- Голова трещит немного. Как после хорошего похмелья. Этот последний оказался крепкой косточкой.
- Обязательно было… так?
- Как - так? - удивился Бальдульф.
- Ты мог их не увечить. Просто ткнуть стволом в лицо и отправить восвояси.
- Не этих. Были бы постарше - еще, может, вышло бы. Такие ума еще не нагуляли. Все равно ударили бы, но в спину. Зато теперь я спокоен, ни один из них не причинит больше никому вреда.
- Один мертвец и два калеки.
- Я же говорил, ты могла не смотреть.
- Я не боюсь крови. Просто это было жестоко.
- Жестоко? - Бальдульф недобро усмехнулся, - Жестоко они поступили бы с тобой, Альби, если бы я ушел.
- Плевать, я бы все равно ничего не почувствовала.
- Почувствовала бы та, которую они нашли после тебя. А они бы нашли. Я считаю, что сделал для них благое дело. Не считай это наказанием, это урок. Если они поймут его, то остаток своих дней проведут в мире и спокойствии. А это хорошая цена за пару минут боли. Боль - хороший учитель. С такими лицами они вряд ли скоро захотят выйти на улицу. А значит, на самой улице станет немногим чище. И поверь, если бы на мне сейчас была кираса стражника, этим ребятам пришлось бы куда хуже…
- Не рассказывай. Я хочу убраться отсюда.
- Ничего не имею против. Долгие прогулки только разогревают аппетит.
Старый Порт глядел нам вслед незрячими глазами пустых окон, и в ветре, вздыхавшем по углам, слышалось сожаление.
QUARTUS
"Такое множество злых духов наполняет этот воздух, который разливается между небом и землей и в котором они летают в беспокойстве и непраздно, что Провидение Божие для пользы скрыло и удалило их от взоров человеческих. Иначе от боязни нападения или страха перед личинами, в которые они по своей воле, когда захотят, преобразуются и превращаются, люди поражались бы невыносимым ужасом до изнеможения, будучи не в состоянии видеть их телесными очами, и ежедневно становились бы злее, развращаемые их постоянными примерами и подражанием. Между людьми и нечистыми воздушными властями существовало бы некоторое вредное взаимодействие и гибельный союз".
Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин
Дом отца Гидеона найти было не сложно, хотя поначалу это показалось нам серьезной задачей. В этом районе все дома были похожи друг на друга - небольшие, ухоженные, они вытянулись шеренгами точно расставленные заботливым пекарем свежие пряники, которые щедро сбрызнули белоснежной глазурью. Аккуратные пряничные домики. Здесь вдоль улицы не было канав, залитых помоями и мусором, и пахло не так, как на прочих улицах, испражнениями, грязью и разложением. Мостовая здесь сверкала, будто ее драяли каждую ночь щетками, а возле домов были разбиты такие же аккуратные цветники.
Мне показалось, что и воздух здесь какой-то другой, как будто прогнанный через невидимый фильтр, более густой и прохладный. Наверно, если к такому привыкнешь, тяжеловато потом будет втягивать в легкие едкий фабричный смог.
- Хорошее местечко, - сказал Бальдульф, верно угадав мои мысли, - Да не по наши души. Аж обувь хочется снять чтоб не наследить.
- Да, миленько. Интересно, какая здесь рента.
- Уж повыше, чем в нашей развалюхе. Тут, Альби, простой люд не селятся, а только тот, что вторую шкуру запас, да жира под ней впрок. Богатые ремесленники, торговцы всякие, стряпчие, управляющие, префектусы… Чернь отсюда гоняют, и жестоко. Оно и верно, ко всякой голове своя шляпа.
- Ты тут служил?
- Что ты, - Бальдульф даже рукой махнул, - Кто меня с такой-то рожей сюда звал бы? Стража - она тоже разная бывает, кто в смердючих улицах крыс ловит, а кто, в начищенных доспехах шаг печатает да честь отдает… Далеко не всякий стражник в такие районы допускается. Эх, заметят нас сейчас, да спросят, чего ошиваемся. Под нейро-корректор, может, и не попадем, а, скажем, ногу отрубить вполне могут - чтоб не шлялся где ни попадя.
- Хватит меня пугать, Баль, мы уже здесь и обратного пути нет.
- Здесь-то здесь, да как ты дом нужный узнаешь?
- Да что тут узнавать… Вон его дом. Видишь? Два стражника у дверей.
- Точно. Неужто караулят?
- Тебе виднее. Поехали к ним.
Дом, у дверей которого замерли стражники, по аккуратности и чистоте не уступал прочим, но даже на их фоне казался особенно ухоженным. На нем не было ни пылинки, он блестел краской и сверкал пластиком, не дом, а собранная из крохотных деталей игрушка, которую кто-то каждый день заботливо полировал мягкой тряпочкой. Наверно, в таком доме и полагается жизнь настоятелю собора. Бальдульф немного оробел, когда мы приблизились, и неудивительно - чужая роскошь гнела, заставляла почувствовать себя самого грязным и убогим. С каким бы делом судьба не принесла тебя в такой домик, все равно будешь ощущать себя на пороге как ничтожный побирушка.
Стражники тут действительно были особенные, Бальдульф не соврал. Я таких не видела. На наших улицах стражники не особенно отличались от самого Бальдульфа - все не высокие, но кряжистые, как старые дубы, насупленные, с кривыми обезьяньими руками недюжинной силы, сломанными носами и настороженным, прощупывающим взглядом. Эти являли собой полную противоположность - высокие, статные, молодцеватые, они были облачены в новенькие кирасы с императорскими гербами, сверкающие шлемы с прозрачными забралами из бронестекла, поднятые по случаю жары, а на лице имели ухоженные подкрученные усики.
- Ну и чучела… - фыркнула я, но Бальдульф шикнул. И был прав. Несмотря на свой непривычный для наших глаз вид, эти привратники смотрелись достаточно грозно чтобы не хотелось поднимать их на смех. Вместо палиц и старых "масленок" они были вооружены короткими вибро-клинками в поскрипывающих кожаных ножнах, а также массивными многозарядными лайтерами. Говорят, эта штука может сжечь человека с пятидесяти шагов, превратив его в горсть горячего пепла. И, судя по напряженным взглядам, устремленным в сторону нашей небольшой процессии, шанс узнать это наверняка у нас определенно имелся.
- Кто такие? - спросил один из стражников, сверкнув глазами. Рядом с ним и Бальдульф выглядел ряженым в обноски стариком. О том, как выглядела я, времени задумываться не было.
- К отцу Гидеону, - сказала я твердо, - Он нас ждет.
- В богадельне вас ждут. Проваливайте, голодранцы.
- Вы не поняли, отец Гидеон сам назначил мне время для визита, - так нагло врать было глупо, но даже этим самодовольным хлыщам отец Гидеон вряд ли отчитывался о своих планах, - Это важное дело. Скажите ему, что пришла Альберка.
- А Папа Римский с вами не пришел? - стражник скривился, - Ехала бы ты отсюда, калечка, пока не рассердила никого. Не принимает святой отец сегодня, и милостыню не подает.
- А он об этом знает?
- Сейчас ты у меня узнаешь, - пообещал он многозначительно, - Проваливай, говорю.
Острые слова заплясали у меня на языке, как бесы у постели умирающего грешника. О, я знала что сказать чтобы сбить с этих лоснящихся холопов спесь!.. Но мне удалось сдержать себя. Иногда, в таких случаях, как сейчас, это требовало значительных усилий. Но если я и не способна была контролировать собственное тело, то язык пока еще оставался мне подвластен.
- Вам бы лучше выдумать причину посерьезней, - серьезно сказала я, - Потому как что-то мне подсказывает, что наш старый друг отец Гидеон, будет очень недоволен, когда узнает о том, что вы прогнали нас от дверей его собственного дома. Черт возьми, я думаю, он будет достаточно недоволен, чтобы лично поинтересоваться вашей судьбой. И проследить за тем, чтобы вы надолго запомнили наказание.
Это уже звучало зловеще.
- Приказ капитана, - сказал другой стражник, то ли менее агрессивно настроенный, то ли и в самом деле испуганный этой невинной угрозой, - В доме святого отца произошло преступление. Пока ведется расследование, посторонним туда вход воспрещен, будь этот посторонний хоть его близким другом, хоть архангелом Гавриилом собственной персоной.
- Приказ капитана? - я встрепенулась, - Капитана Ламберта?
Стражники переглянулись. То, что я знаю это имя, неприятно их удивило.
- Так точно, - сухо сказал первый, - Приказ отдан им.
- Я достаточно хорошо знаю и его. Уверена, он сделает исключение ради нас.
- Господин капитан находится внутри. Когда он выйдет, вы можете у него спросить, но не раньше.
- Но нам надо увидеть отца Гидеона именно сейчас!
- Приказ капитана был совершенно четок, не впускать ни одно постороннее лицо. Если вы будете настаивать, у нас есть полномочия применить силу. А теперь пропадите сами, если не хотите чтоб вам помогли.
Стражник опустил руку на рукоять лайтера, виднеющуюся из кобуры. Жест был достаточно красноречив, чтоб исключить все возможные контр-доводы. Разговор определенно был окончен, и по глазам облаченных в блестящие кирасы привратников можно было сказать, что угроза была отнюдь не пустой фигурой речи. Испепелить пару полоумных оборванцев, лезущих на прием к настоятелю собора - такая мелочь, за которую вряд ли получишь и взыскание по службе.
Обидно было проделать долгий и опасный путь лишь ради того, чтобы наткнуться на такой прием. "Сама виновата, - подумала я уныло, - Нечего было бросаться, как собака на кость. Можно было бы и подождать. В сущности, эти стражники, может, и мерзкие ребята, но работу свою выполняют честно. Последнее дело - допускать на место преступления посторонних, а мы сейчас именно посторонние, и здесь, и вообще во всей этой истории".
Из-за моей спины вдруг выступил Бальдульф, до этой минуты оставивший переговоры на мое усмотрение.
- Слышь, друг, а тебя, часом не Ингомером звать? - спросил он.
Первый стражник смерил его настороженным взглядом. И взгляд этот как невидимый луч сканера обшарил всю фигуру Бальдульфа, от стоптанных сапогов до макушки. Бальдульф и в лучшие времена вряд ли выглядел как урожденный обитатель этого района, после драки же он и вовсе смотрелся подозрительно - разбитые губы, свежие ссадины на лице, порванная рубаха… Ни дать, ни взять - матерый уличный душегуб, загубивший не одну жизнь в подворотнях. Но стражник, видимо, кое-чего понимал в своей службе, и внешний вид не ввел его в заблуждение.
- А тебе чего, старик?
- Да просто если ты тот, кого кличут Ингомер-Весельчак, то я тебя, выходит, знаю. И парень ты при мозгах, хотя и вздорный. Послушай девчонку, будь добр. Мы многого не просим. Просто загляни к капитану и скажи, что мы тут ждем. Я думаю, он разрешит нам войти, когда узнает. Не велико дело, уважь уж нас.
Зловеще щелкнула застежка кобуры.
- Ох, пожалеешь ты о своей наглости, старик…
- Я уже жалею, - спокойно сказал Бальдульф, - О том, что не отправил тебя в яму, Весельчак, когда ты семь лет назад попался мне на краже из ювелиршиного дома.
- Го… Господин сержант? - лицо у Ингомер-Весельчака вытянулось, утратило цвет, - Что ж вы раньше… Кхм.
- Ерунда. Ступай доложи капитану Ламберту, что мы здесь.
- Так точно, - у стражника дернулась рука козырнуть, но он пересилил себя, открыл дверь и вошел в дом.
- Что бы я без тебя делала, Баль? - вздохнула я.
- Дома бы лежала да делом занималась… А теперь и я на поводу пошел, дурака валяю да людей от службы отрываю, дурак старый. Вот увидишь, капитан Ламберт пошлет нас за край света. Он, может, и вежливый, особенно как для префектуса, но уж нос совать в служебное разбирательство - это вообще дерзость. Погонит нас, как есть дать, погонит.
- Не погонит, - усмехнулась я, - Вот увидишь. Любопытство победит.
- Это ты по любопытству свой нос в каждую щель засунуть норовишь, он не из таковских.
- Увидишь.
Когда стражник вышел обратно, он старался не смотреть на нас.
- Господин капитан разрешил вам зайти.
- Вот видишь! - я настолько обрадовалась, что даже не пустила в ход запасенную специально для него язвительность.
Бальдульф был куда сдержаннее. Возможно, он счел бы за лучшее убраться отсюда восвояси, пока мы не наделали таких ошибок, по сравнению с которыми все прошлые были бы ребяческими. Все-таки одно дело - принимать в гостях высокопоставленных особ, а другое - вторгаться в их дом, когда они заняты выполнением своего долга и, без сомнения, находятся не в самом приподнятом настроении духа.
Гостиная была обставлена хорошо и с уютом, но совершенно без фальшивой роскоши, что выдавало во владельце дома человека с неплохим вкусом. Недурно для отставного солдата. Почему-то я ожидала, что внутри будет пахнуть ладаном, но пахло совсем иначе - чем-то резким, химическим, вроде соды. В разных домах пахнет по-разному, где подгоревшей кашей и мочой, где духами и ароматом свежезаваренного чая, в иных домах - плесенью, шерстью, краской, гнильцой, прелой соломой, испражнениями животных, сосновой стружкой, крахмалом, потом, оружейной смазкой… Каждому дому свойственен особенный запах и в искусстве его определять я прилично поднаторела. Нащупав этот тонкий, как крысиный хвостик, запах, можно понять многое и о доме и о его хозяине. Но здесь пахло совсем не так, как можно было предположить. И совсем не так, как пахнет обычно в домах. Что-то тревожное, тягучее, скользкое было в этом запахе.
- Смотри, - Бальдульф кивнул в сторону. Он не изменил своим старым привычкам. И в любом месте, где оказывался, всегда оглядывался, примечая даже самые крохотные и незначительные детали.
На полу прихожей лежала простыня, расстеленная на всю ширину. Ее положили сюда не случайно. Простыни не кладут на пол, даже в самых богатых домах. Только когда мои глаза приспособились к неяркому свету ламп, я разглядела то, что сперва казалось отпечатком солнечного света на сетчатке глаза. На простыне были пятна, отвратительного коричневато-алого цвета. Кровь только в книгах из информатория - карминовая или алая. Настоящая кровь другая. Ржавая, коричневая.
Тела под простыней не было. Видно, кто-то бросил простыню на пол, чтоб прикрыть лужу, но тонкая ткань быстро пропиталась жидкостью.
- Надеюсь, с отцом Гидеоном все в порядке, - вырвалось у меня.
- Думаю, тут досталось не отцу Гидеону… Кажется, они в той комнате. Я слышу голос капитана.
- Тогда заставь Инцитата пошевеливаться. Наш путь и так чересчур затянулся.
Комната оказалась кабинетом. Возможно, отец Гидеон называл ее как-то иначе, но я сразу окрестила ее кабинетом. Небольшая, обставленная с явной любовью, она была тихим, отгороженным от суетливого мира, уголком. Из всей мебели здесь был только письменный стол, пара стульев - и добрый десяток книжных шкафов. Книги здесь не были декорацией, и я с удовольствием вдохнула воздух, пахнущий ими - скрипучей кожей, пожелтевшими листами и старыми чернилами. Это была настоящая сокровищница и то, как скромно она была обставлена, лишь подчеркивало несомненный факт того, что книги здесь были отнюдь не элементом роскоши. Старые рукописные книги…
Мне до ломоты в позвоночнике захотелось прикоснуться к ним, ощутить пальцами шероховатость переплетов, пронизанных серебряной и золотой нитью, дунуть на корешок, сдувая особенную книжную пыль… Мне лет десять не доводилось видеть вблизи книги.
В моем либри-терминале содержались все инкунабулы, одобренные Церковью, текст любой из них я могла вызвать на экран несколькими командами, но настоящая книга - это было куда существеннее… Однажды я посчитала, и вышло, что за одну книгу Бальдульф своей пенсией расплачивался бы три с половиной года. Дорогое удовольствие. И, пожалуй, рискованное, учитывая, что найти книгу можно было только на черном рынке - ведь ни одна монастырская библиотека не променяет своих сокровищ на жалкий металл.
Я машинально скользнула взглядом по корешкам. Все верно, отец Гидеон питал пристрастие к литературе доисторического периода. Августин Блаженный, Иероним Стридонский, Исаак Сирин, Плифон, Блаженный Диадох… Но встречались тут и современные трактаты, по крайней мере я заметила "Начало в начале" Авдерика Безбородого и "Высшее вместилище знаний" Святого Фомы Льежского.
Эта комната была отдана книгам в полное и безраздельное властвование. Все здесь было подчинено только им, и не было ни одной лишней детали, способной отвлечь от их созерцания - ни вычурных щитов с позолоченными гербами и фальшивыми скрещенными палашами, ни светильников тонкой работы, ни помпезных персидских ковров. Единственной вещью, не вязавшейся с обстановкой, была большая тяжелая бутыль зеленого стекла, наполненная чем-то густым и темным, заботливо водруженная на секретер.
"А святой отец, видать, не дурак выпить добрую пинту вина в промежутках между молитвами, - подумалось мне, - Иначе чего держать бутыль в кабинете?".
Книг было так много, что люди на их фоне совершенно терялись, даже люди, облаченные в тяжеленный доспех типа "Барбатос", вроде капитана Ламберта. Несмотря на то, что кабинет казался небольшим, префектус городской стражи ловко устроился в углу, умудряясь на задевать массивными наплечниками стен.
- Госпожа Альберка… - он лишь головой покачал, - Вот уж не думал, что свижусь с вами, да еще так скоро. И так неожиданно.
- Как видите, я иногда выползаю из своей норы в свет. Да еще и не одна, а с целой свитой. Эта ваша неожиданность, кажется, не очень приятного свойства?
Крепость капитана Ламберта устояла, как каменная твердыня, получившая снаряд из осадной мортиры. Может, лишь штукатурка осыпалась.
- Боюсь, вы действительно несколько не вовремя. Я ценю ваш энтузиазм и не сомневаюсь в том, что этот визит был сопряжен со значительными усилиями с вашей стороны, однако в данный момент обстоятельства несколько…
- Это случилось, да? То, о чем я вас предупреждала? Тот самый второй акт? И судя по вашему кислому лицу, в этот раз отговорка о странном сумасшедшем уже не так убедительна? Ну же! Мы и так уже посвящены в это дело!
- Здесь нет никакого дела, госпожа Альберка, а есть расследование, которое я не имею права проводить в присутствии… - тон выспаренный и строгий, как у церковного информатория.
Нет, капитан, так легко вам не ускользнуть.
- Вы как обиженный ребенок, честное слово. Неужели так трудно признать чье-то превосходство? Ах да, вы же начальник стражи, а я всего лишь парализованная дурочка с окраины, слишком взбаломошенная и странная чтобы принимать ее слова всерьез, так?
- Вы… угадали, - Ламберт отвел взгляд, - Но это еще не делает вас великим дознавателем. Да, случилось кое-что, из-за чего я вынужден взглянуть на эту историю в свете новых обстоятельств.
- Это все недоразумение, - сказал отец Гидеон, обнаружившийся за письменным столом.
Должно быть, он столько лет провел в этой книжной обители, что обрел способность маскироваться под окружение, - Мне лестно, что вы приняли мое приглашение так скоро, дочь моя, однако же уверяю вас, здесь не происходило ничего такого, что представляло бы интерес для кого-нибудь, кроме капитана Ламберта и меня.
- Однако же история явно вышла за рамки странной шалости, - индифферентно заметил Ламберт.
Они уставились друг на друга. Видимо, до нашего прихода было сказано много слов, но из них не появилось единства мнений. Хоть они и не говорили друг с другом, у меня возникло ощущение, что между ними давно идет какой-то непонятный спор, от которого оба уже устали.
- Так что здесь случилась? - нетерпеливо спросила я, - Чем быстрее вы прекратите изображать глухонемых паяцев и ответите, тем быстрее я смогу вам помочь.