– Какая-то она загадочная и…старая. Чувствуется нечто такое, необычное и странное… Ой! – испуганно отшатнулась в сторону. – Слышите? Там же стучится кто-то…
– Тук-тук-тук! – чуть слышно оповестила дверь. – Тук-тук!
– Может, это азбука Морзе? – предположил Никоненко. – Ну-ка, послушаем… Нет, самый обычный и беспорядочный стук. Чтобы это такое могло быть? Давайте-ка я – чисто на всякий случай – измерю уровень радиации. Вдруг – что?
"Это, наверное, говорящий ворон Ваня балуется со скуки", – неуклюже пошутил внутренний голос. – "Одиноко ему там, пернатому пленнику, соскучился, видимо, по живому общению, бедняга…".
Вскоре Лёха доложил:
– Радиационный фон в норме. Вернее, незначительно превышает естественный уровень.
– Следуем дальше, господа и дамы! – решил Артём. – Нам сейчас не до всяких загадок и ребусов. Первым делом, надо доставить на "Лесную" сыворотку от бешенства. Всякие глупости мы отложим на потом.
– Можно, я пойду первой? – попросила Татьяна. – Ну, пожалуйста! Чем я хуже всех прочих?
– Ты – лучше всех! Иди, коль хочется…
Когда до "Площади Мужества" оставалось метров шестьсот-семьсот, Таня, шагавшая первой, неожиданно споткнулась и, с трудом удержав равновесие, чертыхнулась:
– Вот же, придумщики чёртовы! Тонкую проволоку зачем-то натянули над рельсами! Так же и упасть – физиономией на шпалы – недолго. Шутники хреновы…
"Гранатная растяжка?", – запаниковал внутренний голос.
Словно бы отвечая на этот неприятный вопрос, вдали тоненько завыла-заверещала сирена.
– Снять шлемы! Надеть противогазы! – скомандовал (сугубо по наитию) Артём. – Быстрее!
Через три-четыре минуты кожа рук ощутила льдисто-холодный поток воздуха.
"Не воздуха, а экспериментального усыпляющего газа Эн-09/15", – поправил занудный внутренний голос. – "Все вещи надо называть своими именами!".
Выждав положенное время, Артём снял противогаз, аккуратно сложил его в наплечную сумку-планшет и объявил:
– Отбой – газовой тревоги! Снимайте противогазы, дорогие товарищи! Надевайте шлемы…
– Как ты догадался, командир? – спросил-восхитился Лёха. – Ну, про то, что нас будут усыплять?
– Потому и догадался, что командир. Мне это полагается – по высокой и ответственной должности… Тихо! Слышите?
– Очень похоже, что нам навстречу едет какое-то транспортное средство, – предположила Татьяна. – Возможно, мотодрезина. Вон, кстати, технологическая боковушка. Спрячемся?
– В обязательном порядке. Ходу, соратники! Кстати, а почему мы не пользуемся дрезинами, а ходим по туннелям сугубо пешком, как необразованные дурики? Для тренировки икроножных мышц?
– Руки, просто-напросто, ещё не дошли, – на ходу пояснил Никоненко. – В технологических тупичках стоят две мотодрезины. Только они – ещё с мирных времён – законсервированы. То есть, надо моторы заново настраивать, карбюраторы продувать, масло заливать, ну, и прочее… На это требуется куча времени. А где его взять – в этой беспрерывной суматохе? Ладно – по возвращению – я лично озабочусь данным вопросом… Хотя, какой в этом смысл? Обе дрезины расположены за платформой – со стороны "Выборгской". А туда, судя по последним событиям, нам путь заказан. Разве что, наведаться с лихим воинским рейдом? А к "Площади Мужества" нам не проехать из-за стоящих на "Лесной" электричек…
Мотодрезина с включённым мощным фонарём проехала мимо "боковушки" и тут же остановилась.
– Ничего не понимаю! – пожаловался недовольный скрипучий голос. – Куда же они подевались?
– Кто – они? – спросил второй человек.
– А, хрен его знает! Может, голые бабушки, может, кто-то другой.…Но, ведь, кто-то оборвал сигнальную проволоку, а?
– Мы здесь, в боковом коридоре! – громко объявил Артём. – Только, прошу, не надо сразу же швыряться гранатами!
– Почему это – не надо? – въедливо поинтересовался скрипучий голос. – У вас, что же, имеется депутатская неприкосновенность? Или же – дипломатическая?
– Мы, собственно, свои, "грушные"…
– Свои по бункерам сидят, а не шляются по подземным туннелям… Кто такие? Доложите по установленной форме!
– Майор Белов! Помощник военного коменданта станции "Лесная"! Направляюсь на станцию "Площадь Мужества"…
– Наглые и беспардонные враки! – невежливо перебил скрипучий голос. – В спецкоманде "Лесной" не числится майоров Беловых. А у подполковника Мельникова не было никаких заместителей. Капитана Горнова не успели – до известных событий – утвердить в этой должности.
– Я – капитан Алексей Никоненко! – подключился Лёха.
– Снова врёте! Алексей Никоненко – по моим сведениям – является старшим лейтенантом. Извините, но придётся, всё же, вас уничтожить. Я мыслю, что с помощью мощного огнемёта. Гранаты – в данном случае – не подходят. Ничего личного, лишь строгие инструкции…
– Здравствуйте, милый Николай Николаевич! – звонко и радостно прокричала Таня. – А вы совсем не изменились! Всё такой же ворчун и зануда…
– Кто это говорит? – насторожился скрипучий голос.
– Татьяна Сергеевна Белова.
– Извините, но не имею чести быть знакомым…
– Я Белова – по мужу. А девичья фамилия у меня – Громова… Мы с вами прошлой весной встречались на даче у моего дяди, генерал-лейтенанта Громова Виталия Павловича. Я вас тогда пять раз подряд обыграла в настольный теннис. А потом рассердилась и накричала – потому, что вы, по моему мнению, пошло поддавались… Помните?
– Танечка? Какими судьбами?
– Так мы можем безбоязненно выходить? Я уже и шлем-маску сняла – для однозначного опознания своей личности…
– Конечно, конечно! Капитан Орлов, направь фонарь на боковушку! О, вам очень идёт наше обмундирование! Виталий Павлович может гордиться такой симпатичной племянницей!
– Спасибо! Вы тоже смотритесь очень, м-м-м, импозантно…
Музыка был облачён в чёрную форму морской пехоты, верхние пуговицы бушлата были легкомысленно расстегнуты, выставляя на всеобщее обозрение классический полосатый тельник, а на голове бравого вояки красовался старенький чёрный берет, лихо заломленный набок.
– Вот, решил вспомнить молодость, – засмущался подполковник. – Понимаю, что это грубейшее нарушение Устава… Танечка, вы только, пожалуйста, не рассказывайте Виталию Павловичу про данный эпизод! С кем не бывает… Вы здесь, э-э-э…
– Угадали, Николай Николаевич, – Татьяна многозначительно и загадочно прищурилась. – Секретное задание. Но, сами понимаете, не могу разглашать деталей…
– Понимаю, Татьяна Сергеевна, всё понимаю! А на нашу "Площадь Мужества" вы направляетесь, так сказать, с плановой инспекцией? С негласной и неформальной, так сказать?
– Можно и так интерпретировать… Предлагаю поговорить об этом – более подробно – уже на станции. Здесь, извините, как-то неуютно. И этот яркий свет в глаза…
– Конечно, конечно! Орлов, заводи мотор! Забирайтесь, товарищи на дрезину. Вот, здесь имеется специальная лесенка.
– Николай Николаевич, давно ли вы натянули сигнальную проволоку? – поинтересовался Артём, осторожно присаживаясь на скамейку, вытянувшуюся вдоль дрезины. – И с какой, собственно, целью?
– Вчера натянули, – с явной неохотой ответил Музыка. – После того, как к нам на станцию заявилась целая толпа сумасшедших голых старушенций. Ужасные создания, доложу я вам. Ужасные! Беспокойные, голодные, вшивые, грязные, на людей бросались, даже, пытались покусать. Вот, я и решил пресекать – все дальнейшие теоретически-возможные неприятности и казусы – ещё на подходе к станции…
Громко затарахтел мотор, и разговор пришлось временно прервать.
Дрезина остановилась у края платформы, скупо освещённой аварийными красными лампами, капитан Орлов заглушил двигатель.
– Заступайте на патрулирование! – строго велел подполковник двум "серо-чёрным" бойцам, застывшим по стойке "смирно" рядом с дрезиной. – Бдить и старательно наблюдать! В случае чего – немедленно докладывать! Заново настроить сигнальную проволоку! Выполнять!
– А почему нигде не видно палаток? – оглядываясь по сторонам, спросил Артём. – У вас, что же, нет штатских "пассажиров"?
– Есть полтора десятка, – всё также неохотно ответил Музыка, медленно цедя слова и не глядя в сторону Артёма. – Они ждали последнюю электричку, идущую до станции "Девяткино"… Татьяна Сергеевна, дайте руку! Я помогу вам спуститься на перрон.
– Спасибо, Николай Николаевич! – вежливо поблагодарила Таня, а оказавшись на платформе, уточнила: – Так, где же расположились "пассажиры"? Насколько я знаю, инструкции запрещают штатским лицам, не связанных соответствующими контрактными обязательствами с ГРУ, долго находиться, а, тем более, ночевать в секретном бункере.
– Не беспокойтесь, дорогая Татьяна Сергеевна! Ни один из пунктов инструкций не нарушен! Ни один! – горячо заверил Музыка. – А "пассажиры… Они были размещены в другом помещении.
– В каком именно?
– Наверное, в тюремных камерах, – язвительно предположил Никоненко. – А, что такого? Очень, на мой вкус, удобно и логично. Все штатские – ребята очень беспокойные, способные на самые разнообразные сюрпризы и подвохи. За ними, бесстыжими мерзавцами, глаз да глаз нужен. А здесь – никаких проблем. Сидят себе, бродяги, за решётками, под строгим надзором. И, самое главное, строгие инструкции не нарушаются! Мол: – "Задержаны для установления личностей, до окончательного завершения проверки подлинности предъявленных документов…". Я прав, господин подполковник?
Музыка, метнув в Лёхину сторону испепеляющий взгляд, обратился к Татьяне:
– Предлагаю пройти в мой кабинет! Там мы с вами, уважаемая Татьяна Сергеевна, сможем обо всём подробно переговорить. В спокойной обстановке, так сказать. Без дешёвых шутников и доморощенных юмористов… Ваши, э-э-э, коллеги? Пусть немного погуляют по платформе, отдохнут с дороги… Капитан Орлов присмотрим за ними и поразвлекает – в меру своих скромных способностей.
– Может, пока вы будете секретничать, мы проедемся на дрезине к "Политехнической"? – предложил непоседливый Лёха. – Шесть-восемь минут туда, столько же обратно. Без всяческих проблем…
– Зачем – на "Политехническую"? – тут же напрягся Музыка. – Не вижу в этом никакой необходимости! Да, и соответствующих приказов от руководства я не получал…
Артём коротко рассказал о туннельных щитах, неожиданно преградивших путь к "Площади Ленина", о странном угрожающем чавканье и о повышенной радиации, зафиксированной рядом с одним из щитов.
– Нестандартная и абсурдная ситуация, – вяло прокомментировал подполковник, вопросительно поглядывая на Таню. – Не предусмотренная никакими инструкциями… Даже, и не знаю, что делать… Может, вы посоветуете, Татьяна Сергеевна?
– А, пусть прокатятся! – с барственно-беззаботными нотками в голосе, разрешила Татьяна. – Чтобы не закисли – лишний раз – от безделья. Лентяи они у меня, – насмешливо подмигнув, показала розовый язык. – Капитан Никоненко!
– Я!
– Прихвати с собой рюкзак со штатной аппаратурой и сними с приборов ключевые показатели!
– Есть!
– Молодец! Получишь благодарность в очередном приказе, – пообещала Таня и повернулась к Музыке. – Ну, господин подполковник, ведите в ваш бункер! Будем общаться – на самые разные темы…
Орлов, одетый в обычную серую "грушную" униформу и чёрный бронежилет, протянув руку, представился:
– Емельян! Откликаюсь и на Емелю.
– Артём!
– Лёха!
– Рад, что вы, мужики, заглянули на огонёк, – сообщил Емельян. – Скука у нас смертная. С нашим Батяней не забалуешь.
– Строг без меры? – понимающе улыбнулся Никоненко.
– Ни то слово! Поедом ест, жук казённый! Инструкции, предписания, уложения, Устав… А ещё иногда проводит самые настоящие политинформации, как в старые времена…
– Да, ну! Заливаешь!
– Честное слово! Адвокатом буду! Подробно рассказывает о политике (внешней и внутренней), проводимой господами Путиным и Медведевым. Растолковывает нетленную значимость отдельных указов и принятых законопроектов. Предлагает – всем поголовно – вступать в партию "Единая Россия". Цирк бесплатный, если коротко…
– А штатских граждан, действительно, посадили в тюрягу?
– Посадили. Что, собственно, скрывать? Сперва, как инструкции и предписывают, усыпили экспериментальным газом Эн-09/15, потом бесчувственные тела (благо, их было не много) перетащили на носилках в изолятор временного содержания, разместили по камерам. То бишь, женщин отдельно, мужиков – отдельно.
– А что объяснили потом? Ну, когда они проснулись?
– Про "Атомную тревогу" рассказывать не стали. Объяснили по-простому, мол: – "В метро произошёл злонамеренный теракт, все туннели – с двух сторон – завалило. А все вы – подозреваемые. Когда разгребут завалы, то незамедлительно прибудут следователи Генеральной Прокуратуры и будут с вами, бедолагами, вдумчиво общаться…".
– Зачем же было так всё усложнять? – удивился Артём. – Ведь, всё равно, рано или поздно, придётся "пассажирам" сказать правду.
– Я, братцы, честное слово, не в курсе. Подполковник велел… Он недавно, общаясь на земной поверхности с руководством, что-то слышал про "террористическую угрозу", вот, и решил использовать эти слухи для пользы дела… Ну, заводить мотор?
– Заводи. Проедемся до "Политехнической", поспрашиваем тамошних ребятишек. Вдруг, у них есть полезная и правдоподобная информация? Всякое бывает на этом свете… Поедем тихонечко, не быстрее тридцати километров в час, тщательно освещая путь впереди себя. Только сперва скажи: ядерный взрыв-то был? Точно – был?
– Наверное, был. Как – не быть? – удивился вопросу Орлов. – Ведь, объявили же "Атомную тревогу"? Громкий хлопок, опять же, был слышен. А сразу после этого и связь прервалась…
Впереди – в луче мощной аккумуляторной лампы – что-то тускло заблестело.
– Тормози! – велел Артём. – Кажется, приехали.
– Что там? – забеспокоился Орлов.
– То, чего и следовало ожидать. Сработал, мать его, очередной туннельный заградительный щит. Не попасть нам, орлы, на "Политехническую"…
– Мамочки мои! – испуганно выдохнул Лёха. – Ну, и ни фига ж себе!
– Что ты там высмотрел, зоркий сокол?
– Дык, это… Щит-то выгнулся – почти как деревянная часть лука. В смысле, надулся нехилым мыльным пузырём…
Глава девятнадцатая
Качественно-новый уровень
Они по короткой лесенке слезли с дрезины и – очень осторожно, с опаской – подошли к туннельному щиту.
– Эк, как его, бедного, выгнуло! Умопомрачительное зрелище! – громко восхитился непосредственный Никоненко, осторожно и уважительно поглаживая ладонями металлическую поверхность. – Холодный-то какой, елочки лохматые! Прямо-таки, как знаменитый усыпляющий газ Эн-09/15… Как думаешь, командир, что всё это значит?
– Дельных вариантов несколько, – нахмурился Артём. – Во-первых, могла постараться ударная волна. Во-вторых, жаркое пламя могло вызвать такую существенную деформацию. Холодный, говоришь? Это ещё ничего не значит. Например, сперва заградительный щит был раскалённым докрасна, потом туннель заполнили подземные холодные воды, вот, он и остыл… Кстати, перепад температур мог дополнительно способствовать деформации. В-третьих… Ладно, не будем терять времени на выстраивание бессмысленных и зряшных версий. Доставай, Лёха, штатную физическую аппаратуру. Измеряй… Может, тут такой повышенный радиационный фон, что нам надо улепётывать на "Площадь Мужества" со всех ног? Вернее, со всех колёс нашей дрезины… Меряй, дружище! А мы с капитаном Орловым отойдём в сторонку, перекурим и немного поболтаем.
Закурив, Артём поинтересовался:
– Так что, Емельян, случилось-то с голыми бабулями? Куда вы их, болезных, подевали? Допрашивали?
– Только одну, – помявшись, ответил Орлов. – Она была одноглазой, со страшным ожогом на лице и шее. Говорила, что это следы давней авиакатастрофы, в которой ей довелось побывать ещё в десятилетнем возрасте… Вообще, она несла несусветную чушь. Полную ахинею, выражаясь литературным языком… Мол, все бабушки состояли (трудились, служили, работали?) в тайном подземном гареме какого-то высокопоставленного коммуниста. В гареме – коммуниста! Представляешь? Уписаться можно от смеха… Всё это было очень давно, когда данные старушки были молодыми женщинами, то есть, до приснопамятной горбачёвской Перестройки. Причём, этот важный коммунист был, ко всему прочему, ещё законченным и чокнутым извращенцем. То бишь, собирал в гарем только женщин с всякими видимыми дефектами: одноногих, одноруких, с болезнью Дауна, идиоток, ну, и так далее. Издевался над ними, мучил, пытал, заставлял делать всякие гадости… Вот, собственно, и всё, что могу сообщить. Потом Музыка выгнал меня из кабинета. Мол, смущаю и отвлекаю допрашиваемую гражданку своими дурацкими смешками… А потом, после завершения допроса, подполковник мне ничего так и не рассказал. Ходил – мрачнее тучи – и на все мои вопросы не отвечал. То есть, только угрожающе порыкивал в ответ… И одноглазую старушку я больше не видел.
– А что случилось с остальными пожилыми женщинами?
– С остальными, говоришь… Вели они себя очень, уж, неправильно и буйно. Носились – как те неуправляемые космические метеоры – по платформе, бесновались, плевались, испражнялись, нападали на бойцов. Естественно, получили достойный отпор… Потом – по приказу подполковника – мы их усыпили с помощью экспериментального газа. Одну – внешне самую спокойную, опрятную и вменяемую – оставили для допроса. Всех других, это… Ну, определили в расход, а тела, э-э-э, утилизировали. Типа – по жёстким законам военного времени…
– Однако, – поморщился Артём. – Крутовато, на мой частный взгляд.
– Ничего не попишешь, строгие инструкции. Мол: – "В военное время все лица, чья деятельность – так, или иначе – представляет собой серьёзную угрозу для безопасности станции, подлежат немедленному уничтожению…". За дословность не ручаюсь, но что-то похожее… Как любит говорить наш Николай Николаевич: – "Ничего личного. Лишь – скрупулёзное выполнение инструкций…".
Никоненко, что-то старательно записав в толстую общую тетрадь, закончил измерения и принялся неторопливо и аккуратно складывать приборы обратно в рюкзак.
"Судя по его полному спокойствию, ничего опасного и страшного не выявлено", – предположил сообразительный внутренний голос. – "Повышенный фон радиации – для молодого мужика – как красная тряпка для испанского быка. Вернее, как голодное кошачье мяуканье – для беззащитного маленького мышонка…".
– Какие новости с физических фронтов? – деланно небрежно поинтересовался Артём. – Есть, чем порадовать?
– Нулевые новости, Тёмный, – задумчиво откликнулся Лёха. – В том смысле, что радиационный фон – почти нулевой. Даже, ниже среднестатистического естественного уровня. Как такое может?
– Возможно, что там произошёл полный обвал свода, – небрежно махнув рукой в сторону выгнутого туннельного щита, предположил Орлов. – После ядерного взрыва произошли существенные тектонические подвижки, вот, каменные плиты и опустились вниз.
– Ага! По ту сторону щита плиты, значит, опустились, а по эту – нет? Посмотри, на сводах туннеля не наблюдается ни одной значительной трещины! Так, только сплошная, совсем неопасная мелочь…