* * *
- С ума сойти, какая женщина! - заявил Симоне, отряхивая мел с рукавов. - Вы заметили, как она на меня смотрела?
- Никак она на вас не смотрела, - возразил инспектор.
Они шли по коридору из бильярдной, направляясь по своим номерам. Оба были возбуждены игрой и перепачканы мелом.
- Что вы понимаете! Вы старый полицейский тюфяк! Вы приходите с работы и идете гулять с собачкой… У вас есть собачка?
- У меня есть собачка. Но госпожа Мозес смотрела все-таки на меня и говорила, что я герой.
- Э, нет, - сказал Симоне. - Так у нас не пойдет! Не хватало мне еще конкурента в виде престарелого полицейского инспектора! Учтите, я четыре года без отпуска, и врачи прописали мне курс чувственных удовольствий!..
Навстречу им из пустого номера вышла пухленькая Кайса, держа в охапке кучу простынь и наволочек. Симоне замер.
- Пардон! - воскликнул он и, не говоря больше ни слова, устремился вперед. Кайса взвизгнула не без приятности и скрылась в номере. Симоне исчез там же, и через секунду оттуда донесся новый взвизг и раскат леденящего душу хохота. Инспектор усмехнулся и, вытирая испачканные мелом руки, вошел в свой номер.
В номере было нехорошо.
Кресло опрокинуто. Письменный стол залит уже застывшим клеем - поливали прямо из бутылки, бутылка валялась тут же, - и в центре этой засохшей лужи красовался листок бумаги. На листке корявыми печатными буквами было написано: "Инспектора Глебски извещают, что в отеле под именем Хинкус находится опасный гангстер, маньяк и убийца, известный в преступных кругах под кличкой Филин. Он вооружен и грозит смертью одному из клиентов отеля. Примите меры".
Не отрывая глаз от листка, инспектор вытащил сигарету, закурил, потом подошел к окну. Тень отеля синела на снегу. На крыше по-прежнему торчал опасный гангстер, маньяк и убийца господин Хинкус. Он был не один. Кто-то опять стоял рядом, в нескольких шагах от него.
* * *
К обеду в столовой собрались все, кроме Хинкуса. Столовая была большая, посредине стоял огромный овальный стол персон на двадцать. Роскошный, почерневший от времени буфет сверкал серебряными кубками, многочисленными зеркалами и разноцветными бутылками. Скатерть на столе была крахмальная, посуда - прекрасного фарфора, приборы - серебряные, с благородной чернью. Было весело. Симоне рассказывал анекдоты. Олаф и мадам Мозес их не понимали.
- Приезжает как-то один штабс-капитан в незнакомый город, - говорил Симоне. - Останавливается он в гостинице и велит позвать хозяина… - Тут он замолчал и огляделся. - Впрочем, пардон… - произнес он. - Я не уверен, что в присутствии дам… - он поклонился в сторону госпожи Мозес, - а также юно… э-э… юношества… - Он посмотрел на чадо. - Э-э-э…
- А, дурацкий анекдот, - сказало чадо с пренебрежением. - "Все прекрасно, но не делится пополам" - этот, что ли?
- Именно! - воскликнул Симоне и разразился хохотом.
- Делится пополам? - добродушно улыбаясь, осведомился Олаф.
- НЕ делится, - сердито поправило чадо.
- Не делится? - удивился Олаф. - А что именно не делится?
Чадо открыло было рот, но господин Мозес сделал неуловимое движение, и рот оказался заткнут большим румяным яблоком, от которого чадо тут же сочно откусило.
- Не делится пополам, - очаровательно улыбаясь, объяснила госпожа Мозес. - Как вы не понимаете, Олаф! Это - из алгебры. Ах, алгебра! Алгебра - это царица наук!..
Симоне зарычал, схватил свою тарелку и пересел к инспектору. Тут в столовой объявилась Кайса и принялась тарахтеть, обращаясь к хозяину:
- Он не желает идти. Он говорит: раз не все собрались, говорит, так и он не пойдет. А когда все соберутся, говорит, тогда и он спустится. И две бутылки у него там пустые…
- Так пойди и скажи, что все уже давным-давно собрались, - приказал хозяин.
- Я так и сказала, что все собрались, что кончают уже, а он мне не верит…
Инспектор встал.
- Я его приведу, - сказал он.
Хозяин всполошился.
- Ни в коем случае, - вскричал он. - Кайса, быстро!
- Ничего, ничего, - сказал инспектор, направляясь к двери. - Я сейчас.
Выходя из столовой, он услышал, как Симоне провозгласил: "Правильно! Пусть-ка полиция займется своим делом", после чего залился кладбищенским хохотом.
Инспектор поднялся по лестнице, толкнул грубую деревянную дверь и оказался в круглом, сплошь застекленном павильончике с узкими скамейками вдоль стен. Фанерная дверь, ведущая на крышу, была закрыта. Инспектор осторожно потянул за ручку, раздался пронзительный скрип несмазанных петель. Инспектор открыл дверь и увидел Хинкуса. Лицо Хинкуса было ужасно - белое в свете низкого солнца, застывшее, с перекошенным ртом, с выкатившимися глазами. Левой рукой он придерживал на колене бутылку, а правую прятал за пазухой, должно быть, отогревал.
- Это я, Хинкус, - осторожно сказал инспектор. - Что вы так испугались?
Хинкус сделал судорожное глотательное движение, потом сказал:
- Я тут задремал… Сон какой-то поганый…
Инспектор украдкой огляделся… Плоская крыша была покрыта толстым слоем снега. Вокруг павильончика снег был утоптан, а дальше, к покосившейся антенне, вела тропинка. В конце этой тропинки и сидел в шезлонге Хинкус, закутанный в шубу. Отсюда, с крыши, вся долина была как на ладони - тихая и синяя, без теней.
- Пойдемте обедать, - сказал инспектор. - Вас ждут.
- Ждут… - сказал Хинкус. - А чего меня ждать? Начинали бы.
Инспектор выдохнул клуб пара, поежился и сунул руки в карманы.
- Туберкулез у меня, - с тоской объяснил Хинкус и покашлял. - Мне свежий воздух нужен. Все врачи говорят. И мясо черномясой курицы…
- Зачем же вы так пьете, если у вас туберкулез…
Хинкус не ответил. В наступившей тишине инспектор услышал, как кто-то поднимается по железной чердачной лестнице. Протяжно заскрипела дверь тамбура.
- Видите, еще кто-то… - начал инспектор и осекся. Лицо Хинкуса снова стало похоже на уродливую маску - рот перекосился, белое гипсовое лицо покрылось крупными каплями пота. Дверь павильончика отворилась - и на пороге появился хозяин.
- Господа! - провозгласил он жизнерадостно. - Что такое прекрасная, но холодная погода по сравнению с прекрасной и горячей пуляркой?..
Инспектор натянуто улыбнулся. Он все смотрел на Хинкуса. Хинкус совсем ушел в воротник своей шубы, только глаза поблескивали, как у тарантула в норке.
- Господин Хинкус, - продолжал хозяин, - пулярка изнемогает в собственном соку.
- Ну ладно, - сказал вдруг Хинкус неожиданно жестко. - Поговорили, и хватит! Деньги мои - как хочу, так и трачу. Обедать не буду. Понятно? Всё.
- Но, господин Хинкус… - начал несколько ошеломленный хозяин.
- Все! - повторил Хинкус.
Тогда инспектор взял хозяина под руку и повернул к двери.
- Пойдемте, Алек, - сказал он негромко. - Пойдемте…
* * *
Инспектор, устроившись у окошка со стаканом и сигаретой, рассеянно наблюдал, как хозяин, грузно ступая, ходил по залу, выключал лишний свет, переставлял в буфете бутылки. Лель, опустив голову, ходил за ним по пятам.
Инспектор поглядел в окно. Тень закутанного в шубу Хинкуса четко рисовалась на освещенном луной снегу. Инспектор поднялся и подошел к хозяину.
- Алек, - сказал он. - У меня к вам просьба. Проводите меня к номеру Хинкуса.
Хозяин удивленно поднял брови.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом хозяин поставил бутылку, с которой стирал пыль, и, не говоря ни слова, пошел из столовой. Они вышли в коридор и повернули направо. Инспектор успел заметить, что в конце коридора стоят, держась за руки, чадо и Олаф. Хозяин остановился перед дверью с номером одиннадцать и сказал: "Здесь". Инспектор повернул ручку и вошел в номер.
Вид у номера был нежилой, кровать не смята, пепельница пуста и чиста. Посредине комнаты стояли два закрытых баула. Инспектор, присев рядом с ними на корточки, достал пилочку для ногтей.
- Вы будете свидетелем, Алек, - сказал он и открыл баул.
Баул оказался набит каким-то рваным тряпьем, старыми газетами и мятыми журналами. Хозяин тихонько свистнул.
- Что это? - сказал он. - Что это значит?
- Это называется "фальшивый багаж", - объяснил инспектор.
Инспектор открыл второй баул. Здесь тоже был фальшивый багаж, только поверх тряпья и мятой бумаги здесь лежал маленький дамский браунинг. Инспектор и хозяин переглянулись. Потом инспектор взял браунинг, вынул обойму и выщелкал патроны в ладонь.
- Значит, вызов был не ложный, - сказал хозяин медленно. - Ну и что все это значит?
Инспектор не успел ответить. Пол в номере дрогнул, жалобно звякнули оконные стекла, и послышался отдаленный мощный грохот.
- Ого! - сказал хозяин, поднимая голову. - А ведь это обвал. И недалеко…
Грохот затих, и тут где-то в коридоре хлопнула дверь.
* * *
В каминной жарко полыхал уголь, кресла были старинные, уютные, ярко светила большая люстра, в трубе посвистывало.
Инспектор стоял у окна, прислонившись лбом к стеклу, и смотрел на тень Хинкуса, скрючившегося на крыше. Потом он огляделся, взялся за ближайшее кресло и поставил его так, чтобы можно было одновременно следить и за тенью Хинкуса, и за отражающейся в большом зеркале тускло освещенной лестницей на крышу в конце полутемного коридора. Свет в каминной инспектор выключил, а сам сел в кресло и закурил.
Послышались шаги, вошел хозяин с кувшином горячего портвейна и двумя стаканами.
- Дело швах, Петер, - сказал он. - Связи с городом нет. Это значит, что обвалом засыпало дорогу и забило ущелье. Нас откопают не раньше чем через неделю.
- Рация у вас есть? - спросил инспектор, отхлебывая из стакана.
- Нет. Но вы не беспокойтесь. Все остальное есть в избытке. А если мы захотим разнообразить меню, то съедим этого Хинкуса… Кстати, вы знаете, что нынче утром Хинкус отправил телеграмму?
Инспектор вопросительно взглянул на него.
- "Жду. Поторопитесь…" Или что-то в этом роде. Я слышал, как он диктовал ее по телефону.
Инспектор хмыкнул.
- Между прочим, Петер, - осторожно сказал хозяин, - почему бы нам не арестовать его сейчас? Все спят… Мне бы не хотелось волновать гостей…
Инспектор отхлебнул из стакана.
- Я не уверен, что его вообще надо арестовать, - сказал он. - Я лучше здесь посижу и посмотрю, кто это так хочет выдать Хинкуса за гангстера. Сдается мне, что этот Хинкус - не охотник, а дичь. Охотник, Алек, не станет возить с собой дамский пистолетик. У него будет "люгер" 0,45 с приставным прикладом… - Он замолчал.
Около чердачной лестницы появилась темная тоненькая фигурка - постояла в кругу желтого света, словно в нерешительности, а потом неуверенными шагами двинулась по коридору, ведя рукою по стене. Это было чадо. Войдя в каминную, оно, не говоря ни слова, подошло к огню, присело на корточки рядом с Лелем и принялось гладить его по голове. Багровые блики от раскаленных углей светились в его огромных черных очках. Чадо было очень одинокое, всеми забытое и маленькое.
- Холодно что-то… - сказало оно жалобно. - И выпить нечего…
- Ну почему же нечего, Брюн, - радушно сказал хозяин, берясь за кувшин. - Хотите горячего портвейна?
- Да. И хочу домой.
- Брюн, - сказал инспектор, - дитя мое, снимите ваши ужасные очки.
- Зачем? - спросило чадо.
- Мне бы очень хотелось, наконец, понять: мальчик вы или девочка?
- Идите вы знаете куда… Лучше бы рассказали что-нибудь.
- Расскажите, Алек, - сказал инспектор со вздохом, - что-нибудь таинственное.
Хозяин задумчиво посмотрел стакан на просвет.
- Таинственное… - повторил он. - Что ж, слушайте. В сырых и жутких джунглях Центральной Африки существует странное и страшное поверье…
В холле часы начали бить одиннадцать.
* * *
К полуночи хозяин с инспектором прикончили кувшин горячего портвейна. Все было тихо, Хинкус по-прежнему торчал на крыше. Чадо заснуло в кресле, и было решено его не трогать - пусть спит.
- Вы ничего не поняли, Петер, - тихонько объяснял хозяин. - Зомби - это не мертвец. Но зомби - это и не живой человек. Понятно?
- Нет.
- Вы берете мертвеца и оживляете его. Он ходит, ест, пьет и выполняет все ваши приказания.
- Пьет?
- Вы напрасно смеетесь над этим, Петер. Это не смешно. Это страшно. И не приведи господь вам встретиться с зомби…
- Но ведь это в Африке. У нас они не водятся…
- Как знать, Петер, как знать! Я мог бы кое-что рассказать вам о таких вещах…
Тут Лель вдруг вскочил и глухо гавкнул. Хозяин воззрился на него.
- Не понимаю, - сказал он строго.
Лель гавкнул снова и ворча бросился по лестнице в холл.
- Ага, - сказал хозяин, поднимаясь. - Кто-то пожаловал.
Инспектор тоже поднялся, и они последовали за Лелем.
Собака стояла перед парадной дверью и вела себя как-то странно. Она была явно испугана - хвост поджат, голова опущена, шерсть на загривке поднялась дыбом. Из-за двери доносились непонятные скребущие и скулящие звуки.
Хозяин с инспектором переглянулись, потом хозяин протянул руку и отодвинул засов. Дверь отворилась, и к их ногам сползло облепленное снегом тело. Хозяин и инспектор бросились к нему, втащили его в холл и перевернули на спину. Облепленный снегом человек застонал и вытянулся. Глаза его были закрыты, длинный нос побелел. Одет он был явно не по сезону: кургузый пиджачок, брюки дудочками, модельные туфли.
- Слушайте, - сказал инспектор. - Он попал под обвал…
- В душевую! - скомандовал хозяин. - Берите его под мышки…
В душевой они положили незнакомца на топчан, и хозяин торопливо принялся его раздевать.
- А ведь это, наверное, приятель Хинкуса, - сказал инспектор. - Ну, тот, которому он давал телеграмму…
- Возможно, - отрывисто сказал хозяин.
- Пойду приведу Хинкуса, - сказал инспектор. Он выскочил из душевой, взбежал на второй этаж и бросился к чердачной лестнице.
Хинкус сидел в прежней позе, нахохлившись, уйдя головой в воротник, сунув руки в рукава.
- Хинкус! - гаркнул инспектор.
Хинкус не шевелился, и тогда инспектор подскочил к нему, схватил за плечо, потряс. Хинкус вдруг как-то странно осел и повалился набок.
- Хинкус! - растерянно воскликнул инспектор, непроизвольно подхватывая его. Шуба раскрылась, из нее вывалилось несколько комьев снега, упала меховая шапка - Хинкуса не было, было снежное чучело, облаченное в шубу Хинкуса.
Инспектор схватил горсть снега, яростно растер лицо и огляделся. На крыше было много следов - то ли здесь боролись, то ли собирали снег для чучела. В двух метрах от тропинки из снега торчало что-то черное. Инспектор наклонился, протянул руку и с усилием поднял тяжелый железный швеллер - обрезок рельса, странно скрученный, словно завязанный узлом. Неподалеку, припорошенная снегом, лежала груда таких швеллеров, только прямых. Инспектор оглядел долину. Яркая маленькая луна висела прямо над головой, долина была пуста и чиста, темная полоса дороги уходила на север, теряясь в голубой дымке.
Инспектор бросил гнутое железо, повернулся и медленно направился вниз. В душевой уже никого не было. Посредине холла стояла с обалделым видом сонная Кайса в ночной рубашке, держа охапку мокрой, смятой одежды незнакомца. Инспектор отобрал у нее одежду и вывернул карманы. В карманах не оказалось ничего: ни денег, ни документов, ни сигарет, ни носового платка - ничего.
* * *
Незнакомец уже лежал в постели, закутанный одеялом до подбородка. Хозяин поил его с ложечки чем-то горячим и приговаривал:
- Надо, сударь, надо… Пропотеть надо хорошенько.
Один глаз у незнакомца был болезненно сощурен, другой и вовсе закрыт. Он слабо постанывал при каждом вздохе.
- Вы один? - спросил его инспектор. - Кто-нибудь еще остался в машине?.. Или вы ехали один?..
Незнакомец приоткрыл рот, подышал немного и снова закрыл рот.
- Слаб, - сказал хозяин. - У него все тело, как тряпка.
- Вы - друг Хинкуса? - раздельно спросил инспектор.
И тут незнакомец заговорил.
- Олаф… - сказал он без выражения. - Олаф Анд-ва-рафорс… Позовите…
- Ага… - сказал хозяин и поставил кружку с питьем на стол.
Хозяин торопливо вышел, а инспектор сел на его место. Он ничего не понимал.
- Кто-нибудь еще пострадал? - спросил он снова.
- Один… - простонал незнакомец. - Где Олаф Андварафорс?..
- Здесь, здесь, - сказал инспектор. - Сейчас придет.
Незнакомец закрыл глаза и затих. Инспектор откинулся на спинку стула.
Вернулся хозяин. Брови у него были высоко подняты, губы поджаты, в руке он держал связку ключей.
- Странное дело, Петер, - сказал он негромко. - Дверь заперта изнутри, Олаф не отзывается. Пойдем-ка вместе.
- Олаф… - простонал незнакомец. - Где Олаф?..
- Сейчас, сейчас… - сказал ему инспектор, поднимаясь. - Вот что, Алек. Позовите Кайсу - пусть сидит около этого парня, пока мы не вернемся…
Они вышли в коридор.
- Ага, - сказал хозяин, играя бровями. - Вот, значит, как!.. Лель, ко мне!.. Сиди здесь. Сидеть! Никого не впускать, никого не выпускать!
Они поднялись по лестнице, остановились перед дверью Олафа, и инспектор отобрал у хозяина связку ключей. Пока он возился, выталкивая ключ из скважины, в коридоре появился господин Мозес.
- Что происходит, господа? - благодушно осведомился он, затягивая пояс халата. - Почему постояльцам не дают спать?
- Тысяча извинений, господин Мозес, - сказал хозяин. - Но у нас тут происходят кое-какие события, требующие решительных действий.
- Ах, вот как? - произнес Мозес с интересом. - Надеюсь, я не помешаю?
Инспектор наконец расчистил путь для своего ключа, отпер и распахнул дверь. В прихожей на полу лежал человек. Света в номере не было, и видны были только его огромные подошвы.
Инспектор наклонился над ним. Это был Олаф Андварафорс. Он был явно и безнадежно мертв.
Инспектор зажег свет. Олаф лежал ничком, руки его были вытянуты и почти касались небольшого чемодана, лежавшего у стены. Кресло, обычно стоящее в таких номерах у стола, было выдвинуто на середину комнаты. Окно настежь распахнуто, покрывало на кровати смято.
- Боже мой… - прошептал Мозес за спиной инспектора.
- Что с ним? - спросил хозяин.
- Он мертв, - сказал инспектор, - насколько я понимаю, задушен… Оставайтесь в коридоре, - сказал он через плечо, перешагнул через тело, обошел комнату и выглянул в окно.