- Можете, - ответил прокурор, и добавил уже просительным тоном.
- Илья Сергеевич, мне бы хотелось с Вами поговорить. Не могли бы Вы подождать меня на улице?
Я согласно кивнул головой и вышел из кабинета.
Разговор с прокурором состоялся в его машине, серебристой "Шевроле-Ниве", которая стояла возле РУВД. Пока мы беседовали, на улицу несколько раз выглядывал начальник милиции, бросая на нас беспокойные взгляды. Не плетем ли мы против него заговор?
- Илья Сергеевич, - обратился ко мне Виталий Петрович, - не буду скрывать, Вы привели меня сегодня в легкий шок. Признаюсь, до нашего знакомства я считал Вас обычным шарлатаном.
- А выяснилось, что я шарлатан необычный? - пошутил я.
Прокурор рассмеялся.
- Нет. Конечно же, нет, - произнес он. - Просто, таких, как Вы, очень мало. Телепатов встречаешь нечасто. А шарлатаны буквально на каждом шагу. Скажите, Вы давно ощутили в себе способность читать чужие мысли?
- Недавно, - ответил я.
Виталий Петрович помолчал, видимо ожидая от меня продолжения, но я предпочел подробности оставить при себе.
- А при каких обстоятельствах Вы это почувствовали? - наконец спросил он.
- А зачем Вам это? - в свою очередь поинтересовался я. - Вы хотите отправить меня на исследования в какой-нибудь медицинский НИИ? Но у меня нет желания становиться подопытным кроликом.
- Да что Вы! Господь с Вами! - воскликнул прокурор. - У меня совершенно другая цель. Понимаете, Вы обладаете уникальными способностями. А люди, наделенные способностью читать чужие мысли, очень востребованы в специальных государственных структурах. Для таких, как Вы, существует работа очень серьезного уровня. Условия не идут ни в какое сравнение с теми, какие Вы имеете сейчас. Уж поверьте.
- Я доволен своей нынешней работой, - сказал я, и это было чистой правдой. Менять что-либо в своей жизни, которая совсем недавно, наконец, наладилась, мне категорически не хотелось.
- Довольны, так довольны, - сказал Виталий Петрович. - Вас никто не неволит. Я хочу попросить Вас только об одном. Я расскажу про Вас одному человеку…
- Ивану Серафимовичу? - спросил я.
Прокурор улыбнулся.
- Точно. Именно ему. Вот видите, Вы и эти мои мысли прочли. От Вас ничего не скроешь. Представляете, сколько пользы Вы можете принести в серьезных государственных делах. Так вот, я расскажу ему про Вас. Я не сомневаюсь, что он Вами заинтересуется. Встретитесь с ним, поговорите. А затем уж решите, принимать его предложение, или нет. Поверьте, от этой встречи Вы почерпнете для себя только пользу.
- А кто он такой, этот Иван Серафимович? - поинтересовался я.
- Ответственный сотрудник органов госбезопасности, - пояснил Виталий Петрович.
Я вздрогнул. Куда-куда, а уж в эту сферу мне соваться решительно не хотелось.
- Илья Сергеевич, - произнес прокурор, заметив мое замешательство, - я еще раз повторяю, Вас никто ни к чему не принуждает. Встретитесь, поговорите, а после сами решите, есть Вам смысл уходить с завода, или нет.
Я немного подумал. Прокурор был прав. Собственно, а что я, действительно, теряю? Простая встреча ни к чему не обязывает.
- Хорошо, - сказал я. - Я поговорю с ним. Когда и где?
- Он Вам сам позвонит, - сказал Виталий Петрович. - Кстати, Вас подвезти? Где Вы живете?
Я назвал свой адрес. Прокурору было по пути, поэтому я не отказался от его предложения.
- 12 -
Понять, каким большим праздником становится завершение домашнего ремонта, способен только тот, кто хотя бы раз через него проходил.
Когда все отделочные работы были, наконец, окончены, мы с Таней оглядели изменившуюся до неузнаваемости квартиру, и радостно обнялись.
- Ты представляешь, как тут будет шикарно, когда мы купим новую мебель? - спросил я.
- Да, - ответила она.
Окончание ремонта следовало отметить. Ресторан! Что может быть лучше для такого случая? Правда, ресторан требовал средств. А денег у нас было раз-два, и обчелся. Но к счастью у меня где-то валялась кредитная банковская карта, которую я как-то оформил, но так ни разу и не воспользовался. И вот сейчас она оказалась весьма кстати.
Но Таня, узнав об источнике средств на ресторанные посиделки, решительно высказалась против.
- Ни в коем случае, - отрезала она. - Нечего в долги влезать. Ресторан подождет. Знаешь что? Пойдем лучше вкусим духовной пищи.
- В театр? - спросил я.
Таня помотала головой.
- В музей. Ты когда последний раз был в музее живописи?
- Давно, - признался я, не уточняя при этом, насколько. Если быть честным, то последний раз порог художественного музея моя нога переступала лет двадцать пять назад, когда я был еще школьником.
- Вот и отлично, - сказала Таня. - Значит, ты мало что помнишь, и тебе будет интересно.
В музее было безлюдно. Каждый наш шаг по лакированному паркету отдавался гулким эхом. Каждое наше слово, сказанное шепотом, было слышно в другом конце зала. Что поделать, музеи никогда не являлись любимым местом препровождения досуга для широких масс, жаждущих не искусства, а зрелищ.
Картины в позолоченных рамах выглядели роскошно. Таня останавливалась возле каждой из них и внимательно изучала.
- Посмотри, какая чудесная гамма красок, - восторженно шептала мне она. - Как ненавязчиво, и в то же время ярко сделан фон. Как точно положены тени. Ты посмотри на этот портрет. Он просто поражает своим великолепием. Как живой. Обрати внимание на глаза. Как мастерски отображен в них характер. Видишь? Здесь и хитрость, и коварство, и злость. А чуть свисающие вниз уголки губ блестяще передают капризность и высокомерие. Гениально! Просто гениально!
Таня не переставала восхищаться картинами. Я соглашался с ней, кивал головой, хотя на самом деле мне все это было неинтересно. Впрочем, одно полотно меня все же заинтересовало. Правда, не гаммой красок, не точностью теней, не яркостью фона, не какими-нибудь еще признаками, по которым искусствоведы отличают настоящую живопись от мазни, - я в этих признаках не разбираюсь, - а своим сюжетом. Это была картина периода строительства социализма, и на ней изображалось партсобрание. На полотне присутствовало множество персонажей, и некоторые из них показались мне знакомыми. Почему же они были мне так знакомы? Что мне напоминает эта обстановка? И тут меня осенило. Именно такие лица я наблюдал два дня назад, на профсоюзном собрании нашего завода. Вот докладчик на трибуне. Он что-то рассказывает, но ему не дают говорить и постоянно перебивают. Больше всех кричит дородная женщина в сером платке. Она возбуждена, разъярена, того и гляди, сейчас выскочит на сцену, чтобы задать докладчику хорошую трепку. Так вот, эта женщина - вылитая Людмила Павловна, начальница нашего конструкторского отдела. Точнее, теперь уже бывшая начальница. А докладчик - это ни кто иной, как я. Вспомнившееся мне профсоюзное собрание было посвящено происходящим на заводе переменам. Я докладывал новую программу развития предприятия, а сотрудники попавших под реорганизацию отделов шумно выражали свое недовольство. Вот председатель собрания. Выражение лица озабоченное, немного суровое. Точь в точь, какое было у нашего директора Петра Филипповича. На собрании он сначала дал недовольным выпустить пар, а затем выступил с такой речью, в которой не оставил от них камня на камне. Мол, вы, ребята, не работаете, оттого и завод влачит жалкое существование. А нам нужны те, кто работает. Если вы действительно большие профессионалы, вы без труда найдете себе другое место.
Я усмехнулся. До чего жизненная картина.
- Что тебя так привлекло? - спросила Таня, уловив мой интерес к "Партсобранию".
- Да вот, - ответил я, - картина интересная.
Таня поглядела на полотно и с недоумением посмотрела на меня.
- Что ты нашел интересного в этой мазне? Это же типичный образчик соцреализма.
- А вот этот самый реализм и нашел, - сказал я. - Жизненная картина. Прямо, как с нашего завода списана.
И я коротко рассказал Тане о профсоюзном собрании.
- Теперь понятно, - вздохнула она.
Таня больше ценила старинную живопись, поэтому она не стала задерживать внимание на "Партсобрании", и перешла к следующей картине.
- Иди, взгляни лучше сюда, - позвала меня она. - Голландия, восемнадцатый век. Какая красота!
Я кивнул головой, но остался стоять возле "соцреализма". Поскольку эта картина напомнила мне недавние события, я решил рассмотреть ее повнимательнее. Может быть, мне удастся найти еще и какие-нибудь другие совпадения.
Мое внимание привлек один второстепенный персонаж. Он не был так ярок, не имел такой эмоциональной окраски, как докладчик, председатель, или "Людмила Павловна", отчего на него не сразу падал взгляд. Это был невзрачный с виду мужчина в темном костюме, сидевший слева от председателя. Но по его раскованной, свободной, естественной позе, спокойному, уверенному взгляду, чувствовалось, что это фигура, имеющая определенный вес. Не в смысле художественных образов картины. Он не был персонажем первого плана. А в смысле его реальной роли в жизни. Наверное, он был секретарем вышестоящей парторганизации, или еще каким-нибудь начальником.
Мне почему-то сразу вспомнился Иван Серафимович, тот самый ответственный сотрудник госбезопасности, побеседовать с которым меня просил прокурор. Наша встреча состоялась на днях. А ведь и верно! В них действительно было что-то общее.
Иван Серафимович оказался невысоким, кругленьким человечком, с добродушным лицом, веселыми глазами и выразительной, забавной мимикой. Из него вполне мог получиться яркий комедийный актер. Для меня его образ оказался полной неожиданностью. Я ожидал увидеть какого-нибудь внушительного бугая, с грозным видом, и немногословной манерой общения. Но Иван Серафимович оказался полной противоположностью. Он был очень общителен, очень приветлив, и быстро расположил меня к себе. Через несколько минут после начала нашей с ним беседы я почувствовал, что с меня, как-то само собой, спало то естественное напряжение, которое всегда возникает, когда перед тобой незнакомый человек. Выпив чай, который гостеприимно налил мне Иван Серафимович, я признался ему, что ожидал увидеть его совсем другим, и подробно рассказал, каким именно.
- Распространенные предрассудки, - улыбнулся Иван Серафимович. - В нашем ведомстве, уж поверьте мне, работают самые обычные люди, такие же, как и везде, которым не чуждо ничто человеческое, которые поддерживают между собой обычные человеческие отношения. Только работа у нас более серьезная и более ответственная, чем где-либо, да еще и скрыта от посторонних глаз. Из-за этого и возникают всякие легенды, слухи, небылицы. Небылицы всегда возникают там, где присутствуют секретность и тайна. И это вполне естественно. Так уж устроен человек. Но результаты нашей работы заметить несложно. Нужно только приглядеться. Вы живете в мирное время. Вы спокойно гуляете по улицам. Вокруг Вас не рвутся снаряды, не бьют автоматные очереди. А ведь это результат в том числе и нашей работы. Страну, в которой Вы живете, в мире уважают, с ее интересами считаются. В этом есть и наша заслуга. Вы даже не представляете, какими порой усилиями, а иногда и жертвами, достигается все то спокойствие, которое Вы наблюдаете вокруг.
Иван Серафимович немного помолчал, и после небольшой паузы продолжил, всем своим видом показывая, что слова, которые он сейчас скажет, будут самыми главными во всей его речи.
- Я пригласил Вас, Илья Сергеевич, чтобы предложить Вам у нас поработать. Я предлагаю Вам поступить на службу в контрразведку. Как бы Вы к этому отнеслись?
Я растерялся. Я ожидал, что Иван Серафимович предложит мне какое-нибудь внештатное сотрудничество, вроде того, какое было у меня до недавних пор с милицией, типа консультанта. Но вот так сразу, в кадровые сотрудники, мне, который не служил в армии, который не имеет специальной подготовки. Это была полная неожиданность.
- Но Вы же меня совсем не знаете, - произнес я.
- Ошибаетесь, Илья Сергеевич, - улыбнулся Иван Серафимович. - Мы о Вас уже знаем все. Такая уж, извините, у нас работа. Нам известно и про Вашу успешную деятельность на заводе. Директор о Вас очень высокого мнения. И про Вашу предстоящую женитьбу. Таня - хорошая девушка. Скромная, трудолюбивая, не капризная. Я думаю, Вы не ошиблись с выбором. И даже про то, в результате чего Вы ощутили в себе способность читать чужие мысли. Кран-балка упала на Вас весьма удачно, не так ли?
- Да, - улыбнулся я.
- Не скрою, Илья Сергеевич, именно Ваша способность к телепатии делает Вас очень желанным для нашего ведомства кадром. Кстати, я о Вас услышал еще тогда, когда Вы лежали в больнице. Благодаря Вам, наш оперативник Огурцов лишился заначки в тысячу рублей. Вы сообщили его жене, где она находится, та ее нашла, и благополучно, без зазрения совести, истратила на косметику.
- Это такой здоровенный детина с загипсованной рукой? - удивленно спросил я.
Иван Серафимович утвердительно кивнул головой.
- Он хороший парень, беззлобный. Только вот иногда перед женщинами порисоваться любит. Особенно перед женой.
- Никогда не думал, что сотрудники госбезопасности тоже прячут от жен заначки, - улыбнулся я.
- Прячут, - махнул рукой Иван Серафимович. - Еще как прячут. Я уже сказал Вам, что ничто человеческое нам не чуждо.
- И в чем будет заключаться моя работа, если я соглашусь? - спросил я. - Бегать и шпионов ловить?
- Бегать и ловить в Ваши обязанности входить не будет. Бегать и ловить станут другие. Например, тот же самый Огурцов. Ваша задача - выявлять. И не только шпионов, но и других опасных для государства типов. Опыт в этом деле Вы уже имеете. Вы смогли определить точное место, где была заложена мина. Вы помогли раскрыть ограбление ювелирного магазина. Вы помогли раскрыть убийство. Чем-то похожим Вы будете заниматься и у нас. Только уровень задач будет другой, посерьезнее, и объекты будут другие, поопаснее. Работать Вы начнете, конечно, не сразу. Сначала мы отправим Вас на учебу в наш закрытый образовательный центр. Там Вы получите необходимую подготовку. Там Вас обучат некоторым премудростям нашего дела. Там Вы сможете усовершенствовать свои телепатические способности. Ну а после учебы Вас распределят в какое-нибудь региональное управление, где Вы и начнете полноценную службу.
Я задумался.
- Даже не знаю, - сказал я, растерянно пожимая плечами.
- Подумайте, - сказал Иван Серафимович. - Хорошенько все взвесьте, и примите решение. Я не требую от Вас сиюминутного ответа. Но, Илья Сергеевич, я надеюсь, Вы понимаете, что наш сегодняшний разговор - сугубо конфиденциальный. Передавать его кому-либо, даже невесте, не рекомендуется. Хорошо? Я Вам оставлю свой телефон.
Иван Серафимович вручил мне маленький листочек бумаги с записанным на нем номером, мы пожали друг другу руки и попрощались.
Не могу сказать, что его предложение меня воодушевило. Лет десять - пятнадцать назад я, может быть, был бы ему и рад. Тогда я был еще молод, полон амбиций. Но сейчас, когда в моей жизни все устоялось, когда я был счастлив, менять привычный уклад было как-то не с руки. Я чувствовал, что эта работа не по мне. Я никогда не отличался страстью к приключениям. Даже в детстве, когда мои приятели начинали играть в войну, или в казаки-разбойники, я всегда предпочитал найти себе какое-нибудь другое занятие, более спокойное. Поэтому, хорошенько подумав, я решил, что лучше всего мне будет оставить все, как есть, и воздержаться от резких жизненных поворотов…
- Илюша, ты о чем задумался? - раздался в моих ушах голос Тани. Я отогнал от себя нашедшие на меня воспоминания и вернулся в окружающую действительность.
- Да так, все это собрание вспоминаю, - отмахнулся я.
- Серьезное, видать, было собрание, если ты его все никак из головы не выкинешь, - заметила Таня.
- Серьезное, - вздохнул я.
- Илюша, - голос Тани был полон укоризны, - забудь про свою работу хотя бы в выходные. Отдохни. Лучше посмотри на это полотно. Битва при Бородино. Тебе нравится? Все мужчины, почему-то, предпочитают картины про войну…
Вечером того же дня нам пришлось пережить один очень неприятный визит.
Раздался входной звонок. Я вышел в прихожую и открыл дверь. На пороге стояла мать Руслана. Цель ее появления была ясна с первого взгляда - "отмазать" сына, и уговорить нас забрать заявление из милиции.
Трындычиха, - именно так ее называли в нашем доме, - была весьма пренеприятной особой: грузная, неопрятно одетая бабища, с расплывчатыми чертами лица, толстым красным носом и мутными глазами, в которых вечно светилось какое-то тупое самодовольство без малейших признаков интеллекта. Она вечно, чуть ли не круглые сутки, сидела во дворе в компании со старухами, про всех сплетничала, придумывала всякие гадости, и часто дергала проходивших мимо людей какими-либо оскорбительными выкриками. Мне от нее тоже доставалось. Сколько раз, проходя по двору, я слышал себе в спину.
- Эй, чучело, куда спешишь?
Или:
- Привет, сиротинушка!
Ну, и другое в этом роде.
На нее старались не обращать внимания, понимая, что это обычная злоба от неудавшейся жизни. Тем, у кого жизнь не задалась, и которые осознали, что ничего хорошего им уже не светит, делать замечания бесполезно. Они только и ищут, чтобы затеять с кем-нибудь скандал, и хотя бы для себя приподнять свое собственное "я".
- Здравствуй, Илюшенька! - ласково пропела Трындычиха, словно "чучел" и "сиротинушек" не бывало и в помине. - Я была дома у Тани. Мне сказали, что она живет теперь у тебя.
- Таня моя жена, - коротко ответил я.
- Ты женился, Илюшенька? Поздравляю! - снова пропела Трындычиха, совершенно не реагируя на мою холодность по отношению к ней. - Позови Таню. Я хочу с ней поговорить.
- А я не хочу, чтобы Вы с ней говорили, - ответил я и сделал шаг вперед, отодвигая вознамерившуюся войти в мою квартиру Трындычиху подальше от двери.
- Кто там, Илья? - донесся из кухни голос Тани.
- Я сам поговорю, - крикнул я в ответ, вышел в коридор и закрыл дверь. Мне не хотелось, чтобы Таня марала себя общением с этой особой.
- У меня к Тане есть важный разговор, - не отставала Трындычиха.
- Для кого важный? - спросил я. - Для нее, или для Вас? Давайте, я сразу отвечу на Ваш вопрос. Забирать заявление мы не будем. Не ходите, и не уговаривайте.
- Ой, Илюшенька, - фальшиво запричитала Трындычиха, - ну пожалейте вы хоть меня, несчастную мать. Ты представь, какого матери, когда ее единственный сын в тюрьме.
- Ему уже давно туда пора, - произнес я.
- Ну почему ты такой злой, Илюшенька? - продолжала причитать Трындычиха. - Мой Руслан - хороший мальчик. Это его дружки с пути сбивают. Я с ним говорила. Он очень переживает. Так мне и сказал: бес, говорит, меня попутал. Он больше не будет. Давайте как-нибудь договоримся. Всем будет лучше, и вам, и нам.
- А нам то каким образом будет лучше? - усмехнулся я. - Нам тюрьма не грозит.