- Например, та, что стоит в шкафу? Вот, я вижу, за стеклом.
- Да, - повторила Мири, бросив взгляд в сторону шкафа, где за стеклом стояли сервизы и коробки с печеньями, вафлями и конфетами.
- Если я возьму коробку с собой, вы не станете возражать?
- Почему я должна возражать? - пожала плечами Мири. - Мужа вы мне все равно не вернете…
Приехав в управление, Беркович спустился в лабораторию к Хану и поставил перед ним на стол круглую металлическую коробку.
- Ты знаком с делом Эскина? - спросил он. - Отравление шоколадными конфетами. Не кажется ли тебе что-то странным в этой коробке?
- Датские конфеты, - сказал Хан, взяв коробку в руки. - Разве что крышка от другой коробки. Ты это хотел спросить?
- Ага, ты тоже заметил! Нижняя часть синяя, а крышка оранжевая. А у той коробки, что принесли Эскину в больницу, была оранжевая крышка, а нижняя часть - синяя.
- Вот как? - с интересом воскликнул Хан. - Ты хочешь сказать, что кто-то поменял крышки?
- Вот именно.
- Зачем? - с недоумением сказал эксперт. - Это же глупо. Сразу наводит на след. Не такой же преступник идиот, чтобы…
- Он не идиот, - прервал Беркович. - Он дальтоник. Точнее - она. Это Мири, вдова покойного. Коробку я взял из ее дома. Видишь ли, скорее всего, обе коробки были уже початыми, Эскин любил эти конфеты. А для дела ей нужна была полная коробка. Она переложила часть конфет из одной коробки в другую, добавила отравленную, закрыла крышками, заклеила скотчем. Одинаковые крышки, только цвета разные. А Мири - дальтоник. И перепутала. А потом поехала в больницу, изобразив посыльного-мотоциклиста.
- Но зачем? - поразился эксперт. - Какой мотив?
- Господи, - сказал Беркович. - В половине семей, если покопаться, можно найти мотивы для убийства. Сколько мужей убили своих жен в этом году? А сколько женщин убили мужей?
- Но не таким изощренным способом, - пробормотал Хан.
- А Мири - очень умная женщина, - заключил Беркович. - Единственный ее недостаток - не различает цветов. Наверняка у нее и водительских прав нет. Она, кстати, рисковала, когда ехала в больницу на мотоцикле - вдруг ее остановила бы дорожная полиция? Она ведь могла и не доехать до цели!
- Как ты будешь с ней разговаривать? - вздохнул Хан. - Единственная улика - коробки.
- Этого достаточно, чтобы задержать Мири и провести допрос в полиции, - сказал Беркович. - И я уверен: если хорошо поискать, то найдем и мотоцикл, и шлем этот, и черный балахон…
- Не проще ли развестись? - мрачно сказал эксперт. - Сейчас все разводятся, разве это проблема?
- И лишиться денег? Будучи безутешной вдовой, она получает все. А при разводе еще неизвестно, сколько бы денег ей удалось отсудить. Скорее всего, она советовалась с адвокатами и узнала, что ей выгодно делать, а что - нет.
- Убийство, - сказал Хан, - невыгодно ни при каких обстоятельствах.
- Это ты объясни потенциальному убийце, - заключил старший инспектор.
ПРЫЖОК ИЗ ОКНА
Старший инспектор Беркович работал в тот день во вторую смену и потому пропустил самое интересное. Или, если говорить точнее, - самое необходимое в любом расследовании: он не был на месте происшествия, не видел своими глазами выпавшее из окна тело, не говорил с потрясенными и еще не успевшими прийти в себя свидетелями. В четыре часа, когда Беркович приехал в Управление, большая часть следственных мероприятий уже была проведена, и о качестве проведенного расследования старший инспектор мог судить лишь по косвенным признакам, которые часто скрывают суть дела.
- Борис! - встретил коллегу старший инспектор Хутиэли. - Зайди, ко мне. Мы с Роном обсуждаем утренний случай, добавь свои мозги.
- С удовольствием, - сказал Беркович. - А что за случай?
В кабинете Хутиэли он застал своего старого приятеля эксперта Рона Хана, с мрачным видом рассматривавшего в окне голубей, дравшихся на соседней крыше.
- Патрульный Ройтман, - начал рассказ Хутиэли, - получил вызов в шесть тридцать одну. Подъехал к дому, это на дерех Намир, новый двадцатиэтажный дом, и увидел толпу. У стены лежало тело мужчины лет сорока. Судя по всему, он выпал из окна сверху и сломал шею. Ройтман вызвал бригаду…
- Почему мне не сообщили сразу? - недовольно спросил Беркович. - Это же мой район!
- Потому что Ройтман позвонил дежурному, а тот не стал тебя беспокоить, решил, что случай тривиальный, а ты отдыхаешь, - объяснил Хутиэли. - Короче: Сэм Каспи, сорока двух лет, выбросился ночью из окна своей квартиры на девятом этаже. Выбросился сам, он был в квартире один, все заперто изнутри. Смерть наступила… - старший инспектор посмотрел на эксперта.
- Около двух часов ночи, - подсказал Хан.
- Около двух, - повторил Хутиэли. - До половины седьмого труп лежал под окнами, потом его увидели жильцы, уходившие на работу, и вызвали полицию.
- Понятно, - сказал Беркович. - Свидетелей допросили? Кто этим занимался? Ройтман? Тогда это не…
- Нет, - покачал головой Хутиэли. - Свидетелей допросил я. Вот протокол, почитай.
Он протянул Берковичу несколько листов компьютерной распечатки.
- Спасибо, - сказал Беркович и направился в угол кабинета, где стояло большое кресло. Хутиэли задал эксперту какой-то вопрос, и они принялись обсуждать проблемы, которые сейчас Берковича не интересовали.
Он опустился в кресло, сразу потеряв контакт с реальным миром, и начал читать, время от времени закрывая глаза и представляя себе ход событий.
Итак, вчерашний вечер. Сэм Каспи, биржевый брокер, жил один в трехкомнатной квартире, от жены ушел несколько месяцев назад и сейчас находился в процессе развода. Процесс мог тянуться и пять лет, а мужчина Каспи был очень даже ничего, и потому, ясное дело, водил к себе женщин. По словам охранника, сидевшего в холле дома на первом этаже, вчера одна из подруг находилась в квартире Каспи до десяти вечера, а потом он проводил ее к машине. После десяти - около двадцати минут одиннадцатого - к Каспи пришел посетитель. Мужчина. Охранник утверждал, что в руке у посетителя был довольно внушительный чемодан. Ответив на вопрос, к кому из жильцов он направляется, посетитель вошел в лифт и поднялся на девятый этаж. По словам охранника, выйти на другом этаже посетитель не мог, цифры на световом табло сменялись быстро и остановились на "девятке". Спустился мужчина через четверть часа все с тем же чемоданом, попрощался с охранником и ушел. После этого до самого утра в дом никто из посторонних не входил - ни к Каспи, ни к кому другому.
"А из жильцов дома? - спросил Хутиэли. - Мог ли кто-то войти ночью к Каспи и выбросить его в окно?"
"Может быть, - сказал охранник. - Я не слышал никакого шума".
По мнению Хутиэли, шума в доме он и не мог слышать, поскольку не услышал даже удара тела Каспи об асфальт. Наверняка охранник спал без задних ног, но не захотел в этом признаваться. Утешало лишь то, что даже мимо спавшего охранника посторонний в дом не проник бы.
Перечитав текст допроса, Беркович положил перед собой описание квартиры Каспи. Три комнаты - две спальни и салон. Дверь из квартиры на лестничную площадку оказалась заперта изнутри, когда полицейские утром хотели попасть к Каспи. Пришлось дверь взломать, что оказалось непросто. Все окна в квартире тоже были заперты изнутри на - кроме того окна, разумеется, из которого выбросился хозяин. Это было окно в спальне, где, судя по беспорядку на кровати, спал Каспи. Здесь окно было открыто, шторы подняты до упора. Ничего не стоило здоровому мужчине, желавшему свести счеты с жизнью, приподняться на руках и вывалиться наружу. Однако, выбросить Каспи из окна было бы затруднительно - особенно если он оказал сопротивление.
Могли быть у брокера какие-то фобии, подсознательные страхи, которые подтолкнули его к самоубийству? Может, личные проблемы? Или на работе? Люди часто ведут себя странно для окружающих, но вполне естественно, по их собственному мнению. Беседуя с одним из коллег Каспи, Хутиэли задал вопрос о том, не был ли брокер человеком нервным, легко возбудимым, подозрительным.
"Еще каким! - был ответ. - У него было мало друзей, он и от жены ушел потому, что начал ее в чем-то подозревать. Не в измене, о ее изменах он знал и раньше, он заподозрил ее в том, что она играет против него на бирже, представляете?"
Были ли у Каспи неприятности в последнее время? Нет, никаких, - отвечал каждый, кому Хутиэли задавал этот вопрос, - все, как обычно. Были ли у Каспи враги? Сколько угодно, врагов - точнее, недоброжелателей - у него было больше, чем друзей.
Естественно, Хутиэли выяснил, кто была женщина, приходившая к Каспи вечером, и что за мужчина посетил брокера после десяти. Обоих нашли довольно быстро, пользуясь описанием охранника. Женщина оказалась Лиорой Циммерман, одной из подружек Каспи, она часто бывала у него дома, не отрицала, что была и вчера вечером. Ссора? Никаких ссор, все было очень мило. Посидели, поужинали вместе, немного выпили. Ушла в десять, поехала к себе, больше ничего не знает.
Мужчина оказался банковским служащим, Каспи давно имел с ним дело, Марк Вингейт немного играл на бирже, Каспи оказывал ему деловые услуги и что-то с этого имел.
"Я пришел к Сэму по делу, - сообщил Вингейт, - мы поговорили минут пять, и я ушел. Он был в нормальном расположении духа. Нет, никаких признаков депрессии. Хотя… Сэм был человеком скрытным, и если у него были неприятности, я мог этого и не понять"…
Беркович отложил в сторону бланки допросов и придвинул отчет об осмотре квартиры. Ничего подозрительного обнаружить не удалось. Все говорило о том, что Каспи, проводив Вингейта, принял душ (в ванной висело все еще влажное полотенце) и лег спать. Час или два спустя неожиданно встал, раскрыл окно и выбросился наружу.
В спальне никаких подозрительных предметов также не было обнаружено. Стол, секретер с бумагами, кровать с тумбочкой, под кроватью - покрытая темной материей плоская пустая клетка. Хутиэли спросил у Циммерман и Вингейта, не знают ли они, держал ли Каспи дома хомяка или кролика, и получил ответ: "Нет, не видели ничего подобного".
При чем здесь клетка? - подумал Беркович. Может, там сидела змея, как в рассказе Конан Дойла "Пестрая лента"? Среди ночи змея выбралась наружу, заползла на постель, Каспи проснулся, увидел перед собой страшное существо и с перепугу бросился в окно. А змея? А змея - следом. Свалилась и уползла, гады ведь очень живучи.
Бред.
- Рон, - спросил Беркович, - ты уже провел вскрытие? Я не вижу заключения судебно-медицинской экспертизы.
- Я пока только осмотрел тело, - ответил Хан. - Могу пока определенно утверждать, что никто Каспи не выбрасывал - сам бросился.
- Я не об этом, - покачал головой Беркович. - Выбросился он сам, но, видимо, находился в невменяемом состоянии.
- Это очевидно, - сухо сказал эксперт.
- Ужин, - напомнил Беркович. - К нему приходила Циммерман, они ужинали, пили. Сколько прошло времени до того, как Каспи покончил с собой?
- Мы уже обсуждали этот вопрос, - подал голос Хутиэли. - Я тоже думаю, что причина - в ужине.
- Да-да, - нетерпеливо сказал Хан. - Это вполне могло быть. Между ужином и смертью Каспи прошло часа три. Может, чуть больше. Вполне достаточное время, чтобы яд попал в кровь и начал действовать. Разумеется, речь идет о ядах, действующих на нервную систему.
- Что-то вроде нервно-паралитических газов?
- Нет-нет, Борис, здесь совсем иной механизм воздействия. Результат, впрочем, один.
- Так что там с ужином? Ты занимался этим?
- Конечно, - кивнул эксперт. - Ужином - в первую очередь. Судя по остаткам, обнаруженным в мусорном ведре, ели они салаты - два вида: капустный и баклажанный, а также куриные стейки и чипсы. Пили сладкий "Хеврон".
- Остались грязные бокалы?
- Нет, бокалы после ухода гостьи Каспи вымыл и поставил в кухонный шкаф. Но на столе осталась початая бутылка.
- И в ней…
- Вино, естественно. Конечно, Борис, я не могу сказать со всей определенностью, понадобятся долгие исследования, не на один день… Но пока - подчеркиваю: пока - яда в остатках пищи я не обнаружил. В вине тоже.
- Может, яд окажется в крови Каспи?
- Может быть, - пожал плечами эксперт.
- Обязательно окажется, - подал голос Хутиэли. - Других вариантов просто не существует. Что-то он съел или выпил за ужином, через два-три часа яд подействовал, когда Каспи уже спал. Он проснулся, почувствовал себя плохо…
- Вообще-то, - вздохнул Хан, - я знаю несколько случаев подобных отравлений, описанных в специальной литературе. Самый известный случай - дело Барстона в Соединенных Штатах три года назад. Этот Барстон бросил очередную свою девицу, она расстаться не пожелала, начала его преследовать и довела до такого состояния, что он ее отравил именно таким способом: подсыпал во время ужина яд. Это очень сложное химическое соединение, в аптеке или магазине его не купишь, производится оно для военно-промышленных целей - не как яд, кстати говоря, а, наоборот, в качестве антидота, но, как это обычно бывает, если принять слишком большую дозу, эффект возникает прямо противоположный.
- Откуда же Барстон взял это вещество? - спросил Хутиэли.
- Он работал на химическом предприятии, где этот антидот производили, - объяснил Хан. - Собственно, благодаря этому его и вычислили. Сначала все казалось необъяснимым - как и в нашем случае. Женщина живой вышла из дома Барстона, вернулась домой - все с ней было в порядке. А ночью начался сильнейший приступ - галлюцинации, страхи. Жила она с родителями, те перепугались, вызвали службу спасения, и когда приехали парамедики, как раз началась агония: судороги, блокировка дыхания. И все. Никому бы в голову не пришло искать в ее организме следы именно этого антидота. Но следователь вспомнил о том, где работал Барстон…
- Понятно, - протянул Беркович. - У Каспи тоже были судороги?
- Нет, - решительно сказал Хан. - Судорог у него не было. На лице… Ну, я бы сказал, выражение крайнего удивления, будто он совершенно не понимал, что с ним происходит.
- Возможна такая реакция?
- Это зависит от того, какой яд был использован, - осторожно сказал Хан.
- Так чего мы время теряем? - воскликнул Хутиэли. - Рон, идите работать! Может, удастся обнаружить яд в ближайшее время? Поскольку это отравление, подозреваемая у нас одна - Лиора Циммерман.
- Женщина, ужинавшая с погибшим? - спросил Беркович, когда эксперт ушел.
- Да, бывшая подруга Каспи, - кивнул Хутиэли. - Я ее уже допросил. По ее словам, они с Каспи расстались месяц назад - по ее инициативе, как она утверждает. Но женщина оказалась в затруднительном положении, срочно понадобились деньги, она позвонила бывшему любовнику, Каспи пригласил ее к себе, они поужинали, денег он ей, тем не менее, не дал, и она ушла, обиженная…
- Обиженная настолько, что перед уходом отравила бывшего друга? - недоверчиво спросил Беркович. - Что-то сомнительно.
- Женщины в состоянии аффекта могут…
- Но откуда у нее яд? Рон сказал - это очень редкое соединение. И она должна была принести яд с собой, не в квартире же Каспи она яд синтезировала!
- Рад, что у тебя сохранилось чувство юмора, - буркнул Хутиэли. - Да, этот тип ядов - из труднодоступных. А ты знаешь, где работает госпожа Циммерман?
- Откуда мне знать? В протоколе этого нет.
- На химическом заводе. Это филиал крупной американской фирмы, они выпускают вещества и препараты для фармацевтической промышленности и косметики, среди их продукции есть и очень токсичные соединения. Я, ты понимаешь, не специалист, но Рон сказал…
- Надо выяснить, есть ли среди этих соединений…
- Я уже дал указание Берману, он поехал на завод.
- Все-таки, мотив не кажется мне убедительным, - сказал Беркович. - Стала бы она приносить с собой яд, если шла просить у Каспи взаймы? Или вы думаете, что женщина носила яд с собой на всякий случай? Как какая-нибудь Борджа? В наше-то время?
- Да я не спорю, Борис! - воскликнул Хутиэли. - У тебя есть другая версия? Отравить еду могла только Циммерман, так? Второй гость, Вингейт, пробыл у Каспи очень недолго…
- Но достаточно, чтобы выпить с хозяином и подсыпать яд ему в бокал.
- Мужчины обычно не пьют сладкие вина, верно? У Каспи были бутылки - еще не распечатанные - французского коньяка и сухого "Кармеля". Но дело даже не в этом. У Вингейта вообще не было возможностей заполучить этот яд, если, конечно, Рон докажет, что Каспи отравили ядом нервно-паралитического действия. Вингейт - простой банковский служащий…
Беркович кивнул.
- Странная история, - сказал он задумчиво. - Слишком сложно, знаете ли. Редкий яд… Отравление за ужином… Причем, госпожа Циммерман должна была понимать, что у полиции именно она прежде всего вызовет подозрения!
- Этот американец, о котором рассказывал Рон, тоже, вроде, должен был понимать, что его быстро вычислят. Тем не менее…
- Согласен, преступники часто совершают глупости. Но…
- У тебя есть другая версия?
- Нет, - сказал Беркович. - Нет у меня вообще никакой версии. Подождем, что скажет Рон после вскрытия. Можно я еще почитаю протоколы?
- Конечно, Борис. Читай, а я пока займусь другим делом.
Беркович придвинул бумаги и начал читать с самого начала. Версия с отравлением казалась ему притянутой за оба уха. Но других идей, пожалуй, действительно не было. После Циммерман явился Вингейт с чемоданом. Для чего идти на вечернюю встречу с чемоданом? А почему нет? Пушки там не было, а капсулу с ядом можно спрятать и в карман. И все-таки Беркович продолжал думать о чемодане и представлять, как Вингейт входит в квартиру Каспи, хозяин предлагает гостю сесть, выходит на минуту из комнаты… И что? Что мог сделать Вингейт в отсутствие хозяина? Подменить один чемодан другим? Украсть что-то у Каспи и спрятать в чемодан, специально для этого принесенный? А тут хозяин возвращается, обвиняет гостя в краже… Ну да, а гость заставляет хозяина принять яд! Даже в самом глупом голливудском триллере до такого бы не додумались.
А если наоборот: Вингейт не украл что-то, а принес и куда-то положил, когда хозяин был на кухне?
Тоже чепуха. Что он мог положить и зачем?
Беркович перечитал протокол, посидел, задумавшись, а потом сказал:
- Извините, старший инспектор. Здесь не сказано, было ли душно в спальне, когда туда вошли полицейские.
- О чем ты, Борис? - удивился Хутиэли. - Какое это имеет отношение к делу?
- А все-таки?
- Нет, не думаю, - раздраженно сказал Хутиэли. - Там же было раскрыто окно!
- Вот именно, - кивнул Беркович. - Похоже, есть основания для ареста Вингейта по подозрению в убийстве.
Хутиэли изумленно воззрился на Берковича.
- Да, - продолжал тот. - Наверняка эти двое обделывали на бирже какие-то дела, а потом Вингейту понадобилось устранить брокера. Он принес в чемодане клетку и, когда Каспи вышел в кухню, спрятал ее в спальне под кроватью. Именно поэтому он явился с чемоданом…
- И что? - удивился Хутиэли. - В клетке был скорпион? Ты же понимаешь, Борис, что это…