Сверху мелькнул аркан - за секунду шут успел достать и метнуть его так, что веревка охватила плечи Кина в полуметре от пола подвала и остановила падение. Затем безжизненное тело опустилось на пол, и, подняв шар, Жюль увидел над люком шута с арканом в одной руке, с дубиной - в другой.
Роман и отрок отшатнулись от люка, замерли.
Роман первым сообразил, в чем дело.
- Кто? - спросил он.
- Он мне с самого начала не показался - нету нас такого в стражниках. У меня знаешь какая память на лица. Подслушивал. Думаю, епископский лазутчик.
Глаза Кина были закрыты.
- Ты его не убил? - спросил Роман.
- У нас, литовцев, головы железные, - сказал шут.
- Что же делать? - сказала Анна. - Они его убьют. Ну сделай что-нибудь, Жюль, миленький! Вытащи его обратно.
- Без его помощи не могу.
- Так придумай.
- Да погоди ты! - огрызнулся Жюль. - Ты думаешь, он на прогулку пошел? Выпутается. Обязательно выпутается. Ничего…
- Надо с ним поговорить, - сказал Роман.
- Только возьми у него… это.
Шут нагнулся, выхватил у Кина меч, арканом стянул ему руки.
В этот момент в люке показалось лицо другого стражника.
- А, Йовайла, - сказал шут. - Ты этого земляка не знаешь?
- Нет, - сказал тот быстро. - За воротами князь.
- Этого еще не хватало, - сказал Роман. - Акиплеша, убери, быстро, быстро, ну! Глузд, помоги ему!
Они оттащили Кина в сторону, в тень, Роман насыпал сверху ворох тряпья… Сцена была зловещей - тени метались по стенам, сплетались, будто дрались между собой.
Князь быстро спускался вниз, ступени прогибались, за ним - в двух шагах - ятвяг, в черной куртке и красном колпаке.
Князь был в кольчуге, короткий плащ промок, прилип к спине, рыжие волосы взъерошились. Князь был зол.
- Орден на приступ собрался, лестницы волокут… Как держаться, ворота слабые, людей мало. Ты чего здесь таишься?
- Какая от меня польза на стене? Я здесь нужнее.
- Ты думай. Нам бы до завтра продержаться. Роман, почему на башнях огненной воды нет?
- Кончилась, княже.
- Чтобы была! Не отстоим город - первым помрешь.
- Князь, я твоего рода, не говори так. Я все делаю…
- Не знаю, никому не верю. Как плохо - никого нет. Где Владимир Полоцкий? Где Владимир Смоленский, где Мстислав Удалой? Владимир Псковский? Где рати? Где вся Русь?
- Я приду на стену, брат, - примирительно сказал Роман.
- Тут у тебя столько зелья заготовлено.
- Это чтобы золото делать.
- Мне сейчас золото не нужно - ты мне самородок дашь, я его на голову епископу брошу. Ты мне огонь дай, огонь!
- Я приду на стену, брат.
Кин пошевелился под тряпьем, видно, застонал, потому что князь метнулся к куче тряпья, разгреб ее. Кин был без сознания.
- Кто? Почему литовца связал?
- Чужой человек, - сказал Роман. - В доме у меня был. Не знаю - может, орденский лазутчик.
- Убей его! - Князь вытащил меч.
Анна прижала ладони к глазам.
- Нет, - услышала она голос Романа. - Я его допросить должен. Иди, князь, я приду. Сделаем огонь - придем.
- Ятвяг, - сказал князь, - останешься здесь.
- Лишнее, князь, - сказал Роман.
- Сейчас я никому не верю. Понял? Тебе не верю тоже. - Князь опустил рукоять меча. - Нам бы до завтра продержаться.
Князь, не оборачиваясь, быстро поднялся по лестнице. Остановился, заглянув в подвал сверху. И ему видны были темные тени, неровно освещенные желтым светом лица, блеск реторт и трубок. Князь перекрестился, потолок над головами чародея и его помощников заколебался, вздрогнул от быстрых тяжелых шагов уходившего князя Вячко.
- Вся литовская рать не спасет его, - тихо сказал Роман.
Он сделал шаг к Кину, посмотрел внимательно на его лицо.
Ятвяг за его спиной тоже смотрел на Кина холодно и бесстрастно - для него смерть и жизнь были лишь моментами в бесконечном чередовании бытия и небытия.
- Дай чего-нибудь ятвягу, опои его, - сказал Роман.
- Он заговорил по-латыни, - заметил Жюль.
- Не все ли равно! - воскликнула Анна.
Ятвяг отступил на шаг, он был настороже.
- Не будет он пить, - сказал шут. - Он верный пес.
Кин открыл глаза. Помотал головой, поморщился от боли.
- Ничего, - сказал Жюль. - Мы не с такими справлялись.
- Пистолет бы ему.
- Он не имеет права никому причинять вреда.
- Даже если это грозит ему смертью?
- Мы готовы к этому, - сказал Жюль.
- Ты кто? - спросил Роман, склоняясь к Кину.
Кин молчал, глядел на Романа.
- Он не понимает по-немецки, - сообщил шут.
- Без тебя, дурак, вижу, наверное, притворяется.
- Так убей его, и дело с концом, - сказал шут.
- А вдруг его прислал епископ?
- Другого пришлет, - сказал шут. - С языком.
- Подлец, - сказала Анна сквозь зубы.
- Спроси его по-литовски, - сказал Роман.
- Ты что здесь делаешь? - спросил шут.
- Я пришел из Тракая, - сказал Кин. - Я своих увидел.
- Врешь, - сказал шут.
- Что он говорит?
- Врет, - сказал шут. - Убить его надо, и дело с концом.
Кин постарался приподняться.
Ятвяг мягким кошачьим движением выхватил саблю.
- Погодите, - сказал Кин. - Мессир Роман, у меня к вам важное дело.
- Он знает латынь? - вырвалось у Романа.
- Боярин, - сказал отрок, - время истекает.
- Время? - повторил ятвяг. - Князь ждет. Идите на башню.
- Сейчас, - сказал Роман. - Ты говоришь, что знаешь меня?
- Я принес вести из Бремена, - сказал Кин. - Я не могу сказать сейчас. Я скажу наедине. Развяжите меня.
- Нет, - сказал Роман. - Даже если ты не врешь, ты останешься здесь. Я не верю тебе.
- Время истекает, - сказал отрок.
- О чем он все время говорит? - спросил шут.
- Он должен встретиться с одним человеком.
Ятвяг положил на левую ладонь лезвие сабли, словно любуясь ее тусклым блеском.
- Князь сказал, - повторил он, - пора идти.
- С тобой пойдет Акиплеша, - сказал Роман. - Он все знает.
- Князь сказал, - повторил ятвяг, и в словах его была угроза.
Анна увидела, что Роман сделал какой-то знак отроку и тот, чуть заметно кивнув, двинулся вдоль стены в полутьме. Кин лежал с открытыми глазами. Внимательно следил за людьми в подвале. Чуть пошевелил плечами.
- Он снимет веревки, - прошептал Жюль, будто боялся, что его услышат, - главное - снять веревки.
Ятвяг также внимательно следил за тем, что происходит вокруг, словно предчувствовал неладное.
- Цезарь, - сказал шут, - не бери греха на душу.
- Ты никогда не станешь великим человеком, - ответил Роман, делая шаг к столу, чтобы отвлечь внимание ятвяга, - наше время не терпит добрых. Ставка слишком велика. Ставка - жизнь и великая магия. Ты! - крикнул он неожиданно ятвягу. И замахнулся кулаком. Ятвяг непроизвольно вскинул саблю.
И в этот момент блеснул нож - коротко, смутно, отразившись в ретортах. И ятвяг сразу выпустил саблю, бессмысленно и безнадежно стараясь увидеть источник боли, достать закинутыми за спину руками вонзившийся в спину нож… и, сдвинув тяжелый стол, упал на бок. Реторта с темной жидкостью вздрогнула, и Роман метнулся к столу и подхватил ее.
- Как я испугался… - сказал он.
Шут смотрел на ятвяга.
- Плохо вышло, - сказал шут. - Ой как плохо вышло…
- Скажем князю, что он ушел. Вытащи его наверх - и за сарай. Никто ночью не найдет.
- Кровь, - сказал шут. - И это есть знание?
- Ради которого я отдам свою жизнь, а твою - подавно, - сказал Роман. - Тащи, он легкий.
Шут стоял недвижно.
- Слушай, - сказал Роман. - Я виноват, я тебя всю жизнь другому учил… Я тебя учил, что жизнь можно сделать хорошей… но нельзя не бороться. За науку бороться надо, за счастье… Иди, мой раб. У нас уже нет выхода. И грех останется на мне.
Шут нагнулся и взял ятвяга за плечи. Голова упала назад - рот приоткрылся в гримасе.
Шут поволок его к лестнице. Отрок подхватил ноги убитого.
- Я больше не могу, - сказала Анна. - Это ужасно.
- Это не конец, - сказал Жюль. Он приблизил шар к лицу Кина, и тот, словно угадав, что его видят, улыбнулся краем губ.
- Вот видишь, - сказал Жюль. - Он справится.
В голосе Жюля не было уверенности.
- А нельзя вызвать помощь? - спросила Анна.
- Нет, - коротко ответил Жюль.
Шут с отроком втащили труп наверх. Роман окликнул отрока:
- Глузд! Вернись.
Отрок сбежал по лестнице вниз.
- Мне не дотащить, - сверху показалось лицо шута.
- Дотащи до выхода, позовешь Йовайлу. Спрячете - тут же иди на стену. Скажешь, что я следом.
Отрок стоял посреди комнаты. Он был бледен.
- Устал, мой мальчик? Тяжела школа чародея?
- Я послушен, учитель, - сказал юноша.
- Тогда иди. Помни, что должен завязать ему глаза.
Отрок открыл потайную дверь и исчез за ней.
Роман поглядел на большие песочные часы, стоявшие на полке у печи. Песок уже весь высыпался. Он пожал плечами, перевернул часы и смотрел, как песок сыплется тонкой струйкой.
- Второй час полуночи, - сказал Кин. - Скоро начнет светать. Ночи короткие.
- Да? - Роман словно вспомнил, что не один в подвале. - Ты для меня загадка, литовец. Или не литовец? Лив? Эст?
- Разве это важно, чародей? - спросил Кин. - Я ученик Бертольда фон Гоца. Ты слышал это имя?
- Я слышал это имя, - сказал Роман. - Но ты забыл, что Бертольд уже два года как умер.
- Это пустой слух.
Дверь качнулась, отворилась, и из подземного хода появился отрок, ведя за руку высокого человека в монашеском одеянии, с капюшоном, надвинутым на лоб, и с темной повязкой на глазах.
- Можете снять повязку, - сказал Роман. - У нас мало времени.
Монах снял повязку и передал отроку.
- Я подчинился условиям, - сказал он. - Я тоже рискую жизнью.
Анна узнала ландмейстера Фридриха фон Кокенгаузена. Рыцарь подошел к столу и сел, положив на стол железную руку.
- Как рука? - спросил Роман.
- Я благодарен тебе, - сказал Фридрих. - Я могу держать ею щит. - Он повернул рычажок на тыльной стороне железной ладони. Пальцы сжались, словно охватили копье. - Спасибо. Епископ выбрал меня, потому что мы с тобой давнишние друзья, - сказал Фридрих. - И ты доверяешь мне. Расскажи, почему ты хотел нас видеть?
- Вы нашли литовца, который украл у меня огненную смесь?
- Да, - коротко сказал Фридрих. - В горшке твое зелье?
- Оно может разорвать на куски сто человек, - сказал Роман.
Жюль опять повернул шар, и Анна увидела, как Кин медленно движет рукой, освобождая ее.
- А это кто? - Рыцарь вдруг резко обернулся к Кину.
- Я тебя хотел спросить, - сказал Роман. - Он сказал, что он ученик Бертольда фон Гоца.
- Это ложь, - сказал рыцарь. - Я был у Бертольда перед его смертью. Нас, людей, причастных к великой тайне магии и превращения элементов, так мало на свете. Я знаю его учеников… Он лжет. Кстати, сейчас он освободит руку.
- Черт! - выругался Жюль. - Как он заметил?
Роман с отроком тут же бросились к Кину.
- Ты прав, брат, - сказал он Фридриху. - Спасибо тебе.
Кин был неподвижен.
- Это первый человек, который развязал узел моего шута.
- И поэтому его надо убить, - сказал рыцарь.
Роман подхватил из-под стола толстую веревку и надежно скрутил руки Кина.
- Погоди, - сказал Роман. - Он говорит по-латыни не хуже нас с тобой и знает Бертольда. Скоро вернется мой шут и допросит его. Он допросит его как надо, огнем.
- Как хочешь, - сказал рыцарь. - Я слышал, что ты близок к открытию тайны золота.
- Да, - сказал Роман. - Я близок. Но это долгая работа. Это будет не сегодня. Я беспокоюсь за судьбу этого деяния.
- Только ли деяния?
- И меня. И моих помощников.
- Чем мы тебе можем быть полезны?
- Ты знаешь чем - ты мой старый знакомый. Ты потерял руку, когда в твоем замке взорвалась реторта, хоть и говоришь, что это случилось в битве с сарацинами.
- Допустим, - сказал рыцарь.
- Мне главное - сохранить все это. Чтобы работать дальше.
- Похвально. Но если наши пойдут завтра на штурм, как я могу обещать тебе безопасность?
- И не только мне, брат, - сказал Роман. - Ты знаешь, у нас живет польская княжна?
Шар опять приблизился к Кину. Губы Кина шевельнулись:
- Плохо дело. Думай, Жюль…
Жюль кивнул, словно Кин мог увидеть его. И обернулся к Анне - может, искал сочувствия?
- Если ты уйдешь, я не справлюсь с машиной? - спросила Анна.
- Нет, моя девочка, - сказал Жюль тихо. - Тебе не вытянуть нас.
Роман и рыцарь подняли глаза.
- Кто-то идет, - сказал Роман отроку. - Задержи его. Я вернусь.
Рыцарь тяжело поднялся из-за стола и опустил капюшон.
- Завязать глаза? - спросил Фридрих.
Роман махнул рукой.
- Я выйду с тобой. Скорей.
Потайная дверь закрылась за рыцарем и Романом.
Шут спустился по лестнице.
- Где хозяин? - спросил он.
- Не знаю, - ответил отрок.
- Убежал к орденским братьям? Нет, он один не убежит. Ему все это нужно… это его золото… Это его власть и слава.
22
Жюль снова увеличил лицо Кина. Кин смотрел на шута.
Анна дернула Жюля за рукав:
- Я похожа на Магду. Ты сам говорил, что я похожа на Магду.
- Какую еще Магду? - В гусарских глазах Жюля была тоска.
- Польскую княжну, Магдалену.
- Ну и что?
- Я пойду туда. Вместо нее.
- Не говори глупостей. Тебя узнают. Мне еще не хватало твоей смерти. К тому же куда мы княжну денем?
- Слушай спокойно. У нас с тобой нет другого выхода. Время движется к рассвету. Кин связан и бессилен.
- Замолчи. И без твоих идей тошно.
- Все очень просто. Ты можешь меня высадить в любом месте?
- Да.
- Тогда высади меня в спальне княжны. Это единственный выход. Сообрази наконец. Если я не проберусь к Кину в ближайшие минуты, он погибнет. Я уж не говорю, что провалится все ваше дело. Кин может погибнуть. И мне это не все равно!
- Ты хочешь сказать, что мне все равно? Ты думаешь, Кин первый? Ты думаешь, никто из нас не погибал?…
В окошко под потолком тянуло влажным холодом - погода в двадцатом веке тоже начала портиться. Брехали собаки. Анна вдруг почувствовала себя вдвое старше Жюля.
- Вопрос не в праве! Веди шар! Будь мужчиной, Жюль! Вы меня уже посвятили в ваши дела…
- Нарушение прошлого может достичь критической точки.
- О чем ты говоришь! Кин лежит связанный.
Жюль несколько секунд сидел неподвижно. Затем резко обернулся, оценивающе посмотрел на Анну.
- Может получиться так, что я не смогу за тобой наблюдать.
- Не теряй времени. Веди шар в терем. Мне же надо переодеться.
- Погоди, может быть…
- Поехали, Жюль, миленький!
Анну охватило жуткое нетерпение - будто ей предстоял прыжок с парашютом и должно быть страшно, но опасение опоздать с прыжком оказывается сильнее страха.
Шар покинул дом Романа и пронесся над крышей. Краем глаза Анна увидела огоньки на стенах, далекое зарево. Впереди был терем.
Шар вошел в терем, потом завис в коридоре, медленно пополз вдоль темных стен. Анна подошла к раме, шагнула было нетерпеливо в нее, потом опомнилась, начала, путаясь в рукавах, стаскивать кофту…
- Все чисто, - сказал Жюль. - Можно…
- Погоди! - крикнула Анна. - Я же не могу там оставлять одежду!
Княжна спала на низком сундуке с жестким подголовником, накрывшись одеялом из шкур. Одинокая плошка горела на столе. По черной слюде окна стекали мутные капли дождя.
Шар быстро обежал комнату, заглянул в углы, остановился перед задней, закрытой дверью…
- Учти, что там спит ее тетка, - сказал Жюль. Потом другим голосом - изгнав сомнения, приняв решение: - Ладно. Теперь слушай внимательно. Момент переноса не терпит ошибок.
Жюль поднялся, достал из пульта плоскую облатку в сантиметр диаметром, прижал ее под левым ухом Анны. Облатка была прохладной. Она тихо щелкнула и присосалась к коже.
- Чтобы вернуться, ты должна замкнуть поле. Для этого дотронешься пальцем до этой… присоски. И я тебя вытяну. Будешь там приземляться - чуть подогни ноги, чтобы не было удара.
Польская княжна повернулась во сне, шевельнулись ее губы. Рука упала вниз - согнутые пальцы коснулись пола.
Анна быстро шагнула в раму. И тут же закружилась голова и началось падение - падение в глубь времени, бесконечное и страшное, потому что не за что было уцепиться, некому даже крикнуть, чтобы остановили, удержали, спасли, вернули, и не было голоса, не было верха и низа - была смерть или преддверие ее, в котором крутилась мысль: зачем же ей не сказали? Не предупредили? Зачем ее предали, бросили, оставили, ведь она никому ничего плохого не сделала? Она еще так молода, она не успела пожить… Жалость к себе охватила слезной немощью, болью в сердце, а падение продолжалось - и вдруг прервалось, подхватило внутренности, словно в остановившемся лифте, и Анна поняла, что может открыть глаза…
И твердый пол ударил по ступням.
Анна проглотила слюну.
Только небольшая плошка с плавающим в ней фитилем горела на столе. Рядом стоял стул с прямой высокой деревянной спинкой. Запах плохо выделанных шкур, печного дыма, горелого масла, пота и мускуса ударил плотно в ноздри, уши услышали нервное тяжелое дыхание… Анна поняла, что она в тринадцатом веке.
Сколько прошло времени? Она падала туда час?… Нет, это казалось ей, конечно, казалось, ведь Кин проскочил в прошлое почти мгновенно - ступил в раму и оказался во дворе Романа. А вдруг машина испортилась и потому ее путешествие было в самом деле длинным?… Нет, на низком сундуке спит польская княжна, рука чуть касается пола.
"Раз-два-три-четыре-пять", - считала про себя Анна, чтобы мысли вернулись на место. Жюль сейчас видит ее в шаре. Где же шар? Должен быть чуть повыше, перед лицом, и Анна посмотрела туда, где должен быть шар, и улыбнулась Жюлю - ему сейчас хуже всех. Он один. Ах ты, гусар из двадцать седьмого века, тебе, наверно, влетит за то, что послушался ископаемую девчонку…
Теперь надо действовать. И очень быстро. В любой момент может начаться штурм города - Анна поглядела в небольшое забранное слюдой окошко, и ей показалось, что в черноте ночи она угадывает появление рассветной синевы.
Платье Магдалены лежало на табурете рядом с сундуком, невысокие сапожки без каблуков валялись рядом.
Анна шагнула к постели. И замерла, прислушиваясь. Терем был полон ночными звуками - скрипом половиц, шуршанием мышей на чердаке, отдаленным звоном оружия, окриком часового у крыльца, шепотом шаркающих шагов… Княжна забормотала во сне. Было душно. В тринадцатом веке не любили открывать окон.