- В первую очередь. Лишь то знание может существовать, которое освящено божьей благодатью.
- Но если он умеет делать золото?
- Мы найдем золото без чернокнижников, - сказал епископ. - Брат Фридрих и брат Готфрид, следуйте за мной.
16
Внутри шатер был обставлен скромно. На полу поверх рогож лежал ковер, стояли складные, без спинок, ножки крест-накрест, стулья, на деревянном возвышении, свернутые на день, лежали шкуры, высокий светильник с оплывшими свечами поблескивал медью возле высокого сундука, обтянутого железными полосами. На сундуке лежали два пергаментных свитка.
Епископ знаком велел рыцарям садиться. Фридрих фон Кокенгаузен отстегнул пояс с мечом и положил его на пол у ног. Брат Готфрид установил меч между ног и оперся руками в перчатках о его рукоять. Откуда-то выскользнул служка в черной сутане. Он вынес высокий арабский кувшин и три серебряные чарки. Брат Готфрид принял чарку, епископ и Фридрих отказались.
- Ты говоришь, брат Фридрих, - сказал епископ, - что мессир Роман и в самом деле посвящен в секреты магии?
- Я уверен в этом, - сказал брат Фридрих.
- Если мы не убьем его завтра, - сказал брат Готфрид, - он с помощью дьявола может придумать нашу гибель.
- Я помню главное, - сказал Фридрих. - Я всегда помню о благе ордена. А мессир Роман близок к открытию тайны золота.
- Золото дьявола, - сказал мрачно Готфрид фон Гольм.
- Мессир Роман любит власть и славу, - сказал Фридрих. - Что может дать ему князь Вест?
- Почему он оказался здесь? - спросил епископ.
- Он дальний родственник князя, - сказал Фридрих. - Он был рожден от наложницы князя Бориса Полоцкого.
- И хотел бы стать князем?
- Не здесь, - сказал брат Фридрих. - Не в этой деревне.
- Хорошо, что он сжег башню, - сказала Анна. - Иначе бы они не стали об этом говорить.
- Что случилось в Смоленске? - спросил епископ, перебирая в крепких пальцах янтарные четки с большим золотым крестом.
- Тамошний владыка - византиец. Человек недалекий. Он решил, что дела мессира Романа от дьявола. И поднял чернь…
- Ну прямо как наши братья, - улыбнулся вдруг епископ Альберт. Взглянул на Готфрида. Но тот не заметил иронии.
- И кудесника пригрел князь Вест?
- Он живет здесь уже третий год. Он затаился. Он напуган. Ему некуда идти. В Киеве его ждет та же судьба, что и в Смоленске. На западе он вызвал опасное вожделение короля Филиппа и гнев святой церкви. Я думаю, что он многое успел сделать. Свидетельство тому гибель нашей башни.
- Воистину порой затмевается рассудок сильных мира сего, - сказал епископ. - Сила наша в том, что мы можем направить на благо заблуждения чародеев, если мы тверды в своей вере.
- Я полагаю, что вы правы, - сказал брат Фридрих.
- Сохрани нас господь, - сказал тихо брат Готфрид. - Дьявол вездесущ. Я своими руками откручу ему голову.
- Не нам его бояться, - сказал епископ. Не поднимаясь со стула, он протянул руку и взял с сундука желтоватый лист, лежавший под свитками. - Посмотрите, это прислали мне из Замошья неделю назад. Что вы скажете, брат Фридрих?
Рыцарь Готфрид перекрестился, когда епископ протянул лист Фридриху.
- Это написано не от руки, - сказал Фридрих. - И в этом нет чародейства.
- Вы убеждены?
- Мессир Роман вырезает буквы на дереве, а потом прикладывает к доске лист. Это подобно печати. Одной печатью вы можете закрепить сто грамот.
- Великое дело, если обращено на благо церкви, - сказал епископ. - Божье слово можно распространять дешево. Но какая угроза в лапах дьявола!
- Так, - согласился брат Фридрих. - Роман нужен нам.
- Я же повторяю, - сказал брат Готфрид, поднимаясь, - что он должен быть уничтожен вместе со всеми в этом городе.
Его собеседники ничего не ответили. Епископ чуть прикрыл глаза.
- На все божья воля, - сказал он наконец.
Оба рыцаря поднялись и направились к выходу из шатра.
- Кстати, - догнал их вопрос епископа, - чем может для нас обернуться история с польской княжной?
- Спросите брата Готфрида, - сказал Фридрих фон Кокенгаузен. - Это случилось неподалеку от замка Гольм, а летты, которые напали на охрану княжны, по слухам, выполняли его приказ.
- Это только слухи, - сказал Готфрид. - Только слухи. Сейчас же княжна и ее тетка томятся в плену князя Веста. Если мы освободим их, получим за них выкуп от князя Смоленского.
- Вы тоже так думаете, брат Фридрих? - спросил епископ.
- Ни в коем случае, - ответил Фридрих. - Не секрет, что князь Вячко отбил княжну у леттов. Нам не нужен выкуп.
- Я согласен с вами, - сказал епископ. - Позаботьтесь о девице. Как только она попадет к нам, мы тут же отправим ее под охраной в Смоленск. Как спасители. И никаких выкупов.
- Мои люди рисковали, - сказал Готфрид.
- Мы и так не сомневались, что это ваших рук дело, брат мой. Некоторые орденские рыцари полагают, что они всесильны. И это ошибка. Вы хотите, чтобы через месяц смоленская рать стояла под стенами Риги?
17
- Разумеется, Жюль, - сказал Кин, - начинай готовить аппаратуру к переходу. И сообщи домой, что мы готовы. Объект опознан.
Кин вытащил из шара шарик. Пошел к двери.
- Я с вами? - спросила Анна, о которой забыли.
- Пожалуйста, - ответил Кин равнодушно. Он быстро вышел в большую комнату. Там было слишком светло. Мухи крутились над вазочкой с конфетами. В открытое окно вливался ветерок, колыхал занавеску. Анна подошла к окну и выглянула, почти готовая к тому, чтобы увидеть у ручья шатры меченосцев. Но там играли в футбол мальчишки, а далеко у кромки леса, откуда вчера вышло злосчастное стадо, пыхтел маленький трактор.
- Вы сфотографировали епископа? - спросила Анна, глядя на то, как пальцы Кина превращают шарик в пластинку.
- Нет, это первый в Европе типографский оттиск.
Он склонился над столом, читая текст.
- Читайте вслух, - попросила Анна.
- Варварская латынь, - сказал Кин. - Алхимический текст. Спокойнее было напечатать что-нибудь божественное. Зачем дразнить собак?… "Чтобы сделать эликсир мудрецов, возьми, мой брат, философической ртути и накаливай, пока она не превратится в зеленого льва… после этого накаливай сильнее, и она станет львом красным…"
Трактор остановился, из него выпрыгнул тракторист и начал копаться в моторе. Низко пролетел маленький самолетик.
"Кипяти красного льва на песчаной бане в кислом виноградном спирте, выпари получившееся, и ртуть превратится в камедь, которую можно резать ножом. Положи это в замазанную глиной реторту и очисти…"
- Опять ртуть - мать металлов, - сказала Анна.
- Нет, - сказал Кин, - это другое. "…Кимврийские тени покроют твою реторту темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного дракона, который пожирает свой хвост…" Нет, это не ртуть, - повторил Кин. - Скорее это о превращениях свинца. Зеленый лев - окисел свинца, красный лев - сурик… камедь - уксусно-свинцовая соль… Да, пожалуй, так.
- Вы сами могли бы работать алхимиком, - ответила Анна.
- Да, мне пришлось прочесть немало абракадабры. Но в ней порой сверкали такие находки! Правда, эмпирические…
- Вы сейчас пойдете туда?
- Вечером. Я там должен быть как можно меньше.
- Но если вас узнают, решат, что вы шпион.
- Сейчас в крепости много людей из ближайших селений, скрывшихся там. Есть и другие варианты.
Кин оставил пластинку на столе и вернулся в прихожую, где стоял сундук с одеждой. Он вытащил оттуда сапоги, серую рубаху с тонкой вышивкой у ворота, потом спросил у Жюля:
- Ну что? Когда дадут энергию?
- После семнадцати.
18
- Знаете, - сказал Кин вечером, когда подготовка к переходу закончилась. - Давай взглянем на город еще раз, время есть. Если узнаем, где он скрывает свою лабораторию, сможем упростить версию.
Шар завис над скопищем соломенных крыш.
- Ну-с, - сказал Кин, - где скрывается наш алхимик?
- Надо начинать с терема, - сказал Жюль.
- С терема? А почему бы не с терема? - Кин повел шар над улицей к центру города, к собору. Улица была оживлена, в лавках - все наружу, так малы, что вдвоем не развернешься, - торговали одеждой, железным и глиняным товаром, люди смотрели, но не покупали. Народ толпился лишь у низенькой двери, из которой рыжий мужик выносил ковриги хлеба. Видно, голода в городе не было - осада началась недавно. Несколько ратников волокли к городской стене большой медный котел, за ними шел дед в высоком шлеме, сгорбившись под вязанкой дров. Всадник на вороном жеребце взмахнул нагайкой, пробиваясь сквозь толпу, из-под брюха коня ловко выскочил карлик - княжеский шут, ощерился и прижался к забору, погрозил беспалым кулаком наезднику и тут же втиснулся в лавку, набитую горшками и мисками.
Кин быстро проскочил шаром по верхним комнатам терема - словно всех вымело метлой, лишь какие-то приживалки, сонные служки, служанка с лоханью, старуха с клюкой… запустение, тишь…
- Эвакуировались они, что ли? - спросил Жюль, оторвавшись на мгновение от своего пульта, который сдержанно подмигивал, урчал, жужжал, словно Жюль вел космический корабль.
- Вы к звездам летаете? - спросила Анна.
- Странно, - не обратил внимания на вопрос Кин.
В небольшой угловой комнате, выглядевшей так, словно сюда в спешке кидали вещи - сундуки и короба транзитных пассажиров, удалось наконец отыскать знакомых. Пожилая дама сидела на невысоком деревянном стуле с высокой прямой спинкой, накрыв ноги медвежьей шкурой. Готическая красавица в закрытом, опушенном беличьим мехом, малиновом платье стояла у небольшого окошка, глядя на церковь.
Пожилая дама говорила что-то, и Жюль провел пальцами над пультом, настраивая звук. Кин спросил:
- Какой язык?
- Старопольский, - сказал Жюль.
- Горе, горе, за грехи наши наказание, - говорила, смежив веки, пожилая дама. - Горе, горе…
- Перестаньте, тетя, - отозвалась от окна девушка.
Накрашенное лицо пожилой женщины было неподвижно.
- Говорил же твой отец - подождем до осени. Как же так, как же так меня, старую, в мыслях покалечило. Оставил меня господь своей мудростью… И где наша дружина и верные слуги… тошно, тошно…
- Могло быть хуже. - Девушка дотронулась длинными пальцами до стоявшей рядом расписной прялки, задумчиво потянула за клок шерсти. - Могло быть хуже…
- Ты о чем думаешь? - спросила старуха, не открывая глаз. - Смутил он тебя, рыжий черт. Грех у тебя на уме.
- Он князь, он храбрый витязь, - сказала девушка. - Да и нет греха в моих мыслях.
- Грешишь, грешишь… Даст бог, доберусь до Смоленска, умолю брата, чтобы наказал он разбойников. Сколько лет я дома не была…
- Скоро служба кончится? - спросила девушка. - У русских такие длинные службы.
- Наш обряд византийский, торжественный, - сказала старуха. - Я вот сменила веру, а порой мучаюсь. А ты выйдешь за князя, перейдешь в настоящую веру, мои грехи замаливать…
- Ах, пустой разговор, тетя. Вы, русские, очень легковерные. Ну кто нас спасать будет, если все думают, что мы у леттов. Возьмут нас меченосцы, город сожгут…
- Не приведи господь, не приведи господь! Страшен будет гнев короля Лешко.
- Нам-то будет все равно.
- Кто эта Магда? - спросила Анна. - Все о ней говорят.
- Вернее всего, родственница, может, или дочь польского короля Лешко Белого. И ехала в Смоленск… Давайте поглядим, не в церкви ли князь?
Перед раскрытыми дверями собора сидели увечные и нищие.
Шар проник сквозь стену собора, и Анне показалось, что она ощущает запах свечей и ладана. Шла служба. Сумеречный свет проникал за спиной священника в расшитой золотом ризе. Его увеличенная тень покачивалась, застилая фрески - суровых чернобородых старцев, глядевших со стен на людей, наполнивших небольшой собор сплошной массой тел.
Роман стоял рядом с князем впереди, они были почти одного роста. Губы чародея чуть шевелились.
- Ворота слабые, - тихо говорил он князю. - Ворота не выдержат. Знаешь?
Князь поморщился:
- На улицах биться будем, в лес уйдем.
- Не уйти. У них на каждого твоего дружинника пять человек. Кольчужных. Ты же знаешь, зачем говоришь?
- Потому что тогда лучше бы и не начинать. Придумай еще чего. Огнем их сожги.
- Не могу. Припас кончился.
- Ты купи.
- Негде. Мне сера нужна. За ней ехать далеко надо.
- Тогда колдуй. Ты чародей.
- Колдовством не поможешь. Не чародей я.
- Если не чародей, чего тебя в Смоленске жгли?
- Завидовали. Попы завидовали. И монахи. Думали, я золото делаю…
Они замолчали, прислушиваясь к священнику. Князь перекрестился, потом бросил взгляд на соседа.
- А что звезды говорят? Выстоим, пока литва придет?
- Боюсь, не дождемся. Орден с приступом тянуть не будет.
- Выстоим, - сказал князь. - Должны выстоять. А ты думай. Тебя первого вздернут. Или надеешься на старую дружбу?
- Нет у меня с ними дружбы.
- Значит, вздернут. И еще скажу. Ты на польскую княжну глаз не пяль. Не по тебе товар.
- Я княжеского рода, брат.
- А она королевской крови.
- Я свое место знаю, брат, - сказал Роман.
- Хитришь. Да бог с тобой. Только не вздумай бежать. И чародейство не поможет. Ятвягов за тобой пошлю.
- Не грози, - сказал Роман. - Мне идти пора.
- Ты куда? Поп не кончил.
- Акиплешу на торг посылал. Ждет он меня. Работать надо.
- Ну иди, только незаметно.
Роман повернулся и стал осторожно проталкиваться назад. Князь поглядел вслед. Он улыбнулся, но улыбка была недоброй.
Кин вывел шар из собора к паперти, где, дожидаясь конца службы, дрожали под сумрачным мокрым небом калеки и нищие. Роман быстро вышел из приоткрытой двери. Посмотрел через площадь. Там ковылял, прижимая к груди глиняную миску и розовый обожженный горшок, шут.
- Тебя за смертью посылать, - сказал Роман, сбегая на площадь.
- Не бей меня, дяденька, - заверещал шут, скалясь. Зашевелились нищие, глядя на него. - Гости позакрывали лавки, врага ждут, придет немец, снова торговать начнут. Что гостю? Мы на виселицу, а он - веселиться.
Роман прошел через площадь. Шут за ним, прихрамывая, горбясь. Они миновали колодец, коновязь, завернули в узкий, двоим не разойтись, закоулок. В конце его, у вала, в заборе была низкая калитка. Роман ударил три раза кулаком. Открылось потайное окошко, медленно растворилась низкая дверь. Там стоял стражник в короткой кольчуге и кожаной шапке. Он отступил в сторону, пропуская Романа. Тесный двор, заросший травой, несколько каменных глыб, окружавших выжженное углубление в земле… Роман по деревянным мосткам пересек двор, поднялся на крыльцо невысокого приземистого бревенчатого дома на каменном фундаменте. Кольцо двери было вставлено в медную морду льва. Где же Анна такую ручку видела? Да, в коробке - музее деда Геннадия.
В горнице Роман сбросил плащ на руки подбежавшему красивому чернобровому отроку.
- Ты чего ждешь? - спросил он шута.
Шут поставил на пол миску, взялся за скобу в полу, потянул на себя крышку люка - обнаружился ход в подвал. Роман опустился первым. За ним шут и чернобровый отрок.
Обширный подпол освещался из окошек под самым потолком. На полках стояли горящие плошки с жиром. Огоньки отражались от стеклянных реторт, банок мутного, грубого стекла, от глиняных мисок, медных сосудов, соединенных металлическими и стеклянными трубками. Горел огонь в низкой с большим зевом печи, возле нее стоял обнаженный по пояс жилистый мужчина в кожаном фартуке. Он обернулся к вошедшим.
- Остужай понемногу, - сказал Роман, заглянув в печь.
Шут заглянул в печь из-под локтя чародея и сказал:
- Давно пора студить.
- Знаем, - сказал мужчина. У него были длинные висячие усы, черные, близко посаженные глаза. Редкие волосы падали на лоб, и он все время отводил их за уши.
- Скоро орден на приступ пойдет, - сказал Роман.
- Остудить не успеем, - ответил тот. - А жалко.
- Студи, - сказал Роман, - неизвестно, как судьба повернется. А у меня нет сил в который раз все собирать и строить.
- А ты, дяденька, епископу в ноги поклонись, - сказал шут. - Обещай судьбу узнать, золота достать. Он и пожалеет.
- Глупости и скудоумие, - сказал Роман.
- По-моему, что скудоумие, что многоумие - все нелепица, - сказал шут. Подошел к длинному в подпалинах и пятнах столу, налил из одной склянки в другую - пошел едкий дым. Роман отмахнулся, морщась. Жилистый мужик отступил к печи.
- Ты чего? - возмутился Роман. - Отравить нас хочешь?
- А может, так и надо? Ты девицу полюбил, а тебе не положено, я склянку вылил, а мне не положено, князь епископу перечит, а ему не положено. Вот бы нас всех и отправить на тот свет.
- Молчи, дурак, - сказал Роман устало, - лучше бы приворотного зелья накапал, чем бездельничать.
- Нет! - воскликнул шут, подбегая к столу и запрокидывая голову, чтобы поближе поглядеть на Романа. - Не пойму тебя, дяденька, и умный ты у нас, и способный, и славный на всю Европу - на что тебе княжна? Наше дело ясное - город беречь, золото добывать, место знать.
- Молчи, смерд, - сказал Роман. - Мое место среди королей и князей. И по роду, и по власти. И по уму!
Отрок глядел на Романа влюбленными глазами неофита.
- Сделанное, передуманное не могу бросить. Во мне великие тайны хранятся - недосказанные, неоконченные. - Роман широким жестом обвел подвал.
- Значит, так, - сказал шут, подпрыгнув, посмеиваясь, размахивая склянкой, бесстыжий и наглый, - значит, ты от девицы отказываешься, дяденька, ради этих банок-склянок? Будем дома сидеть, банки беречь. Пока ландмейстер с мечом не придет.
- Но как все сохранить? - прошептал Роман, уперев кулак в стол. - Скажи, как спасти? Как отсрочку получить?
- Не выйдет, дяденька. Один осел хотел из двух кормушек жрать, как эллины говорили, да с голоду помер.
Роман достал с полки склянку.
- Ты все помнишь?
- Если девице дать выпить три капли, на край света пойдет. Дай, сам отопью. Романа полюблю, ноги ему целовать буду, замуж за него пойду…
Отрок хихикнул и тут же смешался под взглядом Романа.
- Хватит, бесовское отродье! - взорвался чародей. - Забыл, что я тебя из гнилой ямы выкупил?
- Помню, дяденька, - сказал шут. - Ой как помню!
- Все-таки он похож на обезьяну, - сказала Анна. - На злую обезьяну. В нем есть что-то предательское.
- Боярин, - сказал жилистый мужчина, - а что с огненным горшком делать?
- Это сейчас не нужно, Мажей, - сказал Роман.
- Ты сказал, что и меня пошлешь, - сказал Мажей. - Божии дворяне весь мой род вырезали. Не могу забыть. Ты обещал.
- Господи! - Роман сел на лавку, ударился локтями о стол, схватил голову руками. - Пустяки это все, суета сует!
- Господин, - сказал Мажей с тупой настойчивостью, - ты обещал мне. Я пойду и убью епископа.