- Придумай что-нибудь. И проверь, кстати, какими болезнями страдает Цингер, у кого лечится и какие препараты принимает.
- Погоди-ка, - забеспокоился Беркович. - Что у тебя на уме? При чем здесь болезни Цингера? Разве есть какая-то болезнь, которая вызывает нечувствительность к мышьяковым соединениям?
- Болезни такой нет, - заявил Хан, - а вот лечение… Короче, ты сделаешь это?
Беркович только кивнул в ответ. Процедура его не вдохновляла, врачи больничных касс, а частные - тем более, не очень охотно делились с полицией сведениями о своих пациентах. Нужно было оформить кучу бумаг, а в результате чаще всего оказывалось, что некто Икс болел ангиной - и что это давало полиции?
Просидев в своем кабинете за телефоном больше часа, Беркович выяснил только, что Цингер страдал аллергией на металлы, в частности, на никель, и по этому поводу лечился у известного гомеопата Ашкенази. Гомеопат на вопросы Берковича отвечать не захотел, мотивируя свой отказ необходимостью сохранения врачебной тайны.
- Какая тайна, доктор, - убеждал собеседника старший инспектор, - когда речь идет об изобличении преступника?
- У вас есть против моего клиента какие-то конкретные улики?
- А вот это уже тайна следствия!
- Значит, мы квиты, - заметил Ашкенази. - У вас своя тайна, у меня своя.
- Если вам есть что скрывать, - заметил Беркович, - значит, у меня есть повод отправиться к прокурору за санкцией. Не думаю, что для вашего бизнеса, доктор, будет хорошо, если я заявлюсь к вам в офис в компании с тремя полицейскими, и мы начнем рыться в вашей картотеке…
- Только не это! - возмутился гомеопат. - Вы мне всю клиентуру распугаете! Ну, хорошо, - сказал он после минутного молчания. - Я вам так скажу: один из методов лечения аллергий делает человека невосприимчивым к отдельным ядам, поскольку они в микродозах входят в состав назначаемых препаратов.
- В том числе и соединения мышьяка?
- В том числе и соединения мышьяка, - повторил Ашкенази.
- Вы сами назначили Цингеру это лечение?
- А кто же еще? - удивился врач. - Впрочем… У меня вот записано, что год назад Цингер жаловался еще и на… Неважно, на что именно, это к делу не относится. И я назначил ему лечение… Да, там есть микродозы мышьяка, и если принимать препарат в течение длительного времени, то может выработаться невосприимчивость к довольно большим дозам. Но я выписал Цингеру только один рецепт, этого мало для того, о чем вы говорите.
- Спасибо, доктор, - от души поблагодарил Беркович и принялся обзванивать гомеопатические аптеки, которых в районе Гуш-Дана оказалось так много, что освободился старший инспектор лишь к концу рабочего дня. С листком бумаги он спустился в лабораторию, надеясь застать Хана на рабочем месте.
- У тебя уставший вид, - констатировал эксперт.
- Зато я все теперь знаю! - воскликнул Беркович. - В течение последнего года Цингер принимал гомеопатический препарат, выработавший у него нечувствительность к соединениям мышьяка. Дозу, которая убила бы любого, он мог спокойно проглотить и почувствовать в худшем случае рези в желудке. И, похоже, рецепты он подделывал, потому что гомеопат выписал ему всего лишь один курс на три месяца!
- Я же говорил! - воскликнул Хан в возбуждении. - Значит, свое преступление он замыслил год назад?
- А может, еще раньше, - кивнул Беркович. - Зарубежные дела Хаузера Цингер вел шесть лет и, должно быть, хорошо преуспел.
- Как ты собираешься его уличить? - деловито осведомился Хан. - Угостишь мышьяком и посмотришь, чем дело кончится?
- Надо бы поступить именно так… - пробормотал Беркович. - Но если я это сделаю, то должности мне не видать, как своих ушей.
- Какой должности? - спросил Хан.
- Да вот ходят слухи, что меня прочат на место майора Зихрони…
- Замечательно! - воскликнул Хан. - Да, ты прав, угощать Цингера мышьяком было бы неосмотрительно. Ничего, я и по составу крови определю, насколько этот тип восприимчив к ядам. Приводи его ко мне, буду рад познакомиться!
- Мотив и способ, - бормотал под нос Беркович, возвращаясь в тот вечер домой. - Как бы теперь заставить этого типа признаться?
Признание, конечно, не королева доказательств, но если улики косвенные, без признания подозреваемого не обойтись.
На следующий день старший инспектор отправился в поликлинику той больничной кассы, членом которой был Цингер, и, дождавшись полудня, когда последний больной вышел из кабинета врача Перельмана, открыл дверь кабинета.
- Полиция? - удивился Перельман. - Что случилось?
- Пара вопросов, доктор, - сказал Беркович, усевшись на стул.
- Если речь пойдет о вопросах, требующих сохранения врачебной тайны… - начал Перельман.
- Какие нынче щепетильные врачи пошли! - воскликнул Беркович. - Говорил я недавно с одним… Впрочем, вы правы, конечно, и о деликатных вещах мы разговаривать не станем. Но ведь анализ крови одного из ваших пациентов не является конфиденциальной информацией?
- Ну… Думаю, нет, хотя, смотря…
- Давно ли Шай Цингер делал последний раз анализ крови, и каким оказался результат?
- Ну, это, конечно… Хотя непонятно, какое дело полиции до анализа крови пациента? Он что, вел машину в нетрезвом виде?
- Нетрезвый вид в некотором смысле имел место, - подтвердил Беркович.
- Но все равно непонятно, при чем… Вот. Последний раз Цингер сдавал кровь полтора года назад. У него нашли аллергию, и больше он у меня не появлялся.
- Да, он лечился у частного гомеопата.
- И помогло? - с интересом спросил Перельман. - Извините, офицер, но в гомеопатию я не верю, хотя многие воображают, что им помогает, а на самом деле…
- Обсудим это потом, - перебил Перельмана старший инспектор. - Не могли бы вы оказать услугу - позвоните Цингеру и скажите, что он должен срочно сдать анализ крови, буквально завтра, потому что…
- Действительно, почему так срочно? - с интересом спросил врач.
- А вы сами можете придумать причину? У меня, как вы понимаете, нет медицинского образования.
- Это связано с полицейским расследованием? - интерес Перельмана к делу увеличивался с каждой секундой, и Беркович не замедлил ответить утвердительно.
- Ну, хорошо, - Перельман поднял взгляд к потолку и сказал: - Вам нужно знать, как Цингер отреагирует на приглашение?
- И это тоже. Но еще важнее знать результат анализа, если Цингер не станет спорить.
- Договорились, - сказал врач. - Я вам позвоню, как только…
Позвонил он в тот же день ближе к вечеру и сказал с ясно слышимым сожалением:
- Цингер сказал, что не собирается приходить на анализ, потому что чувствует себя прекрасно, не видит причины и не имеет времени.
- Замечательно! - воскликнул Беркович. - Вы очень помогли следствию, доктор.
Он позвонил Цингеру сам:
- Это старший инспектор Беркович, я веду дело об убийстве Хаузера.
- Убийство? - изумился адвокат. - Даже так? Я слышал, это был несчастный случай.
- Убийство, - повторил Беркович. - И версия следствия такова: кто-то из присутствовавших на злосчастной вечеринке пил вместе с Хаузером напиток, в котором был мышьяк.
Беркович сделал паузу, ожидая реакции собеседника.
- Странная версия, старший инспектор, - уверенным тоном сказал Цингер. - Очень странная.
- Вы хотите сказать, что тот, кто пил отраву с Хаузером, тоже должен был умереть?
- Ну… Во всяком случае, оказаться в больнице. Вы что, ищете еще убийцу или самоубийцу?
- Убийцу, конечно, - сказал Беркович. - Видите ли, вариант, собственно, один: убийца заранее выработал у себя иммунитет к большим дозам мышьяка. Вот мы и решили взять у всех, кто был на том вечере, анализ крови, чтобы проверить… Вы ведь не откажетесь приехать завтра утром в нашу лабораторию, это не займет много времени, чистая формальность, мы пригласили всех… Просто, - добавил Беркович угрожающим тоном, - кто-то один останется в полиции, а всем другим, и вам, естественно, в том числе, беспокоиться не о чем.
- Утром? - переспросил Цингер.
- Да, к восьми.
- Я вообще-то занят… но если надо… конечно, буду, старший инспектор.
- А теперь, - сказал Беркович своему другу эксперту Хану, спустившись в который уж раз за этот день в лабораторию, - надо ждать вестей из аэропорта.
- Думаешь, он такой дурак, что попробует сбежать? - покачал головой Хан.
- Он далеко не дурак, но я загнал его в угол. Выбор у Цингера простой: или уехать, или явиться в полицию. Что бы ты предпочел на его месте?
- Некорректный вопрос, - пробормотал эксперт. - Я предпочел бы не убивать.
- Как по-твоему, куда он решит улететь? - продолжал размышлять Беркович. - Вечером и ночью вылетают рейсы в Рим, Мюнхен, Бухарест и Нью-Йорк. Виза в Штаты, кстати, у него есть.
- А на какой рейс остались билеты, это ведь тоже…
- На все, я выяснил. Итак, куда бы отправился ты?
- В Бухарест. С Румынией нет договора о выдаче преступников.
- Вот и я так думаю. Значит, с минуты на минуту…
Мобильный телефон зазвонил через полчаса.
- Вот и все, - сказал старший инспектор. - Сколько тебе нужно времени, чтобы сделать анализ?
- Меньше, чем тебе, чтобы заставить этого типа сознаться, - усмехнулся Хан.
КОРОБКА ШОКОЛАДНЫХ КОНФЕТ
Впервые за последние недели семейство Берковичей собиралось в гости - на день рождения к Ире, давней Наташиной подруге, вышедшей замуж за коренного израильтянина, страстно влюбившегося в голубоглазую и белокурую "русскую".
Назначено было к семи, Берковичи приехали в половине восьмого, но гости еще и не начали собираться.
- Ой, - сказала Ира, рассаживая гостей за большим овальным столом, - здесь это в порядке вещей. Недавно Шломик ездил на деловую встречу, партнер опоздал на полтора часа и даже не извинился.
- Вот именно, - встрял в разговор Шломо Авидан, муж Иры, работавший менеджером в крупной фирме. По-русски он уже практически все понимал, но говорил с трудом и общаться предпочитал на иврите. - Правда, потом выяснилось, что у него произошло несчастье, и он потерял много времени, давая показания в полиции. Так что опоздал не по своей вине. Может, вы слышали, Борис, про отравление в Нетании?
- Нет, - покачал головой Беркович. - Это не наш округ. Правда, если бы это было убийство, происшествие все равно оказалось бы в сводке. Видимо, бытовое отравление?
- В полиции, в конце концов, так и сказали, - кивнул Шломо. - Но, по-моему, это чепуха, и Левингер - бизнесмен, с которым у меня была встреча, - тоже так думает. Это убийство, причем очевидное!
Было ясно, что Шломо очень хочет поделиться впечатлениями с профессиональным полицейским, и Беркович мысленно вздохнул.
- Расскажите подробнее, - сказал он. - Здесь какая-то тайна?
- Конечно! - воскликнул Шломо. - А лучше знаете что? Давайте я соединю вас с Левингером, услышите историю из первых уст. Я ведь могу и напутать, а тут главное - детали, верно?
Разговаривать с не известным ему Левингером Берковичу не хотелось, но и отступать было уже поздно. Шломо набрал номер и подозвал старшего инспектора к телефону. Голос в трубке оказался приятным рокочущим баском, говорил Левингер интеллигентно, объяснял толково.
- Речь идет о моем лучшем друге Марке, - сказал он. - У него был сердечный приступ, и он оказался в больнице. Врачи приняли меры, сутки спустя Марк уже свободно передвигался, и дело шло к выписке. Жена с дочерью посетили его утром, а под вечер посыльный привез в больницу для Марка коробку с шоколадными конфетами. Дело в том, старший инспектор, что Марк с юности пристрастился к маленьким шоколадкам, жует их по десять в день, они ему заменяют сигареты. Шоколадки он ест не всякие, а определенный сорт для диабетиков; не потому, что сам болен - просто они не такие сладкие. Это датские шоколадные конфеты - известная фирма. Продают этот сорт всегда в круглых металлических коробках. Такую коробку и привез посыльный, надписи на ней не было, но Марк, видимо, решил, что это жена послала коробку, чтобы лишний раз самой не ездить.
- Вы сказали "видимо"? - прервал Беркович Левингера, уловив заминку в рассказе.
- Да, потому что точно узнать уже не у кого, - вздохнул собеседник. - Марку передали коробку, а часа через два медсестра вошла в палату и увидела, что он мертв. Медицинское обследование показало, что Марк умер от отравления.
- Что с конфетами, оставшимися в коробке? - резко спросил Беркович.
- Ничего, старший инспектор. Там яда не оказалось. Видимо, Марку сильно не повезло - он съел именно ту конфету, что была отравлена.
- Жена вашего друга действительно посылала эту коробку?
- О чем вы говорите! Естественно - нет.
- Вы сказали, что коробку передал посыльный. От какой фирмы? В больнице должны были расписаться на бланке.
- Должны были, наверно. Но никакого бланка посыльный не предъявил. Просто передал коробку для Марка Эскина, никто и не подумал, что здесь мог заключаться какой-то подвох. Сказал, что это от жены. И уехал.
- Понятно, - сказал Беркович, помолчав. У него не было ни малейших оснований вмешиваться в действия местной полиции - наверняка расследование идет по всем правилам. Что он мог сказать Левингеру?
- Я попробую навести справки, - пообещал Беркович. - Но если мои коллеги пришли к выводу, что это бытовое отравление, а не убийство, то наверняка у них есть соображения, о которых вы не знаете.
- Какие соображения? - возмутился Левингер. - Впрочем, я доверяю вам, старший инспектор, мне о вас много рассказывали. Если вы поинтересуетесь, вам они скажут больше.
- Это действительно убийство? - спросила Наташа мужа, когда они возвращались домой.
- Полиция почему-то утверждает, что нет, - сказал Беркович. - Завтра узнаю точнее.
С утра в управлении было тихо, рутинной работы оказалось мало, и старший инспектор отправился в Нетанию, чтобы поговорить с коллегой Бени Нахалем, занимавшимся делом о смерти Эскина.
- Я не собираюсь вмешиваться, - заранее предупредил Беркович. - Просто знакомый очень просил поинтересоваться, он почему-то думает, что полиция скрывает истинные обстоятельства.
- Мы действительно объявили, что это бытовое отравление, - нехотя признался Нахаль. - Не хотим спугнуть убийцу, ведь им может оказаться кто угодно, даже тот, кто просил тебя навести справки.
- Да, мне это тоже в голову приходило, - кивнул Беркович. - Посыльного не нашли?
- Нет. Как его найдешь? Никто даже не видел, на чем он приехал - скорее всего, на мотоцикле, поскольку на нем был черный мотоциклетный шлем с очками, полностью скрывавшими лицо. Но мотоцикла не видели, узнать посыльного невозможно, черные шлемы есть у тысяч мотоциклистов. А сказал он только одну фразу: "Пожалуйста, передайте коробку конфет Марку Эскину в восьмую палату, это ему от жены". Все.
- Яд был в конфете?
- Больше негде. Очень сильный синтетический яд, действует в считанные минуты. Эскин успел съесть три конфеты - в третьей, похоже, и находился яд.
- У кого-то был мотив для убийства?
- Нет, явных мотивов нет ни у кого. Враги у Эскина, конечно, были, и все знали, что он в больнице.
- Знали, в какой палате?
- В регистратуре утверждают, что звонили по меньшей мере четыре человека, справлялись о состоянии Эскина и спрашивали, где он лежит. Представились друзьями, фамилий не называли. Так что…
- Мужчины?
- Да, все четверо звонивших - мужчины. Мы сейчас проверяем деловые связи Эскина. Скорее всего, это кто-то из тех, кому он сильно насолил. Но как доказать, даже если обнаружится мотив? Нет, Борис, мне это дело представляется мало перспективным.
- Если я попрошу показать злосчастную коробку, это не будет нарушением субординации?
- Да ради Бога, Борис, если это тебе интересно!
Нахаль открыл сейф, где хранились вещественные доказательства.
- Отпечатки пальцев, конечно, отсутствуют? - поинтересовался Беркович прежде, чем брать коробку в руки.
- Полностью, - кивнул Нахаль. - Мотоциклист был в перчатках, а тот, кто держал коробку до него, все стер.
- Или стер сам посыльный, - заметил Беркович.
- Или он, - согласился Нахаль.
Коробка ничем не отличалась от других, Беркович и сам любил такие конфеты, только, конечно, не в диетическом исполнении. На круглой металлической крышке голландские дети играли в снежки на фоне бюргерских домиков с красными остроконечными крышами.
- Тебе ничего не кажется странным в коробке? - спросил Беркович.
- Обычная коробка, - пожал плечами Нахаль. - Эксперты исследовали ее. Точно такие есть почти в каждом супермаркете.
- Такие, да не такие, - пробормотал Беркович.
- Что ты хочешь сказать?
- Нет, ничего. Пожалуй, ты прав, обычная коробка. Извини, Бени, что помешал тебе.
- О чем речь, Борис! Приезжай, тебе всегда рады.
Выйдя из полицейского участка, Беркович позвонил Левингеру и сказал, что хочет с ним встретиться. Договорились вместе выпить кофе в торговом центре "Азриэли" и неплохо посидели в тихом углу, где им никто не мешал. Беркович много узнал о том, как жил и чем занимался покойный Эскин, сам же практически не удовлетворил интереса Левингера, по сути не ответив ни на один из его многочисленных вопросов.
- Скажите, - спросил Беркович, когда они уже спускались в лифте на подземную стоянку, - среди знакомых вашего друга были люди, страдающие дальтонизмом?
- Мири, жена Марка, - не задумываясь, ответил Левингер. - А почему вы спрашиваете?
- Мири, - задумчиво повторил Беркович. - Нет, ничего, я просто так интересуюсь.
Разумеется, Левингер ему не поверил.
Попрощавшись, Беркович поехал не в управление, где его ждали дела, а в больницу, где скончался несчастный Эскин. Полчаса спустя он разговаривал с миловидной девушкой лет двадцати по имени Марта - именно она в день, когда умер Эскин, приняла коробку конфет у посыльного в черном шлеме.
- Скажите, у мотоциклиста был низкий голос или высокий? - спросил Беркович.
- Низкий, - сказала девушка. - Немного хриплый.
- А фигура… Я хочу сказать: могла ли это быть женщина?
- Женщина? - удивилась Марта. - Почему женщина? Хотя… Вот вы спросили, и я вспоминаю… Пожалуй, в фигуре действительно было что-то женское, хотя трудно судить, когда на человеке огромные штаны, балахон… И шлем этот… Голос? Это мог быть мужчина, но и женщина при желании могла говорить таким голосом.
- Спасибо, - сказал Беркович. - Вы мне очень помогли.
Из больницы он направился домой к Эскиным. Жена и дочь сидели шиву по покойному, в салоне находилось еще несколько человек, и Беркович посидел со всеми, а потом тихо отозвал Мири в другую комнату.
- Я из полиции, - сказал он. - Версия случайного отравления подтверждается. В конфетах не оказалось ничего необычного, наверняка ваш муж и дома держал такие коробки.
- Да, - равнодушно отозвалась Мири. Ее не интересовали какие-то коробки, она вся была в мыслях об ушедшем муже.