- Вряд ли можно считать Булле кретином, Матиас, - возразил Перкинс, - и к тому же ты опять в своем репертуаре: "Вольтер сказал так-то, Бодлер заметил то-то…" Иногда мне кажется, что ты просто… просто…
Он осекся, подыскивая нужное слово.
- Не да Винчи ли говорил, - услужливо подсказал конь, - что любой, кто цитирует авторов, использует их память, но не интеллект?
- Именно, - ответил сокрушенный Перкинс. - Именно это я и собирался сказать.
- Tempora mutantur, et nos mutamur in illis, - пробормотал конь, задумчиво глядя в потолок.
- Это лишний раз доказывает, до какой степени ты работаешь на публику, - не сдавался Перкинс. - Как кто ни придет, всегда одно и то же!
- Должен же кто-то возвысить голос в этой ничтожной дыре, - ответил Матиас. - А если ты еще раз назовешь меня псевдоэрудированным непарнокопытным, я больно укушу тебя за задницу.
Перкинс и конь гневно уставились друг на друга.
- Вы сказали, что здесь есть пара гуингнгмов? - встряла я, надеясь разрядить обстановку.
- Моя партнерша, моя любовь, моя кобыла сейчас в Оксфорде, - объяснил конь. - Изучает политологию в колледже Олл-Соулз и подрабатывает изложением устных преданий.
- Что? - переспросила я, не понимая, где может найти работу говорящая лошадь.
- Рассказывает анекдоты о говорящих лошадях, - объяснил Матиас, передернувшись от возмущения. - Надеюсь, вы слышали анекдот о говорящей лошади в пабе?
- Давно, - ответила я.
- Неудивительно, - надменно ответил конь. - Она очень занята своими исследованиями. Когда у нее кончаются деньги, она выдает новый анекдот. Думаю, сейчас она представляет анекдот о говорящей лошади и волкодаве.
Это было правдой. Безотказэн щегольнул упомянутым опусом на конкурсе талантов в "Счастливом кальмаре". Понятно, почему анекдоты ходят кругами: это просто персонажи делают очередной обход со своей устной традицией. Мне в голову пришла еще одна мысль.
- А вы не думаете, что она слишком заметна? Лошадь-то в Оксфорде?
- Вы не представляете, насколько рассеянны некоторые преподаватели, - фыркнул Перкинс. - Где, по-вашему, хряк Наполеон изучал марксизм? На беконной фабрике Харриса?
- А другие студенты не жалуются?
- Разумеется! Наполеона исключили.
- За вонь?
- Нет. За мошенничество. Ладно, идемте. Я держу Минотавра в подземелье. Вы хорошо знаете легенду?
- Конечно, - ответила я. - Это получеловек-полубык, сын жены царя Миноса, Пасифаи.
- В точку, - хихикнул он. - У таблоидов был радостный день: "Критская царица и бык! Дитя тайной любви!" Мы построили копию Лабиринта, чтобы содержать его, но Общество чудовищного гуманизма настояло на предварительном его обследовании двумя их представителями.
- И что?
- Это было больше двенадцати лет назад. Думаю, они до сих пор там бродят. Минотавра я держу вот здесь.
Он открыл дверь, которая вела в сводчатую комнату под старым залом. Там было темно, воняло гнилыми костями и потом.
- Эй, а вы ее запираете? - спросила я, пока мои глаза привыкали к полумраку.
- Естественно! - ответил Перкинс, кивая в сторону висящего на крюке большого ключа. - Я что, по-вашему, идиот?
Когда мои зрачки адаптировались к недостатку света, я разглядела ржавую железную решетку, отгораживавшую заднюю часть комнаты. В центре помещалась дверь, запертая на нелепо огромный висячий замок.
- Не подходите слишком близко, - предупредил Перкинс, снимая с полки большое стальное ведро. - Я почти пять лет кормил его йогуртом, и, честно говоря, такая диета ему поднадоела.
- Йогуртом?
- С отрубями. Знаете ли, кормить его древнегреческими девственницами слишком дорого.
- Но разве Тесей не убил его? - спросила я, когда в глубине подвала зашевелилась какая-то темная тень и послышался глухой рык.
Мне сделалось очень неуютно, даже несмотря на решетку.
- В общем, да - ответил Перкинс, наливая в ведро йогурт, - но злонамеренные генераты вытащили его из издания сорок четвертого года "Греческих мифов" Грейвза и сбросили на Сталинград. Хорошо, один бдительный агент беллетриции сообразил, что творится, и мы забрали чудовище. С тех пор оно здесь и сидит.
Перкинс наполнил ведро йогуртом, подмешал к нему отрубей из большого мусорного ящика, затем поставил ведро на пол в добрых пяти футах от решетки. Дальше он подталкивал его рукояткой швабры.
В это время из темного угла клетки появился Минотавр, и у меня волосы на затылке дыбом встали. Громадное мускулистое тело покрывала грязь, на бычьей голове торчали острые рога. Он двигался, пригнувшись как обезьяна, опираясь на пол руками. Просунув сквозь решетку когтистые лапы, он подтянул к себе ведро и убрался обратно в темный угол. В полумраке блеснули его клыки и пара желтых глаз, зыркнувших на меня с голодной злобой.
- Я подумываю окрестить его Норманом, - прошептал Перкинс. - Идемте, я хочу кое-что вам показать.
Мы покинули темный вонючий подвал под старым залом и вернулись в лабораторию, где Перкинс раскрыл лежащую на столе большую книгу в кожаном переплете.
- Это беллетрицейский бестиарий, - сказал он, листая ее в поисках изображения граммазита, встреченного нами с мисс Хэвишем в "Больших надеждах".
- Прилагательноядный, - прошептала я.
- Молодец, - похвалил меня Перкинс. - В Кладезе их полно, но в целом по литературе они под контролем.
Он перевернул страницу, открыв рисунок с чем-то вроде морского черта, но на усике, растущем у него на голове, вместо огонька болтался неопределенный артикль.
- Это существень, - объяснил Перкинс. - Они водятся на дальних отмелях Текстового моря. Стараются привлечь и сожрать бродячее существительное, готовое зачать зародыш предложения.
На следующем рисунке был изображен маленький червячок.
- Книжный червь? - предположила я, поскольку видела таких в мастерской у дяди Майкрофта.
- Действительно, - ответил Перкинс. - Не совсем паразит, и притом совершенно необходимый для существования Книгомирья. Они едят слова и выделяют альтернативные значения, как батарея парового отопления - тепло. Думаю, ближайший аналог в Потустороннем мире - земляные черви. Они ведь аэрируют почву, да?
Я кивнула.
- А книжные черви делают подобную работу здесь. Без них слова имели бы только одно значение, а у каждого значения было бы только одно слово. Они живут в словарях, но их польза ощутима по всей литературе.
- Так почему тогда их рассматривают как вредителей?
- Они полезны, но не без своих недостатков. Если в роман запустить слишком много книжных червей, язык становится непереносимо цветистым.
- Читала я такие книги, - кивнула я.
Перкинс открыл новый разворот, и я узнала граммазитов, которые недавно налетели на меня в Кладезе.
- Глаголожорки, - вздохнул он. - Их надо уничтожать без всякой жалости. Как только вербофаг выгрызает из предложения глагол, оно обычно разваливается. Если такое будет происходить слишком часто, все повествование расползется, как хлеб в луже.
- Почему они носят жилетки и полосатые носки?
- Думаю, для тепла.
- А это кто? - спросила я, когда он снова перевернул страницу. - Еще одна глаголожорка?
- Да, что-то в этом роде, - ответил Перкинс. - Это конвербилятор. Обычно делает глаголы из существительных и прочих частей речи. По большей части добавлением окончания "-ть" с различными суффиксами, но иногда прибегает к прямой конверсии, внося ужасную путаницу. Например, чем не глагол слово "кровать"? Или "гать"? Во время засухи они создавали глаголы типа "кондиционировать", "водоснабжать". Они необходимы, как и книжные черви, но их нельзя выпускать из-под контроля.
- Кое-кто считает, что глаголов и так уже многовато, - заметила я.
- А вот кто так считает, - запальчиво ответил Перкинс, - пусть поработает немножко на беллетрицию и попытается их остановить!
- А что с очепяточным вирусом? - спросила я.
- Speltificarious Molesworlian, - пробормотал Перкинс, подходя к стопке словарей, сложенных вокруг небольшой стеклянной банки.
Он достал из банки маленький контейнер и показал мне. Внутри, казалось, клубился тонкий пурпурный дымок. Он напомнил мне одну из ПВЗ "Кола" Стокера.
- Ето паследнай вирус, - объяснил Перкинс. - Осталных прешлос унечтожеть. Он очинь сильнай. Чуствуете, даже сквось стикло?
- Нннепримено, - сказала я, пробуя слова на вкус. - Нисамненно, прафесор, панос, накиджима. Вы правы, сильная штука.
Он снова сунул контейнер в диктосейф.
- Свирепствовал до издания в тысяча семьсот семьдесят четвертом году словаря агента Джонсона, - отметил Перкинс. - Словари Лавиния-Уэбстер и Оксфордский покончили с ним, но все равно надо соблюдать осторожность. Раньше мы подавляли очередную вспышку и сваливали их в романчики КРОТкой серии, где их все равно никто не замечает. Сейчас мы уничтожаем все новые вирусы при помощи словарных батарей, которые держим на семнадцатом этаже Библиотеки. Но лишняя предосторожность не помешает. О любой опечатке, которую вы заметите, надо обязательно доложить Коту по форме С-12.
Снаружи послышался клаксон.
- Пора! - улыбнулся Перкинс. - Это мисс Хэвишем.
Мисс Хэвишем была не одна. Она сидела в большом автомобиле, капот которого выдавался на десять футов вперед. Большие колеса со спицами и тощими на вид шинами были лишены крыльев, с каждой стороны капота торчали по восемь выхлопных патрубков, которые соединялись в один, еще сильнее удлиняя корпус. Хвост у машины сделали заостренным, как нос корабля, и прямо перед задними колесами находились две огромные ведущие "звездочки", передававшие усилие на задний ведущий мост при помощи большой цепи. Жуткая тварь. Двадцатисемилитровый "хайэм спешиал".
Глава 8
Гонки на А 419
Богатый сын польского графа и американки, Луис Зборовски проживал в Хайэм-плейс близ Кентербери, где построил три автомобиля с авиационными двигателями, все три назывались "читти-бунц-бенц", а четвертый монстр, "хайэм спешиал", был построен вместе с Клайвом Галлопом. Они сумели впихнуть двадцатисемилитровый авиационный двигатель в корпус "рубери оуэн" и присоединили к ней коробку передач от "бенца". Когда Зборовски погиб в Монце под колесами "мерседеса", "спешиал" прошел круг на мотогонках в Брукленде на скорости 116 миль в час, но каков предел его возможностей - не выяснено до сих пор. После короткой службы у владелицы, имя которой до сих пор неизвестно, "спешиал" был продан Перри Томасу, который после небольших модификаций довел рекорд его скорости до 170,624 мили в час в Пендин-Сэндс, Южный Уэльс, в 1924 году.
ОЧЕНЬ ПРЕПОДОБНЫЙ ПУНКТИРУС
Гоночные рекорды
- Она вам не надоела, мистер Перкинс? - крикнула Хэвишем.
- Вовсе нет, - ответил Перкинс, подмигивая. - Это самый внимательный стажер, каких я только видел.
- Хм-м, - протянула мисс Хэвишем. - Надежда умирает последней. Садись, девочка, едем!
Я помедлила. Мне уже как-то раз довелось прокатиться с мисс Хэвишем. Тогда она тоже сидела за рулем, но в машине, которая казалась мне хотя бы относительно безопасной. А это автомобильное чудовище выглядело так, словно успеет грохнуть тебя дважды, прежде чем ты переключишься на вторую передачу.
- Чего ждешь, девочка? - нетерпеливо сказала Хэвишем. - Если "спешиал" будет простаивать слишком долго, прокладки сгорят! Кроме того, нам понадобится максимум топлива, чтобы смыться!
- Смыться?
- Не бойся! - крикнула мисс Хэвишем и завела мотор. Сооружение дернулось, его повело, и оно издало утробный рык. - К тому времени тебя в машине уже не будет, ты мне для другого нужна.
Я глубоко вздохнула и втиснулась в маленькую двухместную кабину. Автомобиль, похоже, был недавно переделан и выглядел почти как гоночный, но с некоторыми излишествами, чтобы хоть как-то смотреться на шоссе. Мисс Хэвишем несколько мгновений давила на сцепление и сражалась с рычагом передач. Огромные цепные трансмиссии с легким рывком передали инерцию - ощущение было такое, словно чистокровный рысак ощутил азарт стипльчеза.
- Куда мы? - спросила я.
- Домой! - ответила мисс Хэвишем, двигая ручной акселератор.
Машина рванулась с места и понеслась по заросшему травой двору, набирая скорость.
- В "Большие надежды"? - спросила я, когда мисс Хэвишем описала широкий круг, играя рычагами в центре массивного рулевого колеса.
- Да не ко мне домой! - ответила она. - К тебе!
Взревев еще раз и сделав рывок, машина быстро разогналась и полетела вперед - но куда? Я не была в этом уверена. Впереди лежал полуразрушенный перекидной мост и крепкие стены замка.
- Не бойся! - прокричала Хэвишем, перекрывая рев мотора. - Я прочту нам путь на Ту Сторону в мгновение ока!
Мы все разгонялись и разгонялись. Я думала, что мы перескочим через ров, но вышло не так. Мы неслись прямо к несокрушимой стене замка на скорости, несовместимой с жизнью.
- Мисс Хэвишем! - с некоторым страхом окликнула я.
- Я просто пытаюсь подобрать наиболее подходящее слово для прыжка туда, девочка! - весело ответила она.
- Стоп! - взвыла я, когда мы проскочили точку возврата.
- Дай-ка подумать… - пробормотала Хэвишем, напряженно работая мозгами и по-прежнему давя на акселератор.
Я закрыла лицо руками. Машина летела слишком быстро, чтобы успеть выскочить, и столкновение казалось неизбежным. Я вцепилась в борт и напряглась всем телом, когда мисс Хэвишем перенесла меня, себя и две тонны железа через барьеры фантазии в реальный мир. В мой мир.
Я снова открыла глаза. Пока мисс Хэвишем изучала карту автомобильных дорог, "хайэм спешиал" вынесло на середину трассы. Встречный молоковоз врезался в придорожные кусты, а я судорожно вцепилась в руль.
- Не хочу светиться на М4, вдруг Совет пронюхает, - сказала моя наставница, оглядываясь по сторонам. - Поедем по А419. Интересно, это далеко?
Я сразу же узнала места, где мы находились. Прямо к северу от Суиндона, рядом с городишком под названием Хайворт.
- Едем дальше до кольцевой развязки и затем вверх по холму прямо в город, - сказала я. - Но не забывайте: тут вы должны уступать дорогу.
Поздно. Мисс Хэвишем полагала, что все и всегда должны уступать дорогу ей. Первая машина успела затормозить, но следующей повезло меньше. Она с треском въехала в зад первой. Я вцепилась в кресло, когда мисс Хэвишем прибавила газу и помчалась вверх по холму в Хайворт. Меня вдавило в спинку сиденья, и в какое-то мгновение, восседая верхом на двух тоннах грохочущего железа, я вдруг поняла, почему Хэвишем нравится такое: это было в буквальном смысле головокружительно.
- Я взяла этот "спешиал" у графа только напрокат, - объяснила она. - Перри Томас заберет машину на следующей неделе и приспособит для установления личного скоростного рекорда. Я работала над новой топливной смесью. А419 - прямое и ровное шоссе, на нем я смогу разогнаться минимум до ста восьмидесяти.
- Сверните направо на В4019 у Джесмонда, - сказала я ей, - когда светофор переключится на зелеееееныыыыииий!
Грузовик промелькнул в каких-то шести дюймах от нас.
- Ты что?
- Ничего!
- Четверг, тебе надо просто расслабиться и получать от жизни удовольствие. Порой ты такой тормоз!
Я погрузилась в молчание.
- И не дуйся, - добавила мисс Хэвишем. - Не переношу надутых стажеров.
Мы неслись по дороге, едва не вылетев в кювет на повороте, пока каким-то чудом не оказались на главной магистрали Суиндон - Сиренчестер. Поворота направо тут не было, но мы все равно туда свернули под хор скрежещущих тормозов и вой клаксонов. Хэвишем снова дала газу, и только мы выехали на вершину холма, как наткнулись на огромный знак "объезд", перекрывавший дорогу. Моя наставница сердито стукнула по рулю.
- Глазам своим не верю! - прорычала она.
- Дорога перекрыта? - спросила я, пытаясь скрыть облегчение. - Слава бо… То есть, сладчайший боже, какая жалость!
Хэвишем переключилась на первую передачу, мы развернулись у знака и покатили с холма вниз.
- Это все он, нюхом чую! - ворчала она. - Пытается увести у меня из-под носа рекорд скорости!
- Кто? - спросила я.
Словно в ответ, мимо нас, громко сигналя, пронеслась другая машина.
- Он, - прошипела Хэвишем, когда мы съехали с дороги возле камеры слежения за скоростным режимом. - Он такой никудышный водитель, что опасен и для себя самого, и для всех разумных существ на дороге.
Наверняка этот самый "он" действительно был страшен, коль скоро даже моя наставница так говорила. Через несколько минут та машина вернулась и припарковалась рядом.
- Привет, Хэвишем! - крикнул водитель, снимая с выпученных глаз очки и ухмыляясь во весь рот. - Все еще ползаешь на старой развалюхе Улитки Зборовского?
- Добрый день, мистер Жаб, - холодно поздоровалась Хэвишем. - А Глашатай знает, что вы на Той Стороне?
- Конечно нет! - расхохотался мистер Жаб. - И вы, голубушка, ему не скажете, потому что и вас тут быть не должно!
Хэвишем молча глядела прямо перед собой, стараясь его не замечать.
- А в ней авиационный двигатель "либерти"? - спросил мистер Жаб, тыча пальцем в капот "спешиал", который дрожал и трясся, пока громадный мотор работал вхолостую.
- Возможно, - ответила Хэвишем.
- Ха! - с нехорошей улыбкой сказал Жаб. - В мой драндулет втиснут роллс-ройсовский "мерлин"!
Я с интересом наблюдала за своей наставницей. Она по-прежнему смотрела прямо перед собой, но глаз у нее еле заметно дернулся, когда мистер Жаб завел мотор. В конце концов она не выдержала и любопытство пересилило презрение.
- И как она бегает? - спросила мисс Хэвишем, сверкая глазами.
- Как ракета! - ответил мистер Жаб, подпрыгивая от возбуждения. - Больше тысячи лошадиных сил на заднем приводе. Ваш "хайэм спешиал" по сравнению с ним все равно что мопед!
- А вот это мы еще посмотрим! - ответила, прищурившись, Хэвишем. - На том же месте в тот же час, те же ставки?
- Идет! - ответил мистер Жаб.
Он завел мотор, надел очки и исчез в облаке воняющего резиной дыма. Эхо его клаксона висело в воздухе еще несколько секунд.
- Склизкая гадина, - пробормотала Хэвишем.
- Ни то ни другое, если уж быть точным, - возразила я. - Скорее, сухокожая амфибия.
Я дерзила без зазрения совести, поскольку она все равно меня не слушала.