- Дедукция, - усмехнулся Беркович. - А если честно - соседка, ее Катрин зовут, вместе с Региной пробовала этот торт вчера днем. Жива и здорова. Никаких признаков отравления. Правда, в холодильнике стоят еще пять тортов…
- Хочешь, чтобы я проверил каждый? - вздохнул Хан.
- Остальные торты сделаны на заказ, никто их не пробовал. К тому же, не стала бы Регина травить собственных заказчиков и себя заодно.
- Глупо, да, - согласился Хан. - Получается, никаких зацепок?
- Шесть тортов, - пробормотал Беркович. - Почему мне с самого начала не дает покоя эта цифра - шесть? С чем-то она у меня ассоциируется, и не могу вспомнить - с чем.
- Вспомнишь в свое время, - сказал Хан. - Не напрягайся, ты же знаешь, это бесполезно.
- Да… - бормотал Беркович. - Шесть тортов… Один надрезанный. Один в форме шляпы. В форме… Черт!
- Вспомнил?
- Нет, - с сожалением сказал Беркович. - То есть, да, вспомнил, откуда у меня в памяти шестерка. Но это совсем не…
- Так откуда? - нетерпеливо спросил Хан.
- В серванте у Регины стоят красивые чайные сервизы и шесть коричневых черепах - одна другой меньше. Или одна другой больше - это как смотреть. Я подумал тогда - почему шесть и почему черепах? У моей бабушки стояли семь слоников, я на них часто пялился в детстве, а однажды самого маленького слоника взял в руки, он упал, у него отломился хобот, и с тех пор слоников стало…
- Шесть, ну и что? - спросил Хан, потому что Беркович неожиданно замолчал, глядя перед собой невидящим взглядом.
- Шесть коричневых черепашек, - сказал Беркович. - Коричневая шляпа. Шоколад.
- Шоколад? - не понял Хан.
- Ну да… Извини, я должен съездить… Перешли мне на компьютер заключение, хорошо?
- Эй, куда ты? - воскликнул эксперт, но Берковича в комнате уже не было.
Полчаса спустя он стоял в салоне Регины перед сервантом, на верхней полке которого выстроились в ряд шесть черепашек. Если их изначально было семь, то не хватало, скорее всего, самой маленькой - размером, видимо, с обычное круглое печенье. По виду черепашки казались сделанными из крашеного дерева - как Ганеша, стоявший на полке в салоне у Берковичей, Наташа как-то купила его, чтобы оберегал дом от напастей.
Беркович отодвинул стекло и взял в руки самую большую черепаху. Она оказалась на удивление легкой, под пальцами было не дерево, а… Конечно же, шоколад! Беркович осторожно переломил черепаху пополам - пирожок, конечно, давно затвердел, все-таки два месяца прошло, но его еще вполне можно было откусить. И прожевать. И проглотить. А потом…
Пробовать Беркович не стал. Аккуратно сложил черепашек в пакет и вернулся в управление.
- Вот, - сказал он Хану, - проверь-ка это. Я думаю, что в этих черепахах нет яда. Я хочу знать, сделаны ли они по тому же рецепту, что тот кусок торта, которым отравилась Регина. Это возможно проверить?
- Конечно, - пожал плечами Хан. - Пойдешь к себе или подождешь?
- Подожду, - сказал Беркович и присел на стул.
* * *
- Так оно, скорее всего, и было, - рассказывал Беркович Наташе вечером, когда Арончик уже спал, а звук в телевизоре был отключен, чтобы герои сериала не бубнили над ухом. - Эта Инбаль… Она ненавидела бывшую подругу за то, что та отбила у нее любимого человека. Искала способ отомстить, но так, чтобы не попасться - сидеть в тюрьме у нее не было никакого желания. И дождалась. Ее пригласили в Австралию. Край света, попробуй дотянись. Тем более, что план она придумала, по ее мнению, идеальный. Приготовила "подруге" перед отъездом сувенир - семь тортиков в виде черепах, покрытых шоколадной глазурью. Издали кажется, что черепахи сделаны из дерева. Рассудила так: есть их Регина сразу не станет, захочет полюбоваться, поставит в сервант (может, они вместе и поставили, когда Инбаль пришла прощаться). Но пройдет какое-то время… неделя… месяц… Инбаль уже будет в Австралии… А Регина захочет попробовать на вкус черепашку. С какой начнет? Естественно, с самой маленькой. В ней-то и был яд.
- Ужас какой, - пробормотала Наташа. - А если бы Регина съела не самую маленькую черепаху, а среднюю? Или самую большую? Что тогда?
- Ничего бы не случилось, конечно, - согласился Беркович. - Но, распробовав, Регина разве удержалась бы? Ну, добралась бы до самой маленькой не сразу, а еще через неделю. Результат один.
- Полетишь в Австралию арестовывать Инбаль? - спросила Наташа. - Купи там бумеранг.
- Бумеранг, - вздохнул Беркович, - можно и в Тель-Авиве купить. Не полечу я в Австралию. Какие у меня доказательства? Улики? Отпечатки пальцев? Показания свидетелей? Ничего.
- Но ведь доказано, что Регина умерла, съев именно эту черепаху!
- Да, Рон подтвердил идентичность состава и способа приготовления. Но это все, что у меня есть. Достаточно, чтобы вызвать Инбаль свидетельницей по делу. А для обвинения…
Беркович покачал головой, и Наташа не стала настаивать. Уж она-то знала мужа: завтра он напишет запрос в Интерпол и не отстанет от австралийских коллег, пока не добьется своего.
Седьмая черепашка снилась ей всю ночь, она высовывала голову из-под шоколадного панциря, хлопала глазами и кричала, как пирожок в кэрроловской "Алисе": "Съешь меня! Съешь меня!"…
В БОКАЛЕ КРАСНОЕ ВИНО…
- Вообще-то, - сказал Хутиэли, - у них там своя группа расследования, посольство - не израильская территория. Но посол обратился к генеральному инспектору, они с ним знакомы не первый год, и попросил содействия. А генеральный, естественно, приказал нашему отделу. Точнее - нам с тобой.
- Они там, наверно, на иврите не говорят? - спросил Беркович. - А по-немецки я не понимаю.
- Я тоже, - хмыкнул Хутиэли. - Знаю, что на иврите довольно свободно говорит Бергман, это шеф службы безопасности посольства, мы с ним пообщались на каком-то совещании год назад. Мне он понравился, видно, что профессионал. А с остальными придется, наверно, по-английски. Как у тебя с английским?
- Неплохо. Сейчас, правда, практики мало, как вы понимаете.
- Да и я подзабыл, - вздохнул Хутиэли. - В молодости болтал, да, друг у меня был, репатриант из Штатов.
- Может, надо было захватить переводчика?
- Обойдемся, - неуверенно сказал Хутиэли.
Когда полицейская машина подъехала к дому, где располагалось посольство Германии, Хутиэли и Берковича поджидали патрульный Добман и мужчина в штатском, как оказалось - шеф службы безопасности посольства Рудольф Бергман.
Рассказ его был коротким и мало что прояснял.
Вечером посол устроил прием в честь предстоявшего отъезда на родину. Каденция заканчивалась, назначен был уже новый посланник. Все было как обычно - небольшая речь, фуршет, приватные беседы. Напитки разносили вышколенные официанты, приглашенные, как обычно, из гостиницы "Хилтон".
Французский консул Арман Легран отделился от группы приглашенных, чтобы побеседовать о делах с немецким коллегой Вингвассеном. Они отошли в дальний угол гостиной и стояли там, тихо переговариваясь. Когда именно они взяли у проходившего мимо официанта бокалы с вином, Виндгассен вспомнить не смог - прошло довольно много времени.
Сделав очередной глоток, Легран поставил бокал на деревянный барьерчик, около которого происходила беседа, но несколько секунд спустя лицо француза приобрело землистый оттенок, он захрипел, схватился за горло…
- Помо… - только и смог произнести он.
Началась паника. Закричали женщины, мужчины суетились, толку не было никакого. Когда через пять-шесть минут прибыла "скорая", сделать было уже ничего нельзя. Консула повезли в больницу, но он скончался в дороге на руках парамедиков.
- Вы полагаете, что это отравление? - спросил Хутиэли. - Есть уже заключение врачей?
- Без сомнения, это отравление, - сказал Бергман. - Мне хорошо знакомы внешние признаки. Синтетический яд, очень сильный, достаточно растворить миллиграмм в стакане воды или вина, а потом сделать всего один глоток. Смерть наступает в течение четверти часа. Так все и происходило. Уверен, экспертиза это подтвердит. А расследовать нужно быстро, пока гости не разъехались. Я не смогу долго их задерживать, дипломаты все-таки.
Хутиэли, Бергман и следовавший за ними Беркович вошли в зал посольства, где происходил прием. Бергман подвел полицейских к деревянному барьерчику, отделявшему общий зал от стоявших отдельно кресел. На краю барьерчика стояли два бокала.
- Мы ничего не трогали, - предупредил Бергман. - Я с самого начала хотел, чтобы экспертизу произвели в израильской полиции, и потому попросил шефа позвонить вашему начальству.
Оба бокала были опорожнены наполовину.
- Легран пил из этого, - показал Бергман. - Я знаю это со слов Виндгассена.
Появился эксперт Хан и сразу приступил к делу.
- Давайте пока поговорим с господином Виндгассеном, - предложил Хутиэли. - Найдите, пожалуйста, свободную комнату.
Несколько минут спустя Хутиэли сидел за столом в комнате секретаря посольства, Беркович устроился в углу за журнальным столиком, а Бергман, приведя Виндгассена, примостился на диванчике. Разговор шел по-английски, и Беркович напряженно переводил в уме.
- Расскажите, пожалуйста, как было дело, - попросил Хутиэли. - Я бы не хотел вас прерывать, поэтому вспомните каждую деталь, вы понимаете, как это важно.
- Конечно, - пробормотал Виндгассен. - Мы говорили с Арманом об одной совместной программе. Полагаю, что тема вам не интересна. В центре зала была толчея, и мы отошли к барьеру. Я не помню, когда проходил официант с подносом, мы взяли по бокалу и продолжали разговор. Каждый отпивал глоток из своего бокала и ставил бокал на барьер.
- Как выглядел господин Легран? Нервничал? Был спокоен?
- Ничего необычного. Во всяком случае, мне не показалось, что Арман волновался.
- Кто-нибудь проходил мимо вас? - спросил Хутиэли. - Я хочу сказать: была ли у кого-нибудь возможность незаметно бросить капсулу с ядом в бокал господина Леграна?
- Конечно! - энергично кивнул Виндгассен. - Не знаю, как Арман, но я вообще не обращал внимания на свой бокал. Когда хотелось, брал его, отпивал глоток и ставил на место. Беседа была интересной, и меня не интересовало окружающее. Думаю, что и Армана тоже.
В дверь постучали, и в комнату вошел Хан.
- Моше, - обратился он к Хутиэли, - можно тебя на минуту?
Бергман сделал предостерегающий жест, и Хутиэли кивнул.
- Говори, Рон, - сказал он. - Здесь все свои.
- Видите ли, господа, - с некоторым смущением сказал Хан, - в бокалах, что стояли на барьере, нет никаких следов яда. Возможно, я ошибаюсь, поскольку проводил экспресс-анализ, как вы видели, в полевых условиях, но вероятность ошибки весьма невелика. Я бы сказал - почти нулевая. То есть, в вине, конечно, может быть яд, но не такой, чтобы убить человека за несколько минут. Более точно можно будет определить после детального анализа.
- Вы хотите сказать, - нахмурился Бергман, - что господин Легран умер не от яда?
- О! - воскликнул Хан, поднимая вверх обе руки. - Я лишь хочу сказать, что яда не было в вине. Господин Легран был отравлен иным способом. Об этом же свидетельствуют отпечатки пальцев. Их всего два типа. Одни отпечатки принадлежит Леграну, а другие, скорее всего, - официанту, разносившему напитки. Других отпечатков нет.
- Это невозможно! - воскликнули Бергман и Виндгассен.
- Арман ничего не брал в рот, кроме вина, - добавил консул.
- Я взял оба бокала, - сказал эксперт, - и в лаборатории сделаю надежный анализ. Часа через три-четыре будет известно точно.
- Насколько я знаю Хана, - сказал Хутиэли, когда эксперт вышел, - окончательный результат не будет отличаться от предварительного.
- Это невозможно! - опять повторил Виндгассен.
- Борис, - обратился Хутиэли к Берковичу, - допроси, пожалуйста, свидетелей из приглашенных гостей, а я поговорю с сотрудниками посольства. Господин Бергман, вы останетесь здесь?
- Да, - сказал немец. - Уверен, что убийца - в числе приглашенных, а не среди наших сотрудников.
Полицейские вышли в холл, и Бергман обратился к стоявшей в отдалении группе мужчин и женщин:
- Господа, старший инспектор Хутиэли хочет поговорить с нашими сотрудниками, а старший инспектор Беркович снимет показания с гостей посольства. Пожалуйста, сотрудники пусть пройдут в приемную, а гостей приглашаю следовать за нами.
Гостей было двенадцать человек, и пятерых Беркович отправил по домам, поскольку сразу выяснилось, что все время, когда Виндгассен беседовал с Леграном, они стояли на балконе, это подтвердил и Бергман. Осталось семеро: аргентинский военный атташе, два сотрудника британского посольства, испанский и шведский консулы, и двое французов, пришедших на прием вместе с Леграном. Беркович решил начать с французов.
Первым вызвали Мишеля Бонье, секретаря, работавшего с Леграном уже около десяти лет.
- Вы наблюдали за консулом? - спросил Беркович. - Вы с ним так давно работаете, что хотя бы краем глаза должны были…
- Конечно, - кивнул Бонье. - Мы с Клодом бродили по залу, знакомых не было, и нам приходилось развлекать друг друга. Я видел, как господин консул беседовал с немцем.
- Кто-то подходил к ним?
- Многие проходили мимо, некоторые останавливались поблизости…
- Кто-нибудь подошел к консулу так близко, чтобы… Ну, может быть, мог коснуться его рукой… Или иным предметом…
- Иным предметом? - удивился Бонье. - Нет, конечно! Зачем?
- Пока неизвестно, как был внесен яд, - объяснил Беркович.
- Разве не в вине?
- Нам нужно проверить все варианты, верно? - уклонился от ответа старший инспектор.
- Понимаю… Нет, никто не подходил к консулу достаточно близко, если вы это имеете в виду. Потом, когда консул упал и началась суматоха… Тогда, конечно. Каждый мог подойти и что-нибудь бросить в бокал. Но это уже не имело значения, верно?
- Да, - согласился Беркович. - Спасибо, подождите, пожалуйста, в холле.
Вторым он вызвал Клода Фаринеля, работника консульского отдела. Фаринель выглядел подавленным, что было естественно, но в выражении его лица Берковичу почудилось что-то еще - озабоченность или удивление, или обе эти эмоции, а может, просто похожие.
Фаринель вспомнил не больше, чем его коллега, но выражение удивления не покидало его лица, и Беркович, в конце концов, поинтересовался:
- Может быть, вам что-то показалось странным? В поведении гостей и хозяев, например? Что вас заботит?
- Вы спрашиваете! Человека убили на моих глазах…
- Почему вы уверены, что это убийство? - спросил Беркович.
- Но… - растерялся Фаринель. - Говорят, его отравили. В вине был яд. Разве нет?
Беркович сделал вид, что не расслышал вопроса и задал свой:
- Вы видели, как господин Легран пил из своего бокала?
- Нет, - покачал головой Фаринель. - Я подошел потом, когда он упал. Все подошли, я тоже. Я еще удивился…
- Удивились? Чему? - задал свой вопрос сидевший в стороне Бергман.
- Почему он пил "кармель"? Официанты разносили хевронское вино, я сам пил именно хевронское и видел, как консул взял себе бокал с этого же подноса. Почему в бокале консула оказался "кармель"?
- Это вас и беспокоит все время? - тихо спросил Беркович.
- Да, я все время думаю… Если кто-то подменил бокалы, консул должен был это понять, он знает толк в винах. Наверняка он удивился бы.
- Допустим. Но вы-то из его бокала не пили! - резко сказал Бергман. - Откуда вам известно, что в бокале консула оказался "кармель"?
- Вы подозреваете, что… Но, послушайте, я дегустирую вина с юности, отличу на цвет и уж, тем более, по запаху любые сорта - израильские, во всяком случае, отличу наверняка. Когда я подошел к консулу после… В бокале у него был "кармель", а не "хеврон". Это я вам точно говорю.
- Подождите, пожалуйста, в холле, - попросил Беркович.
Могло ли иметь какое-то значение то, что сказал француз? Но ведь существует факт, о котором Фаринель не знал: яда в бокале Леграна не оказалось. И бокал не был подменен - на стекле следы пальцев консула. Консула и…
Несколько минут спустя перед Берковичем и Бергманом сидел Шауль Разикович, официант, разносивший напитки.
- Вы давно знали Леграна? - спросил старший инспектор. - Говорите, пожалуйста, правду, поскольку все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Это официальное предупреждение.
- Меня в чем-то подозревают? - нахмурился официант.
- Да, в убийстве. Только вы могли подменить вино в бокале Леграна уже после того, как консул выпил. На бокале обнаружены ваши отпечатки.
- Я разносил напитки и, естественно…
- Вы воспользовались суматохой, когда все бросились спасать Леграна. Но вы не очень разбираетесь в винах. Для вас нет разницы - во всяком случае, в цвете - между красным "кармелем" и красным же "хевроном". Вот вы и налили в бокал из другой бутылки.
* * *
- Хорошо, что этот тип сломался почти сразу, - сказал Беркович часа два спустя старшему инспектору Хутиэли, когда они вернулись в управление. - Иначе с ним пришлось бы повозиться.
- Ты что, так хорошо разбираешься в винах? - удивленно спросил Хутиэли.
- Абсолютно не разбираюсь. Но Фаринель действительно большой знаток, я это успел проверить, устроил ему небольшой экзамен.
- А я тем временем кое-что узнал о мотиве, - сказал Хутиэли.
- Женщина?
- Как ты догадался?
- А что еще может свести французского консула и израильского официанта?
- М-да… - пробормотал Хутиэли. - Как говорят эти французы: шерше ля фам.