - говорил старший инспектор по дороге, мрачно глядя в окно, - убийство жен мужьями стало самым распространенным видом преступлений в Израиле. Поспорят - и за нож.
- Или за пистолет, - кивнул Хан, сидевший на заднем сидении рядом с Берковичем.
- Пистолет - реже, - покачал головой старший инспектор. - Я видел статистику за последний год. Восемьдесят процентов - нож или тупой предмет.
- Тупой предмет - это кулак?
- Ну… В некоторых случаях, кулак тоже. Да что ты спрашиваешь? - рассердился Беркович. - Большинство трупов к тебе же на стол и попадают, так что сам видел…
- Да, - вздохнул эксперт. - Видеть видел, конечно. Но… не понимаю. Чаще всего убивают вполне нормальные люди. В прошлом месяце, помнишь? Он, кажется, в пекарне работал, а она в больнице. Обычная семья, дети взрослые. А в марте? Старик восьмидесяти лет! А жене семьдесят шесть, кажется.
- Семьдесят шесть, - подтвердил Беркович, - помню тот случай. Поспорили, кому телевизор смотреть.
- Не понимаю, - повторил Хан. - Читал статью в "Маариве". Какой-то социолог пишет, мол, уровень напряжения в обществе сейчас такой…
- Только не говори, ради Бога, что в бытовых убийствах виноваты ХАМАС и иранская атомная программа! - воскликнул Беркович.
- В этом виноват темп жизни, - сказал Хан. - Во всех странах народ стал нервным, почитай статистику.
Наконец подъехали к старому шестиэтажному дому и поднялись на третий этаж. У двери в квартиру курил полицейский, он кивнул Берковичу и сказал:
- Арье уже изнемогает. Этот тип совсем его довел. Хочет вешаться.
Голоса доносились из кухни, и старший инспектор направился туда. На табурете перед сержантом Берманом сидел и раскачивался взад-вперед, будто на молитве, мужчина лет тридцати пяти со страдальческим выражением лица. Волосы его были спутаны, руки безвольно повисли. На сиреневого цвета рубашке алели пятна крови.
- Я убил ее… - повторял мужчина.
Берман протянул Берковичу удостоверение личности убийцы.
- Михаэль Ребиндер, - прочитал старший инспектор. - Вы в состоянии связно изложить все, что произошло между вами и вашей женой… м-м…
- Дорит, - подсказал сержант Берман.
- …И вашей женой Дорит?
Ребиндер продолжал раскачиваться, Беркович терпеливо ждал. Наконец убийца поднял на инспектора воспаленные глаза и пробормотал:
- Мы пили…
- На столе в салоне полупустая бутылка водки "Кеглевич", - сказал сержант Берман.
- На двоих? - удивился Беркович. - Как он мог напиться до такого состояния?
- Если не умеешь пить… - пожал плечами сержант.
- Итак, вы пили. Часто ли вы это делали прежде?
- Иногда… Пили, чтобы помириться.
- Любопытный способ. Часто ссорились?
- Что? Ссорились… Да. То есть, нет, не часто.
- И до рукоприкладства доходило?
- Ну… Никогда! Нет. Чтобы я ее пальцем…
- Понятно, - кивнул Беркович. - Значит, жена ваша на вас в полицию жалоб не подавала?
- Это еще почему? - удивился убийца. - Нет, конечно.
- Что же произошло вчера?
- Не помню…
В кухню заглянул эксперт Хан и взглядом попросил Берковича выйти.
- Я закончил, - сказал он, когда старший инспектор вышел в салон. - В принципе картина ясная и, к сожалению, стандартная. Они подрались, он схватил нож, которым резали хлеб, и нанес женщине четыре удара. Бил куда придется, явно не соображал. Один удар пришелся в плечо, два в грудь, смертельным оказался удар в шею. А что говорит этот тип?
- Признается, что убил, но ничего не помнит.
- Стандартная ситуация, - повторил Хан.
- Ты думаешь? - спросил Беркович. - Ребиндер - это фамилия хозяина - не похож на алкоголика. Совсем не тот тип, с которым приходится иметь дело в упомянутых тобой стандартных случаях. Посмотри-ка вокруг.
Хан огляделся.
- Да, я обратил внимание, - сказал он. - Книжные стеллажи, картины. Я и сам не отказался бы от такой библиотеки. Кафка, Агнон, Иегошуа, Башевис-Зингер… Не один год собирал. А картины… Дали, Пикассо… Это не в моем вкусе, не люблю… Но ты прав, это совсем не тот тип. Из чего следует, что и среди интеллектуалов есть люди со слабым характером. Кто он по специальности, кстати?
- Электронщик, - вмешался сержант Берман, стоявший в дверях кухни и слушавший разговор. - Работает в хай-теке, какая старт-ап компания. Соседи говорят - прилично зарабатывал. Кстати, в прошлом году в Штаты ездил какие-то договора подписывать.
- Тоже соседи сказали? - спросил Беркович.
- Ну да, я тут поговорил кое с кем, пока вас дожидался.
- А жена кем была? - поинтересовался Хан.
- Воспитательница в детском саду.
- И ты называешь это стандартным случаем? - покачал головой Беркович. - Преступление типично для одного общественного слоя, а произошло в совершенно другом.